Однажды (рабочее)

Разговорить Гархольда вообще оказалось не проблемой. Проблемой оказалось заставить его потом заткнуться. При этом всё рассказанное цимисхом никакой практической ценности не имело. Некоторое время Владислав вникал в рассказ о каких-то диких событиях в какие-то непонятные времена, пока не понял, что слушает вольный пересказ романа «Симплициссимус». Попытавшись вернуть рассказчика в реальность и к временам не столь далёким, он получил подробный отчёт о нынешних обычаях жителей Нового Света, музыкальном искусстве их чернокожих африканских рабов и наркотических веществах, употребляемых коренным населением. Это было крайне занятно, но света на происходившее последние полтора месяца не пролило. Про самого себя Гархольд рассказал сумасшедшее количество отдельных фактов, которые создавали впечатление, что ты давно знаешь своего собеседника, но при этом не давали ни малейшего понятия, каковы его цели, чем он вообще занимается и какие возможности имеет. При попытке завести разговор об их с Анной общем сире, цимисх скис и сказал, что он на эту тему говорить не хочет, потому что грустно всё это, но Мэй всегда знает, что делает, а значит, всё будет как надо. Пояснить, как именно надо, он не смог. На аккуратные попытки Владислава свести разговор к его сестре в ночи и особенностям их отношений Гархольд ответил, что «Мелкая, вообще, девчонка отличная, просто нужно научить её нормально развлекаться, но на Бэлку внешне похожа так, что жуть берёт, а сама Бэлка… редкая сука». Дракула мысленно сделал заметку спросить у регента Штрауса, не знает ли он в окружении Гархольда девушку по имени Белла, внешне похожую на Анну Валериус. Далее Владислав как бы случайно впроброс упомянул в разговоре имена сира Андрея, и сира самого сира. Выяснилось, что с первым Гархольд был когда-то знаком, и знакомство не задалось настолько, что дитя монгольских пустошей сочинило про соклановца высмеивающе-нецензурную песню, которую исполнило при уйме народу, а итогом выступления был большой скандал. На вопрос, зачем он это сделал, Гархольд ответил, что открытый конфликт был невозможен ввиду некоторых обстоятельств, говорить изысканные гадости, замаскированные под комплименты, он не умеет, а вот песенка без имён, но так, чтобы все поняли, про кого — это и с фантазией, и по силам. К тому времени Владислав был уже настолько пьян, что всерьёз заинтересовался текстом песни. Цимисх сказал, что «одну минуточку», и вернулся через полчаса с гитарой, Катериной и эклерами. Так начался вечер авторской песни. Я смотрел на гомункула сперва: вроде правильно сделано: Сзади рот, восемь ног и голова: в ней чего только не было! Три руки, два крыла и римский нос из спины пробивается… Задаёт мне мой сир теперь вопрос: «Это как называется?!» В сочинительстве издевательских песен Гархольд был очень неплох. Где-то между песней и рассказом про попытку украсть стрелку от Биг Бена от лица участника пришла Анна Валериус. Принцесса попыталась было вытащить Гархольда из цепких лап Владислава и алкоголизма, но каким-то образом оказалась на диване рядом с ними и с полным стаканом. К тому моменту Дракуле уже было кристально ясно, что изначальный план разговорить Гархольда привёл к обычной вульгарной попойке, из которой вряд ли можно будет вынести что-то полезное, но прекратить это уже не было никакой возможности, оставалось расслабиться и получать удовольствие. Владислав проснулся поздним утром на диване в гостиной в какой-то адски неудобной позе. Такого мерзкого пробуждения у него не было с тех пор, как он умер. При жизни, конечно, с ним случалось всякое, но даже тогда в употреблении горячительных напитков он был весьма умерен. После смерти же алкоголь и вовсе перестал оказывать на вампира какой-либо эффект, но то ли разница в почти триста лет и несколько десятков килограмм между ним и Гархольдом всё-таки взяла своё, то ли дело было в том, что у Владислава не было особого опыта в смешении напитков, а его собутыльник твёрдо решил познакомить всех присутствующих с искусством коктейля (судя по тому, что на балу её высочество потребовала плеснуть ей ликёра в шампанское, её он с этим искусством уже познакомил). В итоге господарь Валахии впервые за четыре сотни лет страдал похмельем. «Это сколько же нужно было выпить, чтобы так надраться, будучи бессмертным?» — подумал он, обводя глазами комнату. Пустая тара, расставленная по всем горизонтальным поверхностям, услужливо подсказывала, сколько, но мозг решительно отказывался считать литраж. Анна, пытавшаяся контролировать ход попойки, сдалась первая и до сих пор спала на соседнем диване в той же позе, в которой отключилась. В кресле калачиком свернулась Катерина. Гархольда нигде не было. Владислав с досадой вспомнил, что когда он сам отключался, цимисх ещё сидел в кресле, вперив рассеянный взгляд в пространство, и наигрывал что-то на гитаре, и это при том, что пить он начал ещё когда был в городе, то есть выпил куда больше, чем все остальные! Куда можно было уйти в таком состоянии кроме как в сопли, господарь Валахии не имел никакого понятия. Последнее, что он помнил, был Гархольд, смотрящий в его сторону и говорящий «Разбуди меня в десять». На вопрос Дракулы, с какого перепуга, цимисх ответил «Я не тебе, я коту». Кажется, тогда возле его ног действительно прошмыгнул рыжий матёрый котяра, виденный им не далее как день назад. Вместе с похмельем пришла жажда. Всего пара глотков крови существенно бы облегчили состояние и вернули вкус к жизни. Хотелось, конечно, свежей, тёплой, из чужой артерии, но вот желание напрягаться отсутствовало как таковое. Владислав вздохнул и мысленно прикоснулся к сознанию Сирены. Спустя пару минут в дверь постучали, и на пороге появилась малокровная с подносом, на котором стоял графин и по трём стаканам была разлита драгоценная жидкость. Владислав схватил ближний и жадно опрокинул в себя, чувствуя, как каждый глоток отдаляет его от этого насквозь отвратительного состояния, в котором он проснулся. — Гархольд сказал, девушки тоже захотят, — сообщила Сирена, ставя поднос на стол. — А сам он где? — хмуро спросил Владислав и с большим интересом отметил непривычное глазу лёгкое смущение на обычно чуть отрешённом лице служанки. — Ушёл куда-то, — неловко пожала плечами та. «А что было перед этим, я даже спрашивать не буду, и так понятно», — раздражение причудливо смешивалось с восхищением и чисто исследовательским интересом, сколько надо споить Гархольду, чтобы довести его до состояния, в котором пребывали остальные участники вчерашних посиделок. Воспользовавшись молчанием своего хозяина, Сирена поспешила смыться. Владислав же присел на корточки возле дивана, на котором лежало её высочество, и посмотрел в лицо спящей девушки. Он давно заметил, что настоящие лица бывают либо у покойников, либо у спящих. Первых в последнее время доводилось видеть куда чаще, у него не было привычки спать с кем-то рядом. Даже его невесты, удовлетворив все желания своего господина, тихо выскальзывали из его спальни и отправлялись к себе, потому что знали, что он не любит компании в те моменты, когда даже мёртвому нужно восстановить свои силы, отбыв в царствие Морфея. Единственной, кто за последнюю сотню лет спала в его постели, а не ублажала её хозяина, была Анна Валериус, и он чувствовал лёгкую едва осязаемую обиду Вероны и жгучую тяжёлую ненависть Алиры. Последняя, впрочем, до сих пор слегка не в себе после столкновения с её высочеством пару ночей назад. Владислав сперва не мог понять, каким образом чужой ураган ощущений, смявший сознание его невесты как ненужный пергамент, мог так бесследно и быстро растворится так, чтобы сам Дракула не мог чувствовать его даже будучи рядом с его хозяйкой. На мысли наводило еле различимое ощущение какой-то холодной отстранённо-искусственной гармонии, исходящее при ближайшем рассмотрении не от самой девушки, а от красивого кулона в виде змейки, висящего на шее в их первую встречу после той памятной ночи. Сейчас же цепочка с кулоном выскользнула из-под закрытого горла туники и амулет покоился рядом со спящей, запутавшись в её волосах и давая возможность рассмотреть поближе работу неизвестного мастера. Прикосновение вызывало лёгкое прохладное покалывание в кончиках пальцев. Магия была чуждой, но приятной. Владислав осторожно скользнул пальцами по изгибам змеи, выпутывая её из буйной гривы её высочества. Обращение меняет суть, пробуждая в человеке зверя, освобождая от условностей, навязываемых церковью и моралью, но Анна Валериус после смерти выглядела куда более человечной, чем ранее. Дракула украдкой рассматривал её вчера весь вечер и всю ночь, пытаясь понять, как же так может быть, но дошло до него только тогда, когда во время исполнения Гархольдом очередной издевательской песни, являвшейся камнем в сторону клана тореадор, она рассмеялась: без голоса, просто серией хаотичных выдохов и наклонив голову вниз и вбок, пытаясь спрятать улыбку, как будто та была неуместна. Какие бы проклятия и угрозы не кидала Владиславу Анна, которая была раньше, в глазах у неё были тоска и осознанная обречённость, из-за которой между идеальными дугами бровей часто пролегала морщинка и совсем юная девушка казалась старше, чем была на самом деле. В воспоминаниях Велкана проскакивали иногда её улыбки, но они были бледные, вымученные — слишком тяжёлая ноша с детства упала на хрупкие, не предназначенные для неё плечи. Однажды эту улыбку почти удалось вызвать самому Владиславу, но она была мимолётной и быстро погасла. Смеха её высочества Владислав не слышал даже в памяти её отца и брата. Едва ли самому Дракуле удалось бы заставить её рассмеяться в такое короткое время, как Гархольду, который не то что смешным выглядеть не боялся, а вообще считал, что идиот — интересный стиль жизни и отличный имидж. Это задевало, но что ж поделаешь, если у самого Владислава юмор обычно под стать любимому цвету в одежде. Смерть стала Анне освободителем, приобретённые силы дали спокойствие, а близкое общение с Гархольдом разбудило неведомый ей до этого вкус к жизни. Она ещё мучается угрызениями совести, стыдится перед семьёй и, в особенности, перед братом, испытывает страх перед необходимостью пить кровь, но экипаж тронулся. Открывшийся ей мир манил новизной, разгладил морщинку между бровями, научил ценить маленькие радости и искренне улыбаться. Она была восхитительна сейчас, когда тень ресниц падала на щёки, а каштановые кудри разметались по тёмно-красной обивке дивана. Голова чуть запрокинута, рот слегка приоткрыт, губы будто ждут поцелуя. Желание в своём самом безумном облике — облике… Врага? Или просто девушки, которой есть за что быть обиженной на него? И шансов привязать её к себе кровавой вечностью у него уже нет. Длинные бледные пальцы коснулись девичьей щеки, потому что их обладатель не смог удержаться от того, чтобы ощутить нежность бархатистой кожи. Закрытые глаза распахнулись, пару мгновений её высочество оценивало обстановку, а затем резко село, подтянув колени к себе. — С добрым утром, — хмыкнул Владислав, по чьему выражению лица было совершенно невозможно определить, насколько лиричные мысли были в голове у его обладателя не далее чем как пару мгновений назад. — Спорное утверждение, — чуть хрипловато отозвалась Анна, окидывая взглядом последствия вчерашнего бедствия под названием «Пьянка с участием Гархольда» — Вы с ним часто так напиваетесь? — поинтересовался Дракула, галантно подавая принцессе полный стакан, взятый с оставленного Сиреной подноса. — Бывало пару раз, — виновато отозвалась принцесса. Её ноздри затрепетали, втягивая аромат такого желанного и пугающего. Она непроизвольно облизнула губы, но медлила взять предложенное. Анна Валериус по-прежнему чувствовала неловкость за то, кем стала, перед теми, кого знала раньше. Особенно перед тем, кому кидала в лицо оскорбления, называя кровососущим чудовищем. — Ради дьявола, передо мной-то не притворяйся тем, кем больше не являешься, — вампир закатил глаза, настойчиво протягивай стакан. — Пей! Она робко взяла из его рук стакан, вздрогнув, когда их пальцы соприкоснулись (Владислав сделал это абсолютно умышленно). Что было хуже всего, этот запах действительно дразнил её, заставлял чувствовать внутри себя пустоту, которую тут же хотелось заполнить чужой жизнью, хотя она и не пила вчера столько, чтобы с утра ей требовалось восстанавливаться. Анна вздохнула и медленно большими глотками осушила стакан до дна. — Умница, — прокомментировал её поведение Владислав. Она только поморщилась в ответ, отдавая пустой стакан и между делом пряча под одежду кулон-змейку. — Полагаю, это нынче вместо креста? — поинтересовался её собеседник. — Какая тебе разница? — Просто любопытно, насколько привычка таскать что-то на шее может въестся в натуру. — Скорее, необходимость, — пробормотала Анна, утверждая тем самым Владислава в мысли, что над своими новообретёнными способностями она не очень властна. Дракула опустился с ней рядом, ненавязчиво обнимая за талию и притягивая к себе. — Пусти, — нервно сказало её высочество. — Забавно, — хмыкнул он, прижимаясь лбом к её виску, несмотря на её попытки отстраниться. — Ты каждый раз сердито шипишь, чтобы я тебя отпустил, но сопротивляешься при этом чисто символически. Это такой способ кокетства, или воспитание не позволяет тебе по-другому? — Да ты… — Анна дар речи потеряла от возмущения. — Если последнее — то нет проблем, я могу и силой. — Только попробуй, — пролепетала девушка. Должно было выйти угрожающе, но вышло жалобно. — Как скажешь, — хмыкнул Владислав. Его рука легонечко толкнула её в грудь, опрокидывая на диван, а в следующий момент принцесса почувствовала мягкую тяжесть чужого тела, придавливающего её к поверхности. Всё это уже было между ними когда-то очень давно, когда она ещё была жива. Даже забавно, насколько смерть ничего не изменила в их отношениях. Анна впервые задумалась о причинах, побуждающих Владислава так себя вести. Раньше она была уверена, что дело в азарте и в мести: все поколения её предков в гробу перевернулись, если бы последняя из рода Валериус поддалась на речи Дракулы, отвернулась от света, стала невестой вампира. Теперь же она и без его помощи натворила такого, что повергло бы в ужас её семью. Если бы он ненавидел её настолько, что этого показалось мало, у него был универсальный способ сделать ей больно — Велкан, но он этим не воспользовался. Означает ли это, что она действительно нравится ему как женщина? Но все его невесты были куда красивее. Метаморфозы — искусство преображения. Мэй легко меняла черты лица, рост, силуэт. Когда однажды никогда не считавшая себя красавицей Анна попыталась задуматься над тем, какой бы ей стоило бы стать, чтобы ощущать себя красивой, в голову ей так ничего и не пришло, напрасно она час сидела перед большим зеркалом в своей комнате, вглядываясь в своё отражение. Видимо, дело и правда в самоощущении, а не во внешних данных. Не встретив толком никакого сопротивления, Владислав накрыл её губы своими. Её рот послушно открылся, позволяя скользнуть внутрь языком. Мужская рука мягко легла на девичью грудь, слегка её сдавив. Анна судорожно вздохнула. Что-то было в этих прикосновениях такое, что заставляло желать их ещё и ещё, даже несмотря на все их непростые взаимоотношения с обладателем этих чутких пальцев, ласкающих тело сквозь тонкую ткань туники. В конце концов, однажды они уже были близки. Воспоминания о том разе автоматически перешли в воспоминания о последующем побеге и о том, что за ним последовало. Владислав почти физически ощутил, как внезапно она замерла и ушла в себя. Как же сложно, когда нельзя просто взять и влезть в чужую голову, чтобы узнать мысли её прекрасной обладательницы и силой заставить чужое тело расслабиться под его руками. Её высочество прикрыло глаза, на мгновение замерло, а затем вдруг резко вывернулось из-под Владислава, спихивая того в сторону и вскакивая с дивана. Вскочить, впрочем, не удалось: вампир успел поймать свою жертву за талию, и вставшая было Анна рухнула обратно на диван, отчаянно взбрыкнув ногами и задев ими стол. Тот опрокинулся, стоящие на нём следы ночной попойки и утреннего завтрака с грохотом и звоном рассыпались по полу. — Вы что, совсем обалдели? — поинтересовался сонный женский голос. Катерина потёрла глаза и села в кресле, в котором до этого спала, свернувшись калачиком. — Если ваши ролевые игры требуют в процессе громить помещение, идите куда-нибудь в другое место, — недовольно продолжила она свою мысль. Анна залилась краской. — Или ты просто можешь не допиваться до такого состояния, чтобы вырубаться в кресле, а идти спать в свою комнату, — невозмутимо отозвался Владислав. — Кто бы говорил, — едко отозвалась сестра, вставая. — Сам вчера в попытках споить Гархольда пролетел как посол турецкого султана, которого в своё время спустил с лестницы. Владислав хотел было ответить что-нибудь язвительное, но сестра успела быстро покинуть комнату до того, как он открыл рот. Катерина умела оставлять последнее слово за собой. Бесило это временами изрядно, но в то же время именно она была единственной из всей семьи, с кем у Владислава были действительно близкие отношения. Поэтому он в своё время и не смог отказаться от соблазна поделиться с ней своей вечностью. Её высочество меж тем стряхнуло с себя его руку. — Я теперь могу дать сдачи, — сердито сообщила девушка. — Ну так дай уже наконец, а то всё только грозишься, — хмыкнул Владислав. Ему и правда было очень интересно, на что способна теперь эта девушка, так лихо расправившаяся с двумя баалями. Что-то, правда, подсказывало ему, что для того, чтобы принцесса повторила это на бис, ей снова придётся чего-то хорошенько испугаться. В повседневной жизни она даже прикасаться к другим побаивалась, не говоря уж о том, чтобы как-то применить свои способности. Анне мгновенно захотелось стереть ухмылку с лица Дракулы. — Лежачего не бьют, — фыркнула она, окинув взглядом вальяжно развалившегося на диване мужчину. — Мне встать, чтобы принцессе было удобнее? — дёрнул бровью Владислав. — Что ты от меня вообще хочешь? — с досадой спросила девушка, пряча лицо в руках. За минуту слабости, в которую она так бесстыдно отдавалась этим ласкавшим её губам и пальцам было невыносимо стыдно. Ещё и про присутствие Катерины забыли. Чужие руки скользнули по спине, легли на плечи и легонько сжали. Владислав привстал, зарываясь лицом в мягкие волосы. — Чтобы ты перестала мне сопротивляться, — его шёпот щекотал шею и обволакивал сознание. — Ну же, Анна, признай, тебе нравится. — Если я вернулась и согласна помочь тебе ради того, чтобы в Трансильванию не пришёл Шабаш, это не значит, что ты мне нравишься, — сердито прошипела девушка, отстраняясь. — А знаешь, что мне абсолютно точно не нравится? Когда мне угрожают, когда меня шантажируют жизнью и благополучием близких мне людей и когда играют со мной в игры, смысл и цель которых мне не ясны. — Брось, Анна, — лениво отозвался Дракула. — Мне нужно было с тобой договориться, я сделал это доступным мне способом. Обрати внимание, я предпочёл договариваться с тобой по-хорошему. — Если это по-твоему по-хорошему, то я боюсь представить, что в твоём понимании по-плохому. — По-плохому было бы воспользоваться нашей встречей после смерти моего колдуна, и сделать с тобой то же самое, что с теми охотниками, которыми я украсил кладбище. Или обратить тебя, заставить сделать всё, что мне надо, а затем отпустить и понаблюдать, как ты борешься со своей новой сущностью, а затем совершаешь самоубийство путём встречи рассвета. Хотя… Посадить тебя на цепь рядом с твоим братцем после того, как он тебя укусил, тоже было неплохой идеей, я еле удержался. Принцесса молчала. — Я всегда полагала, что ты чудовище, потому что пьёшь кровь других людей, — наконец тихо заметила она. — Но, видимо, дело в личностных качествах, а не в этом. Лицо Владислава внезапно оказалось в нескольких сантиметров от её и в тёмных глазах полыхнуло что-то такое, что девушка даже не смогла понять, злоба ли это, ярость или… боль? Анна впервые пожалела о том, что отрезана от чужих эмоций магией амулета. — Да что ты вообще можешь предполагать в свои двадцать лет, родившись почти через столетие после эпохи Просвещения? — процедил вампир. — Что ты знаешь о тех временах? Да, я был жестоким. Но не я один. Пятнадцатый век вообще был жестоким временем. Всё, что ты знаешь обо мне и о тех временах, в которые твой досточтимый предок поклялся со мной покончить, ты заучила вместе с молитвами из уст своего отца. Всё, что рассказывал тебе я о твоём драгоценном предке, ты благополучно предпочитаешь игнорировать, потому что оно не укладывается в твою годами собираемую картину идеального мира, которую ты так рьяно защищаешь исключительно потому, что понимаешь: одно неосторожное слово — и она рухнет, развенчав твои представления о том, что хорошо, а что плохо. Поэтому ты без труда находишь оправдания для себя, но отказываешь в них мне. Это ведь так удобно: считать, что в бедах твоей семьи виноват кто-то третий, плохой, кого можно ненавидеть. Это ведь даёт такое сладкое ни с чем несравнимое чувство собственной правоты. Да, Анна? Хотя у тебя самой нет поводов меня ненавидеть. Ну… Почти нет. — Мой отец… — пролепетала принцесса. — Сперва был моей головной болью, а затем моим верным оборотнем. — Ты убил его! — Его убил Велкан. Велкан, который сейчас жив, здоров и развлекается в Васерии организацией сопротивления Шабашу путём мобилизации местного населения. — Ты заставил Велкана напасть на меня! — Верю, что это было неприятно, но ты после этого тоже осталась жива и здорова. — А те охотники… — Охотились на меня, моих невест и оборотней. Я просто поохотился на них самих и оказался более удачлив. Кстати, ты помнишь Казмера? Того самого, которого приказал повесить твой братец? Он ненавидел всю вашу семью так же, как вы ненавидите меня. А знаешь, за что? Твоя драгоценная семья, неся свет, лишила его матери, отправив ту на костёр. Кстати, безобидная была женщина, ведьма-травница. Ну сглазила пару раз недоброжелателей, но тех, кому помогла, было куда больше. Лечила неплохо, опять-таки, сколько ваших васерийских девок у неё побывало, чтобы скрыть свои похождения. — Но это же… ужасно, — пролепетала принцесса, когда до неё дошло, что имелось ввиду под похождениями. — Как они могли… — А ты бы на их месте предпочла принести домой в подоле и объясняться со своим папенькой? — Я бы в жизни не пала до того, чтобы… Тут Владислав просто расхохотался ей в лицо: — Вот только не надо рассказывать о греховности интимной жизни до брака! С учётом того, что сама ты лишилась девственности не будучи замужем, с врагом своей семьи, да ещё и по причине того, что банально хотела отвлечь меня от своего охотника. Анна просто несколько раз открыла и закрыла рот, не находясь, что сказать. Лицо горело. — Как по мне, так страсть хотя бы может служить оправданием для такого аморального поведения, в отличии от расчёта. Кстати, ты не думала о том, как тебе повезло, что я вампир? Вампиры не могут иметь детей. А вот если бы я был человеком, ты могла бы и залететь. Ну так что, ваше высочество, пересмотрели бы вы в таком случае своё отношение к греховности прерывания нежелательных беременностей или стали бы рожать мне детей? — издевательски поинтересовался Дракула. — Уверен, у нас бы получились красивые, главное только чтобы интеллектом не в твою родню. Анна сидела с таким видом, будто бы он ударил её по лицу. Владислав подумал, что, наверное, его и вправду как-то круто занесло, но виду не подал. В комнате повисло молчание. — Да пошёл ты… — наконец ответило её высочество и вылетело из комнаты, шарахнув за собой напоследок дверью так, что в окнах зазвенели стёкла. Самое странное в этом было то, что Владислав сам не понимал, зачем наговорил ей всех этих гадостей, но то маниакальное упорство, с которым она сопротивлялась его влиянию, задевало. Анна вихрем неслась по коридору, глотая солёные слёзы. Зверь внутри скрёб лапами и выл, какая-то злая энергия просто распирала её изнутри, нужно было срочно что-то сделать. Издалека послышались чьи-то голоса, но сама мысль о том, что сейчас ей может встретиться кто-то, с кем придётся хотя бы поздороваться, пробуждала желание убивать. Уже знакомое безумие мягкими кошачьими лапками прошлось по нервам. Девушка резко свернула за угол, обессиленно привалившись спиной к стене. Волосы встали дыбом от шёпотка, становящегося в последнее время привычным. Принцесса жадно втянула в себя воздух и, с трудом заставляя себя сконцентрироваться, привычным уже щелчком призвала сгусток тёмной материи, выглядящей будто прореха в самом мироздании. Мгновение — и сгусток разросся до размера двери. Её высочество нырнуло в мягкие успокаивающие объятия Бездны. «Тьма может быть губительна, а может исцелять» Кто ей это говорил? Мэй? Нет… Женщина с потусторонним взглядом, назвавшая Мэй фарфоровой госпожой Востока. Где она сейчас, эта фарфоровая госпожа? Почему не рядом с той, кому дала такое необычное становление? Потому что… У каждого свой путь. У каждого свой кошмар. У каждого своя молитва. Гархольд многого в этой жизни не умел, но к чему у него действительно был талант, так это к облечению чужих мыслей в краткие строки под гитарные переборы, потому что все долгие объяснения Мэй укладывались в эти три строчки припева песни, которую он когда-то исполнял, сидя на берегу удивительно тёплого моря, в которое опускалось оранжево-красное закатное солнце. Сейчас эти три строки зажглись в памяти спасительным маяком, когда всё остальное вокруг поглотила тьма. Тот, кто хочет знания, должен проделать свой путь за ним самостоятельно, ведь так? Ведь у неё есть такая возможность. Из прострации Владислава вывел звук открываемой двери. На мгновение ему показалось, что это вернулась Анна, но нет, на пороге стоял её брат в ночи. Дракула с интересом окинул Гархольда взглядом, пытаясь понять, связано ли появление того с тем, что принцесса вылетела из его комнаты пятнадцать минут назад в слезах и с такой скоростью, будто за ней демоны гнались. «Хотел попробовать границы возможностей семисотлетнего изверга — сейчас попробуешь», — подумал Дракула, подбираясь на всякий случай для прыжка. Гархольд, впрочем, кажется вообще понятия не имел о том, что у них тут произошло. Цимисх бухнулся в кресло, вытянул длинные ноги, почесал нос и сообщил: — Слушай, тут такая забавная шляпа произошла… Я, кажется, теперь Гэбриел Ван Хелсинг. — В смысле? — не понял Владислав. — Я вчера ходил на рождественскую маскарадную вечеринку, где представился убийцей и наёмником Гэбриелом Ван Хелсингом. Для этого, собственно, я и позаимствовал у него кое-что из его вещей. А потом за мной через полгорода пёрся какой-то чудик. Я его вчера с хвоста стряхнул, а сегодня он снова появился. А монах его случайно увидел, да и сказал мне, что этот хмырь из личной свиты некого инквизитора Исидоры. — С чего ты взял, что он следит за тобой как за Гэбриелом Ван Хелсингом, а не как за вампиром? — спросил Владислав. — Потому что следить за вампиром, не имея с собой толком никакого оружия — очень тупо. Особенно тупо делать это по ночам. Значит, он считает, что следит за человеком. И увидел он меня впервые на том приёме, где я представился Ван Хелсингом! Дракула задумался. Информация требовала осмысления. Мыслить же совершенно не хотелось. — Ты его хоть сюда не привёл? — поинтересовался он наконец. — Ты меня за кого принимаешь? — обиженно дёрнул бровью цимисх. — Я искупался в фонтане, слазил через забор в ботанический сад за ромашками — ты бы видел, как смешно он лез за мной, явно крыса кабинетная, а не полевой работник. Затем мы с ромашками завалились в бордель, откуда и ушли втихую сквозняком через окно, оставив своего драгоценного соглядатая краснеть и мяться у входа. — Кажется, репутации Гэбриела нанесли серьёзный ущерб, — хмыкнул господарь Валахии. — А где ромашки? — Подарил Сирене. Но раз тебя это так волнует, в следующий раз могу и тебе нарвать, — отозвался Гархольд. — Я обойдусь, — заверил его Владислав. — Так что с этим горе-следопытом делать? — поинтересовался цимисх. — Без понятия, — пожал плечами его собеседник. — С инквизицией обещала разобраться Анна, вот пусть она и думает. Тем более, это в её интересах, спасти своего драгоценного охотника. Кстати, ты её не видел? — Видел. Сегодня утром в этой комнате в отключке, когда уходил. А что? — Да так, ничего, — отмахнулся Владислав с безразличным видом. Гархольд одарил его каким-то нехарактерно цепким взглядом, сделал какие-то свои выводы, но промолчал. Мастером улаживать деликатные ситуации он не был, поэтому по возможности старался не лезть в отношения своей сестры в ночи с вампиром, монахом, охотником и всеми прочими. На его взгляд ситуация не стоила выеденного яйца, он уже предлагал дать по башке Велкану, за которого так беспокоилась Анна, связать его и вывезти куда-нибудь в безопасное место подальше от всего этого. И не надо будет бояться за его жизнь. Странная история многовековой вражды вообще была за гранью его понимания: Гархольд зла не помнил. Свою неприязнь он выражал при помощи банального мордобоя. После этого он полагал все счета оплаченными, а с бывшим недругом мог и выпить на мировую. Ещё неугодивший цимисху мог стать объектом его своеобразного чувства юмора. Тратить же своё время на ненависть и придумывания изощрённой кровавой мести Гархольд находил бессмысленной тратой времени, да и вообще ему было лень. Нет, время от времени он так проникался каким-нибудь очередным прочитанным готическим романом, что мог целую неделю примерять на себя роль тёмного властелина или кровавого мстителя, но и это ему быстро надоедало. В общем, Гархольд по своей натуре был обладателем того, что Мэй Лин Аои называла здоровой крепкой психикой.