Sleep Sugar

Пробуждение далось ему не легко. Помещение, в котором он очнулся, было погружено во тьму, не было ни единого источника света, который бы позволил разглядеть, где он. Определить который час было не возможно. Сколько же он проспал? Пока это было не так важно, гораздо больше его волновал вопрос, что с ним произошло. Все тело болело, словно при падении он переломал себе все кости. Падение… Воспоминания восстанавливались не без труда, голова болела ничуть не меньше, чем остальные части тела. Он отчетливо помнил ведьму и Эмму, стоящую на пути, летящего в нее луча зеленого цвета. Пожертвовать жизнью ради любимого человека, что может быть благороднее? Когда ты готовишься отдать свою жизнь в обмен на дорогого человека, не задумываешься о том, что для тебя когда-нибудь наступит следующий день. Важно лишь то, что любимый человек останется жить, а вместе с ним останешься жить и ты в его воспоминаниях. Эта жертва должна была стать искуплением всех его неправильных поступков, она должна была доказать Эмме, что он любил ее по-настоящему, любил ее настолько, что предпочел встать на пути этого луча. Разочарование от того, что он жив, сменилось страхом. Что если ему не удалось защитить Эмму, она ранена или еще хуже – мертва? Страх и отчаяние заставили его , морщась от боли сесть, на постели. В один момент на него нахлынули головокружение и тошнота, кровать закружилась по спирали. Ему показалось, что он вернулся в прошлое, снова стал мальчишкой, который впервые поднялся на борт корабля. Когда он встал, все стало только хуже, пол едва не ушел у него из-под ног. Ему нужно было поскорее найти хоть кого-нибудь , кто мог бы отвести его к Эмме или рассказать как она! Его глаза немного привыкли к темноте и из нее медленно стали проступать детали. Это была явно не палата в больнице Франкенштейна, не его собственная каюта, это место не принадлежала ни одному известному ему миру. Вдалеке появилась маленькая мерцающая точка. С каждым шагом к ней навстречу точка все росла, пока ее смутные очертания не приняли форму факела. Рядом с факелом полукругом стоили огромные зеркала. Когда он подошел к факелу, в каждом из зеркал появилось его отражение. Это был он и в то же время - нет. Вместо черного плаща на нем был синий военный мундир, волосы были длиннее и сам он был моложе. Так он выглядел в те времена, когда его брат еще был жив. Тогда его знали под именем Киллиан. Что-то еще в этом отражении было не так… его рука, точнее отсутствие крюка, который дал ему прозвище. Удивленно Джонс разглядывал странное отражение. Этот человек с теми же чертами лица давно пропал, умер в миг смерти его брата. Он больше не был тем благородным молодым человеком, ставящим честь на первое место, так почему же зеркало показало его Крюку. Это было странное место: магические зеркала, физически ощутимая, давящая темнота, оглушающая тишина, место между сном и реальностью… Сном и реальностью? Это было слишком плохо, чтобы быть реальностью. Он слышал рассказы Белоснежки и Генри о проклятии сна, отправляющем душу в скитания по мрачным коридорам в полном одиночестве, о комнате объятой огнем, но никогда не представлял, что сам окажется в подобном месте. Проклятие сна, какая ирония. Он думал, что его участь погибнуть во время шторма или схватить пулю или удар сабли во время стычки. Эмма должна была уснуть вместо него, пока ее истинная любовь не пробудит ее. Истинная любовь Эммы не он и не Нил, а ее сын. Она уже доказала это, разбудив его однажды от такого же проклятия. Какая ирония! Крюк горько рассмеялся, но его отражения остались молчаливы. Он единственный в этой доблестной команде, у кого не было счастливого конца. И теперь его уже не будет. Не будет шанса завоевать сердце Эммы, он больше не будет рассекать волны на любимом корабле, у него больше ничего не будет. В сердцах Крюк толкнул зеркало, и оно разлетелось на сотни осколков, в каждом из которых отразилось лицо Эммы. Горько ухмыльнувшись, Крюк прошептал: - Добро пожаловать в свою новую тюрьму, Киллиан. Навечно…

***

- Эмма, Эмма! Постой! – Мери Маргарет едва поспевала за дочерью. – Голд ничем тебе не поможет! Это не то проклятие, от которого он может избавить Крюка! Эмма резко повернулась к матери. - А что мне делать? Просто смотреть на его безжизненное тело? – в ее голосе сквозило отчаяние. – Он пожертвовал жизнью ради меня! Он спас всех нас, благодаря нему у меня был шанс победить Зелену! Ты думаешь, я позволю ему вечно скитаться по лабиринтам небытия? Мери Маргарет ласково приобняла дочь за плечи. - Эмма, это проклятие сна. От него есть только один способ избавиться… Эмма в отчаяние стряхнула с плеч руки матери. - Что же нам делать, Мери Маргарет? Что мне делать? Или ты предлагаешь сидеть и ждать, что он сам когда-нибудь очнется. Женщины поежились от налетевшего порыва ветра. - Давай пойдем домой, не выход сейчас среди ночи бежать к Голду, да и он наверняка хочет побыть с Бэль после всего, что недавно произошло. - Да, - Эмма тяжело вздохнула, - да, наверное, ты права. Этот вопрос может подождать. Просто это не справедливо, понимаешь. Я должна была уснуть! У меня есть Генри, он пробудил бы меня… А у него? У него была только Мила, но ее не стало. Кто разбудит его? Мери Маргарет поправила шарф и, немного нахмурившись, посмотрела на дочь. - Почему ты думаешь, что у него никого нет? – увидев удивленный взгляд дочери, она заторопилась объясниться. – Дорогая, я знаю, что между вами с Крюком что-то было… - Что??? Я? Я не люблю его! – воскликнула Эмма. - Тише, - Мери Маргарет неловко заозиралась. – Любовь может быть разной: как у нас с твоим отцом или как у тебя и Генри, я даже уверена, что любовь к Нилу у тебя была настоящей. Но Нила больше нет, а Генри твой сын, дай шанс себе на новое чувство, может быть, то что ты испытываешь к Крюку, значит гораздо больше, чем тебе кажется? Эмма тряхнула головой, и устало провела рукой по лицу. - И что ты думаешь? - Я думаю, если есть шанс, то нужно попробовать. Если не ради него, то ради себя самой, это поможет тебе разобраться в себе. – Лицо мери Маргарет в эту минуту светилось такой неподдельной тревогой и заботой о дочери, что сердце Эммы пропустило несколько ударов. - Но поцелуй с ним заберет мою магию… Мери Маргарет обняла дочь. - Вспомни, как Румпельштильцхен отверг своего сына ради магии и потерял его на долгие годы, потерял свой шанс быть счастливым, и 200 лет жил с раскаянием и болью. Стоила ли магия таких жертв? А если твои силы нам понадобятся, то мы найдем способ их вернуть, – она слегка улыбнулась, глядя на дочку.

***

Сомнения Эммы так и не развеялись, когда она вошла в палату Крюка. Сейчас, лежа под белым больничным одеялом без своего черного плаща и крюка, он казался простым мужчиной. В это мгновение он не был ни принцем, ни пиратом, ни героем и не злодеем. Даже обрубок руки не казался таким зловещим, перемотанный чистой белой тканью он вызывал лишь сострадание. Эмма, изучая свои собственные чувства, слегка коснулась его ладони пальцами. И ничего не последовало, никакого электричества, никаких мурашек. Его кожа была горячей и сухой. Она представила, как он этой рукой сжимал гладкое дерево штурвала, с кривой улыбкой встречает рассвет. Было что-то в этом романтичное. Она взяла его руку, мозолистую и грубую, наверное, такой и должна быть рука настоящего моряка. Она вспомнила, как его рука несколько раз сжимала ее плечо, а сейчас силы в ней было меньше, чем в руке новорожденного ребенка ее матери. Она смотрела на спящего Крюка, пытаясь понять, что к нему чувствует в этот момент, когда он был просто Киллианом. Его лицо было странно отстраненным, не было ни его кривой ухмылки, ни нахмуренных бровей. Он не называл ее «лапочкой» или просто «Свон». Как же ей решить, что она чувствует к нему. Ведь если она его просто поцелует сейчас, не разобравшись в себе, то он не проснется, эта магия действует не так. Она постаралась представить, что было бы, если бы Зелена не усыпила его, а убила. Переживала бы она? Для этого ей потребовалось призвать на помощь все свое воображение. Вот зеленый луч пронзает его тело, и он медленно оседает у ее ног, а через секунду его глаза становятся стеклянными. Больше никогда он не взглянет на нее с вызовом и своей коронной усмешкой. И в этот момент что-то сжалось в груди от понимания, что даже сейчас, он все равно, что мертв. Она не увидит его серых глаз, не прочтет за вызовом в его взгляде что-то большее. И не всегда он был дерзок с ней. Наверное, он единственный, кто почти всегда был с ней честен, он всегда говорил ей что думает, а думал только о том, чтобы защитить ее и Генри. «Ни пройдет ни дня, чтобы я не думал о тебе, Свон», -в этом был весь Крюк. Она была его надеждой на счастливый конец, но был ли он тем же для нее. Несомненно, она испытывала к нему что-то, она почувствовала это еще в Неверленде, когда поцеловала его. Все это время он жил для нее, поддерживал все ее безумные планы, делал все, что она просила, и ничего не требовал взамен. Он был ее опорой в это время, она могла доверить ему оберегать жизнь собственного сына, она могла бы доверить ему свою. Эмма всхлипнула, сейчас она не чувствовала себя ни спасительницей, ни могущественной чародейкой, она снова была запутавшейся маленькой девочкой. Слезы текли по ее лицу. - Ты бросил меня, так же как бросил Нил, так же как меня бросили мои родители! Если я сейчас скажу, что люблю тебя, а этот чертов поцелуй не сработает, как я смогу жить дальше. Я не могу больше терять, я устала, мое сердце и так похоже на решето! Лицо Киллиана расплылось от слез, застлавших ее глаза. Она больше не могла сдерживать рыдания. Переживания последних недель наконец вырвались наружу. - Я не хочу быть больше потерянной девочкой. Я больше не хочу, чтобы мое сердце разбивали. Мне так больно! Господи, Киллиан, мне так больно! Она задержала дыхание, чтобы успокоиться. Ее взгляд снова упал на постель Крюка. Он был нужен ей. Но какой будет их жизнь потом? Сможет ли она когда-нибудь умерить его нрав, отправится ли он вместе с ней и Генри в Нью-Йорк, или вольная жизнь моряка будет для него важнее? Ответ на ее вопросы может найтись только если он очнется. Утерев слезы, она наклонилась над кроватью и замерла. Ей никогда не было страшно целовать мужчину, но в этот момент сердце словно провалилось в бездну. - Давай же, лапочка, я не кусаюсь, - передразнила она Крюка, и невольно на губах заиграла улыбка. Их губы соприкоснулись… И ничего не произошло, ее не откинуло волной магии как с Генри, он не открыл глаза. Не сработало. Эмма без сил опустилась на колени и уткнулась лицом в руку Киллиана. Все кончено, это нужно было принять и пережить! Но где найти силы, чтобы снова усмирить эту боль в сердце? Что ей делать? Что? На плечо легла чья-то рука. Эмма подняла заплаканное лицо. Рядом с ней стояла мать настоятельница. - Эмма, мне нужно тебе кое-что сказать. Иногда любовь исцеляет не только поцелуем, но и словами. У твоих отца и матери любовь не нуждалась в словах, твоя любовь к Генри тоже была понятна без лишних признаний. Но, может быть, ваша любовь иная, иногда сначала нужно признаться в своих чувствах и только потом скрепить их печатью поцелуя? – с улыбкой голубая фея поцеловала ее в макушку и вышла, оставив Эмму наедине с пиратом. Руки Эммы лихорадочно затряслись. Сжав запястье Крюка так, что ее костяшки побелели, она неуверенно прошептала: - Я люблю тебя, Киллиан. Ей показалось, что его рука дрогнула под ее пальцами. Моментально ослабив хватку, Эмма отдернула свои руки и уставилась на Крюка. Под веками его глаза лихорадочно метались из стороны в сторону.

***

- Я люблю тебя, Киллиан! – эхо разносило эти слова по его мрачной темнице. Голос Эммы отражался от стен и потолка, и множился. -Эмма, Эмма!? – Крюк вскочил на ноги и стал звать, постоянно оглядываясь и пытаясь разглядеть ее силуэт во мраке. – Эмма, ты слышишь меня?! Эмма, где ты?

***

Она снова наклонилась над ним и прижалась губами к его губам. И снова ничего не произошло. Отстранившись, в отчаянии Эмма схватилась за голову, слезы беспрестанно катились по ее лицу. - Прости меня, Крюк, я не смогла тебя спасти. – прошептала она, направляясь к выходу из палаты. - За что, - послышался хриплый шепот, - за что мне простить тебя, лапочка? Эмма резко обернулась. Серые глаза Крюка были открыты и смотрели прямо на нее, а на его потрескавшихся губах играла слабая улыбка. - Понравилось целовать меня, пока я сплю? – голос ему подчинялся плохо и больше походил на сиплый шепот. Эмма с улыбкой покачала головой, даже едва очнувшись от проклятия, он оставался собой. – Останься хоть ненадолго, Сторибрук переживет пять минут без спасительницы, Свон. В его глазах читалась мольба и отчаяние, он протягивал ей свою здоровую руку. Эмма вытерла остатки слез, села на постель рядом с ним и взяла за руку. - Спасибо, - запнувшись, сказала она, - спасибо, что спас меня… тогда во время битвы. - Свон, ты серьезно сейчас хочешь поговорить об этом? – он смотрел на нее, не веря, что еще секунду назад эта отстраненная женщина призналась ему в любви. – Эмма. - Крю… Киллиан, я не хочу сейчас ничего обсуждать. Она попыталась встать, но он удержал ее. - Ты думаешь, что можешь вот так уйти сейчас? Сделать вид, что ничего не было? Я слышал то, что ты сказала мне за секунду до поцелуя! – он почти кричал. Только услышав от нее слова любви, через пару секунду потерять снова. Это было несправедливо. – Зачем ты разбудила меня, чтобы снова мучить? На секунду я поверил, что могу быть снова счастлив… с тобой, как ты сама отбираешь у меня такую возможность. Эмма с яростью выдернула свою руку из его. Она не знала, почему так злится и на кого, на него или на себя? Конечно же на него, ведь он заставил ее переживать, в один момент она снова чуть не пережила утрату и боль от этого до сих пор не давала покоя. - А что ты хочешь услышать? Ты хоть знаешь, что пришлось пережить мне? Нил бросил меня беременную в тюрьме, он едва не погиб, когда мы освобождали Регину, я думала что он мертв целую чертову неделю. Уолш оказался летающим монстром, который пытался меня убить. Смерть Нила во второй раз. А теперь ты! Если ты услышал мое признание, то должен был слышать и другие мои слова! Я устала терять, каждая потеря разбивает мне сердце… - Свон… - Замолчи и дай мне договорить! Каждая потеря разбивает мне сердце, и осколков остается все меньше. В моем сердце больше дыр, чем в твоем поношенном плаще. Мне больно, Киллиан. Мне было больно признавать, что ты для меня что-то значишь, и видеть тебя полумертвым на этой кровати. Мне было страшно, что ты никогда не очнешься! И я злюсь, нет я не просто злюсь, я ненавижу тебя, за то, что я сейчас испытала… - Успокойся! – было что-то в голосе Крюка, что заставило ее замолчать. – Ты думаешь, я там на курорте был? Все эти дни, что ты была занята спасением мира, я пребывал в таком месте, какое врагу не пожелаешь. И единственная моя мысль была, что больше не увижу единственную женщину, которую люблю! А все почему? Потому, что я думал, ты не любишь меня, что у меня нет шанса на счастливый конец. Но я здесь, и это что-то значит! Лапочка, я не умею говорить красивых фраз, я даже не уверен, что не накосячу и не разобью тебе сердце снова. Но я не Нил, я не умру. За 200 лет меня не убили ни сражения, ни штормы, даже Румпельштильцхен не смог меня убить. И я не брошу тебя, по крайней мере, по своей воле. Я любил Милу и почти двести лет вынашивал планы мести за любимую. Уж это должно тебе хоть что-то говорить о моем постоянстве. Я могу все испортить, я могу разочаровать тебя, но я так же могу и попытаться сделать тебя счастливой. И сейчас, единственное, что мешает тебе…, нам быть счастливыми… вместе, так это ты сама. Эмма пораженно смотрела на Крюка и впервые не знала, что ему ответить. - Я люблю тебя, Эмма! И, надеюсь, ты разбудила меня не для того, чтобы я снова страдал. Дай мне шанс, дай нам обоим шанс. Боль от потерь когда-нибудь пройдет… у нас обоих. На глазах Эммы снова появились слезы, и она отвернулась к окну. Крюк с большим трудом подошел к ней и обнял покалеченной рукой. К его удивлению впервые она не отстранилась и прошептала: - Я люблю тебя, Киллиан. - Я не подведу тебя, Свон.