Фиалка

Посетителей в ресторане действительно не так много. За столиками, стоящими достаточно близко друг к другу мужчины и женщины, нарядные, веселые, смеются и разговаривают между собой. Они радуются жизни с привычно-приветливой маской на лице, невозможно за этой заученной улыбкой прочитать ни счастья, ни печали, на торжества, ни боли. Столы просто ломятся от еды. По крайней мере, так кажется ей, Лидии, голодной и оборванной бездомной девушке, тихо бредущей по направлению к роялю. Есть ли в этом зале те, кто видели ее в прошлый раз? Остановят ли ее? Ей все равно, только бы дойти до рояля, хотя бы коснуться его пальцами, ощутить то незабываемое чувство, которое всегда приходило к ней, когда она начинала играть: границы пространства и времени стираются, она парит в каком-то ослепительном мире, наполненном чистым искусством. «Кто это?» Лидия слышит за собой изумленные возгласы. Ее заметили раньше, чем в тот раз. Люди за ее спиной начинают в один голос перешептываться, она чувствует их настойчивые взгляды, буквально впивающиеся в ее худенькую спину. - Я знаю ее! – слышится звонкий женский голос. – Это талантливая музыкантша! Сейчас мы все станем свидетелями невероятного чуда. Прошу, не беспокойтесь. Кажется, кто-то пытается заинтриговать публику, чтобы девушку не выгнали. Женщина подходит к Лидии и кладет руку ей на плечо, тихо произнося: «Ты ведь пришла снова нам сыграть, да?» Лида изумленно оборачивается: перед ней высокая стройная женщина с безупречно прямой спиной, тщательно уложенными волосами, одетая в деловой костюм. Лида не помнит ее, хотя та, кажется, узнала девушку. Женщина смотрит на Лидию добрыми серо-голубыми глазами, в них читается какое-то почти материнское чувство: смесь нежности и легкого беспокойства. Лида садится за инструмент. Тонкие изящные пальцы плавно опускаются на клавиши. Она чувствует, что люди в зале затаили дыхание. Все перестали разговаривать, все наблюдают за ней. Но ей все равно. Она начинает играть. Над ресторанным залом, словно по волшебству, льются звуки «Лунной сонаты» Бетховена. Звуки уносят ее в совершенно иной мир, более светлый, более счастливый, но и с ноткой неизбежной грусти. Пальцы уверенно воспроизводят знакомую до боли мелодию, но мысли ее блуждают далеко от реальности – в области смутных воспоминаний. - Как хорошо, что ты нас пригласила! Спасибо тебе! – Лида дружески обнимает Вику, свою лучшую подругу. Они всей компанией стоят на просторной веранде на даче у Вики. Кажется… Нет, точно, это то же самое лето, когда Лидия ездила с родителями на пикник. Сейчас ясная ночь, на небе множество звезд, и полная луна освещает тихий и скромный пейзаж. - Не за что! Вайолет, я так рада, что родители тебя отпустили! – Вика освобождается из объятий подруги. Они вместе смотрят на звездное небо: Лидия, Вика, Анатолий, Саша, Марина. Странный сегодня день: они ездили купаться на реку, потом гуляли в лесу, вроде бы все, как обычно, но с ноткой какой-то тревоги, как показалось Лидии. Дело в том, что Анатолий, который должен был бы по своему обыкновению шутить и дурачиться больше всех, был непривычно тихим и задумчивым. И только Вайолет знала тому причину. Прошлой ночью на даче у Вики было много гостей. Ее родственники, друзья родителей, все наслаждались дружеской беседой и легкими закусками. Вику и Лиду, как окончивших музыкальную школу, просили поиграть на старом пианино, стоявшем в зале, окна которого выходили на веранду. Вика, как обычно, подтрунивала над присутствующими, кривлялась и небрежно долбила по клавишам что-то среднее между «Полетом шмеля» и «Турецким маршем», получалась форменная какофония, от которой у слушателей немедленно закладывало уши. Лида стояла у высокого (от пола до потолка) окна, которое служило и дверью на веранду. Она точно знала, что в такую тихую ясную ночь нужно играть только «Лунную сонату», которую и исполнила, когда Вику силой выдворили из-за пианино. Странно… Ее слушали с таким вниманием! Но больше всего ее поразила реакция Анатолия, который всегда утверждал, что терпеть не может классическую музыку. Он стоял у самого пианино и смотрел на Лидию странным, остановившимся взглядом, в котором читались восхищение, изумление и… неясная печаль. После того, как последние аккорды отзвучали в воздухе, все кинулись к Лидии, начали громко восхищаться, хвалить ее, так что она, не помня себя от смущения, выбежала через веранду в сад. Щеки ее горели. Она любила выступать на публике, но ей всегда мучительно неудобно было после выступления слушать аплодисменты, нескончаемые восторги и похвалы. Вот и теперь она бежала через залитый лунным светом сад со смешанным чувством: радости и очарования от исполненной композиции, смущения и стыда от всеобщего одобрения и ее позорного побега. Она остановилась, чтобы отрегулировать сбившееся дыхание. В полутьме к ней приближалась стройная высокая фигура. Она узнала Анатолия. С ним они дружили еще с младших классов, почти всегда проводили свободное время вместе. - Глупо, да? – с наигранным смехом произносит Лидия. – Я, как всегда, повела себя глупо. И тебя послали, чтобы вернуть меня назад. Вечно тебе приходится со мной нянчиться. Прости… - Вовсе нет! – лицо у Анатолия строгое и серьезное. – Твое исполнение было просто чудесным. И я сам пошел за тобой, никто меня не заставлял. - Я думала, ты не любишь классику. Я помню, как-то ты шутил, что единственный «Бетховен», которого ты знаешь, - это собака из американского фильма. - Хватит повторять всякие глупости! – резко перебивает Анатолий, сжимая кулаки, так что Лидия от неожиданности отступает на несколько шагов назад. – Не понимаешь, что мне стыдно за эти слова!? Лидия, ты показала мне, насколько прекрасна музыка. И знаешь, не только музыка, сама жизнь… Лунный свет падает на бледное лицо Анатолия, произносящего эти слова. Внезапно Лидии становится тревожно, грустно и неуютно одновременно. Это так не похоже на ее беспечного, вечно балагурящего и развлекающего всех окружающих друга. Кроме того, он назвал ее «Лидия», а это вообще очень странно. Ведь именно он придумал ей прозвище «Вайолет» еще в начальной школе, когда на английском они проходили названия разных цветов. - Ты сегодня в поэтическом настроении, - мягко говорит Лидия. – Пойдем к остальным. Она подходит к нему, пытается по-дружески взять его за руку. Анатолий отстраняется, лицо его мучительно искажается. - Да, сейчас… Только… - бормочет он. – Я должен тебе кое-что сказать. Лида обеспокоена. Неужели ее друг ввязался в какие-то неприятности? А она и не знала… Девушка поднимает глаза к небу, она пристально вглядывается в яркую и поразительно огромную луну, когда слышит глухие слова: - Я люблю тебя, Лидия!.. В голове неожиданно начинает звучать «Лунная соната». Лида переводит расширившиеся от удивления глаза цвета узамбарской фиалки на лицо друга. Он опускает голову, видимо, ждет ее ответа. Вдруг в голове Лидии соната Бетховена сменяется немыслимой какофонией, что играла Вика. Девушка неестественно смеется: - Ты шутишь! Отличный розыгрыш, нечего сказать! Мы же дружим с детства, о какой любви может идти речь? - Ты действительно так думаешь? – спокойно спрашивает Анатолий, его лицо уже не может быть бледнее, оно итак сине-белого цвета под безжалостным лунным светом. - Конечно! Подумай хорошенько, - Лидия обретает самообладание. – Как ты можешь в меня влюбиться? Мы знакомы целую вечность. Как я могу полюбить тебя? Я помню тебя еще маленьким мальчиком в коротких шортиках, который боялся темноты и прятался у нас дома от маминого гнева. - Я понял. Знаешь, Вайолет, я почему-то ненавижу «Лунную сонату», - он разворачивается и уходит. Шаги Анатолия гулко отдаются в пустом саду, а луна равнодушно освещает ставший невообразимо унылым пейзаж. Через некоторое время Лидия пошла за ним. Нет, все было по-старому. Они не перестали разговаривать или дружить. Но пустота, неуловимая пустота, словно от фальшиво сыгранной мелодии, с тех пор появилась между ними. Как быстро понеслись все эти воспоминания в голове у Лидии! Она заканчивает играть, оглядывается на публику. Несколько женщин утирают слезы, мужчины с восхищением смотрят на нее. - Наверное, ты голодна, - перед ней опять оказывается высокая женщина, заступившаяся за нее недавно. – Садись, поешь. Лидия позволяет незнакомке подвести себя к одному из столиков и усадить в удобное кресло. Перед ней тут же появляется гора еды. Это всего лишь объедки, то, что не доели эти праздные, веселые, богатые люди, но Лида жадно набрасывается на еду. Кажется, вокруг обсуждают ее. Она слышит слова «бедняжка», «какой талант», «это очаровательно»… Кто-то подходит к ней, обнимает ее за плечи, кто-то ободряюще гладит по голове, кто-то подкладывает еще еды. Она не смущена, не рада, не напугана. «Говорят, что если после продолжительного голодания съешь слишком много, можно умереть. Вот хорошо», - равнодушно думает девушка. Дальше все теряется в призрачной удушливой дымке. Кажется, она видела около себя охранника, Максима. Потом ей вдруг захотелось спать, она почувствовала, что голова сама падает на стол. - «В минуты музыки печальной не говорите ни о чем»*, - назидательно произносит голубоглазая девочка, ухватившаяся двумя худенькими ручками за поводок в тщетной попытке удержать рвущуюся неизвестно куда пятнистую собаку. - Ты не можешь мне сниться, - говорит ей Лидия. – Мне снятся только окровавленные трупы. Значит, я умерла. Девочка молча смотрит на нее, и вдруг лицо ее расплывается в лукавой улыбке. А потом наступает совершенная темнота. - Жаль, что ты не смог сегодня пойти в «Luxury rooms»**, - говорит Изольда Ивлева мужу. Георгий сидит в своем кабинете у пианино, пальцы бессознательно скользят по черно-белым клавишам. - Иззи, почему ты считаешь, что плохо развлеклась без меня? Насколько я знаю, там была Мариетта. - Я не об этом! Хотя, конечно, Джорджи, мне невыносимо тоскливо без тебя! Просто там сегодня снова играла девушка, которая так тебе понравилась. - Какая девушка? С чего ты решила, что она мне понравилась? – внешне Ивлев сохраняет полное равнодушие, а внутри просыпается неожиданное даже для него самого волнение. - Ты сейчас постоянно пытаешься играть мелодию, что она тогда исполняла, неделю назад. О, Жорж, не притворяйся, что не помнишь. - Ах, эта девушка. Да, я помню. Тебе тоже понравилась ее игра, - Георгий встает из-за пианино и в упор смотрит на жену. - Да. Знаешь, я ничего не смыслю в музыке. Но эта девочка просто волшебная. Если еще раз ее встретим, пригласим к нам поиграть, да? – Изольда с мягкой улыбкой обнимает мужа. - С чего это у тебя появилась такая странная идея? - Ну, многие говорили, что она так хорошо играет, что нужно приглашать ее домой. И Гольдберги, Лазарева и Ворманские… Я подумала, что мы должны быть первыми! Ты же не откажешь, Джордж? Она наверняка войдет в моду, а мы будем пер-вы-ми, кто официально признает ее талант! – глаза Иззи горят неподдельным энтузиазмом. - Почему-то я так и думал, - со вздохом говорит Георгий. - О чем? – Иззи обиженно хмурит хорошенькое личико. - Ничего, не бери в голову, милая. А что она играла сегодня? - «Лунную сонату», как сказал Борис Гольдберг, а он специалист в музыке. Но ты лучше, - последние слова Иззи произносит с заискивающей улыбкой. «Опять Бетховен», - думает Георгий Ивлев. «Как будто время ни при чем…»*** ________________________________________________________________ * Цитата из стихотворения Н. Рубцова "В минуты музыки" ** Если угодно, "роскошные комнаты" (англ.) *** Из того же стихотворения Н. Рубцова.