Сказка о зимнем вечере

Корни всех настоящих проблем лежат порой в далёких туманах прошлого. Но отыскать причины в своём разуме, вспомнить их бывает невероятно сложно.

      – Утренняя похлёбка, душегубы проклятые!       Резкий скрип никогда, кажется, не видавших смазки дверных петель заставил меня проснуться. Латаное-перелатаное покрывало чуть сползло, когда я дёрнулась от неожиданного звука. Пришлось натягивать его на макушку заново. Есть не хотелось. Всё равно тут швыряли на колени заключённым миску с несъедобной бурдой. Грохот посудин не давал снова провалиться в сон. Я начинала тихо ненавидеть окружающих людей. Ещё немного, и я бы точно вспылила, но меня опередили.       – Эй, рыжая, на выход! – Громкий голос смотрителя мигом перекрыл шум, обыкновенно возникающий во время приёма пищи. – Рыжая, где ж ты? Как хочешь, второй раз звать не буду.       Я со злостью откинула прочь грязное покрывало и вылезла из своего угла, вся в старом сене. Я отряхнулась и, гордо вздёрнув подбородок, подошла к решётке.       – До встречи, рыжая! – радостно бросили мне в спину.       – Подавись, – фыркнула в ответ.       – И мы тебя любим. – Дружный гогот подтвердил последние слова.       – Какого найрута? – негромко поинтересовалась я у усмехающегося стражника.       – Три дня прошло, – напомнил он. – Или хочешь остаться в этой милой компании?       – Тогда кое-кто лишится второго уха, – проворчала я, намекая на недавние события.       – Думаешь, просто так мы тебе кинжалы оставили? – ехидно осведомился смотритель, отпирая ключом тяжёлую дверь. – Запрещено оружие в клетке иметь. А других камер не было. Я пожалел. Вон твои вещи.       Мужчина кивнул в угол, пропуская меня вперёд.       – Спасибо, – буркнула я, нисколько не проникшись его добротой. Схватила тощую котомку и развернулась спиной.       – Удачи, рыжая, – улыбнулся смотритель и вдруг скривился. – К тебе, кстати, гонец вчера приходил, спрашивал. Противный мальчишка. Он так всех достал, что его прогнали. Выплюнул напоследок, что будет ждать в таверне «Орёл и ласточка». Знаешь такую?       – Найду, – ответила я и уже в дверях обернулась. – Меня зовут Шеррон, а не «рыжая».       Стражник попытался мне подмигнуть. С презрительным фырканьем я вышла на дневной свет. Яркие лучи жаркого солнца моментально ослепили глаза. Я прикрылась от светила рукой. Дождавшись, пока глаза привыкнут, я огляделась. Сюда меня тащили силой, в сумерках, поэтому я плохо представляла, где нахожусь. Выискав в толпе проходящих мимо людей более-менее располагающее к общению лицо, я сквозь поток двинулась к немолодой, приглянувшейся мне женщине.       – Извините, – вежливо окликнула её я. – Подскажите, где ближайшая таверна?       Женщина оглянулась, открыв рот для ответа, но, увидев меня во всей красе, поспешила скрыться из виду.       – Кхаровы когти, – проворчала я, разворачиваясь. Теперь придётся искать таверну самостоятельно. С кем-то ещё связываться не хотелось. Я побрела без особой цели, влившись в поток шагающих по своим делам людей. Меня обогнал высокий мужчина и задел, будто нарочно. С большим трудом я проглотила чуть не сорвавшееся с языка ругательство. Решив не испытывать больше собственное и без того хрупкое терпение, я свернула в узенькую короткую улочку. Другим концом она выходила на очередной широкий бульвар, единственным минусом которого было то, что я по-прежнему не нашлась в городе. Плюсом была хотя бы существенно поредевшая толпа.       О любом городе нужно судить, увидев сперва его тонкие тихие переулочки. Мой был светлым и довольно чистым; каменная стена одного дома сменилась невысоким заборчиком, предназначенным лишь для того, чтобы не разбегались куры. Стволы молодых яблонек скрывали дворик от постороннего скользящего взгляда. За плетнём играл камушками ребёнок, пристроившись на деревянных ступеньках крылечка, полноватая женщина с забранными под косынку волосами развешивала бельё. Я замерла у угла дома, не решаясь двигаться дальше. Привычная картина больно ударила воспоминанием. Я тряхнула головой, отгоняя прочь ненужные мысли, и подошла ближе.       – Добрая… – я осеклась, не зная, как назвать женщину. Меня, однако, услышали, отложили на время бельё и оглянулись.       – Матушка, – я смущённо улыбнулась. – Можно ли вас попросить?       – Просите, – осторожно разрешила женщина, пока не представляя, чего можно ждать от тощей и лохматой девчонки в старых потрёпанных обносках.       – Мне бы помыться. И одежду поменять, – начала я. Колодец в дальнем конце дворика, над которым нависала ветка уже обобранной яблони, я заприметила сразу.       – Лушка! – мгновенно отреагировала хозяйка. Ребёнок, босоногий кудрявый мальчишка, оторвался от игры и подскочил к матери.       – Сбегай в дом и принеси ковшик, полотенце и мыло, – велели ему. Я застыла, как громом поражённая.       – Спасибо, но… право, мыло… не стоило, – выдавила я. – И так бы… без мыла.       Моё лепетание прервало непреклонное выражение лица женщины.       – Уж если богам было угодно привести тебя ко мне, то грех не помочь. – Она пожала плечами, улыбнулась и махнула рукой, приглашая зайти во двор. Я перешагнула через невысокий заборчик. Из дверей дома выбежал радостный мальчонка, задел ковшиком деревянные перила, чуть не выронил мыло и едва не споткнулся о длинное белое полотенце с любовно вышитыми узорами. Ребёнок со счастливой улыбкой подлетел к матери и протянул ей вещи.       – Шило в заднице, – хохотнула хозяйка, потрепав довольного мальчишку по макушке, и повернулась ко мне. – Пойдём же.       Оставив меня у колодца, она поспешила вернуться к своим делам. Я с наслаждением стянула старую рубаху, мысленно пообещав сжечь её, штаны и бросила рядом на землю. Подтянула ведро из колодца и потрогала воду: ледяная! Заранее поёжившись и набравшись смелости, я разом опрокинула на себя всё ведро.       – Ух! – Непроизвольный выдох мигом опустошил лёгкие. Кожа покрылась мелкими пупырышками, холод пробрался до костей. Хорошо хоть тёплый, даже жаркий воздух последних дней лета не позволял замёрзнуть окончательно. Я задрожала и немного попрыгала на месте. Взяла в руки маленький обмылок золотисто-бурого цвета и принюхалась. Восхитительно пахло смолой. Еловой. Морозной. Я чуть не отбросила ни в чём не повинный кусочек мыла. Слишком… знакомый запах. Я отложила обмылок в сторону. Опрокинула на себя ещё ведро воды и только потом опять осмелилась притронуться к мылу.       Как же хорошо! Чисто, свежо. Переодевшись и засунув старую одежду в сумку, я закинула её на плечо и огляделась, высматривая хозяйку. Словно прочитав мои мысли, она появилась на крыльце, аккуратно выпинывая из дому пушистую кошку.       – Иди, гуляй, – ворчала она, улыбаясь.       – Спасибо большое, – искренне поблагодарила я. Женщина, не переставая улыбаться, кивнула, а я вспомнила о послании.       – Скажите, а где находится таверна «Орёл и ласточка»? – спросила я.       – О, это на другой стороне рынка. Потолкаться придётся, – женщина покачала головой.       – Значит, потолкаемся, – пробормотала я вполголоса, поправив ремень сумки, и громче добавила. – Пусть Вида присматривает за этим домом.       – Пусть боги поберегут тебя в пути, – негромко ответила женщина. Отвернувшись, я усмехнулась. Если сразу все Семеро бросятся защищать меня, будет весело.       Вздохнув, я вышла из уютного переулочка на бульвар. И там на меня нахлынули звуки, запахи. Я замерла у стены дома, не решаясь идти вперёд. Не люблю оживлённые улочки, большие скопления людей. Да и людей не люблю. А ведь мне предстояло пройти через рынок. Вспомнив об этом, я скривилась и двинулась к рынку, пристроившись за спиной несущей пустую корзину девушки.       Вот уж где был шум и гам! Всё время, пока я толкалась, виляла среди нагруженных товарами людей, мне хотелось заткнуть уши и зажать нос. Грохот, монотонный гул сливающихся в единое целое голосов, выкрики, шорохи корзин, одежды, скрип телег и сапог, стук колёс по мощёной дощатой площади. Но хуже, чем шумел, рынок пах. Рыба, свежая и несвежая, овощи, тощие и жирные кошки, облезлые псы, люди, мытые и немытые, чем-то старательно надушенные. Следующим испытанием для меня стали прилавки с пряностями. Тут я уже не выдержала и зажала нос, другой рукой смахнув выступившую слезу. Теперь точно нюх отбило. Каким счастьем оказались сейчас начавшиеся ряды с тряпьём и тканями!       Не успела я обрадоваться, как почувствовала руку, шебуршащую у пояса, пытающуюся справиться со сложным креплением кошеля. Сама мучалась. Я резко остановилась, схватила воришку за запястье. Он вытаращил свои огромные испуганные глаза и разинул рот, как рыба.       – Не кричи, – выдавил парнишка лет двенадцати, склонив голову. – Не кричи… а то руку отрежут. Я хороший карманник. Жалко будет.       – Знать будешь в следующий раз, – проворчала я. Мальчишка всхлипнул и затрясся, собираясь разреветься. Поймали его, похоже, в первый раз.       – Эй, прекрати. – Я легонько его тряхнула. – Стражу звать я и не собиралась.       – Почему? – мигом оживился мальчонка.       – Потому что, – фыркнула я. – В следующий раз, говорю, знай одно: у своих воровать некрасиво.       Мелкий снова удивлённо открыл рот.       – Так что ж ты знака не носишь? – несколько обиженно проговорил мальчишка. Я отпустила несостоявшегося воришку, развернулась, ничего не ответив, и пошла дальше. Не хочу вспоминать.       Хорошие руки. Лёгкие. Правда, нехорошо получится, если поймают. Я мельком взглянула на чистое голубое небо. Уж присмотри за мальчишкой. Жалко ведь будет.       Рынок кончился. В тот момент я была готова ещё раз восхвалить всех Семерых за привалившее счастье. Красивую резную вывеску нужной мне таверны я увидела издалека. Местечко, кажется, было довольно известным – внутрь постоянно заходили люди. Я толкнула от себя тяжёлую дверь и попала в жаркую душную комнатку. Стулья, скамейки – всё было забито. На одном из широких массивных столов устроилась немолодая женщина в яркой, богато украшенной узорами рубахе. Она держала на коленях лютню и лениво водила по струнам тонкими изящными пальцами. Лёгкая и свежая мелодия обволакивала обедню. Люди переговаривались между собой негромко, и непрерывный шёпот чудесным образом вплетался в тихую музыку.       – Даира! – прозвучало из угла комнаты. Тёмноволосая женщина подняла голову, не прекращая игры.       – Спой нам! – Эту нехитрую просьбу подхватила вся обедня. Бард улыбнулась и перебрала струны, зазвеневшие тёплыми искрами огня, выпорхнувшими из камина. Я пробралась между столов к стойке трактирщика рядом с лестницей, ведущей на жилой этаж, но застыла, услышав первые ноты. Лютня не могла издавать такие живые звуки. Я прислонилась к стенке. Женщина сидела ко мне спиной, я видела её ссутуленные плечи. Бард запела негромко, лишь обозначая мотив голосом, перезвоны лютни словно служили украшением. Я задержала дыхание, вслушиваясь.       Струны вздрогнули звонче и ярче, и медовый голос зазвучал в полную силу.       О, герой, стеклянный рыцарь,       Не спеши в вине топиться.       Покажи-ка мне, кудрявый,       Кровоточащую рану.       За ближайшем к женщине столом дружно подняли кружки с выползающей через края пивной пеной.       Исцелю теплом девичьим       Да чудесным пеньем птичьим,       Обниму рукою нежной…       Бард расслабленно прикрыла глаза, печально улыбаясь. А в следующую секунду струны рявкнули.       Но раскрой мне боли прежде.       Расскажи мне зимний вечер,       Жар огня и крики, стоны,       Горем сгорбленные плечи,       Опалёны бастионы.       Лютня по–звериному шипела, рычала, звенела раскалённым железом и стонала метелью. Мелкая дрожь пробрала всё тело.       Расскажи свист стали близкий,       Опьяненье пряным риском,       Звон клинков над отчим домом,       Боевой клич диким рёвом.       В моей голове грохотало. Колени подгибались, тряслись руки. Я вжалась в стену, пытаясь устоять на ногах. А люди вокруг ели, пили.       Расскажи безумье схватки,       Про звериные повадки,       Крик позорный, страха, бега       И смертельный холод снега.       Голос барда стихал. Лютня плакала жалобно, устало, струны снова звенели легко, свежо и грустно. Я приходила в себя.       Расскажи мне зимний вечер,       Жар огня в камине старом…       Женщина почти шептала, болезненно согнувшись, но этот шёпот тяжёлой ладонью перекрывал все прочие звуки.       Умирающие свечи       Лютня замолкла.       И погибшие задаром.       Расскажи колючий ветер,       Ало солнце на рассвете.       Инструмент скрипуче взвизгнул в человеческих руках.       Изумруд елей жестокий,       Сквозь бурлящие потоки.       Расскажи в походе новом       Кровью пленника оковы.       Счастье – лезвие палачье!       И коварная удача.       Бард снова запела без слов, только сейчас звонкий голос словно таял в ехидно-весёлых бренчащих перезвонах лютни. Медленно кричащая музыка притихла.       Мой родной стеклянный рыцарь,       Дай бутыль с тобой напиться.       Раздели со мною горе.       Отпусти, забудь былое.       Обними девчонку крепче,       Боли прошлой станет легче.       Мне бы спеть, целуя шрамы…       Но в бой кличут барабаны!       По обедне прошелестел отдалённый грохот марширующих колонн и ржание лошадей. Я уже не могла удивляться.       Заблестел взор сталью верной.       Ты в сраженье рвёшься первым       И, смеясь, шагнёшь навстречу       Тишине, скупой и вечной.       Лютня рыдала.       О, герой, стеклянный рыцарь!       Выходи до смерти биться.       Смысла нет в вине топиться,       Милый мой уставший рыцарь.       И как обречённо прозвучал отчаянно-счастливый голос барда, переплетающийся со звонкой мелодией лютни. Мгновение, и песня исчезла, расплывшись туманом. Перезвоны струн стали опять ленивы и приятно теплы. Я, наконец, до конца очнулась и подошла к хозяину таверны, ощутив пробежавший по спине мимолётный холодок.       – День добрый, – вежливо начала я, покосившись через плечо на барда.       – Добрый, – улыбнувшись, кивнул мужчина.       – Мне передали, что я могу встретиться здесь с гонцом, – осторожно проговорила я, только сейчас осознав, что ни кхара не знаю о нужном человеке.       – Он должен был ждать в этой таверне со вчерашнего дня, – я выдала всё известное.       Трактирщик поморщился, вероятно, вспомнив того гонца, и опять кивнул.       – Был такой. – Мужчина снова скривился. – Неприятный парень. Пришёл злой, как голодный дракон, и стал возмущаться. Если он всё ещё никуда не уходил, то ищи дальнюю дверь в коридоре, у самого окна.       Мужчина махнул рукой в сторону лестницы на второй этаж. Я поблагодарила и положила на стойку пару монет.       – Сидра можно? Я скоро вернусь.       Медячки мгновенно исчезли. Я взбежала наверх, разом перепрыгивая через несколько ступенек. Любопытство подталкивало в спину. Коридор был тёмным, единственное окно – закрыто ставнями от уличной жары. Я постучала в хлипкую дверь. В комнате скрипнула кровать, раздался короткий глухой стук, будто тяжеленную книгу положили на тумбу, послышались шаги. Дверь открылась, и из щелочки на меня уставились два больших недовольных глаза.       – Чего надо? – грубовато поинтересовались у меня. Я, возмущённая, резко толкнула дверь. Мальчишка, ниже меня ростом, испуганно отшатнулся назад, получив по носу.       – Мне говорили, что гонец ждёт здесь, – сказала я, проходя вглубь комнаты. Гонец и ждал, рассматривая меня. Я развернулась к мальчишке лицом. Тот, видимо, вспомнив о своём послании, бросился к тумбе рядом с кроватью, выудил из сумки письмо. Раскрыв незапечатанный конверт, он пробежал глазами по буквам и, наконец, проговорил:       – Госпожа Шеррон из Крисма, ученица Лора́на из Крисма, нуждаемся в Вашей помощи, – прочитал гонец. Явно стараясь. Я поморщилась: имя моего учителя мне присвоили незаслуженно.       Мальчишка продолжил:       – Будем искать встречи в любой день с утра до вечера в гостинице «Золотые пески», находящей в районе Облаков города Инниса. Помощь безвозмездной не будет. С уважением, Ваш искренний друг, Таэр Делим.       – Кто такой Таэр Делим? – вырвалось у меня. Гонец пожал плечами, всем своим видом показывая, что не его это ума дело. Постепенно я начинала понимать, о чём говорилось в письме.       – Мне следует ехать в Иннис? – ошарашено уточнила я. В столицу королевства таким официальным образом меня ещё ни разу не приглашали. Мальчишка фыркнул и соизволил ответить:       – Да, следует. И как можно быстрее.       – Когда ты выехал из Инниса? – поинтересовалась я, из чистого интереса пытаясь подсчитать, как мне торопиться: очень или очень сильно. Я хоть и не имела ни малейшего представления о личности отправителя письма, но догадывалась, что Таэр Делим – человек явно непростой и долго ждать точно не будет. К тому же, уместный лёгкий намёк о вознаграждении заинтересовал меня больше, чем возможность увидеть столицу. Хотелось ещё выяснить, что мне собираются предложить. И каким найрутом меня нашли в немаленькой стране – Руэте.       – Дней… семь назад, – посчитал мальчишка и скривился. – Какая разница?       Я усмехнулась и не ответила, замерев и протянув руку. Гонец хлопнул ресницами.       – Что?       – Письмо, – пояснила я и пошевелила пальцами.       – Зачем? – странно насторожился паренёк.       – Письмо, – повторила я. Мальчишка поджал губы и всунул бумагу в мою ладонь с видом оскорблённого. Я перечитала послание. И ухмыльнулась, найдя причину недовольства гонца.       – А теперь положенные на дорогу деньги, – еле сдерживая широкую улыбку, проговорила я. Мальчишка фыркнул, закатив глаза, и достал из-за пазухи тощий кошель.       – В письме указана сумма, – ехидно заметила я, выхватывая деньги. – Мне несложно пересчитать.       Гонец вспыхнул. Даже в освещённой тонкими солнечными лучами комнате я могла различить яркий неровный румянец.       – Я не вор! – яростно возмутился паренёк.       – Конечно. – Пожимание плечами. Мне–то всё равно. Я заглянула в кошель из мягкой, восхитительно пахнущей кожи. Там обнаружилось несколько белых монеток. Они, вытащенные на свет, чуть поблескивали, отражая тусклые блики солнца, их рёбра, толщиной с ноготок на мизинце, покрывал незатейливый орнамент. Сами монетки были небольшими. Я быстро вернула их на место, закрыла кошель и запрятала его поглубже в сумку.       – Какого найрута? – злым шёпотом поинтересовалась я у гонца, наклонившись к его лицу. Хотя могла бы ничего не спрашивать – паренёк стоял, ошарашенный не меньше моего.       – Первый раз вижу, – пробормотал он, ломая пальцы. – Во имя всех Семерых, это же…       Мелкий толстый белый кругляшек, чеканящийся только в королевском доме, – гвина. Монетка, которую меняют на золото лишь при наличии особой бумаги с печатью короля. Монетка, за которую могут повесить, если у тебя нет такой бумажки. У меня кошеле лежали всего четыре гвины, но за них можно было безбедно прожить несколько лет.       – Я знаю, что это, – буркнула я, – закрой рот и отправляйся за мной.       Мальчишка изумился ещё больше.       – С чего бы? – нагло осведомился он, уперев руки в бока.       – За такие монеты, – начала я трагическим шёпотом, – убьют, не раздумывая.       Гонец вздрогнул, глазёнки его забегали по комнате.       – А я здесь причём? – с дрожью в голосе произнёс он.       – Ты едешь со мной, – чётко, по слогам повторила я. – Не хочу думать, что ты можешь проболтаться.       Паренёк снова возмущённо открыл рот, собираясь ответить. Я, не дожидаясь, шикнула на него, сказав, что моё решение не обсуждается.       – Кто вёз семь дней эти кхаровы гвины? За кем могут следить, а? – напомнила я, с ехидством наблюдая, как меняется лицо гонца, от красного к белому.       Однако какую изящную подлянку подложил мне неизвестный Таэр Делим!       Мальчишка, всё ещё пребывая в не самом лучшем расположении духа, стоял посреди комнаты и хлопал глазами.       – Жить хочешь? – «ласково» поинтересовалась я, усмехаясь. Гонец поднял на меня своё бледное лицо и медленно – со скрипом – кивнул.       – Куда ехать? – кисло спросил он, начиная запихивать в объёмную котомку разбросанные по кровати и тумбочке вещи.       – В Иннис, куда же ещё? – хмыкнула я, пристроившись на лавку и с наслаждением вытянув ноги. Гонец хмуро покосился на меня, но, слава Семерым, промолчал. Я была раздосадована свалившимися на голову неприятностями, имеющими вид четырёх тяжёленьких гвин в кошеле, так что могла запросто сорваться на мальчишку.       Он неуверенно покряхтел, привлекая моё внимание.       – Готов? – сонно поинтересовалась я, разомлев от приятной прохлады комнаты и довольно удобной лавки. Гонец молча кивнул.       – Пошли. – Я резко поднялась, не дожидаясь собственноручно запуганного мальчишки, вышла и стала спускаться по лестнице. Мой нечаянный спутник догнал меня почти на последней ступеньке.       Первым, что я невольно отметила, вернувшись в обеденную залу, было отсутствие барда. Женщина пропала, будто её и не было вовсе. Количество посетителей также резко сократилось. Я, не иначе как чудом вспомнив про заказанный и даже оплаченный сидр, подошла к трактирщику. Тот мгновенно наполнил выставленную передо мной большую кружку золотистым, чуточку шипящим напитком.       – Грушевый? – слегка удивлённо спросила я, уловив аромат. Хозяин кивнул с гордостью, уверив, что вкуснее сидра я в жизни не попробую. Я улыбнулась уголками губ и взяла предложенную кружку.       Мальчишка замер около стойки; чувствовалось, что ощущает он себя неловко.       – Тебя как зовут? – неожиданно дружелюбно поинтересовалась я, наслаждаясь любимым напитком.       – Син, – рассеянно ответил паренёк. – А́рсин.       – Арсин? – отхлебнув сидра, удивилась я. – Хорошо. Ты знаешь, как быстро добраться до Инниса?       Мальчишка кивнул.       – От А́лиса до столицы ходит корабль. Небольшая шхуна. Нужно сходить к пристаням, спросить, когда он отправляется.       Я залпом допила остатки сидра, поставила пустую кружку на стол перед трактирщиком, попрощалась и сказала:       – Так чего мы ждём, Син? Вперёд.       Обрадованный появлением новой цели гонец быстрым шагом покинул жаркую обедню. Я, усмехнувшись, вышла следом. И уже привычно прикрыла ладонью отвыкшие от яркого солнечного света глаза.       – Пристани на западной окраине города, – поведал Син, специально остановившись, чтобы дождаться меня. Я кивнула. Мне не терпелось покинуть городок.       Алис был одной из южных крепостей Руэта, небольшой и немаленькой. Толстые зубастые стены, достаточно высокие, как выяснилось в последних стычках с южанами, для сдерживания штурма, опоясывали живой бойкий город. Крепость стояла на берегу Тихой Кипреи – одного из самых полноводных притоков Юной Кипреи. Речка вытекала из болот и несла с собой мутные воды, ил и рыбу. Тихая вливалась в Кипрею почти перед столицей, и от южных крепостей до Инниса постоянно ходили быстрые судёнышки. Знающие люди Алиса быстро прибрали переправы к рукам. У этой крепости также имелся брат – Тицисс, название которого обозначало «правый». Однако самой известной крепостью юга по праву считался Аскримут, огромный и отлично защищённый. Мне довелось там побывать. Жуткое место. Крепость с высоченными серыми стенами, занесёнными снегом, расположилась у склонов гор на абсолютно белой зимой равнине, тянущейся до горизонта. Острые скалы рядом с городом врезались в небо, которое было, казалось, вечно затянуто низкими сизыми облаками. Может, мне просто не повезло со временем визита в чудесный Аскримут. Кстати, за все многочисленные войны с южными соседями, крепость ни разу не была взята. Думаю, у воинов просто отпадало желание сражаться, после того как они увидели холодные мрачные стены, ощетинившиеся стрелами. По правде говоря, не самые лучшие мои воспоминания связаны с холодным Аскримутом. Алис, слава богам, находился севернее, и страшные морозы здесь случались редко.       Я, задумавшись, с кем-то столкнулась.       – Смотри, куда идёшь, марнова подстилка! – заорал богато одетый мужчина. Толстое лицо его покраснело, сморщилось, ноздри раздувались от ярости, кулаки стиснуты. Богач явно разозлился. Я сжала зубы, положив ладонь на рукоять шпаги. Охранник толстяка дёрнулся вперёд, повторив моё действие.       – Я не ищу проблем, – медленно проговорила я, обращаясь к телохранителю. – Пусть просит прощения.       Богач презрительно скривился.       – Ты, кхарра, сама меня умолять будешь на коленях, – выплюнул он. Его воин вынул меч из-за спины. Я оскалилась, едва слышно зарычав.       В следующее мгновение я стояла за спиной богатого наглеца, развернув того лицом к его ничего не понимающему охраннику. Кончик шпаги прижимался к кадыку толстяка.       – Уже не такой наглый? – прошипела я ему на ухо. Мужчина шумно сглотнул. На несколько вдохов всё замерло. Люди поспешили убраться со злосчастной улочки, не желая оказаться причастными. Арсин застыл с открытым ртом и круглыми глазами. Телохранитель, решив, наверно, что лучшая защита – нападение, одним рывком подскочил к бедному Сину. Я фыркнула.       – Отпусти господина Старла, – негромко проговорил воин. Улыбнувшись, я покачала головой.       – Тогда я убью мальчишку. – Казалось, Арсин сейчас упадёт в обморок. Кисейная барышня.       – А я жирного, – подняв брови, предупредила я. – Как думаешь, чья смерть будет стоить тебе дороже?       Охранник поджал губы. Мелкие бисеринки пота выступили на висках толстяка, который и шевельнуться боялся.       – Что ты хочешь? – осведомился воин, не отпуская гонца. Тот еле дышал, сжав в кулаки трясущиеся руки.       – Чтобы эта сволочь извинилась, – почти шипя, выдавила я. Толстяк чуть дрогнул.       – Я… я… прошу… – мелко трясясь, начал богач, – прошу… прощения.       Я мирно улыбнулась, получив своё, и убрала клинок. Телохранитель отошёл от мгновенно согнувшегося пополам Сина.       – Уходим, – шепнула я, приблизившись к нему, и помогла распрямиться. Как только мы удалились шагов на сотню, я обернулась. Ставший багровым от злости толстяк, размахивая руками, орал на хмурого воина. Последний вдруг отвлёкся и посмотрел на меня. Я хмыкнула и выразительно провела большим пальцем по горлу, кивая на богача, за что удостоилась невероятно свирепого взгляда.       – Ты… – глухо проговорил ещё не до конца пришедший в себя Арсин. – Ты сумасшедшая.       – Какая есть, – немного обиженно буркнула в ответ я.       – Нельзя было, – гонец сглотнул, пытаясь отдышаться, – самой извиниться?       – Трус.       – Я не трус, – вяло пробормотал он и тут же яростно возмутился. – Я не трус! Я, в отличие от некоторых, умею избегать конфликтов!       – Я и говорю: трус.       – Знаешь, – парень сжал кулаки, – если ты такая смелая…       – Я могу за себя постоять, – перебила я разгневанного Сина. – И этим пользуюсь.       – А можешь ли ты постоять за других? Найрутов волк-одиночка.       – Не волк, – машинально поправила я, совершенно сбитая с толку, и прикусила язык.       – Кто тогда? – бросил мальчишка, скалясь.       – Не твоё дело. Где уже эти кхаровы пристани?       – Нет, моё. Из-за тебя меня чуть не убили. И если ты соизволишь разуть глаза, – ядовито заметил Син, – то увидишь, что мы почти пришли.       – Не убили же, – я пропустила издёвку мимо ушей. Арсин промолчал, злясь. А тёмная гладь реки и правда уже проглядывала между домами.       – Сколько с нас потребуют за два места? – через некоторое время спросила я у надувшегося мальчишки.       – Узнаешь на месте, – пробурчал он. Я фыркнула.       На пристанях толпились люди. Шум, гам, крики. К причалам неспешно и плавно, словно лебедь, приближалось белопарусное судёнышко. Паренёк собрался было спуститься вниз к пристаням, но я поймала его за рукав.       – Син, поинтересуйся ценой, – негромко попросила я. Мальчишка повернулся, смерив меня странным взглядом.       – Там слишком много людей, – медленно проговорила я. Выражение лица Арсина было неописуемым. Он схватил меня под локоть и потащил в толпу. Я стиснула зубы, пытаясь не заорать на обнаглевшего мальчишку и не вырвать руку. Мы протолкались сквозь кричащую и ругающуюся толпу и были, буквально, вытолкнуты к дощатым причалам.       Шхуна встала, тихо заскрежетали её деревянные бока. Юркий парнишка в бежевой рубахе проворно завязывал сброшенные с судна канаты. С корабля, перемахнув через борт, соскочил коренастый моряк в безрукавке и закатанных до колен штанах. Он, улыбаясь и раскрыв объятья, подошёл к стоящему у причалов со скучающим видом человеку, приветствуя его. Син, дёрнул меня, шепнув, что тот, скучающий, продаст нам местечко на судёнышке. Вырвав, наконец, руку из цепкого хвата мальчишки, я двинулась к торговцу. Мужчина заметил мой уверенный прорыв издалека и что-то коротко бросил моряку. Он кивнул и вдруг настороженно покосился в сторону города. Проникшись написанной на его лице тревогой, я сама услышала усиливающийся шум. Именно из-за этого я терпеть не могла толпу – малейший конфликт моментально становился достоянием общественности.       – Сорок золотых.       Я замерла около торговца. Мужчина смотрел прямо на меня, сложив руки на груди.       – Простите? – изумлённо переспросила я.       – Сорок золотых, – спокойно повторил усатый торговец и добавил, – за место на шхуне.       Сколько? Я чуть не открыла рот от удивления. Откашлявшись, – мужчина усмехался в усы, наблюдая за моей реакцией, – я искоса взглянула на судно, чтобы убедиться в том, что сделано оно не из золота и что королевского флага на мачтах не развевается.       – Какого найрута… – Я даже задержала дыхание, успокаиваясь. – Почему так дорого?       Торговец скривился, но всё же ответил:       – Последний ход за сезон. И люди, – фыркнул, – собрались там значимые. На цены налагается.       – Какие цены? В моём кошеле наберётся от силы десяток золотых, и мне нужно получить место на этом кхаровом корабле, – по слогам, пристально уставившись в глаза мужчины, проговорила я. Торговец развёл руками, бросив, что ничем не может помочь. Я развернулась к только–только подобравшемуся ко мне Арсину.       – Син, нам нужно быть в Иннисе как можно скорее? – через плечо спросила я. Мальчишка хмыкнул.       – Сию секунду, – буркнул он. – Иначе голова с плеч.       Я слабо пнула гонца ногой, чтобы не выпендривался. Арсин возмущённо зыркнул на меня и отошёл в сторону, всем своим видом показывая, что не собирается ни продолжать разговор, ни общение в целом.       – Син! – рявкнула я, подзывая его ближе. Гонец, однако, обиженно отвернулся, порылся в своей сумке и, вытащив кошель, с каменным лицом отсчитал сорок монет.       – Ах ты, мелочь хитрозадая, – пробормотала я, сжав кулаки. Я шагнула к мальчишке, собираясь высказать всё, что думаю, но тут расшумевшаяся толпа выплюнула горстку стражников и сердитого толстячка, чью шею недавно щекотала моя шпага.       – Вот эта кхарра! – заорал он, тыча пальцем в мою ошарашенную физиономию. – Она меня убить хотела! Держи её!       Усатый торговец предусмотрительно отступил в сторону, прихватив, видимо, по ошибке, с собой и Сина. Стражники, переглянувшись, двинулись ко мне. Я по привычке потянулась к шпаге, но, не рискуя провоцировать служителей порядка, положила руку на бок. Четверо стражников приблизились и в нерешительности остановились. Толстяк громко сопел за их спинами. Наконец, один, смелый, вышел вперёд. Богач засеменил следом.       – В тюрьму её! – шипел он. Воин закатил глаза. Я сдержала смешок. Краснолицый, сердитый и взмокший толстяк в богатой одежде выглядел комично.       – Отдай оружие и иди за мной, – проговорил стражник.       – Какого найрута? – Я скрестила руки на груди, не собираясь двигаться.       – Лысого, – буркнул воин. – Хватит кривляться. Угрожала… господину?       – И? – Я подняла брови. Вокруг с интересом наблюдали за развитием конфликта. А Син – тряпка – молчал, сжавшись в комок при виде городских служителей.       – Господину, – видно было, с какой неприязнью говорил мужчина о толстяке, – не понравилось. Не заставляй нас применять силу.       – Что же господин не требует дуэли? – ехидно поинтересовалась я, желая задеть полного и явно не способного постоять за себя богача. И поняла, что зря. Лицо его вытянулось от неожиданного озарения. Что-то этот жирный марн нехорошее придумал…       – Тогда требую! – громко заявил он. – Пусть мой воин сражается.       Вперёд, злобно сверкая глазами, вышел телохранитель толстяка. Он сжимал кулаки, костяшки его пальцев побелели. Мечник был в ярости.       – Где? – устало осведомился стражник у господина. Тот нахмурился.       – Здесь, – прошипел сквозь зубы воин богача. Я задумчиво взглянула на ножны у него за спиной. Двуручный меч. Тяжело. Очень тяжело будет противостоять ему с моей шпагой. Блокировать и парировать можно даже не пытаться.       Остальные стражники, как я успела заметить, разбрелись кто куда, подальше от причалов, оставив своего товарища разбираться в ситуации.       Я, вслед за охранником, уже сжавшим меч в руках, вынула шпагу. Отстегнула ножны с левого бока и бросила их в Сина, но, к сожалению, не попала. Дага вторым клинком удобно легла в ладонь. Я, пугая противника, продемонстрировала ловушку из двух боковых лезвий. В бою против тяжёлого двуручника она мне точно не поможет. Скорее сам кинжал сломается.       Восторженная будущим зрелищем толпа охотно расступилась, освобождая место для поединка.       – До смерти, – перебив начавшего говорить стражника, выдавил телохранитель. Он не сводил с меня глаз. Я пожала плечами. Как скажете. Мне не впервой. Мы, согласно правилам, подошли друг к другу.       – Почему ты такой нервный? – поинтересовалась у воина я, прищурившись.       – Ты меня унизила, – довольно спокойно ответил тот. Я насторожилась. Мечник стал представлять для меня большую угрозу, взяв себя в руки. Отступив, я склонила голову. Мой противник был высоким, крепко сбитым и осторожным. О его предусмотрительности кричала его походка, поза, внимательные глаза. Может, зря я позволила себя спровоцировать? Сама ведь дуэль предложила.       Воин встал в стойку. Лезвие его меча сияло острыми гранями. Заходящее солнце подло слепило глаза.       Мужчина атаковал первым, просто рубанув наискосок. Я, вовремя заметив готовящийся выпад, отпрыгнула, чуть поднимая шпагу.       – Стойте! – вдруг вскрикнул переменившийся в лице господин. Его воин удивился, опустил меч, поглядывая на меня. Я застыла на месте, всматриваясь в глаза толстяка. Что-то в его поведении и виде смущало. Господин Старл шагнул к телохранителю и, заставив того наклониться, шепнул короткую фразу. Я не торопилась убирать шпагу. Выработанная годами осторожность не позволяла расслабиться.       – Ещё раз приношу свои извинения, – как заводная игрушка, отчеканил богач и поспешил исчезнуть. Изумлённый и недовольный воин пропал за ним следом. Я неожиданно увидела в толпе знакомую фигуру барда. Женщина проказливо улыбалась, провожая толстяка взглядом. Она даже приподнялась на носки, высматривая его.       Я, наконец, поняла, чем было вызвано моё удивление. Глаза господина словно заволокла мутноватая пелена, они остановились и смотрели в одну точку, как у мертвеца. Почувствовав близкий, довольно сильный и совершенно неуместный здесь аромат цветочного мёда, я вздрогнула и подняла голову. Бард стояла напротив и мягко улыбалась. Подобрав валяющиеся неподалёку ножны и убрав в них оружие, я изогнула бровь, внимательно уставившись на женщину.       – И?       Бард смущённо хмыкнула и отвела взгляд.       – Я случайно услышала, что тебе нужно место на «Лебеде», – начала она, рассматривая что-то за моей спиной. Я на всякий случай обернулась и фыркнула:       – Цены не позволяют.       Женщина кивнула, скорее сама себе, и, не сказав ни слова, приблизилась к усатому торговцу. Син покосился на барда и внезапно оказался возле меня.       – Что она тебе сказала? – Глаза парня блестели от любопытства. Я оскалилась.       – Не твоё дело, мелочь.       – Это ещё почему? – уперев кулаки в бока, гневно осведомился гонец, вероятно, обидевшись. Кошель женщины перекочевал к торговцу; бард искоса взглянула на меня и махнула рукой, указывая мужчине.       – Потому что, – не придумав ничего умнее, я, встревоженная, подошла к переговаривающейся парочке.       – Шхуна скоро отправляется, – снова опередив мой вопрос, выдал усатый, – советую подняться на борт.       Наверно, мы с Арсином одновременно открыли рты. Не позволив нам и вдохнуть после этого замечательного во всех смыслах заявления, бард схватила меня и Сина под локти и повела, словно маленьких детей, к кораблю.       – С чего вдруг такая щедрость? – вполголоса поинтересовалась я у негромко напевающей женщины, после того как мы очутились на судне. Бард улыбнулась и пожала плечами.       – Сегодня хорошая погода, – бросила она, подставив лицо лёгкому ветерку и зажмурив от удовольствия глаза.       – Причём здесь погода? – Я злилась. Не понимала причин её поступка и злилась из-за этого. Просто так ничего не делается. Женщина покосилась на меня.       – Как тебя зовут?       – Какая разница? – вспыхнула я, взмахнув руками.       – И всё же? – Бард подняла брови, не отводя взгляда.       – Шеррон. Что-то изменилось?       Син, до этого момента застывший изваянием рядом с нами, счёл необходимым убраться с палубы, несмотря на своё любопытство, отправившись, возможно, на поиски свободного уголка для сна – слишком натурально он сдерживал широкие зевки.       – Не груби. Это некрасиво. – Женщина качнула головой, опёрлась на борта локтями и сцепила пальцы. – Меня здесь зовут Даирой.       – А не здесь? – несколько расслабилась я. Бард обернулась. Лёгкая улыбка скользнула по её губам.       – Сейчас это неважно.       – Значит, когда-то будет?       Даира улыбнулась.       – Ты умеешь слушать. Это радует. Может, всё не так уж плохо.       – Полагаю, нет смысла спрашивать, что именно плохо? – Я скривила губы, облокотившись на бортик рядом с женщиной. Та звонко рассмеялась, заверив, что я ей нравлюсь. Очень нравлюсь. Я фыркнула, рассматривая мутные воды Тихой, тонкие полосы водорослей, плавающих на её поверхности, мелкие волны, бликами отражающие солнечный свет. Поскрипывало судёнышко, ветер теребил белые паруса. Бард мелодично посмеивалась в левое ухо, успокаиваясь. Было легко и спокойно. Я даже чуть улыбнулась на мгновение. Заботы отступили вглубь, спрятались.       – Что произошло с толстяком? – через некоторое время, когда женщина затихла, спросила я, не оборачивая и не отрывая взгляда от тёмных речных вод.       – С тем недовольным? – уточнила бард. Я затылком чувствовала её широкую улыбку.       – Вы его заколдовали? – между делом, будто невзначай, осведомилась я.       Даира замолчала. Я лениво покосилась на неё. Лицо женщины словно окаменело: меж бровей залегла одинокая складка, глаза прищурены. Мои губы скривила усмешка.       – И что? – с вызовом бросила мне бард. Я медленно повернулась к ней.       – Я не люблю, когда незнакомые люди лезут в мои дела, – почти прошипела. Даира отступила на шаг. Можно сказать, этот негласный поединок остался за мной. Женщина вздохнула, горько улыбнувшись. Устало, она почти повисла на борте.       – С тобой сложно, – пробурчала Даира, раскачивая руками.       – Я не просила со мной связываться.       Бард посмотрела на меня с неодобрением.       – Шеррон, может, стоит принимать всё происходящее проще? – посоветовала она. – Не искать подвох в каждом человеческом поступке. Благодарить, искренне, за помощь, за доброе дело, за оказанную услугу. А не рычать на всех, скаля клыки.       – Наивные, – прошептала я и громче добавила. – Я давно выяснила, что ничего просто так не случается. У всего есть причина. И у благих дел. У них в особенности.       – Ты скучная. – Бард надула губы. – И неприветливая. Холодная.       – Спасибо, – фыркнула я, убирая лезущие в лицо от лёгкого ветра волосы.       – Знаешь, с чем созвучно твоё имя на феллике? – Женщина говорила, наверно, сама с собой, уставившись вдаль, будто заглядывая за горизонт. Мне захотелось узнать, откуда она знает древние руны, но я промолчала.       – Вьюга. Метель. Шейр-рон. Холодный ветер, скребущий по углам старого пустого дома. Так ещё шипят угли костра, облитого ледяной водой. Он потух, да и ты тоже… не горишь. Даже не тлеешь.       Каждая фраза резала острым ножом. Бард говорила медленно, чётко, отрывисто.       – Ты замёрзла, Шеррон. И согреть тебя некому. – Даира выдохнула и затихла на мгновение.       И сраженное снежной стрелой       Сердце скрыла морозная корка.       Я покосилась на женщину и поинтересовалась, к чему было это отступление. Бард горько усмехнулась и негромко закончила.       Все дороги ведут домой.       Только дом ты не помнишь толком.       Я вздрогнула и тихо ответила, сжав кулаки:       – Я помню свой дом. Давно.       Даира молчала, застыв каменным изваянием. Только ветер играл её тёмными кудрями, кидал ей их в лицо. Я простояла несколько долгих вдохов рядом с неожиданно переставшей реагировать на окружающий мир женщиной и ушла с палубы, посчитав наш разговор оконченным, спряталась от ставшего внезапно холодным ветра.       В трюме, куда я спустилась, было душно. Маленькие уголки, отделённые цветными чистыми занавесями, дышали неслыханными ароматами, кружащими голову хлестче качки, тихо переговаривались внутри, приглушенно смеялись, вздыхали, долго и шумно. Нутро небольшой шхуны жило своей красочной жизнью. Волны тихо шуршали с той стороны, разбиваясь о круглые бока судёнышка, мелодично свистел с палубы ветерок, поскрипывали изредка доски под чьими-то шагами. Тяжёлые, дурманящие запахи забивались в нос, в горло, сжимали глотку железными тисками. Я, ослабевшая от витающей в воздухе дряни, еле доползла, качаясь, до своего угла, чудом отыскав его. Резким движением – пальцы не слушались, и занавеси удалось схватить далеко не с первой попытки – я отодвинула ткань в сторону и почти упала, споткнувшись на ровном месте, рядом со вздрогнувшим Арсином.       – Син… – пробормотала я, пытаясь поднять голову. Перед глазами плыл кругами мир, встревоженное лицо гонца медленно теряло чёткость и таяло. Мальчишка схватил меня за плечи и встряхнул, шепча что-то неразборчивое. Я сонно отмахивалась и бормотала в ответ.       – Пить… – прохрипев в ухо гонцу, я провалилась в забытье, обмякнув на руках у Сина.       Чудилось мне что-то совсем ненормальное. Я бежала сквозь лес, и еловые лапы колючими пальцами цеплялись за одежду, рвали волосы, норовили выцарапать глаза. Я кричала, вырываясь, и бежала дальше, выше – в гору – к снежным сияющим шапкам по крошащимися под ногами камням. Холодный ветер обдувал лицо, метал горстями острые снежинки, а те резали, царапали, забивали рот и нос. Наверху меня ждал тёмный силуэт, протягивая руки, и жестокий ветер нежно и боязливо трепал чужие волосы, забавляясь с ними, как осторожный ребёнок с хрупкой игрушкой. Фигура звала молчаливо, но дойти, добраться до неё становилось всё тяжелее. Тело слабело, корявые пальцы елей проникали под кожу, тащили вверх, вниз, в стороны. Я плакала и тянула руки.       Призрачный силуэт исчез с первыми, лёгкими пуховыми нотами. Я открыла глаза. Тёмные, голодно пенящие пасти волны утробно рычали внизу подо мной. Тёплые, нагретые солнцем борта шхуны удерживали. Оберегали от щёлкающих, исходящих белой слюной речных вод. Меня втащили на палубы, силком напоили горьковатой смесью, еле разжав зубы. И держали. Две, три, может, четыре пары рук, успокаивающе больше себя бормотал над ухом Арсин. Он вцепился в рукав моей рубахи, почти оторвав его, но вцепился мёртвой хваткой. Нырнула бы я в реку – думаю, мальчишка с онемевшими пальцами нырнул бы следом. В его глазах плескался невообразимый ужас, он смотрел сквозь меня или прямо в душу, но жуткие остановившиеся карие блюдца пугали до липкого пота; этот взгляд выдержать было невозможно. Я отвернулась, закусывая до боли губу.       Даира бережно отложила лютню с колен на брошенную рядом накидку с вышитыми узорами и серебряной нитью. Бард плавно, скользя неверным виденьем, приблизилась и опустилась возле меня. Она неуверенно тронула Сина за плечо, мальчишка будто ожил и, дрожа, ускользнул у носу шхуны. Так же беззвучно исчезли и спасшие меня моряки. Я осталась одна перед внимательно рассматривающей меня женщиной. Её пальцы – невероятно белые – чуть подрагивали. Невдалеке печальный ветер теребил едва слышно струны оставленного инструмента.       – Смотри, смотри на меня, Шеррон. – Тонкие пальцы впились в плечи. Голос, лившийся сегодняшним утром мёдом, словно выдохся, оледенел и надломлено трещал теперь, проникая в мысли. Я подняла глаза, вглядываясь в бледное лицо Даиры, обрамлённое чёрными кудрями, пыталась сосредоточиться на нём. Женщина устало вздохнула, отпуская мои плечи.       – Всё хорошо, – робко и сухо прошелестел её голос, – нам нужно просто отдохнуть. Поспать чуток. Пойдём, Шерри. Я помогу тебе.       Пройдя до моего тёмного уголка шатким шагом, бард осталась там, глубоко дыша и прислонившись спиной к доскам. Я села рядом на удивительно мягкую подстилку, а потом, стянув сапоги, разлеглась, заложив руки за голову. Гнетущие запахи рассеялись будто дым, и пахло теперь деревом, чуть-чуть смолой, пахло людьми и тканями. Мутные ароматы лежали почти у пола, стелясь по нему словно туманом.       – Что ты видела? – Вопрос Даиры облетел закуток негромким шорохом. Я поморщилась, не желая ничего рассказывать.       – Ты кричала, – продолжила женщина, не шевелясь. Казалось, она даже не дышит: грудь её вздымалась и опускалась незаметно. Я отвернула голову, изучая бледные цветы на занавесях.       – Шеррон. – Моё имя прозвучало с укором.       – Как ты запудрила голову тому толстяку? – спросила я, проигнорировав барда. – Ведь ты не маг.       Я закрыла глаза. Сосредоточилась. Непроглядная чернота расцвела яркими бликами. Фигура Даиры была окутана лёгким серебристым дымком. А в воздухе витали редкие голубоватые искры.       – Да, ты не маг, – повторила я, окончательно убедившись в своей правоте. А вот следы недавно применённого заклинания – те самые бледно-синие огоньки – настораживали. Бард негромко застонала, сморщившись и качнув головой из стороны в сторону. Она подтянула ноги к груди и, одёрнув тёмно-синюю юбку, сложила руки на коленях. Молчание затягивалось. Хоть мне и было интересно узнать, как женщина смогла использовать неподвластную ей силу, но повторять вопрос не хотелось. Лень. Я была уверена, что ответа я не дождусь.       Занавеси раздвинулись, пропуская в тихий уголок Сина, держащего в одной руке большую кружку, а в другой маленькую склянку. Я поднялась ему навстречу, не спуская глаз с кружки.       – Держи, – негромко пробормотал Арсин, протягивая мне воду.       – Что в склянке? – поинтересовалась я, отхлёбывая поистине целительной в данном случае жидкости. Гонец, словно увидев пузырёк в первый раз, уставился на него.       – Лекарство, – неуверенно сказал он, чуть взболтнул светлую жидкость. Желтоватая пена выступила на поверхности, медленно сползая по стенкам и растворяясь. Я протянула руку вперёд с немой просьбой. Син осторожно положил склянку на мою ладонь и отошёл. Я сделала ещё один глоток, поставила кружку рядом, внимательно проследив, что вода не выливается через края от лёгкой качки, и, вытащив пробку зубами, принюхалась. Пахло травами. Вереск и валериана. Успокоительное. Усмехнувшись, я наклонила пузырёк над кружкой и отсчитала три капли. Бард взглянула на меня странно. А Син присел рядом со мной на низенькую табуретку.       – Что с тобой произошло? – обеспокоенно спросил он. Я отмахнулась, допивая водицу с разведённым с ней лекарством.       – Нет, ты скажи, – запротестовал гонец, хмуря брови, – а то, может, ты припадочная.       Я чуть не поперхнулась; мелкие капли воды всё же вырвались изо рта. Я утёрлась рукавом, посмеиваясь.       – Я же пила, Арсин, – изображая возмущение, проговорила я. Будь на его месте кто другой, я, наверно, обиделась бы. Мальчишка, тоже улыбаясь, развёл руками. Даира, кажется, задремала – я услышала её мерное дыхание. Указав Сину на выход, я последовала за ним, осторожно и тихо. Вернув пузырёк гонцу, я велела ему отдать лекарство и поблагодарить от всего сердца неизвестного мне хорошего человека. Я же направилась к подъёму на палубу. Нередкие косые взгляды и моментальные шепотки раздражали, нервировали, во мне росла тихая злоба на этих кхаровых сплетников. Ещё бы чуть-чуть, и я бы рявкнула на первого попавшегося под руку, но, проходя мимо очередного отгороженного уголка, я уловила слабые отголоски того тяжёлого запаха. Тактично постучав перед входом пяткой об пол, я отодвинула занавеси.       В небольшом закутке спали двое, оба мужчины средних лет. Сладковатый аромат стал сильнее. Я потёрла нос и зашла внутрь. Занавеси, мягко шурша, сомкнулись за моей спиной. Заметив в тёмном углу высокую бутыль, от которой и исходил сногсшибательный – в прямом смысле слова – запах, я нагнулась за ней и внимательно рассмотрела. Тёмное стекло переливалось всеми цветами радуги, тонко звенело после щелчка ногтём. Я откупорила неплотно закрытую бутыль и, прижав палец к горлышку, перевернула её. На руке осталась маслянистая жидкость. Слава богам, аромат, невыносимо резкий, какой должен был быть у этого пойла, успел выветриться, и нюх мне не отшибло полностью. Я поставила бутыль на место. Дорогое удовольствие. Дорогое и опасное. Спящие за всё время даже не шелохнулись. Напились, наверно, до летающих перед глазами феек и дрыхнули. Я фыркнула, развернувшись к выходу.       Мужики не дышали. Я, застыв у занавесей, покосилась на неподвижно лежащие тела. И разглядела тонкие красные полосы с едва заметными разводами на шее у каждого. Порезав своим жертвам горло, неизвестный убийца, видимо, стёр хлынувшую кровь. Темнота успешно скрывала от невнимательного взора красные пятна на ткани под телами.       Я вышла из закутка на палубу, спросив у моряков, где их капитан, и, выяснив, отправилась к штурвалу. Капитан, высокий, темноволосый и бородатый мужчина с располагающим к общению приятным лицом, мне приглянулся.       – Вечер добрый, – замерев у бортов, начала я. Капитан оторвался от созерцания широкой глади реки, простирающейся до самого горизонта, и лениво повернулся ко мне.       – Ветра бы доброго, – проворчал он, довольно щурясь на почти скрывшееся солнце. – Проблемы?       – У вас на корабле два трупа.       Капитан уронил голову. И глухо застонал.       – Где и кто? – наконец, тихо осведомился он, распрямившись. Его серьёзные глаза мгновенно вперились в меня.       – В трюме, – сказала я и пожала плечами, – кто именно, не знаю. Мужики.       Размашистым шагом капитан пролетел мимо, бросив на ходу, что мне необходимо ему всё показать.       – Позовите Уона! Срочно! Вниз, – гаркнул он. – И по местам, кхаровы дети!       Капитан злился. Он, скорее, был в ярости. Пролить кровь на корабле мог только безумец, не считающийся со своей жизнью. Кровь на корабле – проклятие. И останется оно до тех пор, пока судно не упокоится, как погибшие на его борту. А вместе с кораблём сгинут в водах и его пассажиры. Капитан сильно злился.       – Кто посмел, – рычал он себе под нос. Сжатые кулаки побелели от напряжения. Капитан бесился.       Ворвавшись в злополучный закуток, он остановился в самом центре. Следом тянулись любопытные. И немногим позже, расталкивая зевак и недовольно ворча, к нам прорвался корабельный, как я поняла, лекарь.       – Что тут? – Лекарь встал возле капитана и сцепил за спиной руки.       – Трупы, – явно сдерживаясь, выдавил тот.       – Вижу, что не теладские жаворонки. – Счастливый лекарь не видел, каким многообещающим взглядом одарил его капитан. Названный Уоном, не дождавшись никакой словесной реакции, вздохнул и, наклонившись, потрогал лица умерших.       – Уже успели остыть, – пробормотал он и, обратившись к зевакам, громко спросил. – Кто заходил сюда?       Толпа зашуршала, заволновалась. Гул постепенно усиливался. Раздался крик, люди зашевелились.       – Рыжая! Рыжая заходила! – вспомнил кто-то.       Капитан, сверкая глазами, резко повернулся ко мне. Я стояла на места, открыв рот от изумления.       – Сколько раз? – чуть ли не рыча, уточнил капитан. Толпа затихла. Через мгновение, наконец, сказали, что заходила я единожды. И недавно. Лекарь вздохнул и покачал головой.       – Повторяю, мужики уже не первый час холодные, – медленно проговорил он. – Убили их ещё около Алиса.       – А мы что, далеко отъехали? – фыркнул кто-то в толпе. Капитан закатил глаза.       – Порядочно, – проворчал, наконец, он, подходя к трупам ближе. Не ушла от внимания капитана и бутылка из тёмно стекла. Мужчина взглянул на неё с недоверием, подозвал лекаря и, вручив ему дурманящее пойло, велел разузнать побольше о нём. Уон пожал плечами и небрежно сунул бутыль под мышку.       – Убийца на корабле, – обернувшись ко мне, – проговорил капитан. – Среди пассажиров, ибо за моих парней я ручаюсь.       – Ищите. До следующего порта дня три, я так понимаю? – хмыкнула я, складывая руки на груди. Капитан кивнул, нахмурился, пробормотал, что этих трёх дней у нас нет. У выхода из закутка столпились люди – выходить, толкаясь и ругаясь, не хотелось, поэтому я решила посидеть немного с капитаном. Тот осматривал уголок. По его тщательно скрываемой растерянности можно было догадаться, что попадает он в такую крайне опасную ситуацию впервые. И что он весьма встревожен. Озабочен происходящим, хотя и пытается держать себя в руках.       Лекарь копошился около трупов, негромко насвистывая себе под нос. Казалось, он совсем не напуган. Толпа понемногу редела, люди, перешёптываясь, уходили, залезали в свои тихие уголки и замолкали там. Гомон превращался в отдалённый гул, смешанный с гулом волн и ветра, затем в приглушённый шорох. Встревоженная шхуна затихала.       Капитан присел на скамью, закрыл глаза, наморщил лоб, вспоминая. Его губы беззвучно двигались, кулаки сжимались и разжимались. Решив не отвлекать ни сосредоточенного капитана, ни увлечённого лекаря, я бесшумно выскользнула из закутка. Зашуршали занавеси, смыкаясь за мной.       Три дня. Всего три дня, чтобы найти убийцу. Если, конечно, ничего не случится. Проклятие может повести себя совершенно непредсказуемо. Оно может годами сидеть на человеке, помалу отравляя его жизнь, незаметно убивая его изнутри. А может обрушиться внезапно, с болью и страданием. Проклятие стрелой находит всегда свою цель и поражает без промаха в самое сердце.       Я, не в силах больше выдерживать сухую, давящую духоту трюма, вышла на палубу. Солнце село. Красные отблески на западе, смываясь, как краски водой, бледнели. Небо чернело: сияющей луны не было, её скрыли мохнатые, отливающие серебром облака. Редкие звёзды тускло мерцали в вышине. Свежий, прохладный ночной воздух сменил удушливый день. Хотелось дышать полной грудью. И я вдохнула. Воздух был так восхитительно сладок, что одного вдоха мне не хватило. Я вдохнула ещё глубже. Ночь была слишком хороша для сна. Я вышла в центр палубы, лениво взглянула на сереющие на фоне чёрного неба паруса, которые нежно трепал ветер, и, отчего-то тепло улыбнувшись, уселась под мачтой, закрыв глаза и дыша. Глубоко и медленно, как пытаются распробовать изысканное блюдо. Свежий воздух, до одури сладкий и живительный – вот моя роскошь.       Шумный в полуденную жару корабль стихал. Сонно ходили моряки, даже сонно скрипела обшивка, шуршали над головой паруса. Люблю тихие ночи. Тогда весь мир принадлежит тебе и все его знания. Все чувства и слепое счастье. Ночью можно успокоиться. Открыться. Тем же слабеньким звёздам.       Я, наверно, бы так и заснула, умиротворённая, заблудившаяся в собственных мыслях. Это было бы замечательно. Однако меня осторожно тронули за плечо. Я мигом открыла глаза. Увидев меня, Син ахнул и отшатнулся. Я изумлённо выгнула брови с тихим: «Что?» Мальчишка медленно качнул головой и, пристально всматриваясь в моё лицо, пробормотал, что ему вроде показалось. Я выдохнула. И попросила гонца больше так не пугать. Арсин лениво фыркнул и потянул меня за рукав, предлагая спуститься вниз и поспать, как нормальный человек. Я, усмехнувшись, отказалась.       Раздался тихий низкий гул, скрежет металла.       – Слышал? – приподнявшись и прислушавшись к темноте, спросила я у застывшего рядом Сина. Он неуверенно кивнул. Звук повторился опять, но гораздо тише.       – Пойдём-ка вниз, – снова сказал гонец, поёжившись.       – Страшно? – улыбнулась я, подняв голову и рассматривая тёмно-синее небо. Краем глаза я увидела недовольный взгляд Арсина и его поджатые губы.       – Неуютно, – медленно, по слогам, выдавил парень.       – А знаешь… – Я потянулась, громко зевая. – Ты прав. По ночам надо спать.