Бумажная политика

Еще один поворот остался позади, и в конце длинного, залитого ярким светом полуденного солнца коридора показалась широкая двустворчатая дверь. Мощная, сделанная из добротного черного дуба, с резными фигурными выступами. Россия, который еще минуту назад торопливо поднимался по лестнице, вдруг замедлил шаг и с интересом огляделся по сторонам так, словно в его планы входила обыкновенная экскурсия по зданию с обязательным разглядыванием всех предметов интерьера, являвших собой настоящие произведения искусства. Как и эта дверь. Иван на секунду мысленно переместился в далекие времена, лет двести назад, когда подобное пышное убранство являлось совершено привычными условиями жизни обеспеченных слоев населения. Теперь уже никто не строит себе дворцы, которые спустя несколько веков обязательно причисли бы к архитектурному наследию страны. В моде нынче модерн, футуризм и прочие всевозможные достижения в области архитектуры, характерные для двадцать первого века. Погруженный в свои мысли мужчина даже и не заметил, что совершенно перестал контролировать свое тело, которое, почувствовав, что им практически не управляют, решило достигнуть состояния почти полного покоя. Брагинский, конечно, продолжал двигаться, только с такой ничтожной скоростью, что если бы рядом с ним ползла улитка, она бы уже давно опередила его. Россия помотал головой, стараясь вырваться из мечтаний о том, чего уже нет и сосредоточиться на том, что есть в реальном времени. К слову сказать, собрание на которое Иван поначалу спешил, а потом вдруг решил отвлечься на посторонние размышления, началось минут десять назад. А черный вытянутый прямоугольник, резко контрастирующий с белыми обоями и именуемый дверью, все так же далек, как и прежде. Пепельный блондин живо представил себе недовольные лица других стран и осуждающие взгляды, которыми каждое государство не применит одарить припозднившегося Брагинского и решил ускорить шаг, дабы еще больше не усугубить ситуацию. А если учитывать, что сегодняшний саммит проходит в Германии, где явка спустя даже минуту после начала встречи считается дурным тоном, то не стоит особого труда вообразить перекошенную физиономию Людвига – извечного блюстителя порядка на собраниях. Иван твердой поступью преодолел все расстояние от начальной точки "старта" и вновь остановился – но уже рядом с дверью. Мужчина был уверен, что страны уже приступили к обсуждению насущных проблем, и их голоса должны были раздаваться здесь, в коридоре, однако в зале почему-то царило гробовое молчание. "Может они решили дождаться меня? Как мило..." – Россия слегка улыбнулся, взялся за металлическую ручку и потянул створку двери на себя. Иван даже не успел моргнуть. Он лишь почувствовал, как кто-то или что-то хлопнуло его по лбу, а перед глазами очутился какой-то белый предмет. Сразу же после произведенной над ним необычной махинации, блондин услышал торжествующий возглас Америки. – Ты не пройдешь! – Джонс с завидной артистичностью процитировал реплику Гендальфа – героя фильма "Хоббит", очередного детища Голливуда, и залился победным смехом. Брагинский коснулся инородного объекта, который никак не должен присутствовать не только на лице страны, но и любого другого обычного человека, и, взявшись за его край, потянул вниз. – О...меня пометили, – с загадочной улыбкой протянул мужчина, рассматривая листок размером А4 с напечатанным на нем яркой черной краской предложением: "Для России входа нет!" Альфред тем временем развернулся к странам, которые восседали за высокими массивными столами, расположенными друг напротив друга, и молча наблюдали за разворачивающейся на их глазах сценой. Они знали о планах Америки с самого начала и даже в какой-то степени поддерживали его идею. И главным пунктом в успехе задуманного Джонсом плана являлась реакция самого России. Именно за ней, собственно, и наблюдали собравшиеся в зале заседаний государства. Но парень был полностью поглощен мыслью о собственном величии и, самозабвенно прикрыв глаза и подняв руку вверх с выставленным указательным пальцем, громогласно воскликнул: – Вы видели, как я одним точным ударом остановил мировое Зло? Такое под силу только мне, величайшему герою всех времен и народов! Положитесь на меня, и все ваши проблемы и невзгоды навсегда исчезнут... Пока Америка с чувством выполненного долга толкал очередную вдохновенную речь, Россия достал из внутреннего кармана пальто ручку, перевернул лист чистой стороной и, держа его на ладони для удобства, быстро изобразил на нем какой-то рисунок. Затем скомкал бумажку и, прицелившись, кинул "снаряд", который приземлился аккурат на белобрысую американскую макушку и, отскочив от нее, упал на пол. Джонс почувствовал, как что-то легонько коснулось его головы, а после спикировало к его ногам, судя по характерному звуку, который издал объект при приземлении. Альфред обернулся, со смешанным чувством изумления и недовольства посмотрел на Ивана – предполагаемого агрессора – и удивился еще сильнее, заметив, что "агрессор" имеет вид до неприличия довольный и помахивает ручкой, будто приветствуя его, Америку. Парень, видно, не предполагал, что его противник так быстро справится с “препятствием” в виде листа с безапелляционным заявлением и, более того, решит использовать методы Джонса против него самого. "Герой", мысленно просчитывая следующие шаги, взглянул на импровизированную гранату в виде скомканной бумажки, покоящуюся рядом с его ботинком, поднял этот комочек и с опаской развернул (ведь кто знает, что снова задумала страна Зла). Альфред угодил как раз на нужную сторону, где теперь красовалось уникальное произведение русской живописи. Этот замысловатый рисунок представлял собой флаг с неровно очерченным контуром и старательно выведенной на нем большой внушительной фигой. То, с каким мастерством был изображен провокационный объект на листе, не оставляло сомнения: Ваня уже задолго до этого учился вырисовывать фиги под различными ракурсами и определенно добился в своем творческом начинании видимых успехов. Но Америка не смог оценить талант русского по достоинству. В этом символическом послании парень узрел прямое оскорбление чести великих и непоколебимых Соединённых Штатов. – Кажется, представление затянется, – удрученно вздохнул Франциск и, подперев, щеку одной рукой, пальцем другой принялся вырисовывать на столе невидимые сердечки. – В такой погожий день мы вынуждены сидеть в душном зале и помирать от скуки. Белокурый мужчина с грустью посмотрел в окно, за которым открывался чудный вид на лазурное голубое небо, по которому беззаботно плыли редкие, похожие на сладкую вату, облака. – Если тебя одолела тоска – это твои проблемы, – твердым голосом проговорил Англия и скрестил руки на груди. – Меня интересует только Америка и его победа, и ничего больше. Бонфуа лениво перевел взгляд на собеседника. – Ты уверен, что он победит, мой друг? Артур недовольно крякнул, будто его спрашивали о какой-то самой элементарной вещи, которая понятна даже годовалому ребенку, а затем произнес, гордо подняв подбородок и искоса посмотрев на француза: – Конечно, ведь он действует по моему плану! – Видно, это у вас обоих в крови, – Страна Любви положил голову на вытянутую руку и довольно зажмурился, как кот, пригревшийся на солнце. – Что ты имеешь в виду? – с серьезным лицом спросил англичанин, сосредоточенно наблюдая за своим подопечным. – Ничего, совсем ничего, – сонным голосом протянул Бонфуа и сладко зевнул. – Ты понесешь наказание во имя справедливости! – гневно воскликнул Америка после того, как Россия в красках и подробностях с неизменной улыбкой на лице, но без единого слова, выразил защитнику мировой демократии свое мнение о его бесполезных потугах "остановить Зло" таким ребяческим способом. – Я не хотел делать этого, но ты не оставил мне выбора, – Джонс снова почувствовал себя героем какого-нибудь блокбастера и немого опустил голову так, что на его очках отразились солнечные блики, которые полностью скрыли голубые глаза парня от зрителей. (Не зря же он несколько часов подряд репетировал перед зеркалом, ища подходящий ракурс). Альфред медленно поднял руку до уровня груди, согнул ее в локте, взялся за собачку на молнии куртки, выждал пару секунд, чтобы побольше потянуть интригу, а затем резко дернул вниз. Молния лихо, со скрипом, пробежалась по всем зубчикам и приглушенно звякнула в конце. Джонс снова решил потешить любопытство публики: неспеша взялся за левую и правую половины, крепко сжал ткань в ладонях и, наконец, закончив все приготовления, одним быстрым движением распахнул куртку. Наблюдатели готовились увидеть что-то невообразимое. К примеру, совершенно новый вид огнестрельного или биологического оружия, которое Америка вдруг решил изобрести на досуге. Ведь не зря же он разыграл здесь эту мини-сцену, полную пафоса, загадочности и интриги. Все тихо охнули, собираясь с духом, чтобы узреть нечто впечатляющее и опасное. Но то, что предстало их взорам... Самым сильным, как утверждал сам Альфред, козырем, который должен был заставить Россию покаяться во всех своих смертных грехах и принести Америке безоговорочную победу оказались... листы, размером в половину А4, прикрепленные к подкладке куртки при помощи обычных булавок. Чем же могла напугать противника обычная белая бумага? Может, ее количество? Ибо Джонс неплохо потрудился и приволок с собой целых две пятых пачки "пищи" для принтера. На одной стороне было прилеплено, хоть и немного небрежно, сорок располовиненных листов. Столько же и на другой стороне, соответственно. И для более точного описания того, что творились в чудесном мире "американского пододежья" можно было использовать известное всем, но немного перефразированное выражение: бумага на бумаге сидит и бумагой погоняет. Поскольку листы кое-где держались не только за счет подкладки и булавок, но и за счет друг друга. Франция тем временем уже успел хорошо пригреться под лучами теплого весеннего солнышка и был полностью погружен в свои прекрасные амурные мечтания, вдохновленный цветущей природой. Даже какие-то непонятные крики, порой долетавшие до уха мужчины, не могли вывести страну из охватившей его приятной неги. Но вдруг Бонфуа почувствовал, как кто-то плюхнулся на стул рядом с ним. По сути дела, это место всегда занимал Россия, но тот в данный момент находился на разборках с Америкой. Тогда кто же решил захватить эту...маленькую российскую территорию? Блондин нехотя разлепил глаза и уставился на нарушителя своего спокойствия, коим оказался Италия, который тоже распластался на столе. – О... прости, друг Франция. Я тебя разбудил? – встревоженно поинтересовался младший Варгас. Франциск тепло улыбнулся на такое искреннее проявление заботы о его скромной персоне, а затем сказал: – Нет, я просто предавался различного рода размышлениям. А ты как очутился здесь? Почему ушел от Германии? – Он сегодня какой-то очень взволнованный, – Италия состроил печальную мордашку, но спустя мгновение его лицо вновь просветлело. – А здесь есть солнышко... и ты. Такой т-е-е-е-плый. Бонфуа снова расплылся в улыбке, глядя на эту по-детски наивную и добрую страну. Если вы все в мире стали такими же, как Италия, жизнь бы была намного проще, хотя... Без небольшой щепотки перца некоторые блюда не казались бы такими вкусными, так ведь? Кстати, о перце... – Как там наши дуэлянты? – поинтересовался блондин у Феличиано. Итальянец только было открыл рот, чтобы ответить, как его перебил раздавшийся сверху голос Англии, в котором сквозили нотки насмешки: – Америка немножко эксгибиционист. Не мог наш Туманный Альбион не вставить свои пять копеек в этот разговор. Но для Франции эти пять копеек превратились в целый мешок монет весом, как минимум, в тонну. Мужчина настолько резко принял вертикальное положение, что не ожидавший от него такой прыткости стул жалобно скрипнул и начал заваливаться назад, увлекая блондина за собой. Тот, почувствовав, что может через секунду познакомиться затылком с неприветливым, холодным и твердым кафельным полом, подался вперед и такой хваткой вцепился в край стола, будто от этого предмета сейчас зависела вся его жизнь. Впрочем, данное утверждение было не далеко от истины. Да, Бонфуа смог предотвратить свое падение. Но стоит ли говорить о том, что в самый экстремальный момент он резко и пронзительно вскрикнул, словно девушка, у которой шаловливый ветер задрал вдруг юбку, и тем самым привлек к себе ни много ни мало внимание всего мира. Заметив на себе испуганные и ошалелые взгляды других стран, блондин нервно кашлянул, одернул немного смявшийся пиджак, осторожно поднялся со стула и тоном, полным раскаяния, произнес: – Простите, друзья, не хотел отвлекать вас от созерцания исторических событий, здесь ныне разворачивающихся. "Умело вывернулся", подумал Артур, наблюдая за тем, как жертва его маленькой пакости всеми силами пытается сохранить лицо. Тут внимание англичанина привлек Италия, который, будучи абсолютно не готовым к таким моральным потрясениям, обездвиженной тушкой лежал на столе. "Здорово его приложило", заключил Керкленд и несильно пнул стул, на котором покоилась нижняя часть тела младшего Варгаса. Ответной реакции не последовало. "Ничего, очнется. А если не очнется, скажем, что так и было." Франциск от пережитого шока даже на секунду забыл, что, собственно, стало причиной его настоящего конфуза. Но стоило мужчине взглянуть на Америку, как недостающий пазл в памяти страны наконец отыскался и занял свое законное место. "Эксгибиционист, как же... Ну Англия, чертов шутник". Блондин решил, что стоит немного разрядить обстановку, то есть скинуть с себя одеяло всеобщего внимания и передать его другому, как палочку в эстафете. Провести эту махинацию можно было с двумя персонами: его воспитанником – Англией – и дитем Севера – Россией. Но поскольку со вторым Франция предпочитал не развязывать конфликтов, а первый мог потом ощутимо и с долго тянущимися в будущее последствиями напакостить, то методом исключения выбор упал на Америку. А что, вполне неплохой вариант, ведь он во-первых, имеет прямое отношение к Артуру, коему у Бонфуа уже чесались руки немножечко подпортить малину, а во-вторых, представляет собой довольно забавное зрелище: этакую новогоднюю (и новогоднюю ли вообще?) елку эконом-класса, на которую хозяева решили вместо игрушек повесить обычные печатные листы. Дешево и сердито. – О, Альфред, да тебе этим богатством только в переходе торговать. Франция подавил рвущийся из глубины души ехидный смешок, еле сдерживаясь от того, чтобы не подколоть Англию насчет его дизайнерских способностей (все же, такую интересную конструкцию Америка вряд ли додумался бы изобразить), и с чувством выполненного долга чинно уселся на стул, перед этим мельком глянув, не сменил ли тот своего положения. Вдруг Керкленд снова пустил в ход свои грязные штучки? Итак, положение было спасено. Все члены G8 снова перевели заинтересованные взгляды на главных героях дня (кроме Италии, он еще не пришел в чувства), а сами герои тоже, наконец, вспомнили о своих ролях. – Мы, наверное, будем играть в бумажные самолетики, да? – поинтересовался Иван, разглядывая инородные объекты на подкладке куртки Джонса. – Ха, сейчас вы все увидите мощь американской мести! – Альфред проигнорировал заявление француза о том, что его великую персону в таком виде можно причислить к разряду торговцев-нелегалов, видимо, решив больше не отвлекаться от исполнения задуманного. Джонс отцепил одну из бумажек, перевернул ее и с торжествующим видом поднял высоко над головой, будто в его руке сейчас находился не обычный листок, а, как минимум, медаль призера Олимпийских игр. Золотая, конечно же. Мечты, мечты... Но вернемся к реальности. Что же решил продемонстрировать всему собранию и своему сопернику Джонс? Мини-плакат (назовем это так) с кричаще-красной заглавной строкой, гласившей "Санкции против России" и более спокойными черными строками, следовавшими далее и, видимо, передающими саму суть всего послания. Теперь ситуация становилась более-менее ясной. – А, вот оно как... – сказал Иван все тем же нежным бархатным голоском, однако в его глазах цвета чароита промелькнул таинственный огонек, что должно было бы насторожить наблюдателей, если бы они имели возможность уловить это еле заметное изменение во взгляде России. – Ну что, ты не ожидал такого поворота событий? Конечно не ожидал, ведь я самый непредсказуемый и самый опасный, ха-ха! – взахлеб оттараторил Америка, возбужденно размахивая теперь уже деловым документом. Он опустил руку и продолжил свое выступление на этот раз более спокойным голосом: – Слушай внимательно, Россия, и трепещи! Во-первых, все твои высокопоставленные чиновники не смогут ни въехать в страну Святой Демократии, ни открыть в ней счета, ибо они все их аккаунты на моей территории теперь подчистую заморожены! Вот как мой хозяин сказал. Видал, да? А, во-вторых, я тоже постарался, я нашел всех важных в твоем правительстве людей, даже откопал кое-какие хорошо припрятанные грешки и напечатал это все на отдельных листках, не пожалел бумаги ради тебя! Чтобы ты повесил досье на своих чиновников на стену и любовался им, ха-ха! Я тебе даже подарю их, бесплатно! Закончив первую часть своей речи, Альфред решил приступить к выполнению обещанного и сосредоточился на вызволении из плена булавок тех листов, где, по его словам, содержится интересная информация о российских госслужащих, обложенных праведными американскими санкциями. А чем же занимался Иван, пока Джонс торжественно объявлял о действиях его правительства, направленных на усмирение пыла страны мирового зла и отваживания ее от участия в международных конфликтах? Россия, конечно же, слушал, очень даже, кстати, внимательно, но одновременно с этим в его светлой головушке продолжали генерироваться кое-какие мысли, которые, наконец, оформились в полноценный план... Нападать на противника, когда тот не видит и ничего не подозревает и использовать при этом его же методы борьбы – самая беспроигрышная военная тактика. А коварный Ваня знал это и умело практиковал. Брагинский решил не терять времени даром и, когда Америка принялся возиться со своими документами, поднес к лицу перевернутую внешней стороной ладони руку и закрыл глаза. – Америка! – Англия первым разгадал намерения России и попытался спасти своего нерадивого ученика от неминуемой участи и привлечь его внимание, но... уже было слишком поздно. Парень услышал крик наставника и только решил поднять голову, чтобы посмотреть, что же так сильно взволновало бывалого пирата, но исполнить задуманное ему не дали. – А у меня есть более весомые аргументы, – услышал Альфред до колик в животе жизнерадостный голос Ивана и в ту же секунду почувствовал, как в него врезалось что-то мокрое и липкое, запорошило глаза, осело на языке и обжигающим холодом защипало на коже. Америка продрал свои слипшиеся ресницы, выплюнул изо рта уже растаявшую воду и помотал головой так, что некоторая часть снега сама свалилась с его лица. Остальное пришлось удалять с помощью рукава куртки. Спустя мгновение свету явилась мокрая, раскрасневшаяся и гневная физиономия Джонса. Казалось, что еще секунда, и оскорбленная страна четвертует своего обидчика одним лишь взглядом. Америка, продолжая гипнотизировать Россию и мысленно посылать ему импульсы с пожеланиями скорейшего "окочуривания", переложил уже отцепленные листы в одну руку, согнул их пополам, запихнул под ремень, резко развернулся и, подобно танку, попер в сторону немного оторопевших стран. – Разойдись, – прошипел Альфред, неотвратимо надвигаясь на участников так и не состоявшегося саммита, как грозовая туча, и явно не собираясь останавливаться на полпути. Поняв, что с этим малым лучше сейчас не шутить, Франция и Англия вскочили со своих мест (Италия к тому времени уже был передан в надежные руки Германии) и поспешили отойти на более безопасное расстояние. Артур, правда, попытался на словах хоть немного вразумить разбушевавшегося парня, однако тот не желал никого и ничего слушать. Он просто отодвинул Керкленда в сторону, словно картонную фигуру, и подошел чуть ли не вплотную к освобожденному столу, наклонился, просунул под него руку, вцепился в противоположный край, повел плечом, отыскивая более удобное положение, а затем резко выпрямился. Стол оторвался от пола и повис на сильном американском плече. Джонс развернулся на сто восемьдесят градусов и снова направился к "полю битвы", теперь уже будучи вооруженным опасным и тяжелым предметом. Альфред прошел со своей ношей в метре от Ивана (который, стоит отметить, даже не шелохнулся), сделал еще шагов десять, затем осмотрелся, что-то прикинул в уме, и решив, что выбрал удачное место, опустил стол на пол, но поставил его не на ножки, а положил набок. Россия понял, что Америка решил бросить ему вызов, ибо глаза блондина говорили красноречивее всяких слов, и тоже направился на "склад" за "боеприпасами". Как только оставшиеся сидеть на своих местах после первого американского нашествия страны увидели развернувшегося в их сторону Россию, то, ни раздумывая ни секунды, разом поднялись на ноги и в спешке отошли к окну, где находился выступ, чем-то напоминавший каменную скамейку. В отличие от Джонса, Ваня совсем не спешил. Он совершенно спокойно самой непринужденной походкой дошагал до второго стола, чуть-чуть подался вперед, взялся за противоположные боковые края столешницы и с невообразимой легкостью оторвал его от земли, перевернул вверх тормашками и... нет, не развернулся, а продолжил свой путь, направляясь к странам, которые явно занервничали и уставились на приближающегося к ним и без того относительно опасного, так теперь еще и вооруженного Ивана со смесью тревоги и непонимания. Брагинский виновато улыбнулся, кротким и доверчивым взглядом обвел всех присутствующих, а затем молвил: – Ни у кого не найдется листочков, а то я забыл... Кто-то шевельнулся, кто-то украдкой кашлянул, кто-то почесал нос, но поделиться с Россией бумагой так не решился. Иван еще раз пробежался взглядом по испытывавшим явный дискомфорт государствам и вдруг заприметил лежащую на подоконнике возле Англии толстую черную папку. – Англия, это ведь твое, да? – мужчина кивнул в сторону личного предмета Керкленда, который блондин не успел спрятать от цепких фиолетовых глаз. – Поделишься? – Еще чего! Чтобы ты раскрыл все мои государственные тайны?! – Артур чуть не подпрыгнул от возмущения, сгреб в охапку свое сокровище и прижал его к груди, тем самым показывая, что не отдаст драгоценную папочку даже в обмен на весь китайский чай. – Ой, что-то стол тяжелым стал... – выражение лица России практически не изменилось, разве что его взгляд стал уже менее доброжелательным. Брагинский как будто бы случайно наклонил свою внушительных габаритов ношу вперед с таким расчетом, что, отпусти он ее, белобрысая макушка Артура, да и все тело англичанина, познало бы тяжесть упавшего с двухметровой высоты изделия из дуба. Для пущего эффекта Ваня даже отогнул мизинцы на обеих руках, призывая обратить внимание на то, что находящийся полностью в его власти предмет мебели уже лишился пяти процентов поддержки. А там не далеко уже и до десяти. Керкленд рефлекторно втянул шею, еще сильнее вцепился в папку, словно у него отнимали последние остатки съестных запасов, и волком посмотрел на Россию. – Не посмеешь, – злобно прошипел Англия, исподлобья буравя взглядом угрожавшего ему мебелью Ивана. Франция, почувствовав, что ситуация заходит в тупик, ибо Брагинский не отступится и из вредности все-таки прихлопнет Артура, чем, пусть и не выбьет дух, но значительно покалечит тщедушное английское тельце и лишит тем самым его, Францию, возможности потешаться над своим любимыми соперником в течении некоторого времени. А что еще хуже – этого чаефила может приложить так, что он заработает себе какую-нибудь тяжелую амнезию и не будет узнавать не только весь мир, но и самого себя. Рассудив таким образом, Франциск решил попытаться уладить конфликт хотя бы на данный момент, только не в пользу Англии, поскольку связываться с Россией, вооруженным столом, ему явно не хотелось. – Артурчик, дорогой, лучше отдай эту несчастную папку, и дело с концом. – Я тебе не "Артурчик" и тем более не "дорогой"! – взвился Керкленд. Он настолько сильно вжал в себя эту обернутую в твердый переплет кипу с документами, что, казалось, его тело уже стало с ней единым целым. – И вообще, чего ты свою не хочешь отдать? – Да я тоже забыл, – Франция развел руками, показывая, что, мол, вот он, как на ладони, и никуда папку свою не запрятал. – Я у тебя листы хотел взять, кстати. – А стол, между тем, все тяжелее, – напомнил о своем присутствии Россия. – Чего ты ко мне-то пристал, возьми уже у кого-нибудь другого! – Англия все же ослабил "объятия", в которых он сжимал свою драгоценную вещицу, и принялся отмахиваться ею от Ивана, будто тот был не более чем мелким назойливым комаром. Вдруг еще одно государство предприняло попытку разрулить сложившуюся тупиковую ситуацию, то, которое все это время держалось подальше от эпицентра событий и что-то активно печатало на ноутбуке. – Уважаемый Россия, возьмите, пожалуйста, эту папку, она совсем новая, – Японию услужливо продемонстрировал Брагинскому ту самую папку, которой собирался пожертвовать ради установления временного англо-российского перемирия. Иван оглядел предлагаемую альтернативу, затем снова перевел взгляд на Артура и с иезуитской улыбочкой произнес: – Нет-нет, мне нужна та, которая у Англии. – Ага, я так и знал, что ты замыслил что-то против меня! – ликующе прокричал блондин, указывая пальцем на Ивана. – Брагинский, ты подлый трус! – раздался сзади полный возмущения и негодования возглас Америки. – Бери уже что-нибудь и дуй сюда сражаться как мужчина! Альфред не смог выдержать того, что его игнорируют уж слишком долго и решил наконец заявить о своем присутствии и перелившемся через край терпении. Россия через плечо глянул на усердно размахивающего руками Джонса, который, по-видимому, собирался подняться в воздух от кипящего в нем ощущения острой вселенской несправедливости, и слащавенько пропел: – Я хотел обойтись с тобой как можно мягче, но если ты настаиваешь, я могу побить тебя этим столом. Альфред хотел еще что-то возразить, но инстинкт самосохранения все же пересилил желание высказаться, и парень теперь просто вхолостую открывал рот, продолжая махать руками-лопастями, и решая, как же поступить: принять вызов или подождать еще немного и выбрать более демократичный вариант? А пока Джонс разрешал эту трудную дилемму, Россия снова вернулся к своим баранам, точнее, к одному единственному барану. Франция и Англия тем временем завели новую "милую" беседу, плавно перетекшую в спор о дальнейшей судьбе несчастной папки. – ...тогда просто вырви нужные тебе листы, – предлагал варианты решения проблемы Франциск. – И что я, по-твоему, должен буду потом премьер-министру показывать? Огрызки? – отбивался Артур. – У тебя разве не папка-блок? – Нет. – Тогда придется новую завести и информацию всю переписать... – Вот сам и будешь переписывать! – Я не стану подглядывать в твои документы, честно! – вклинился в разговор двух стран Ваня. – Он здесь может хоть весь день простоять, – как бы невзначай шепнул Артуру Бонфуа. – Поэтому сжалься над нами грешными и... Франция так и не смог закончить начатую мысль, и последние слова, которые он попытался произнести, скомкались в неопределенное "кх", поскольку мужчина не ожидал, что получит вдруг коварный удар под дых таким на первый взгляд безобидным предметом – папкой. Невозможно представить, каких сил стоило Керкленду переступить через свою гордость, похоронить надежду на благоприятный для него исход всего этого дела и, можно сказать, принести себя в жертву ради того, чтобы зашедшая в тупик ситуация наконец нашла путь к спасению. Артур осклабился, с вызовом посмотрел на Россию и, стиснув зубы, прошипел: – Готовься к Третьей Мировой Войне! – Да я и так всегда готов, – беззаботно ответил Иван, словно угроза Англии была для него идентична угрозе сломать песочный куличик, которой дети обычно пытались припугнуть своего обидчика, а затем с милой улыбкой обратился к Франциску. – Франция, положи папочку наверх, пожалуйста. Блондин послушно выполнил просьбу Брагинского и снова уселся на каменный выступ, но на этот раз в паре метров от Артура, который уже наверняка подумывал о том, как уничтожить и своего вечного соперника и Россию одним ударом без особых материальных и финансовых затрат. Но, видно, клокотавшая в зеленоглазом парне злость на Бонфуа была настолько сильной, что, когда Иван удалился на значительное расстояние, он подскочил к не успевшему даже среагировать Франции, схватил его за грудки и как следует встряхнул. – Ты что, теперь заодно с этим русским, да? Решил меня со свету сжить, да? Франциск был бы рад увидеть в такой близости от себя лицо Керкленда, только с более приятным для созерцания выражением и при немного других обстоятельствах. – Обеспокоенный мой, пойми, ведь у него был даже не кран, а стол. У тебя же, признайся честно, таких весомых аргументов не нашлось. Артур прорычал что-то нечленораздельное, но мужчину все же отпустил, бросив ему: - С тобой я еще поговорю более основательно. Иван, воодушевленный своей маленькой победой, под недовольный взгляд утомленного ожиданиями Америки, гордо прошагал до условного места сражения, остановился метрах в пяти от Джонса, наклонил стол сначала назад, чтобы отвоеванная у Англии папка упала на пол (на этом моменте можно было отчетливо услышать, как ее владелец несколько раз чертыхнулся), затем максимально высоко поднял его над головой и... со всего размаха буквально впечатал в кафельную плитку. Никак не ожидавшим такой мощной встряски странам показалось, будто на них обрушилось само небо или что в помещении вдруг разыгралась самая настоящая гроза. Япония чуть не выронил свой ноутбук и только благодаря невероятной ловкости и скорости реакции умудрился вернуть уже практически выскользнувшую из рук технику в ее изначальное положение; Италия, как бы это ни было странно, от грохота наоборот пришел в чувства; Англия прижал ладони к ушам и издал самое громкое и самое злобное шипение, на которое был способен, словно кот, чей хвост отдавил кто-то невероятно неуклюжий и невероятно тяжелый; Франция, ушедший было в свои мысли, подскочил, как ошпаренный, и, не удержав равновесия, завалился назад, прямо на оконное стекло; Америка рефлекторно принял позу колобка и свернулся калачиком за своей импровизированной баррикадой, то бишь у подножия столешницы, считая, что изделие из дерева защитит его от страшной и агрессивно настроенной ударной волны. А вот Германия... – Ррроссия! – звучный рык эхом прокатился по стенам широкого помещения, будто вторя затихшему пару секунд назад ухораздирающему грохоту. Ранее немец всем своим усилием воли пытался заставить себя закрыть глаза на царившее вокруг него сумасшествие и спокойно дождаться финального акта представления, устроенного Альфредом. Людвиг не горел на сей раз желанием тратить собственные нервы на бесплодные потуги с целью остановить разборки между этими двумя непокорными странами. Если Джонсу взбредет в голову какая-нибудь идея, пусть и самая бредовая, он разнесет полмира, но задумку свою в жизнь воплотит. Мысль о том, чтобы самостоятельно выдворить отсюда Россию по умолчанию шла с пометкой "миссия невыполнима", поскольку исход этой затеи мог оказаться диаметрально противоположным ее изначальному замыслу: в конечном итоге придется уйти самому. Какое-то время происходившую вокруг Крауца анархичность с горем пополам еще можно было терпеть. Но когда под вопрос оказалась поставлена сохранность его дома, мужчина, естественно, не смог остаться в стороне. Но на Россию полный ярости и праведного гнева крик не произвел никакого впечатления. – О, Германия, – Иван посмотрел на Людвига так, будто только что заметил его присутствие и, невинно похлопав глазками, спросил: – Ты к нам хочешь? – Я хочу, чтобы ты оплатил мне порчу интерьера! – высокий блондин указал на то место в полу, где теперь красовалась внушительных размеров трещина. Брагинский проследил за направлением пальца Германии, бросил взгляд на плоды своего неаккуратного обращения со столом, поскреб в затылке, а затем выдал: – Так я просто устал держать стол на весу. Это все Англия виноват. – Ты у меня не то, что на третью, ты и на четвертую мировую нарвешься! – Артур вскочил на ноги и принялся махать кулаками в воздухе, будто сражаясь с невидимым врагом. – Против тебя весь мир пойдет, весь мир! – Правда? – Россия расстегнул пальто, сунул руку под одежду, вытащил из-под борта... водопроводный кран, размером с классический зонт, многозначительно повертел его в руке, приговаривая при этом: – Я организую для него самый радушный прием, не сомневайся. Лицо Ивана неожиданно приняло зловещее выражение а-ля "Империализм жив, бойтесь", и все находящиеся в зале почувствовали вдруг желание слиться со стеной/полом/подоконником и даже в какой-то мере позавидовали Америке (у него же есть стол). Но это наваждение длилось недолго, поскольку его источник быстро сменил гнев на милость, видно вспомнив о том, что сейчас есть более занимательные дела, чем запугивание впечатлительного мира. Россия не хотел, чтобы его милая игрушка, то бишь Альфред, впала в депрессию от недостатка внимания, ибо тогда вся эта фееричная катавасия просто перестанет иметь всякий смысл. Ваня помахал мрачному Джонсу рукой, не забывая при этом испускать "лучи добра", разместил пострадавший в недавнем инциденте стол так, чтобы его ножки смотрели по направлению той стены, к которой он стоял спиной, поднял английскую тетрадочку, уселся по-турецки перед задней частью столешницы и молвил: – На чем же мы остановились, мое пятидесятиштатное чудо, а? Америка вмиг собрался, решив попозже отыграться за эти слова, с важным и напыщенным видом выставил вперед руку с листом, уже готовясь снова зачитать изложенную на нем информацию, и только раскрыл рот, чтобы издать первый звук, как его снова перебили. – Ой, подожди, я же территорию пометить забыл! Какая досада... – Иван разочарованно покачал головой. – Ну, ничего, будем довольствоваться малым. Брагинский поднял лежащий подле него кран, крепко сжал его под вентилем, хорошенько замахнулся и со всей силы воткнул обрубок трубы в кафель рядом со столом. Сегодня у бедной плитки явно выдался неудачный день. – Ррр-рр-ро... – затарахтел Германия, начиная медленно, но верно закипать. Россия повернул голову в сторону Людвига, издававшего звуки неисправной сельхозтехники, и беззаботно произнес: – Ну ведь я же плачу, да? Это вопросительное утверждение заставило Крауца затихнуть, но мысленно он продолжал осыпать русского варвара всеми возможными и невозможными ругательствами, прикидывая, сколько денег сдерет с него в итоге за материальный и моральный ущерб. Италия взволнованно поглядел на своего товарища, который сейчас пребывал в самом худшем расположении духа, и решил, что нужно подбодрить удрученного заботами немца. Только вот каким способом? Парнишка внимательно огляделся по сторонам, в надежде на то, что таким образом сможет поймать нужную мысль и вдруг почувствовал, как кто-то или что-то потянуло его за штанину брюк. Феличиано посмотрел вниз и с удивлением обнаружил сидящего на полу бело-рыжего кота. Пару секунд человек и животное поддерживали друг с другом зрительный контакт, а затем Варгас-младший наклонился, взял столь редкого на собраниях стран гостя на руки и нежно почесал ему за ушком. Представителю семейства кошачих эта ласка пришлась по вкусу: он довольно зажмурился, вольготно разлегся у парня на коленях и доверительно заурчал. – Ты ведь котенок Греции? Но твоего хозяина нет здесь. Как ты сюда попал? Кот ничего не ответил, он только облизнулся, перевернулся на спину и вытянул вверх лапки, приглашая Италию поиграть с ним. И тут на Феличиано снизошло озарение. – Герми, Герми, смотри! – кареглазый паренек усадил своего нового друга на колени Людвига. – Это котик Геркулеса, он прогонит все твое плохое настроение. Но Германия в этот момент был настолько поглощен собственными тяжелыми думами, что не заметил ни того, что его кто-то позвал, ни того, что у него под рукой оказалось нечто живое, маленькое и пушистое. Возможно, где-то на подсознательном уровне Людвиг понял, что произошло, однако умом осмыслить это был не в состоянии. Он придавил несчастное животное своей широкой тяжелой ладонью и, словно в бреду, пробормотал: "Кафель... Россия... Котик..."