***
Том сидел в самолёте и раздумывал: больше времени для этого у него и не было. Опрометчиво загрузив себя работой после разрыва с Джули, он теперь не мог выкроить даже минутки на то, чтобы расставить хоть какие-то новые приоритеты, так как многие из старых рухнули к чертям. Например, отношение к Тори. Они тогда замечательно посидели, не учитывая того, что каждый в это время раздумывал о своей личной драме в жизни. С последнего визита Тома к Тори пролетел почти месяц, но он всё так же тепло хранит о нём воспоминания. Тогда он так и не поехал к себе: одна мысль о том, что придётся возвращаться, тем более в одиночестве, домой, где Джули часто бывала, нагоняла на него тоску. Тем более, что в берлоге Тори всегда было так уютно... Неказистая обстановка, но зато радушный приём, чашка горячего чаю или кофе и что-нибудь вкусненькое к нему. Футбол или мультики по телеку или на ноутбуке Тори, смотря что у неё лежало в холодильнике: пиво или газировка. Хозяйка под стать своей квартирке: ничего не делала, чтобы привлекать внимание внешне, но зато была надёжной, понимающей и необыкновенно щедрой. Широта её души проявлялась во всём, казалось, она хочет и может объять необъятное. В чём-то она напоминала скалу: надёжная, непоколебимая и твёрдая в своих убеждениях. Когда Том высказал это сравнение Тори, та рассмеялась и сказала, что в той местности, откуда она родом, есть прекрасный образец скалы, который в полной мере её олицетворяет. Прямоугольником стоит она не вдоль берега, а поперёк, чуть поодаль от основных скал, будто обломок какой-то стены, раньше уходившей к самому горизонту. Одиноко она высится над морем, а в скале зияет круглая дыра, больше человеческого роста. Потешная легенда гласит, что это след от ядра, пробившего скалу, но ни одно ядро так её бы не пробило. Вот так же и сама Тори, стоит поодаль ото всех, надёжно и прочно, но со своим так и не затянувшимся душевным пробелом. "Вот так вот оно бывает, дружище Том: стоишь прочно на своих двоих, а "добрые" люди да невзгоды житейские душу в клочья изодрали, - мудро сказала она ему тогда. - Наливай ещё чуть коньячку, ещё по 50 хлопнем". Тогда Том проснулся абсолютно бодрым и отдохнувшим. Голова ничуть не болела: выпили они действительно чуть-чуть. Он не мог без улыбки взглянуть на тихо сопевшую под боком Тори, которая лежала, как всегда, раскинув руки и укрывшись одеялом по самую макушку. Он отмечал и это, ещё когда жил у неё, и ещё то, что когда она спала, то делалась практически бесшумной и неподвижной. Полная отключка. И у неё был действительно крепкий сон: однажды она со смехом рассказывала, как просыпала несколько землетрясений. Но он никогда не замечал, насколько у Тори маленькие ладошки: почти как у ребёнка, даже коротко подстриженные ногти (Тори, хихикая, называла это "маникюром пианиста") лишь добавляли такое впечатление. Из любопытства он даже положил рядом свою аристократическую ладонь с длинными изящными пальцами, чтобы посмотреть, насколько маленькой была ручка Тори. Даже неизвестно, какая из ладоней смотрелась комичней при таком сравнении. Том тогда посмеялся про себя и вновь перевернулся на спину. Дело даже не в руках, сама Тори всё-таки была большим ребёнком. Это, правда, можно увидеть, лишь когда она спит, либо когда недавно проснулась. Серьезное лицо с поджатыми тонкими губами, чуть вздёрнутым коротким носом с небольшой горбинкой и пухленькими щеками напоминало выражение лица капризного ребёнка. Но эти милые щёчки наблюдались у девушки лишь с утра ("Утро доброе, хомяк", - так она приветствовала себя в зеркале в ванной): ближе к ланчу взору вновь представал её скуластый бледный лик с большими серо-голубыми глазами, которые казались ещё больше из-за бледно-фиолетовых теней под ними. Джули всегда укоряла Тори за эти круги под глазами и говорила, что ей нужно вести более здоровый образ жизни и хорошо высыпаться, на что Тори всегда нагло отвечала, что её сизые круги всегда были с ней, сколько она себя помнит, а советы Джули ей никак не помогут. Тогда Тори испортила всю милую обстановку, проснувшись и оглушительно чихнув. "А-а-апчхуй, мля! - произнесла она вместо "доброе утро". - У меня разлетелось хлебало; давненько я так не чихала, - пропела она и села в кровати. - О, ты ещё здесь. А я сплю и думаю, что что-то душно чересчур. И так лето, жара, а он тут рядом дрыхнет, пузыри пускает", - обратилась она тогда к Тому, разрушив все его, начинавшие пробиваться, мечты о том, чтобы валяться вот так и через десять лет, а кроме них тут ещё будет скакать черноволосая девочка с огромными голубыми глазами и весело пищать: "Доброе утро, папа! Скорее вставай, включи мне мультики!" Но Тори всегда умела искусно разрушить подобные мысли Тома, даже не подозревая об этом, а если б и подозревала, то нисколько бы не огорчилась. Но в эти три с половиной недели без Тори некому было душить эти мысли. И Том летел обратно с твёрдой уверенностью сказать ей всё напрямую. Сказать, что он восхищается её умом, её пристрастием к року - к Muse, Green Day, Rammstein, Limp Bizkit и ещё каким-то русским группам, названия которых он не понял, разве что Сплин; восхищается её отношением к друзьям, её принципами, её безграничной любовью к племяннице, ради которой она готова порвать любого в клочья и пустить по ветру; восхищается тем, как она работает и как бездельничает, как готовит и носится по дому с пылесосом, распевая "Ghostbusters"; да даже её ногами восхищается, чёрт возьми! Самолёт только сел в аэропорту, люди спокойно сходили по трапу в предосенний Лондон, а Том уже мчался к такси. Главное - примчаться к Тори, пока решимость не угасла. Но в подъезде её дома он вдруг задумался. Что он делает? Вот так возьмёт и скажет ей весь этот бред? После этих слов уже не будет так, как раньше. А вдруг не будет никак? Ни пива и футбола, ни безумного кутежа на вечеринках, ни её шуточек про трусы на люстре как показатель уровня беспечности на вечеринке наутро... Вдруг это всё уйдёт? Всё то, что делало её такой непохожей. Но надо верить в лучшее и не поддаваться на провокации. Иначе так и пройдёт жизнь, а он ничего не сделает. Том позвонил в дверь и тут же нажал на дверную ручку. Удивительно - дверь оказалась открытой, что странно для такого-то района и слишком беспечно даже для Тори. Он прошёл в комнату и застал её за столом в кухне, где перед ней стояла бутылка вина и какие-то печенюшки. Тори подняла взгляд на Тома: глаза её ещё больше расширились и округлились. - Я думала, ты позже приедешь, - сказала она, удивительно сочетая в голосе удивление и равнодушие. - А ты тут веселишься? - Если бы... - протянула она и вперила взгляд в свой бокал, в котором ещё оставалось немного вина на донышке. - Как и предсказывала Джули, я спиваюсь...***
Тот день Тори опять начала с выпивки. Даже всякие мультики с тупым юмором не заглушают её внутренних противоречий. Слишком много их скопилось. И хоть с одним из них надо что-то решать. Тогда, до отъезда Тома, Тори проснулась под утро. "Прямо как Полли," - подумала она тогда. Тори валялась на подушке, не отрываясь, глядя на чеканный профиль спящего Тома. Странно, у них ничего не было, а от этого утра веет ощущением, что было, и что они не первый раз так засыпали и будут ещё так засыпать. Хотелось, чтобы утро не заканчивалось, чтобы они так же валялись, как на той лежачей демонстрации за мир Джона Леннона и Йоко Оно. И чтобы эта демонстрация против вообще всего никогда не заканчивалась. Но потом Тори опять уснула, а проснувшись, не стала высказывать этих мыслей. С самого начала Том напоминал ей Её - Полинину маму. Они были похожи чем-то в характере, чем-то в улыбке, чем-то даже в смехе. Хотелось истерично хохотать и биться головой о стену: её идентичность характеров с братом доходит до того, что их тянет к похожим людям. Ну это ни в какие ворота! А что делать с этим притяжением, Тори не знала. Она ведь может одной фразой испортить такие классные дружеские отношения!***
- Ты, как обычно, веришь Джули? - задал вопрос на её реплику Том. - Я ей никогда не верила, особенно насчёт моих отношений с алкоголем. Но сегодня она права. Если человек прав, я не могу это не признать. - Ну и в чём причина? - Депрессия не приходит одна: она приводит Есенина, Бродского и Маяковского. И бутылочку хорошего вина. И запой с шизофренией. - У-у, как это мрачно... - Соглашусь. Просто я в растерянности... - Ты знаешь, я тоже... - Это даже становится интересным. Я наллю собі я наллю тобі вина...А хочеш із медом? - пропела Тори. - А это что? - На украинском песня. Иногда я начинаю думать о том, больше ли я русская или украинка. Но прихожу к выводу, что это неопределяемо. Так будешь бокальчик? - Том кивнул. - Я не здамся без бою, я не здамся без бою, - совсем тихо пропела она, наливая вина в бокал.