***
Она и вправду ждала, присев на подножку, устроив рядом с левой рукой коробок с мазями и корпией. Ждала, глядя куда-то ввысь, словно стремясь разглядеть одной ей ведомый знак среди легких и пушистых облаков, плывущих в вышине подобно величавым кораблям гайдзинов. На миг Бьякуе стало интересно – видела ли она когда-нибудь эти корабли? А море? Хотя бы во снах? Услышав его шаги, знахарка опустила голову, поднимаясь и поворачиваясь к нему. Поясной поклон в её исполнении было полон уважения и почтения, но без подобострастия. Собранные в строгий пучок волосы, выбившаяся, растрепанная прядь, скользнувшая по лицу. Сейчас, в серой рассветной мгле она отчего-то казалась особо хрупкой и беззащитной. А ещё - невероятно печальной. Настолько, что у Бьякуи мелькнула запоздалая мысль – что скажет Дзи-сама, когда он привезет её в Гифу? Простолюдинка. Пусть знахарка, а значит не совсем уж плебейка, но всё же происхождение совсем не то. И, наверняка, она не та женщина, которую хотел бы видеть в роли его супруги почтенный дед. - Вы не могли бы снять доспех, Бьякуя-сама? – прервал размышления её вежливый голос. Бьякуя кивнул, распутывая узлы, удерживающие кое-как подправленный деревенским кузнецом нагрудник. - Хисана, - окликнул, снимая темное косодэ, подставляя внимательному взгляду и прохладному утреннему ветерку кожу. - Я внимательно Вас слушаю, данна, - она осторожно коснулась тонкими пальцами узловатого багрового рубца. Ещё нескоро он побелеет… Если только знахарка не приложит к этому свою ручку. - Ты знала, что в мече живет цукумогами? - Безусловно, - она немного смущенно улыбнулась, доставая корпию и плоскую бамбуковую коробочку с плотной крышкой. – Сэмбондзакура уже показывался Вам, Бьякуя-сама? - Да. Из-за него Синдзиро едва меня добудился, - с тихим смешком поделился он. – Можно ли как-то попросить его, чтоб больше такого не устраивал? - Вы вольны приказать ему, Бьякуя-сама, - серьезно ответила Хисана, открывая коробочку. Пахнуло алое и ромашкой, и ещё какими-то неведомыми ему травками. – Но, думаю, это не повторится. Он знакомился с Вами, вот и перестарался немного. - Вот как… - задумчиво протянул мужчина. - Простите его, господин. Он из лучших побуждений. Да и… думаю, слишком истосковался по доброй руке и славной битве. Первым и последним его хозяином был почтенный Гэнкин, - она ловко перебинтовала его торс, прижимая корпию, смоченную в заживляющем настое. - Я закончила, господин, - плавный поклон. - Благодарю, - едва заметно кивнул он. - Бьякуя-сама, - она подняла взгляд, ненадолго умолкнув, привлекая его внимание. – Вы позволите мне спросить? Он замер. Вот оно. Тогда, собираясь, она не задавала вопросов. И всё это время тоже, то ли смирившись со столь резкой переменой в своей жизни, то ли не решаясь спрашивать, то ли проявляя своеобразное уважение к нему и его чувствам. Но кто сказал, что она чувствует то же самое, что и он? Может это страх? Или нежелание противиться воли лорда, способного в гневе разрушить до основания всё, чем она так дорожила? Страх липкими пальцами огладил его душу. Его! Способного противостоять с горсткой верных воинов огромному отряду разбойников. Но Бьякуя не был бы собой, если бы не умел бороться со страхом. - Спрашивай, - спокойно произнес он, глядя на высунувшуюся из повозки мордашку Рукии. Мордашка, к слову, была преславненькой. Уже сейчас было видно, что девочка вырастет настоящей красавицей. Если, конечно, не знать того, что эта красавица склонна по собственному желанию обрастать перьями и срываться в небо. - Бьякуя-сама, в качестве кого Вы представите меня обитателям Гифу? – голос девушки был спокоен. Однако же чувствовалась в нём… неопределенность и толика страха. А ещё нечто не совсем внятное, пока она помогала ему облачиться в латы. И когда молчание затянулось слишком надолго, настолько, что это казалось уже непристойным, она предложила: - Представьте меня как лекаря, Бьякуя-сама. Это… будет честно и позволит Вам соблюсти приличия, господин мой, - нотка горечи, приправленная обреченностью, приятием той пропасти, которая всегда была меж ними и которая становилась всё шире и ощутимей с каждым днем, приближающим возвращение в Гифу. Было ли желание пересечь оную у неё? Совпадало ли оно с его желанием? Но… она ведь согласилась! Согласилась отправиться с ним. В неизвестность. Она передала ему реликвию своего рода. Разве это не было достаточным подтверждением её чувств? Её желания быть рядом, не смотря ни на что? Стыдись, Бьякуя. Зачем сомневаешься, когда ответ и так известен? Когда он читается в каждом её движении? - Я… представлю тебя как лекаря, - помедлив, подтвердил он. – Для начала. Пока не придумаю, что нам делать дальше. Показалось ли ему, что она вздохнула с облегчением? Показалось ли, что маленькая котэнгу очень серьезно кивнула, принимая их общее решение? Да, в этом «дальше» было много неопределенности. Слишком много, чтоб оставаться спокойными и невозмутимыми, как должно. Но ради того, чтоб выковать своё счастье, можно было рискнуть.***
Спустя два дня они выехали на хорошую дорогу, именовавшуюся Золотой Нитью, которая, как поговаривали, паутиной соединяла все мало-мальски важные замки и города Нихон коку. И пусть давно не прокладывались новые пути, эти всё же поддерживались в порядке Высочайшим указом. Ехать стало легче, да и вероятность нападений несколько уменьшилась – у самого поворота, на стыке двух дорог, двух таких разных миров, они встретили конный разъезд. Бьякуя не без гордости отметил, что Гинрэй-сама счел его совет достойным внимания и обезопасил префектуру от неприятных случайностей со стороны недругов. К тому же, встреча с отрядом давала ему повод разузнать последние новости… - Бьякуя-сама! – у молодого воина, который вел отряд, были тёмно-каштановые волосы, отливающие на солнце рыжим, почти красным. Поговаривали, что далекий его предок привез из набега на континент женщину. Рабыню красоты необыкновенной, с ярко-рыжими волосами, цветом подобными осенним кленовым листьям. Что освободил её и взял в жены, и именно потому весь их род словно поцеловала в макушку Аматэрасу-омиками, одарив своей милостью и удачливостью. Он был точно таким, каким запомнился перед зимой. Открытый и легкий, невероятно упрямый, честный и прямой, словно летящая в цель стрела. Сделав знак своим людям, Рэндзи развернул лошадь, помчавшись навстречу господину, не дожидаясь приказа. - Абараи-кун, - Бьякуя натянул изрядно потрескавшуюся за эту зиму, но всё же привычную маску отстраненности. Пора. Рокута обеспокоенно взглянул на господина, словно заледеневшего вновь. Они уже почти привыкли к тому, что данна выказывает чуть больше эмоций, нежели должно отпрыску аристократического рода. Сейчас же стремительно возвращался тот их господин. Строгий и суровый, пусть и молодой, глава рода, карающий и милующий с одним и тем же выражением на своём лице. - С начала зимы от Вас не было и весточки, - меж тем, продолжил говорить воин. – В замке уже начали беспокоиться и готовить отряд, когда прибыл Одзи-сан со вторым письмом, - посверкивая карими глазами, молодой воин косился на крытую повозку, запряженную волами. Словно спрашивая – там ли причина задержи молодого господина. Бьякуя предпочел не заметить немого вопроса, про себя подосадовав, что слухи разносятся быстрее ветра. - Ваши тетушки очень обеспокоены тем, что Вам пришлось провести целую зиму в недолжном обществе, да и почтенный Ходзю-сама вынужден был отправиться в Зимнюю Резиденцию Императора вместо Вас. Вот уж о чём Бьякуя не жалел ни капли. Проводить полгода на почетной и необременительной, но очень нудной должности отвечающего за оборону правого крыла императорского дворца в Старой столице Нагаокакё? Ежедневно окруженный интригами и прекрасными холодными дочерьми славных родов? Когда не стоит доверять ни тому, что ешь, ни тому, что видишь, ни тому, что слышишь? Нет, всё-таки эта зима выдалась прекрасной. - Ходзю-сан отлично справлялся с этой достойной обязанностью и до меня, - по тону нельзя было сказать, одобряет он решение деда или нет. Так же, как и не стал он отзываться о тетушках. Вот уже более десяти лет с тех пор, как он прошел гэмпуку, а они всё щебетали и причитали, подобно птахам над выпавшим из гнезда птенцом, естественно зная, что для него будет «лучше». Порой это раздражало, но вот так вот, с расстояния – забавляло. Впрочем, Бьякуя понимал, что скоро ему станет совсем не до смеха. - Конечно. Но он был не очень доволен. Ведь эта обязанность лежит на главе дома, - Абараи не держал поводья своей соловой кобылы, идущей шаг в шаг с его вороным. – А ещё Вас всю зиму ожидала Акэйн-доно, - он плутовато прищурился, прекрасно зная характер и цели этой девицы Кутики, дальней родственницы основной ветви клана, приближенной ко двору за красоту и умение развлечь гостей. Танцем ли, беседой или музыкой. Акэйн красила свои длинные волосы алой охрой, носила вызывающе-алые одеяния и уже который год тщетно пыталась привлечь внимание Бьякуи. Из дома Кутики не только её одну прочили в жены молодому главе клана, но только у Акэйн хватило смелости или наглости отправиться в замок. - Думаю, следовало передать ей, что ожидать не стоило, - несколько холодновато заметил Бьякуя. На миг ему стало не по себе. Куда он везет её? Знахарку, которая стала ему дорога… ведь там совсем иные правила игры. Сможет ли она в достаточной мере овладеть искусством дипломатии, чтоб избежать опасностей, подстерегающих её? Абараи поморщился. Передавать Акэйн то, что она не желала слышать? Вот уж увольте! - К слову, Гинрэй-сама ждет, что Вы поведаете ему причины, которые задержали Вас в пути. От Сиракавы ведь всего лишь дзю пути, если ехать быстрым маршем. - Это все новости? – Бьякуя снова не дал перевести тему на ту, которая интересовала Рэндзи. - Почти. Примите мои соболезнования. Этой зимой нас оставила Така-сама, Ваша троюродная бабка. Говорили, что она умерла с улыбкой на губах, сказав, что теперь есть кому позаботиться о Вас. Действительно печальная весть. Така заменила юному Бьякуе мать, почившую родами. Говорили, что она была прекрасной женщиной и достойной госпожой, спокойной и уравновешенной. Настоящей леди. Порой, он сожалел, что ему не довелось узнать её. Но… Така-сама прекрасно управилась за неё. Она никогда не навязывала мальчику мнения и не душила излишней заботой, пресекая подобное поведение других женщин клана. Наверное, именно благодаря ей и деду он вырос таким, каким вырос. Благодаря им и, разумеется, своему наставнику. Воспоминания отдавались легкой горечью и нотой печали. Он обязательно почтит её память, когда вернется. - Благодарю, Абараи-кун, - медленно произнес Бьякуя. – Остальное? - Не так важно, господин, - покачал тот головой. – Прикажете вернуться к исполнению обязанностей? - Возвращайся. Он подхватил поводья, и коленями повернув соловую, умчался к ожидающему его отряду, оставляя Бьякую размышлять о предстоящей встрече.***
С каждым мгновением замок становился всё ближе. И тревога, снедавшая двоих из отряда, всё усиливалась. Воины же наоборот, радовались. Они спешили домой, к семьям и любимым. Стремились увидеть дорогие лица. Некоторые же смаковали предчувствие пира, который, несомненно, должны были закатить в честь возвращения молодого господина, некоторые желали отправиться в новые сражения или, хотя бы, в разъезды, чувствуя, что застоялись за сытую зиму в Сиракаве. Вдалеке уже виднелись загнутые коньки крыши Гифу, когда Бьякуя осадил коня, выравнивая его шаг с шагами волов, которые тянули повозку. - Хисана, - тихо позвал. - Я слышу Вас, данна, - так же негромко ответила она, отодвигая тонкую, забранную тканью перегородку, защищающую повозку от пыли и выглядывая в окошко. В это утро она попросила задержаться господина на стоянке, дабы привести себя и сестру в подобающий вид. - Выйдешь вместе с Рукией, последней. Я представлю вас Гинрэю-сама. - Вы позовёте, Бьякуя-сама? – и без того тёмные, фиолетовые глаза потемнели ещё сильнее, выдавая её волнение. Но лицо было безупречно-спокойным. - Синдзиро скажет, когда можно. Едущий рядом воин кивнул. - Как пожелаете, данна, - согласно наклонила голову она. И почему она так легко соглашается? На душе у Бьякуи было тяжко. Они въезжали в ворота, перевитые лентами пяти цветов. Слуги, члены дома Кутики, и, разумеется, Гинрэй-сама, который стоял у лестницы, ведущей в замок. Прямая спина, фамильные глаза цвета доброй стали, благородная седина зачесанных назад волос, торжественное кимоно. Бьякуя не сомневался, что с пятью гербами, как и должно. Что значил взгляд деда, он прочесть не мог, тогда как его волнение наверняка не осталось для Гинрэя-сама секретом. Не доезжая двадцати шагов до ступеней, он остановил вороного и спешился. Твердым шагом он направился к деду и почтительно склонил перед ним голову. - С возвращением, Бьякуя, - голос Дзи-сама был в меру. Иначе и не скажешь. В меру в нём сплетались теплота, спокойствие клинка, покоящегося в ножнах, и нотка заинтересованности, как и обычно, впрочем, когда он возвращался после долгого отсутствия. - Рад видеть Вас в добром здравии, Гинрэй-сама, - с почтением произнес Бьякуя в ответ. – Прошу простить меня за столь долгое отсутствие. - У тебя были веские причины, внук, - с достоинством ответил старый господин, в серых глазах которого мелькнула искорка. То ли одобрения, то ли удовлетворения. Разобрать ему так и не удалось. - И всё же, я сожалею. - Я слышал, тебя ранили? – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес Дзи-сама. - Верно. Но к счастью в ближайшей деревне оказалась очень умелая лекарка. - И ты настолько благодарен ей, что привез с собой? - Я обязан ей жизнью, Дзи-сама. И хотел бы представить её Вам, - он сделал знак Синдзиро. И повернулся, глядя на то, как опираясь на ладонь его доверенного слуги, из повозки выбирается Хисана. Высокая аккуратная прическа, темно-фиолетовое льняное кимоно, расшитое по подолу лиловыми ирисами. Её сестра тоже выглядела очень пристойно в своём сером. Приближались они неспешно, со всем возможным достоинством, но и не задерживаясь. Бьякуе показалось, что знахарка стала ещё бледнее, чем несколько часов назад. Когда до них оставалось пять шагов, Хисана и Рукия остановились, выполняя почтительный кэйрэй, позволяя рассмотреть их хорошенько. Выпрямившись, знахарка не подняла взгляда, как обычно, но застыла, подобно изваянию. - Гинрэй-сама, позвольте представить Вам Хисану-сан, лекаря из Сиракавы, и Рукию-тян, её сестру, - спокойно произнес Бьякуя.***
Она чувствовала взгляд старого господина, как что-то вещественное, весомое. Он был, как вода. Спокойная ледяная вода горного озера, питаемого подземными источниками. Взгляд окутывал её, давил силой, не давая ни мгновения передышки. Хисане казалось, что Гинрэй-сама видит её насквозь, и только то, что рядом была сестра, которая совершенно точно не выдержала бы этого взгляда, и Бьякуя-сама, который, наверное, волновался ничуть не меньше неё, позволяли ей держаться. А потом всё как-то слишком внезапно прошло. Знахарка поблагодарила ками за то, что из-за длинного подола не видно, как у неё дрожат коленки. - Я бесконечно благодарен вам за то, что поставили моего внука на ноги. Голос у Гинрэя-сама был под стать его взгляду. Хисана сочла нелишним поклониться ещё раз, понимая, что он неё ждут ответа. - Я не могла поступить иначе, Кутики-сама, - произнесла, стараясь, чтоб её голос не дрожал. – Это мой долг. Ваша благодарность и благодарность Бьякуи-сама делают мне честь. Она выпрямилась, вежливо глядя куда-то на ступени между почтенными господами, про себя отмечая, что замку не хватает женской руки. Даже радость по поводу возвращения молодого господина была не веселой, а по-воински строгой, даже чуточку суровой и, конечно же, очень торжественной. - Рад, что в это время ещё остались те, кто помнит о своём долге, - ответили ей, и Хисана поняла, что может тайком перевести дух, поклонившись в третий раз, отступая к повозке. Краем глаза она заметила, что Бьякуя-сама и Гинрэй-сама поднимаются по лестнице наверх. И это послужило знаком начать праздник. - Пойдем, Хисана-сан. Вы, наверняка, устали, - Синдзиро-сан аккуратно подхватил её под локоток. – Я помогу вам разместиться. - Благодарю вас, Синдзиро-сан, - кивнула она, принимая заботу.