***
Середина осени выдалась в этом году не по-осеннему холодной: морозное дыхание ветра по утрам пронизывало жилища, выдувая тепло, а лужи искрились на солнце ледком. Убранные поля давно не полнились водой, из работ осталось не так уж и много – ткачество да починка инструментов, ежели какой подпортился за летний сезон. Пришла пора свадеб и отчисления податей, за чем пристально следил камадо Дайто. Мудрый староста радел о благополучии Сиракавы вот уже третий десяток лет, и за всё это время селение процветало на радость поселянам и власти. Бытовала даже поговорка: господа далеко, а камадо – близко, накажет суровее. Господа у деревушки сменялись один за другим – смутные времена ведь, но быт и законы оставались всё теми же, так что занятые трудом крестьяне даже не всегда замечали того, что Сиракава переходит из рук в руки, и всё благодаря Дайто. Вторым, почтеннейшим человеком в селении был, конечно же, каннуси Мотихиро. Всегда слегка поддатый, несмотря на все запреты, веселый и добрый, необъятный, что та бочка с рисом, он держал небольшое святилище в чистоте и порядке, пусть и казался примером лени да беспечности. Но поди сыщи в чистом храмовом дворике хоть пылиночку, хоть соринку! Дело своё Мотихиро знал, потому и чтили его поселяне без меры – кто ещё освятит поля так хорошо, что всходы дадут двойной урожай? кто обвенчает да благословит молодых? кто отгонит горных тэнгу, что те и дорогу забудут к процветающей деревеньке? То-то! Третья же… Её дом стоял у кромки леса. Небольшой, возведенный на каменном фундаменте, с черепичной, неведомо кем положенной, высокой крышей, покрытой мхом. За скаты и крохотные каменные фигурки на шпилях цеплялся и дикий виноград с меленьким вьюнком, словно занавесью скрывая одо от постороннего взгляда, да так, что лишь по ступеням и догадаешься с какой стороны подступаться к жилищу. Тяжелые еловые ветви заслоняли его от остальной деревни, подчеркивая статус владелицы необыкновенного дома. И немудрено – испокон веков на окраине жили лишь травники да травницы, а ещё – ведьмы и ханъё, полукровки. Но прямо об этом, разумеется, никто не говорил. Судачили долгими зимними вечерами тихо, а как же иначе-то? Но чтоб при всех, ответить за слушки со сплетнями? Нет-нет. Да и как сказать почтенной Хисане, что её в деревне привечать не будут? Сверкнет она темными и глубокими, что те омуты, глазами, так всё сердце и стынет, скованное первобытным ужасом. Ведь если кто заболеет али простынет, если женщина в тягости – к кому первому бегут? К ней, конечно же, к благодетельнице и спасительнице. Все, кто жил в Сиракаве, хоть раз, да обращались за помощью к прославленной знахарке, которую обучила ещё её мать. А ту – её мать. И так поколение за поколением. Кто уж упомнит, когда в деревне объявился род знахарок? Они были здесь, как скалы или быстрая, беспокойная Сёгава, щедро одаривающая рыбой, как шелковичные деревья и шелкопряды, кормящие всё селение.***
- Хисана-сан, Хисана-сан, - встревоженный голос Дайто-сана, стучащего костяшками об одо вырвал девушку из мутного, туманного сна, предвещающего беспокойства и смутную, неведомую опасность. Вчера она легла поздно, уделив много времени сортировке и перебору поздних трав, что могли спасти кому-то жизнь или уберечь от подстерегающей болезни. - Что стряслось? – поспешно накинув поверх тонкого, хлопкового дзюбана плотную льняную юкату, поспешила к одо, отворяя её. – Неужели, Мицко рожает? Вроде бы не должна… - спешно обувая гэта, запахнула юкату поплотнее – холодный ветерок уже забрался под полы одежды, выдувая тепло. - Нет, Мицко в порядке, она вместе с Горо, отдыхают. - Мицко кликали одну из младших дочерей старосты, которая не так давно вышла замуж и теперь носила под сердцем первое дитя, а Горо – мужа её, добродушного увальня и трудягу. – Другое, Хисана. - Качнул головой Дайто, от волнения позабыв попросить прощения за несвоевременное вторжение. – Тут недалече стычка произошла между нынешним нашим господином и шайкой разбойников. - Неужели данна вспомнил о тех, о ком ему следует радеть? – легкая улыбка, опущенные долу глаза. – Какое знаменательное событие, - негромко и непочтительно. Да и где тут взять почтительности, коли господа менялись, что изношенные сандалии – раз в сезон, а то и чаще. - Тише, тише, - староста сделал большие глаза, словно показывая, что не время язвить и злословить. Даже и ей. – Кутики-сама был ранен в схватке, и серьезно. Бункэ и его сообщники откуда-то достали пороху – разве не слышала грохота? Хисана покачала головой. За работой она бы и дракона не заметила, не то, что какой-то грохот, отдаленно напоминающий раскаты грома. Да и шайка разбойников не слишком досаждала им – слишком уж был узким проход в долину, слишком хорошо защищался селянами, строго бдящими свою безопасность и благополучие в это смутное время. А недавно появившемуся в этих краях Бункэ не были ведомы горные тропы, ведущие в обход ущелья. - Гонец, прибывший с места сражения, просит помощи - наша деревня ведь ближе всего, - продолжал пояснять староста. – Я и посоветовал тебя, ты ведь способна управиться с любой раной, Хисана-сан. - Добро, - кивнула девушка. Негоже ведь отказывать в помощи страждущим, будь они хоть трижды господами. – Пусть везут его сюда. - Спасибо тебе, - камадо поклонился и немного резковато повернулся, спускаясь по каменным ступеням. Видно, к гонцу поспешил с радостной вестью. Знахарка тяжело вздохнула и вернулась в дом. Следовало подготовиться к приему высокого гостя. Пока она одевалась, затеплив светильник на рыбьем жиру, пока расстилала второй футон и кипятила воду, пока заваривала травы и грела сакэ, пока раскладывала лезвия, иголки и шелковые нити, завернутые в чистом полотне, чтоб сразу быть готовой зашивать неосторожного аристократа, так неудачливо подставившегося на поле боя, послышался стук копыт и голоса. В меру почтительный и угодливый – Дайто-сана и несколько незнакомых, обеспокоенно-надменных. Подвязав рукава черной рабочей юкаты, Хисана с треском распахнула одо. Час тигра, предрассветный и самый тяжкий, когда все добропорядочные крестьяне видят седьмой сон. - Это и есть та знахарка? – в голосе высокого воина в тёмных доспехах сквозило неприкрытое презрение, словно женщина, по его мнению, не способна была ни на что, кроме как рожать и воспитывать детей. - Да, господин, - в который раз почтительно склонился староста. Меж коней на грубых, наспех сделанных носилках, виднелся укрытый плащом мужчина. Видимо, это и был тот господин, которому требовалась помощь. – Вы уж поверьте, лучше вам во всех деревнях окрест не сыскать, - продолжил свою речь Дайто, косясь на неё, намекая, что следовало бы поклониться. Хисана предпочла не заметить его взгляда, лишь посторонившись. - Входите, почтенные, - спокойно, уверенно и негромко. Здесь она была в своём праве. – Чем скорее вы доверите мне господина – тем проще будет излечить его раны. Один из вояк хотел было добавить что-то, но подавился словами, наткнувшись на взгляд знахарки. Острый, словно лекарский ланцет, уверенный. Не такой, которым должна смотреть перепуганная деревенская девчонка, разбуженная средь ночи столь влиятельными господами. Да и перепуганной она не выглядела. Мужчины переглянулись и отцепили носилки, двигаясь плавно и бережливо. - Где мы можем остаться на ночь, Хисана-сан? – поинтересовался тот, который был постарше и поспокойней. - У Дайто-сана. Если же не доверяете мне – устраивайтесь около печи. Мне может понадобиться помощь, - ответила просто, заходя вслед воинам, оставляя гэта у порожка, откинув с пути носильщиков циновки, чтоб они не запачкали настил. - Мы останемся здесь, с вашего позволения, - степенно ответил он. - Синдзиро-сан!.. – в голосе того, что помладше, слышалось возмущение. Оказывать почтение какой-то знахарке?! Вот ещё! Это она должна быть польщена тем, что… - Рокута-кун, - быстрый, резковатый взгляд более опытного товарища в его сторону повелевал помолчать. – Пойди, обиходь лошадей. Юноша, только сейчас Хисана заметила, что второй воин возмутительно молод, перечить не осмелился и покинул дом. Стукнула фусума о фусуму. Девушка качнула головой неодобрительно. И откинула плащ, которым был он укрыт, с помощью Синдзиро перетаскивая молодого господина на футон. Иссеченный богатый лакированный доспех, измазанный грязью и кровью, кое-как держащийся на оставшихся целыми шнурках, льняные темные одеяния из ткани тонкой дорогой выделки, свидетельствующие о его высоком статусе. Тонкие черты благородного лица, темные волосы, излишняя бледность, говорящая о кровопотере… - Синдзиро-сан, помогите мне снять доспехи, - негромко произнесла, приподнимая бессознательного мужчину за плечи. – Зачем вы их вновь одели? – поинтересовалась несколько раздраженно, разглядев грубые, неряшливые повязки, пропитавшиеся кровью. - На случай, если повстречаем новых врагов, Хисана-сан, - спокойно ответил, ослабляя шнурки и стягивая покореженный нагрудник. Она кивнула, признавая неразумность своего вопроса. Повязки пришлось размачивать, а некоторые и срезать – слишком уж запутались узлы. Господин Синдзиро то и дело поворачивался – нагревая воду, поднося отвары и травы, придерживая светильник над плечом знахарки, чтоб свет сподручнее падал, освещая раны Кутики-сама. - Что стряслось там? – напряженно спросила, придерживая края самого глубокого и серьезного пореза, сшивая его шелковыми нитями. Стежок за стежком, зорко следя, чтоб молодой господин не дергался. - Разбойники. Уж не знаю как, но эти ублюдки достали порох и, начинив им бочонки с камнями, взорвали несколько, - голос Синдзиро звучал напряженно, даже несколько зло, будто не ожидали они такой подлости от простых татей. - Здесь раны не только от камней, - заметила, срезая лезвием нить у самой груди господина и смазывая мазью, долженствующей унять боль и снять воспаление. – Эта – от копья, - принялась за другие раны, уверенно замазывая их лекарством. Рецепт оного передавался в их семье от матери к дочери, как и ремесло, славясь на всю округу. - Один из бочонков разорвался неподалеку от господина, оглушив его, - пустился воин в объяснения, - и он не успел отразить подлый удар одного из разбойников. Но мы поспешили ему на помощь… - Ваше счастье, что ребра у Кутики-сама оказались крепче копья, - покачала головой Хисана. – Иначе спасать было бы некого. - Вы жестоки, - поджал губы Синдзиро. - Всего лишь честна. Подержите данна за плечи, - тоном, не терпящим пререканий, молвила. И принялась за перевязку, стягивая раны дополнительно чистыми полосами полотна. Завершив перевязку, они устроили его поудобнее, укрыв несколькими тонкими, но плотными одеялами, оставили в покое. - Теперь всё зависит от данна, - устало сказала девушка, собирая лекарские инструменты и скидывая окровавленную ткань в миску. На дворе давно рассвело, в дом вернулся Рокута-кун, зыркнув на неё злобно, но столкнувшись взглядом со старшим мужчиной, всё-таки смолчал. Прибрав в комнатке, где устроила Кутики-сама, она сдвинула фусума, отгораживая раненого от беспокойного внешнего мира, и принялась хлопотать по хозяйству, приводя в порядок заодно предметы своего ремесла. Требовалось содержать всё в чистоте и порядке – кто знает, когда ей потребуются инструменты? Может, уже через час? Всякое может случиться: и дети, играя, расшибутся, и кровельщик поскользнется, починяя крышу, да свалится на землю, и роды тяжелые, и болезнь, и что угодно, требующее присутствие знахаря. Днем ли, ночью ли – лекарь обязан прийти на помощь, приняв обязательства за жизни человеческие перед богами и людьми. - Может, отдохнете, Хисана-сан? – поинтересовался у неё Синдзиро, плечом опираясь на опорный столб, поддерживающий кровлю. - Не беспокойтесь, Синдзиро-сан, - легкая, теплая какая-то улыбка перечеркнула весь прежний её облик – жесткий, серьезный и собранный. Словно выполнив нужную работу, убрался в коробок знахарский инструмент. – Всё в порядке. Вы присмотрите за данна, напоите его этим, - кончики пальцев девушки коснулись края остывшего котелка, - отваром и меняйте повязку на лбу каждый раз, как нагреется, вымачивая в этом отваре, - показала на второй котелок. – У господина будет жар, возможно даже лихорадка, потому не давайте ему раскрываться, - оставляла указания, накидывая на плечи плотную соломенную накидку и надевая широкополую шляпу. – Мне должно сходить в деревню и купить курицу, чтоб сварить господину бульон. - А вы не держите птицу? – несколько удивленно поинтересовался мужчина. – Но… - ночью ему отчетливо слышалось шуршание в сараюшке около дома. - Нет, я не держу птицу, - качнула головой она. – Скоро вернусь, - плавно и неглубоко поклонившись, Хисана вышла за дверь.***
Вернулась она и вправду скоро, солнце не успело даже подняться в зенит, с ощипанной курицей и тут же принялась за готовку, добавляя в бульон травы под пристальным присмотром Рокута-куна, то и дело интересующегося той или иной травкой, кажущейся ему наиболее подозрительной. Хисана лишь по-доброму улыбалась, неустанно давая пояснения, не обращая внимания на явную неприязнь юноши, просто делая своё дело. Собственноручно напоила господина, когда бульон приготовился – сейчас ему требовались все силы, чтоб справится с ранами. Первый раз Кутики-сама пришел в себя поздно ночью, тихо, чтоб не показать слабости, позвав Синдзиро-сана. Но тот, намаявшись, отдыхал вместе с Рокута-куном в спальне хозяйки дома, которую травница им любезно уступила. Сама девушка устроилась на дзабутоне рядом с молодым данна, чтоб следить за состоянием мужчины. Всё было, как и предсказывала она: жар, лихорадка, то и дело приходилось поправлять одеяла да менять тряпицу, смоченную в отваре, на лбу. Поить бульоном или лекарством, приподнимая голову, как дитю, менять повязки, пропитывающиеся кровью, стоило ему двинуться слишком резко. - Синдзиро… Синдзиро!.. – раздалось с футона, отчего задремавшая девушка встрепенулась, быстро приблизившись к нему, склонившись над бледным, покрытым болезной испариной, лицом. Мутным взглядом серых, словно добрая сталь глаз, он слепо шарил вокруг, то ли разглядывая обстановку, то ли пытаясь отыскать опору. - Сейчас ночь. Он отдыхает, данна, - мягко произнесла Хисана, бережно обтирая его лицо. – Говорите мне, что нужно, я помогу. - Воды… - прошептал. Она, приподняв ему голову, дала напиться. Смочила в отваре полотенце, отмечая про себя, что следует заварить свежего, и, сложив вчетверо, вернула его на лоб. - Кто ты? – он всё же смог заглянуть ей в глаза. - Хисана, травница, - она поправила чуть сбившееся одеяло. – Спите, господин. Он судорожно как-то вздохнул и затих, вновь проваливаясь в беспамятство.