Маленькая королева

      Коробочка с кольцом лежала в нагрудном кармане куртки, как будто согревала и вместе с тем покалывала. Всё-таки я волновался, ведь скоро предстояло впервые в жизни предложить руку и сердце.       Мне хотелось сделать всё красиво и традиционно, поэтому я запланировал поход в ресторан на завтра. А сегодня по пути с работы подхватил Реган из участка.       - Здравствуй! – Реган поцеловала меня, сев на кресло рядом с водительским.       - Здравствуй, Маленькая королева.       Мисс Паркер притворно надулась. Она всегда делает вид, что ей не нравится, когда я так её называю, но я-то в курсе, что Реган приятно.       - Как прошёл день?       - Хорошо. А у тебя?       - Тоже неплохо.       Сколько же у нас общего. Например, у обоих работы, при которых вопросы типа «Как дела?» или «Как прошёл день?» сами собой подразумевают: «Не случилось ничего страшного? Все ли живы-здоровы?».       Было около восьми часов вечера, ещё не начало темнеть. Мы не доехали до дома всего пару кварталов, когда мне позвонили с работы.       - Давай угадаю, - хмыкнула Реган, едва я после краткой беседы захлопнул свой телефон-раскладушку. – Опять аномалия?       - Ты экстрасенс.       - И всем плевать, что твой рабочий день официально закончился.       - Сказала девушка, которую минимум раз в две недели вызывают на экстренные выезды по ночам, - беззлобно напомнил я. – В ЦИА напряжённая ситуация с командирами групп: двое на больничном, один в отпуске. Мне лишь надо присмотреть за группой.       Реган картинно закатила глаза.       - О’кей, погнали. Где на сей раз развернулся пространственно-временной атас?       - Я полагал, что быстро довезу тебя до дома и…       - …И оставишь одну неизвестно на сколько? Нетушки. К тому же, со мной будет проще. Людям спокойнее, когда их просит эвакуироваться работник полиции, а не стрёмный дядька с непонятно каким удостоверением.       В словах мисс Паркер была логика. К тому же, хоть я не признавался вслух, мне нравилось смотреть на эту Маленькую королеву в деле (доводилось наблюдать пару раз). Она уверенным шагом подходит к кому-нибудь, небрежно достаёт и неожиданно резво открывает-предъявляет удостоверение и чётко представляется: «Лейтенант Реган Паркер, полиция Большого Лондона». Есть в этом что-то шикарное.       - Убедила.       Очень скоро мы подъехали к большому стадиону, обнесённому добротной оградой. Если верить данным детектора, наложенным на архитектурную схему города, аномалия открылась внутри западной трибуны. А трибуны здесь, стоит отметить, немаленькие, в каждой поместится по десятку-другому тираннозавров.       Эвакуировать никого не пришлось. Сегодня не было мероприятий, и мы имели дело лишь с командой сторожей, с коими бойко нашли общий язык.       - Не будем заходить внутрь одни, - сказал я, когда вышеупомянутая команда в полном составе покинула пределы стадиона. – Дождёмся ребят.       - Ясное дело.       Я извлёк из багажника своей машины служебное оружие, импульсное (обычные автоматы иметь при себе в нерабочее время не разрешается; а вернулись эти автоматы в обиход, когда встал вопрос об уничтожении Хищников, как об одной из основных функций Центра). Мы с Реган остались подле автомобиля, теперь припаркованного непосредственно возле трибунного входа-выхода, представлявшего собой металлические ворота, на которых висел огромный «защёлкнутый» замок.       Никогда не знаешь, в какой момент твоя жизнь изменится так круто, что пути назад уже не будет. И никогда не знаешь, сколько времени это займёт. С нами всё случилось за семь минут.       Первая минута. Шум настолько неожиданный и стремительный, что мы не успеваем ничего предпринять. Ворота, выглядевшие прочными и надежными, становятся грудой разрозненного металлолома. За годы в ЦИА я научился более-менее разбираться в динозаврах, аллозавра признаю сразу. Высотой особь в два человеческих роста, и я не могу решить, что больше впечатляет – скорость зверя или его бешенство. Одного импульсного выстрела явно маловато, однако после шестого гость из прошлого валится. Зато Хищник, вцепившийся в загривок динозавра (у динозавров вообще есть загривки?..), остаётся на удивление бодрым. Тварь из будущего порядком потрёпана, а поскольку интеллектом она намного превосходит практически всех животных, то быстро соображает, что надо не нападать, а убегать.       Я застываю, потом перевожу взгляд на Реган. Никогда не видел у неё таких широко открытых глаз и такого онемения на лице. Она тоже заметила, тоже поняла. Морда Хищника обезображена с правой стороны - подарок от аллозавра. Хотя из повреждений течёт кровь, сами они отлично просматриваются, и несложно представить, в какой рисунок из шрамов превратятся нынешние глубокие рваные раны.       Вторая минута.       - Реган! – ору я и бросаюсь следом за своей девушкой.       А она, сжимая в правой руке служебный пистолет (до сих пор не пойму, как лейтенанту всегда удаётся доставать оружие вроде бы ниоткуда), мчится за Хищником, который юркает обратно под покров трибуны. Существо хромает на три лапы, оно слабо, но по-прежнему проворно.       - Это он, Хилари, это он!!! – Она не оборачивается и не сбавляет темп.       - Остановись!       Бесполезно.       Я вбегаю следом за ней. Навстречу, с другого конца помещения, круша и разбрасывая всё вокруг, несётся очередной аллозавр, крупнее того, что теперь отдыхает под открытым небом.       Снова хватаюсь за оружие, висящее на плече. Сколько зарядов там было изначально, сколько осталось? Без понятия. Я просто стреляю, прямиком в оскаленную морду, пока сам владелец морды продолжает лютовать. Выстрел, выстрел, выстрел.       Третья минута. Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел. Зверь не притормаживает, а резко падает на одном месте. Я оглядываюсь в поисках Реган и Хищника.       В тридцати-сорока ярдах от меня вяло мерцает аномалия. Я успеваю заметить силуэт спасающегося бегством Хищника, он скрывается в прозрачных осколках временного разрыва. Плевать.       - Реган!       - Хилари…       Она лежит на животе среди обломков подоконника и скамейки. Упирается руками в пол, приподнимается. Я оказываюсь рядом в мгновенье ока. Подхватываю её, осторожно разворачиваю лицом вверх, обнимаю.       - Это он. – На её губах кровь, и меня пугает, что, пытаясь привстать, Реган совсем не шевелит ногами. – Это он! И у него свежие раны, не шрамы, значит, он… - Она вдыхает глубже, резко скривившись. – Этот он пока не добрался до папы с мамой. Их можно спасти! Где… Где он?       - Сбежал в аномалию.       Она снова пробует подняться.       Четвёртая минута.       - Не вставай, - велю я.       - Не смогу при всём желании, - нервно склабится она. – Я не чувствую ног, – произносит Реган без испуга, без жалости к себе, в тоне злость и ярость из-за того, что нельзя продолжить преследование.       Я помню, в таких случаях надо как можно меньше двигаться, поэтому бережно укладываю Реган на спину, одной рукой очистив от обломков место на полу.       - Где болит?       - Нигде.       Клянусь, она хотела бы сказать: «Везде»!       Реган кашляет, но продолжает говорить:       - Догони его. Пожалуйста... – Она сглатывает. В васильковых глазах отчаянная мольба.       Что-то холодное обнаруживается в моей ладони – Реган вкладывает свой пистолет. Девочка что, продолжала держать его всё это время? Или он валялся поблизости?       - Не теряй времени, Хилари. – Слезинка ска      тывается по щеке Реган, оставляя след, кажущийся очень ярким на алебастровой коже.       Я оглядываюсь на аномалию. Она продержится в лучшем случае ещё пару минут, даже такой неспециалист как Реган это понимает.       - Но ведь, - я снова поворачиваюсь к Реган. Понятия не имею, что отражается на моём лице, но от этого зрелища меняется её лицо. – Но ведь, если всё получится, тебя, как таковой, не станет. _ _ _       Пятая минута. Слишком мало времени, чтобы раздумывать, чтобы сомневаться, чтобы представлять, чтобы бояться.       - Я не смогу жить, если мы упустим этот шанс. – Губы дрожат, я с трудом заставляю их шевелиться как надо.       В груди боль, словно там что-то взорвалось, а ног будто нет вовсе.       Хилари смотрит на меня.       - Пожалуйста, - шепчу я и стараюсь сжать его руку.       Он всегда меня понимал, порой больше, чем я себя.       Кивает – и мне, и самому себе. Достаёт что-то из внутреннего нагрудного кармана. Коробочка. А в ней кольцо.       - Джессика Реган Паркер, - он облизывает губы, - Реган… Ты выйдешь за меня замуж?       Тик-так, тик-так, время уходит, и некогда строить из себя недотрогу.       - Да, - я лихорадочно киваю, и ощущение, будто мозги в голове трясутся по отдельной программе. Черепушка очень болит. – Да! – Собираю в кулак все силы и, вопреки возражениям капитана, сажусь.       Хилари надевает кольцо мне на безымянный палец левой руки, обнимает меня, целует. Я отвечаю на поцелуй, прикрыв глаза плотнее, чем обычно. Из-под ресниц скатываются слёзы. Честное слово, не представляю, от чего именно плачу – от физической боли, от тоски или от страха. Каково это – быть ничем? Спросить бы у Клаудии Браун. Кто знает, может, есть в этом сумасшедшем мире место, где обитают люди, растворившиеся в изменённой истории?       Шестая минута.       - Я люблю тебя. – Я отрываюсь от него, но продолжаю держать ладонь на его щеке. – Всегда буду любить. В любой реальности. И та Джессика тоже, если… если у нас есть хоть что-то общее. Будь с ней и не забивай голову всякой хренью.       Он касается губами моих пальцев и также закрывает глаза не пару секунд. Ему тоже плохо.       - Я люблю тебя, - говорит он уверенно и громко. Его губы снова оказываются на моих губах.       Потом я прошу:       - Дай свой телефон.       Он удивляется, но не спорит. Плохо подчиняющимися пальцами я нажимаю несколько кнопок, попутно ухмыляюсь. Хилари такой… Хилари. В фотопапке ни одного снимка. Человеку тридцать пять лет, служит государству, ловит динозавров, разбирается в любом оружии, а фотографировать на телефон новой модели так и не научился.       Я обвиваю одной рукой его шею, прижимаюсь к нему. Подаю телефон. Изображение с камеры выведено на внутренний экран.       - Вот, у тебя руки длиннее, кадр получится лучше, сфотографируй нас.       Седьмая минута. После того, как снимок сделан, я сама кладу телефон в карман Хилари. И вдруг думаю: зачем это? Что если Беккеру будет только хуже от напоминания обо мне?!       - Я хочу, чтоб ты удалил этот снимок, как только почувствуешь, что он мешает тебе жить.       - Что?.. – Эдакого поворота женской логики капитан не ожидал.       - Ты меня прекрасно понял. – Я отпускаю его, немного отклоняюсь назад. - Помни меня, только если это не будет невыносимо. – Опираюсь на пол обеими руками. – А теперь иди. Иди, Хилари.       - Прощай, моя Маленькая королева.       Я впервые не изображаю обиду. Уверена, Хилари всегда знал, что на самом-то деле мне безумно нравится, когда он меня так называет.       - Прощай, мой отважный капитан.       Наш последний поцелуй длится безжалостно мало, но мы оба понимаем: по-другому нельзя.       Мой отважный капитан встаёт на ноги.       Аномалия, сделавшаяся почти совсем прозрачной, продолжает пульсировать, теперь уже интенсивно и как-то предупреждающе. Беккер уходит в неё. Он не поворачивается спиной, до самого последнего момента смотрит в мои глаза, а я смотрю в его.       Капитан скрывается за пеленой практически невидимых осколков, и в следующую секунду пелена исчезает. Разрыва во времени больше нет.       Я рухнула спиной на пол. Приложилась крепко, но сомневалась, что мне уже может быть хуже.       Минута или две прошли в темноте и тишине, пропитанными болью и безнадёжным стуком моего сердца, который бил по барабанным перепонкам изнутри.       Неожиданно появился другой звук. Я бы назвала его осторожным топотанием. Я открыла глаза. Голова была повёрнута влево, и по ту сторону ничего необычного не вырисовывалось. Я кое-как, затянуто и прерывисто, повернула голову вправо.       Ко мне приближался динозавр. Такой же, как те два, только меньше. Детёныш. Ага, дитятко размером с телёнка, а уж зубки точняк не травоядные. Видимо, он затаился в каком-нибудь закутке, а когда всё устаканилось, выполз. Таращится заинтересованно, жадно. Хочет жрать, прикидывает, одолеет ли меня. Почему б не одолеть? Из меня сейчас отличная добыча, собственно, готовое блюдо, не хватает лишь тарелочки с голубой каёмочкой.       Я силилась подняться и не могла.       Детёныш сделал выпад, его челюсти щёлкнули в дюйме от моей шеи. Это был пробный, проверочный заход, дальше будет настоящая атака.       Не всё ли теперь равно? Со мной в любом случае кончено.       Эта мысль не продержалась и секунды.       Нет уж, чёрта с два! Что бы ни ждало впереди, даже если ничего, я не хочу закончить свою жизнь закуской для мелкого гадёныша!       Ещё до ухода Хилари я приметила лежащий неподалёку обломок скамейки, длинный, тонкий и острый. Я схватила обломок (откуда-то взялись силы, скорей всего, дело в адреналине), выставила перед собой, не сводя глаз с ящера. Давай, дружок, мне нужна всего одна попытка – подойди снова поближе, разинь пасть пошире, да ринься порезче сверху вниз, а уж я не промажу.       Наверное, динозавры не умеют выть, но пищат убедительно. Звук, который испустил детёныш, когда ему в горло (я не о «внешнем» горле, а о внутреннем – о полости рта) вонзился деревянный обломок, был именно писком. Писк смешался с рыком, перешедшим в хрип.       Вскоре снова стало тихо. Детёныш теперь валялся в двух шагах от меня, он пока не умер, но уже не мог ничего делать, кроме как подрыгивать лапами. Я отвернулась.       Здесь были окна - узкие и высокорасположенные, и всё же через них кое-что проглядывало. Лично я со своей позиции разглядела кусочек по-вечернему синего неба. Не до конца стемнело, но виднелись звёзды. Одна из них, маленькая, вроде бы ничем не примечательная, мигала особенно живо. И вдруг погасла.       А потом меня не стало.