USER

Насколько я понимаю, прошла уже неделя с тех пор, как я пришел в себя. Не чувствую никаких изменений помимо психических. Мой внутренний, в прошлом спокойный, мир рушится на глазах. Меня бесит жалость всех вокруг, кто приходит меня навещать. Меня бесит то, что мама относится ко мне, как к ребенку-инвалиду. Я готов просить врача, чтобы ко мне не пускали Тиффани, ведь эта девушка уже раздражает заботой. Но я не могу говорить и вообще упрямо не реагирую на общение дока со мной. Почему бы всем просто не оставить меня в покое и перестать ебать мне мозг?! Меня раздражает, что все эти люди говорят мне совершенно спорные вещи, а я, при этом, не могу ответить. Я едва шевелю губами, чего говорить про язык. Немые люди - самые несчастные. Я больше не могу всякий раз выслушивать бред. О том, что я болен, о том, как я мог дойти до такой ручки и о том, как всем было страшно за меня. А не пойти ли всем просто нахер?! - Мистер Худ, у вас совершенно нет никаких нарушений слуха. Это не один раз проверено нами и доказано. Чтобы у нас, врачей, не возникало тревог на этот счет, я прошу вас дать мне знать, что вы слышите меня в данную минуту, - говорит старикашка, не переставая прожигать во мне взглядом дыру. Как я ему дам знать? Плюну в лицо? У меня нет лазеров из глаз, к сожалению. - Я все еще жду, - произносит док и мне захотелось усмехнуться. Я тоже жду. Жду, когда он закроет дверь в мою палату с обратной стороны. Прилагаю некоторые усилия, чтобы приподнять правую руку и направить в сторону дока средний палец. Этот жест должен помочь ему. Мужчина строго смотрит на меня, сжимает губы в тонкую линию и кивает. - Ладно. С такими успехами, мы переведем вас в психиатрическую лечебницу, - сухо отвечает он и я, клянусь, готов сделать все, чтобы он сам оказался в психушке. С болью поворачиваю шею в сторону, отворачиваюсь от врача, тем самым показывая, что наш разговор окончен и я хочу, чтобы он умер или, хотя бы, ушел. В конце-концов он покидает палату. Лучше б я сдох и не мучался. Теперь приходится лежать, как беспомощный мудак. Меня кормит бульоном с ложки мать - что может быть хуже?! Меня возят на каталке по больнице, чтобы сделать процедуры и прочее. Причем, никто не может дать точных сведений о состоянии моей спины, которую я, сука, не чувствую совсем! Зачем я жив, черт возьми?! Чтобы быть настолько униженным? Чтобы жить, как домашний питомец? Я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь ходить, а всех волнует только то, что я не хочу ни с кем общаться! Мой крик души прерывает неловкий стук в дверь. Это Тиффани. Пришла, чтобы порыдать над моей кроватью. Жаль, я не могу сказать ей "убирайся". Девушка заходит в палату, кладет свою сумку на диван и с приветливой и счастливой улыбкой подходит ко мне. Убейте меня, я не могу видеть на ее лице радость. - Врачи сказали, что тебе уже лучше, - она улыбается еще шире, но тут же старается сдержать улыбку и скрыть белые зубы. Порой мне кажется, что чем чаще она приходит ко мне, тем больше расцветает. Уже нет темных кругов под глазами, что делали ее лицо тусклым и серым. Глаза блестят счастьем, а на щеках румянец. Я блевану, если буду рассматривать ее дальше. Такую Тиффани можно представить на пляже с красивым парнем, но не в больнице со мной. Почему она постоянно приходит сюда?! Неужели в ее возрасте нет более интересного занятия, чем радоваться душевному дроблению неудачного самоубийцы?! - Сегодня твоя мама не придет, поэтому обедать ты будешь со мной, - ее тихий и ласковый голос на мгновение успокаивает меня, но злость тут же возвращается. ОНА будет кормить меня. Проклятье. Дайте мне соску и ползунки. Еще ладно мать, но она... я желаю умереть от голода. Отвожу взгляд от девушки к окну. Погода хорошая. По улицам гуляют люди, парочки всякие, старушки с собачками. Все молодо-зелено, а я в дерьме. Не о такой жизни я мечтал. Напротив, не мечтал вовсе, но меня упрямо заставляют жить, пичкают против воли таблетками и ставят капельницы, которые я не могу сдернуть с себя из-за слабости. Смотреть в окно еще хуже, поэтому я решаю закрыть глаза. - Мне кажется, ты не хочешь видеть меня здесь, - с грустью замечает Тиффани. Догадалась, ну надо же, - я могу в любую минуту уйти и, если хочешь, я прямо сейчас отдам тебе ключи от твоей квартиры и ты меня больше не увидишь. Она почему-то уверена, что я буду ее держать. Иначе она бы не стала так бросаться словами и идти на риск. По ее глазам видно, что больше всего на свете она боится, что я приму эти условия. Стоп. Она живет в моей квартире?! Вспоминаю про пачки презервативов в аптечке, где нет бинтов, и противозачаточные таблетки одной моей подруги. Она покупала их после неудачного похода в клуб и попросила придержать их у себя, чтобы ее мамка ничего не узнала. От воспоминаний своей ублюдской жизни становится тошно. А еще, в шкафу на самой нижней полке остались некоторые вещи Ирэн. А в ванной под раковиной трава, причем не моя. С опаской смотрю на Тиффани. Она отвела от меня взгляд и с интересом смотрит на свое отражение в зеркале. Что она там увидела такого примечательного? Зеленые глаза девушки будто помутнели. Она о чем-то сосредоточенно думает, или что-то вспоминает. Уголки губ дрожат и... только не слезы, нет. Мне не остается ничего, кроме как дотянуться до ее руки своей ладонью. Тиффани вздрагивает и быстро, многократно моргает, чтобы унять приступ плача. Я не привык к ранимым девушкам. Со стороны Тиффани смотрится очень своенравной и сильной, а на самом деле... Я бы сказал ей "прости", но не могу. Даже не хочу, но мне стыдно. Она чувствует мое настроение во много раз лучше, чем кто-либо другой. Эта девушка понимает меня по взгляду, она будто знает меня всю жизнь. Еще ни разу ее обида на меня не была ошибочной, а за неделю поводов накопилось достаточно, чтобы она просто поднялась со стула и вышла из палаты, громко хлопнув дверью. Я не понимаю, что ее держит. Почему она не может просто взять свою гордость, как победное знамя, и уйти? Не сильно сжимаю ее хрупкую руку в своей. Девушка слабо улыбается и ее глаза снова сияют радостью. Странная она все-таки. Никогда не думал, что позволю кому-то вить из меня веревки с помощью слез и обид, но стоит ей заткнуться, уставиться в пол и начать реветь... она бесит меня, короче. - Ты обязательно поправишься, слышишь? - ободряюще говорит Тиффани так, будто убеждает в этом саму себя. Что будет, если она узнает, что я не хочу идти на поправку? Я слишком устал жить таким образом, а если пытаться начинать все с нуля - придешь к тому, с чего начал. Это замкнутый круг или, скорее, петля, удавка. Пройдя несколько раз, ты все равно удавишься. Тиффани поймала мой безучастный взгляд и помрачнела. Ей снова все ясно. Проницательность этой девушки выводит меня из себя. Я ненавижу, когда меня "читают". Когда анализируют каждое мое движение и каждый взгляд в сторону. Тиффани гладит меня по волосам, затем, ведет ладонь вниз по щеке. Я уже говорил, что мне нравится это. Я люблю, когда девушки касаются моего лица в добрых целях. Взгляд Тиффани становится настороженный и умный. Она что-то хочет сказать, но колеблется, говорить ли. Тут же на ее лице появляется неловкая тревога. Она стеснительно улыбается, прижимая ладошку к моей щеке. - Мне очень нравятся твои скулы. Овал лица, - говорит она. Смущенно отвожу взгляд в сторону. Так нельзя, я даже не могу отшутиться или просто усмехнуться. Моя реакция, скорее всего, напоминает реакцию идиота, но... - И губы, и глаза... - продолжает она. Как попросить ее заткнуться? - Особенно глаза, - добавляет Тиффани. Что необычного в глазах черного цвета? То, что практически не отличить зрачок от радужки или это очередная ее придурь? Хмурю брови, а девушка лишь усмехается этому. С ней невозможно быть серьезным. Тиффани нельзя не назвать придурочной девушкой. Она одержима собственными мечтами, которые, на мой взгляд, не имеют ничего общего с реальностью. Я не помню ее. Никогда не видел, уверен в этом. Ловлю себя на мысли, что не забыл бы ее. В Тиффани есть что-то особенное, что вызывает интерес. - Ты ее любишь? - внезапно спрашивает Тиффани. Ее. Ирэн. Я вижу на лице девушки страх. Я не могу понять, какое ей до меня дело. Влюблена, но... это ведь бред. Я не знаменитость, чтобы не знать ее при том, что она знает меня. Не видел ее, это точно, но при этом, она выглядит по уши влюбленной в меня, причем с некоторой уверенностью в голове, что это взаимно. Хмурюсь. Она задает вопрос временно немому человеку. Я должен посылать ей ответ мысленно? Конечно, я могу покачать или покивать головой, но что это даст? Я люблю Ирэн, но мне не нужна здесь истерика Тиффани. Она обижается на ерунду - боюсь представить ее реакцию на правду в этом вопросе. Но это глупо. Я же не могу разлюбить Ирэн, как по взмаху волшебной палки. Ненавижу подобные вопросы, ведь сказать правду - значит, не быть понятым, а быть врагом и ублюдком. А если соврать или промолчать - то быть врагом и ублюдком. Тогда, в чем, вообще, смысл подобных тем?! - Понятно, - сухо и равнодушно произносит Тиффани и несколько раз кивает, будто разминает шею, - прости, что не позволила ей подойти к тебе и... пообщаться, - Тиффани пытается взорвать мой мозг. Это как раз тот вид женщин, которые ноют и ноют, но добиваются своего. Своими слезами и соплями выгибают мужчин, как им нужно. Уверен, что поступлю правильно, если дам ей понять, чтобы заканчивала эту херню. Это жалобное и обиженное выражение лица не поможет ей. И извиняется не исркренне, а для того, чтобы я подумал: "да, ладно тебе. Все нормально, ты поступила правильно". А вот нихера. Достаточно равнодушно смотрю в ее, полные обиды, глаза. Тиффани поджимает губы и вынимает свою руку из моей ладони. Конечно, что еще можно сделать на ее месте? Обида через край. Я не понимаю одного: почему я обязан проявлять понимание и заботу?! Я совершенно не знаю ее, она не нравится мне и я не в том состоянии, чтобы решать какие-то мутки. Нельзя быть такой навязчивой. Медленно закрываю глаза, сделав вид, что меня клонит в сон от действия капельницы. Мне колят большое количество обезболивающего и успокоительного.