На краю: Легенда о Суини Тодде

*** За окном почти неделю шел дождь. Небо затянуло серыми облаками, которым не видно ни конца, ни края. Устав от работы, Ловетт закрыла закусочную на два дня, чтобы полностью посвятить себя тому единственному человеку, ради которого она жила, тому, кто был одержим только жаждой мести, тому, в чьем сердце не осталось места для любви и ласки. Девушка понимала, что вряд ли сможет вытеснить из сердца Суини его погибшую жену, но в тайне надеялась на это. Это можно сделать только одним способом – стереть из памяти воспоминания об этом городе. Вот и сейчас Ловетт прижималась к своему цирюльнику, положив голову ему на плечо. Ее рыжие кудри, будто огненная река, вились по груди Тодда. - Я и думать не могла, что можно заработать столько денег. Давай, уедем отсюда, – Она поцеловала Суини в щеку, прикрывая свою наготу одеялом, словно стеснялась кого-то. - В мире много мест, я их названия не знаю, но часто вижу по ночам, во снах, когда не смотрю на вращающийся шнек мясорубки. Меня уже тошнит от пирожков. Я так устала от дождя и смога… Давай, уедем? Тодд отстранил свою любовницу, встал с кровати и, не стесняясь своей худобы, подошел к окну и отдернул занавеску. - Этот город еще должен мне. Цирюльник смотрел на мокрые камни мостовой, по которым бежали ручьи и скакали пузыри. Он будто не слышал или не хотел слушать Ловетт, погрузившись в свои мысли, а девушка тем временем продолжала описывать свои мечты. - Я сотни раз представляла себе, что мы будем жить на маленьком островке, только ты и я, и будем любоваться закатами и восходами, сидя на песке у кромки воды, которая будет повсюду. У нас будет много детей, они будут бегать и радостно кричать… Разве это не счастье? Суини уловил только последнее слово, сказанное Ловетт. Он резко повернулся и развел руками. - Это счастье?! Мы живем в грязных трущобах, мы никому не нужны, ни богу, ни дьяволу. Всем плевать на нас, а нам на самих себя… Я режу людей, как скот, а ты крутишь из них фарш. Какое это счастье?! Люди бояться пройтись по улице, дети рады любому найденному огрызку. Посмотри вокруг, нигде не видно ни одной бродячей собаки. И не потому, что люди стали заботится о братьях своих меньших, нет. Их просто всех поймали и съели. Я и не знал, что счастье такое. Спасибо, что просветила! - Суини раздувал ноздри и пыхтел как паровоз. Он вернулся на кровать, сел и обхватил голову ладонями. – Я был счастлив, когда жил мечтой о встречи со своей женой и дочкой, а сейчас мечта разбита, как чашка. Осколки разлетелись, и их уже не склеить. Ловетт вскочила на колени и прижалась всем телом к Тодду. - Я, я готова слепить новую чашу для тебя и наполнить ее теплом, заботой и любовью. Будь со мной, Суини, - девушка прильнула губами к шее своего любовника. – Ты сможешь снова стать счастливым, мы сможем. Цирюльник тяжело вздохнул и, отвечая на поцелуй, прошептал: - Разве это счастье? Эх, хотел бы я спокойным сном забыться… Их губы слились. Стоны и крики любовного соития заглушили раскаты грома. По стеклам застучали крупные дождевые капли, а по небу заплясали сполохи молний. Город всем своим естеством нагонял на жителей тоску и уныние, прогоняя смех, тепло и радость, стирая все краски, оставляя только серые тона… *** Под вечер дождь неожиданно прекратился, но ветер усилился, разогнав редких прохожих. Никому не хотелось замерзнуть, подхватить ангину или очередной непонятный грипп и свалиться с температурой на несколько дней, в лучшем случае. В хорошую погоду редко кто появлялся в трущобах, разве что в церкви да возле закусочной Ловетт, а в такую промозглую и подавно никого не увидишь, да и смотреть тут особо не на что, все дома одинаково серы и безлики. Но имелась здесь подворотня, где, несмотря на холод, не стихал звонкий смех. Под арочным сводом старого заброшенного дома, где размещался своего рода публичный дом, толпились дюжина девиц, которые выбрали торговлю собственным телом, как единственный способ прокормить себя. Но сегодня торговля не шла совсем. Если в другой день девицам удавалось заработать сотню другую фунтов на всех, то в последние дни клиентов не стало вовсе. На нормальную работу без связей устроиться не возможно, а откуда такие знакомые у тех, кто живет в трущобах? Случалось, что иногда забредал какой-нибудь горожанин среднего класса, покупал себе девушку на весь день, и уводил к себе домой, но это случалось крайне редко. Обычно услуги оказывали внутри дома, где кое-как были оборудованы комнаты: ширма и кровать. Вода в кране только холодная, но это лучше, чем ничего. Некоторые предаются утехам прямо на холодных камнях улиц, под лестницами и в канавах, а тут хоть какая-то цивилизация. - Я бы сейчас отдалась первому встречному! – потирая ладони и ежась от холода, сказала одна жрица любви. – Замерзла, как собака. Не заработаю, так хоть согреюсь! Остальные девушки поддержали ее громким смехом. - Не факт, Мадлен, - вступила в разговор вторая. – Бывает, клиент весь такой из себя крутой, понтов, словно он гуру секса, а на деле – пыхтит, как паровоз, елозит, ручонками сучит и только простыни в кучу собирает… - Еще и спросит, мол, тебе хорошо со мной детка? – вставила третья, и девицы вновь разразились смехом. – А сама лежишь, мух на потолке считаешь. Мадлен сплюнула под ноги и подтянула колготки. - Лучше, чем, с тобой, ни с кем не было! Козел… Мэри, может, потремся, для сугрева, а?! Бритая наголо девушка в кожаных шортах и красном свитере показала Мадлен средний палец и поддержала беседу. - А я однажды даже заснула, ей-богу! Проснулась оттого, что этот боров повалился на меня без сил. Едва не задохнулась. Он мне тогда за моральный ущерб десятку отстегнул. Твою мать, холодно-то как! Девчонки, а Мадлен права. Может, замутим групповушку? Устроим ведьмовской шабаш, костер разожжем, попрыгаем через огонь, попляшем. - На метлах полетаем… Мадлен снова плюнула под ноги. - Я на хорошей метле давно не сидела. Ловетт, сучка, устроила себе выходной, нежится в тепле со своим парикмахером, а мы теперь мерзни. Сейчас бы раскрутили ее на ужин с пивком. М-м… - А он ничего так, - шмыгнула носом Мэри, - этот цирюльник. Интересно, как он в постели? - Повезло этой рыжей ведьме… Единственный фонарь на этом конце улицы моргнул, осыпал мостовую искрами, но не погас. Девушки разом вздохнули и замолчали. Разговор зашел в тупик. Да и о чем говорить? Изо дня в день они обсуждают одно и то же и друг друга знают, как облупленных. Который год стоят вместе в этой подворотне… Неожиданно тишину улицы нарушил визг тормозов, и около девушек остановился роскошный черный автомобиль. Дверь со стороны водителя открылась и на холодные, еще влажные камни, ступили ноги, обутые в дорогие лакированные туфли, а спустя мгновение из «Кадиллака» показался человек в сером костюме. Он приподнял солнцезащитные очки и осмотрел товар. - Не густо… Девицы на мгновение замолчали, переглянулись и стали удивленно перешептываться. Еще бы! Их почтил своим визитом сам судья Уикид! - Интересно, что он забыл в нашей дыре? – Мадлен натянула дежурную улыбку и приподняла руками грудь. - Ну, ответ очевиден, раз он смотрит на нас, - прикусила губу Мэри. – Я бы с ним устроила прения. Он в мантии с молотком, я на коленях, просящая пощады… Судья приблизился к жрицам любви, которые строили глазки и миловидно улыбались, и приступил к более тщательному осмотру товара. Он проверил грудь и ягодицы фемин на упругость, посмотрел наличие всех передних зубов, будто выбирал себе лошадь на рынке или раба, хмыкнул и отошел на два шага. - Приветствую представительниц самой древнейшей профессии, Надеюсь, представляться не нужно. Вероятно, вы задаетесь вопросом: что такой человек делает здесь, в этих трущобах? Так? – Уикид сел на капот своего автомобиля и продолжил монолог. – Зачем ему обычные проститутки, когда он может позволить себе переспать с самой красивой моделью, или найти девку подороже? Так? – Девушки боялись что-либо ответить и просто стояли, потупив взгляд, и слушали. – Так, но вот в чем загвоздка… Уикид кашлянул в кулак, поерзал на капоте и убрал руки в карман. Свет раскачивающегося фонаря создавал атмосферу допроса, будто судья выпытывает у девушек какую-то тайну. Вся улица превратилась в допросную камеру. Да и коленки у гетер затряслись на самом деле. Поди знай, что у него на уме. Это он сейчас сидит, лясы точит, а через секунду налетят копы, затолкают в автобус и все, поминай, как звали. Мадлен решилась открыть рот. - Мы ничего такого не делаем. Просто стоим и разговариваем. Хотели посидеть в закусочной, но она зарыта… Судья поднял руку, оборвав фемину на полуслове. - Девочка, я знаю, кто вы, и что тут делаете. Понимаешь, - Он поманил Мадлен к себе, а когда та подошла, рывком усадил себе на колени, запустив руку ей под блузку. – Мне хочется чего-то нового, какой-то грязи, что ли. Хочется погрузиться в этот мир, в котором живете вы. Тот, в котором живу я, стал мне скучен. Он сер, понимаешь? Там у меня есть все, мне нечего больше хотеть, и от этого я схожу с ума. Я даже задумывался, а не бросить ли все к чертовой матери? Одеть не этот дорогой костюм, а драный свитер, пожить в каком-нибудь брошенном доме без стекол в окнах, заняться любовью с грязной шлюхой, как ты. По-простому, по-животному, - Уикид высунул язык и часто задышал, изображая собаку. После столкнул Мадлен и силой опустил на колени. – Смерть Христова, этот город опостылел, его воздух тяжел, будто ядовитый газ, им трудно дышать. Мне нужен глоток свежего. Хочется увидеть что-то, что даже я не смогу купить. Есть ли такое на этом свете? Сомневаюсь. Довольно, потом доделаешь… Судья соскочил с капота, застегнул брюки и, намотав на кулак волосы Мадлен, поднял ее с колен. - Мне больно… - прошептала девушка. - Жизнь такая штука, - усмехнулся судья. – Иногда бывает приятно, но, в основном, больно. Удовольствие – это награда за терпение. Садись в машину, и ты, бритая, тоже. Сделаете все, как положено, вернетесь сюда здоровые и невредимые. И богатые. Не говоря ни слова, Мадлен и Мэри запрыгнули на заднее сидение черного монстра, который привез Уикида, и затихли. Сам судья послал оставшимся в подворотне девушкам воздушный поцелуй, занял водительское сидение и завел двигатель. Через мгновение автомобиль медленно покатился по улице. Серые дома выглядели довольно мрачно. Уикид нервно колотил пальцами по рулевому колесу в такт «Holidays in the Sun» и посматривал в зеркало заднего вида на девиц, которые боязливо переглядывались. Их можно понять: сидят в машине ни кого-то там, а самого судьи, который непонятно как оказался в их захолустье, да еще и выбрал для своих утех. О нем ходили такие слухи, от которых мурашки по спине бежали. Еще не известно, чем обернется это нежданное путешествие. Поговаривают, что судья любит экспериментировать, не брезгует садо-мазо. Правда или нет, но ходят слухи, что не все после его экзекуций выживали, так что есть чего опасаться. Проезжая мимо закусочной Ловетт, Уикид задержал взгляд на окнах, сокрытых роль-ставнями, и, плюнув в открытое окно, достал пачку сигарет и закурил. Сизый дым наполнил внутреннюю утробу железного монстра. Судья достал из бардачка початую бутылку виски, зубами вытащил пробку и сделал большой глоток.  Угощайтесь, - Он, не глядя, протянул бутылку назад и нажал на педаль тормоза. - Я буквально на минутку. Надо заскочить в церковь, так сказать, грехи замолить. Слишком много накопилось, складывать некуда. Не скучайте.  Не будем, - в один голос промолвили жрицы любви. Уикид усмехнулся, открыл дверь и влез из автомобиля. Естественно, его лакированный ботинок угодил прямиком в лужу.  Твою же мать, - судья сжал кулаки, поднял взгляд в серое лондонское небо и скрипнул зубами. - Я когда-нибудь снесу этот квартал! Служитель закона потряс ногой, стряхивая капли с ботинка, и направился по дорожке, посыпанной гранитной крошкой, к входу в церковь, что цепляла своим шпилем мрачные тучи. Подойдя к массивным дубовым дверям, Уикид обернулся, сплюнул под ноги и, потянув створы на себя, скрылся в священной обители. Эхо звуков шагов летало под сводами прихода, окутанного полумраком. Дневной свет еле протискивался сквозь витражи, играя с мириадами пылинок, парящих в воздухе. - Есть тут кто? – спросил судья, и его собственный голос обрушился на него с тройной силой, заставив поморщиться и прикрыть ладонями уши. – Вот он, глас божий… Уикид кашлянул в кулак, аккуратно ступая подошел к гигантскому распятью и, поцеловав колено деревянного изваяния, перекрестился. После этого он проследовал мимо исповедальных кабинок к приоткрытой боковой двери, ведущей в сад, и выглянул наружу. Судья нахмурился, сплюнул под ноги и покинул приход, ступив под сень цветущих деревьев. - Вот плут. Скрывает от меня такое чудное место! Это же оазис посреди пустыни. Эх, святой отец. … Гранитная крошка хрустела под подошвами дорогих туфлей судьи, который насвистывал незамысловатую мелодию. Внезапно он замер и прислушался. Где-то в глубине сада звучал прекраснейший девичий голос, взывавший к Создателю. Он словно магнит стал притягивать к себе судью, и тот не смог сопротивляться его зову. В глубине сада, на деревянной скамье, прижимая к груди книгу, сидела очаровательное юное создание. Ее золотистые, вьющиеся волосы ниспадали на плечи, поверх которых была накинута вязаная кофточка. Девушка, прикрыв глаза, напевала молитву, обращенную к Создателю, и не могла заметить, что из-за деревьев ее буквально прожигает чей-то взгляд. - Господь наш небесный, благослови. Бессмертен живущий во имя любви… Кашлянув в кулак, судья обнаружил себя и вышел из укрытия. Юная дева встрепенулась от неожиданности и уронила томик на дорожку. - Позвольте… - Уикид быстро поднял священную книгу и стряхнул с переплета прилипшую гранитную крошку, после чего передал библию таинственной незнакомки, а когда та приняла ее, не спешил отпустить. – Кто ты, дитя, и что делаешь в этом… в этом саду? - Меня зовут Элиза, я дочь настоятеля этого прихода, отца Эбеттора. - Элиза… - протяжно произнес судья, устремив взгляд в серое лондонское небо. – Позвольте, я присяду, не возражаете? - Нисколько, - девушка подвинулась, подобрав платье. Уикид сел, оттянул ворот рубашки и, не боясь помять пиджак, откинулся на спинку. Он прикусил губу и буквально утонул в зеленых глазах незнакомки, которая и не пыталась отвести взгляд. - Клянусь смертью Христовой, - судья хотел было дотронуться до щеки девушки, но тут же отдернул руку, сжав ладонь в кулак, - я не встречал более прекрасного создания, чем вы. Вы - ангел! Элиза… Я… Я даже потерял дар речи. - От чего же? – удивилась девушка. - Я сражен вашей неземной красотой, - Элиза смутилась, и ее щеки зардели. – Скажи, что ты делаешь тут, дитя? Вы замужем? Есть ли на этой грешной земле тот, кому отдано ваше сердце? - Оно навсегда принадлежит Создателю, которого я люблю всей душой. Я даже собираюсь уйти в монастырь, чтобы дни и ночи проводить в молитвах. Даже отец одобряет мой выбор. Судья вздохнул и еле слышно произнес. - Наверняка это была его идея. Сушеный мухомор… - Что? – спросила девушка. - Так, - отмахнулся Уикид. – Мысли вслух. Я забыл представиться: Джонни Уикид, судья. Возможно, вам покажется это странным, но… Ваше лицо мне кажется очень знакомым. Мы не могли встречаться с вами раньше? В театре, на балу? Возможно, мы встречались… Он не успел договорить. Словно торнадо, в сад ворвался Эбеттор. Со всей быстротой, на которую только был способен, он устремился к беседующим. Элиза бросилась навстречу священнику, но то не обнял ее, как обычно, а отстранил и прикрыл собой, оказавшись лицом к лицу со служителем закона. - Невозможно! – глаза настоятеля гневно сверкнули. – Навряд ли, уважаемый судья, встречались вы, поскольку дочь моя не любит общества. Живет вдали от суетного света и мирских соблазнов, готовясь в монастырь. Не правда ли, Элиза? Девушка подала голос. - Да, отец. Я уже говорила этому господину. - Иди к себе, дитя моё, - Эбеттор преградил дорогу Уикиду, который намеревался остановить девушку. - Цветок невинный, лилия… Элиза… - но та, попрощавшись, скрылась из вида. Судья и священник с минуты стояли молча, глядя друг другу в глаза. Казалось, еще немного, и между ними запляшут искры и молнии. Таково было напряжение! Оба сжимали кулаки и играли желваками. Вот оно, противостояние похоти и ненависти! Уикид проиграл эту молчаливую дуэль. - Отдать ее хотите в монастырь?! – Он запрокинул голову и театрально засмеялся, отступая на несколько шагов назад. – Святой отец, вы дочь свою не любите, как видно! Уж вам ли, посвященному, не знать, что в нынешних монастырях твориться… Порочнее не сыщешь в мире мест! Я сам в монастырях бывал не раз, по долгу службы, разумеется, и лично видел все. А, в прочем, это ваше дело… - Слава Господу, - перекрестился Эбеттор. Он уже тешил надежду, что судья потерял интерес к его дочери, но тот и не думал сдавать своих позиций. Уикид запустил пальцы в волосы, осмотрел сад и сплюнул под ноги. - Но, покуда девушка не спрятана от нас, и пока ее прекрасный голос не заточен в стенах монастыря… Я приглашаю вашу дочь к себе, - едва судья произнес эти слова, священник сдвинул брови и вновь сжал кулаки, что, естественно, не ушло от пытливого взгляда судьи. - Что с вами?! Нет причин для страха. Она должна участие принять в моем благотворительном концерте. С небес прозвучал раскат грома, а на землю упали первые капли дождя. Эбеттор, тяжело дыша, шагнул навстречу судье. Он был готов разорвать его голыми руками. - Это невозможно! Уикид метнулся в сторону и нанес священнику удар кулаком в живот, после чего выхватил из-за полы пиджака пистолет и прижал его ствол к голове охающего от боли пастора. Судья свободной рукой взял согнувшегося в три погибели Эбеттора под локоть и помог ему сесть на скамейку, где несколько минут назад читала молитвы Элиза. - Не спорьте, смысла нет. Скрывать такой талант от всех – преступление. Я говорю вам это, как… Как судья. Я завтра же пришлю за ней машину. Эбеттор откашлялся и исподлобья посмотрел на ненавистного врага. - Вам трудно отказать… Уикид спрятал пистолет, выудил из кармана платок и вытер взмокшие от волнения ладони, после чего промокнул лоб священника. Сев рядом, судья повертел в руках книгу, которую второпях забыла Элиза, вдохнул аромат ее переплета и с силой вручил настоятелю. - Мы договорились? Эбеттор сглотнул. - Ну что ж… Я соглашусь, но в знак чистоты намерений ваших, прошу вас причаститься. Уикид посмотрел в глаза собеседника. - Хорошего вина? Так кто же против. Я здесь вас подожду. Мне свежий воздух пойдет на пользу, здесь много лучше, меня от запаха ладана подташнивает слегка. - Как вам будет угодно. Эбеттор встал и поклонился, приложив руку к груди. Мысли в его голове роились, а в висках застучали тревожные молоточки. Он шел и думал: «О, боже… Ужель допустишь ты, чтобы этот нечестивый фавн вослед за матерью и дочь сгубил, за двадцать лет мне ставшую родной?! Допустишь ты, но я не допущу». Священник скрылся в стенах церкви и вернулся в сад спустя несколько минут, держа в руке чашу с вином, куда подсыпал цианида, которым травил крыс. Судья же по-прежнему сидел на скамейке, закрыв глаза и подставив лицо моросящему дождю. Его голова была занята мыслями об Элизе. Она стала тем саамы глотком свежего воздуха, о котором он так давно мечтал. Уикид рисовал в своих мечтаниях такие картинки, от которых у девиц, сидящих в его машине, от стыда зарделись бы щеки. От желания обладать девушкой судью даже начало трясти. - Вас только за смертью посылать!- открыл он глаза, услышав шаги священника. Тот протянул гостю чашу. - Пробка в бочке крепко сидела. Специально для вас открыл новую. Урожаю почти сто лет. Уикид принял серебряную посудину и вдохнул терпкий аромат. - Христова кровь… - Он залпом осушил чашу. – Недурно. Я красное вино люблю, хотя шипучее мне более по вкусу. Судья небрежно бросил чашу на гранитную крошку, утер пальцами уголки губ и пошел прочь. Уже на пороге двери, ведущей в храм, он обернулся и крикнул священнику, чья сутана впитывала дождевую влагу. - Завтра, не забудьте! Эбеттор промолчал, сложив руки за спиной, и стоял еще долго, пока дождь не начал хлестать его по лицу, словно плети, что когда-то опускались на чело Создателя.