Злое солнце Херсонеса

- Расцвела! – ахнула Таисия Петровна, с грохотом роняя свой объемистый баул на стол. – Ты только посмотри, Верунчик, расцвела ведь! Красотища-то какая!       Прихрамывая – новые босоножки нещадно натерли пальцы сразу на обеих ногах – Ника подошла к окну, на широченном подоконнике которого размещался ее личный зимний сад. Прямо по центру, как раз между жизнерадостным вечноцветущим бальзамином и скромной кислицей, глянцево поблескивала темно-зелеными листочками гардения, вся сплошь усыпанная тугими белыми бутонами, два из которых за ночь успели раскрыться в крупные махровые, похожие на розы цветки. - Выходила! – заулыбалась Таисия Петровна.       Несколько месяцев назад Ника купила в «Зеленом мире» уцененное до предела, чахлое, практически лишенное листьев растение, которое, казалось, страдало всеми ведомыми и неведомыми хворями сразу. Поместив горшок с доходягой в карантин на соседний подоконник, она принялась свое приобретение интенсивно лечить, кормить и всячески ухаживать. Труды даром не пропали, и благодарная гардения в конце концов порадовала хозяйку молодыми здоровыми листочками, а спустя полгода – белоснежными бархатистыми цветами.       Ника наклонилась, вдыхая свежий сладковатый аромат. - А вы не верили! – пробормотала она и кончиком пальца невесомо коснулась еще нераспустившегося бутона. - Верили, верили! – замахала пухлыми ладонями коллега. – У тебя и пень зацветет. Верно, Наташа?       Наталья Васильевна рассеянно растянула бледные губы в улыбке. Влажной антибактериальной салфеткой она тщательно протирала поверхность рабочего стола, скрупулезно приподнимая картонные папки с бумагами и перекладывая с места на место упакованные в файлы документы. За все три года в архиве Ника не помнила случая, чтобы Наталья Васильевна приступила к работе, не проведя предварительную санобработку рабочего места. Поначалу Нику это впечатляло до чрезвычайности, но вскоре она привыкла, философски оставив за коллегой право на свою долю шизофрении. В сугубо женском коллективе, средний возраст которого составлял пятьдесят плюс минус пять лет, экземпляров с придурью было предостаточно. - Тикать тебе отсюда надо, Ковалёва! – насмешничал лучший друг Пашка. – Это ж заразно! Ты здесь или сама рехнешься, или замуж тебя отдадут за какого-нибудь убогого аспиранта.       По мнению Пашки, это были две равновеликие беды. - Куда тикать? В школу? – грустно спрашивала Ника. - Я в школу не хочу. Я детей боюсь. А куда я еще со своим дипломом историка могу податься? - Амеба ты инертная! – сердился Павел. – Ну и сиди в своем архиве, покрывайся плесенью. Разводи цветочки на подоконнике.       Ника, конечно, обижалась. Но где-то в глубине души признавала, что Пашка прав. Она действительно была тяжела на подъем и страшилась любых перемен в своей жизни. … - Я ставлю чайник! – объявила Таисия Петровна.       Попить кофе перед началом работы – это святое, одна из тех незыблемых основ их микромира, на которые не решалось покушаться даже начальство в лице новой директрисы. - Ну что, Верунчик, как твое свидание? Куда ходили? – полюбопытствовала Таисия Петровна, высыпая в чашку пакетик «Нескафе 3 в 1» и щедро сдабривая порошок двумя ложками сахара.       «Началось!» - загрустила Ника. Последнее время архивные дамы, словно сговорившись, вдруг озаботились ее, Никиной, личной жизнью. А точнее ее отсутствием. И с энтузиазмом, достойным лучшего применения, норовили проблему решить. На Никином горизонте то и дело возникали племянники, внуки, сыновья лучших подруг, знакомые знакомых в возрастном диапазоне от двадцати пяти до сорока лет. Чувствуя себя племенной кобылой, выставленной на продажу, Ника от попыток устроить ее женское счастье отбивалась, как могла, уступив лишь однажды настойчивой Таисии Петровне.       Славик Костецкий, случившийся стараниями коллеги в ее жизни полтора месяца назад, оказался не аспирантом, как предрекал Пашка, а аж целым доцентом, кандидатом физико-математических наук. «Очень перспективный юноша!» - охарактеризовала своего протеже Таисия. Юноша имел в активе тридцать пять лет, ранние залысины, делавшие его похожим на молодого Ленина, почти готовую докторскую диссертацию и однокомнатную квартиру в одной из новостроек у черта на куличках, где вчера и завершилось Никино свидание. Ника вспомнила, как беспомощно щурился близорукий Славик, когда она сама сняла с него очки, второй рукой нашаривая выключатель бра на стене. Дальше вспоминать было отчего-то неловко и стыдно, хоть и прошло все для их первого раза совсем неплохо. - В театр ходили, - нейтрально ответила Ника, размешивая сахар в чашке. - Что смотрели? – оживилась заядлая театралка Наталья Васильевна, покончив с дезинфекцией. - «Козий остров» смотрели, - сказала Ника и хмыкнула: просидевший до самого вечера на заседании кафедры Славик отчаянно клевал носом на протяжении всей двухчасовой постановки о тяжком женском одиночестве. - О, я была на премьере! – восторженно отозвалась Наталья Васильевна. – Такой неординарный, просто ошеломляющий спектакль! А игра актеров! Потрясающе, завораживающе! Особенно актриса, играющая Агату… Роль выверена от первого звука до последнего жеста. А эти козьи шкуры по краю сцены – просто мурашки по коже! Я надеюсь, вам понравилось, Верочка? - Очень! – искренне ответила Ника, покосившись в сторону поскучневшей Таисии Петровны. – Славик был в восторге! - Вот и хорошо, - вздохнула та, поняв, что подробностей ей не дождаться. – Я же тебе говорила, Верунчик, Славик очень интеллигентный молодой человек, из прекрасной семьи, обходительный, воспитанный. - Да-да, я это уже поняла, - поспешно закивала Ника. - И жилплощадью, между прочим, обеспечен, - поставила весомую точку Таисия Петровна. – А в наше время это немаловажно.       У самой Таисии было две замужних дочери, которые мыкались по съемным квартирам, то и дело съезжая по очереди к родителям, поэтому для нее факт наличия жилплощади являлся самым, пожалуй, весомым достоинством претендента на руку Ники.       Допив свой кофе, такой крепкий и густой, что после него сердце начинало прыгать подобно мячику от пинг-понга, Ника со вздохом натянула поверх лимонного сарафана синий рабочий халат, спрятала вечно рассыпающиеся волосы под косынку и с тайным облегчением переобулась в старые домашние тапочки.       Вот уже два месяца в их заведении царило чемоданное настроение. Национальный исторический архив активно готовился к переезду в новое специально построенное для него здание. Два месяца сотрудники, вооружившись щетками, тряпками, масками, а то и респираторами, упаковывали фонды в коробки и ящики, готовясь к великому переселению. Работа была грязная, пыльная и вредная, учитывая, каким количеством плесени покрылись документы, хранящиеся в неприспособленном помещении с годами протекающей крышей. Брезгливая Наталья Васильевна для работы в подвале, где документов десятилетиями не касалась рука человека, облачалась в невесть где раздобытый костюм химзащиты, только что без противогаза. Коллеги беззлобно подшучивали, втайне, как подозревала Ника, завидуя столь основательной экипировке.       Сегодня Нике повезло работать на втором этаже, самом уютном и сухом. Мурлыча себе под нос навязчивый популярный мотивчик, она упаковывала картонные скоросшиватели с документами в пронумерованные коробки, которые, в свою очередь, сгружала в ящики. Целая пирамида таких ящиков уже громоздилась у стены возле двери. Переезд затягивался, так как городские власти никак не могли найти для этого ни транспорта, ни рабочих рук.       Ближе к полудню позвонил Пашка. - Привет, Ковалёва! Ты в своей пещере? – полюбопытствовал он. - Где же еще! – пропыхтела Ника, балансируя на стремянке со стопкой папок. - Выползай давай, я жду тебя внизу, - и он отключился.       Ника спустилась со стремянки, сдернула с себя халат и косынку, задумчиво пошевелила пальцами в зеленых клетчатых тапочках. Решив, что мчаться переобуваться в кабинет, по меньшей мере, глупо, она заспешила вниз по крутой деревянной лестнице с высокими неудобными ступеньками.       Пашка со свойственной ему непринужденностью расположился прямо на бордюре под одной из трех берез, росших напротив здания архива. В двух шагах стояла скамейка. Но Пашке на это было плевать. Ему всегда на все было плевать. Ника выдохнула, гася всколыхнувшиеся было застарелые воспоминания, и, подойдя, опустилась рядом с ним. Вытянула ноги, тщательно разгладила подол своего желтого сарафана. - Классные тапки, - кивнул приятель и сунул ей в руку рожок с мороженым. – Ешь, пока не растаяло.       Мороженое было фисташковое, любимое и, разумеется, тут же потекло, едва Ника сняла обертку. Она принялась торопливо облизывать его, всей кожей ощущая, как пристально наблюдает за ней Пашка. Иногда он умел смотреть таким очень мужским взглядом. Но, как уже не раз успела убедиться Ника, это ничего не значило. Совсем ничего. - У тебя паспорт с собой? – поинтересовался он наконец. - Он у меня всегда с собой, - пробубнила добравшаяся до вафельного рожка Ника. – Зачем тебе? - Доедай и поехали. - Куда? - На вокзал за билетами. Я забронировал, сегодня надо выкупить.       Ника перестала есть. Несколько секунд она молча смотрела в невозмутимое Пашкино лицо, спрашивая у себя, что и когда упустила. Память стыдливо помалкивала, и тогда Ника робко поинтересовалась: - За какими билетами?       Павел сдвинул солнцезащитные очки на макушку, потер переносицу. - Ладно. Что-то я, в самом деле, не с того конца начал, - пробормотал он. – Мы с тобой, Ковалёва, в экспедицию едем. В археологическую, если ты еще помнишь, что это такое. Херсонес копать. Это в Крыму, - на всякий случай уточнил он, с удовольствием наблюдая, как вытягивается лицо подруги. - Ты шутишь? – жалобно спросила Ника. - Я похож на шутника?       На шутника он похож не был. У Пашки вообще было специфическое чувство юмора, к которому Ника привыкала все эти годы, да так до конца и не привыкла. Но по всему выходило, что в этот раз он не шутил. - И… что за экспедиция? - Хорошая экспедиция. Серьезная. От Вильнюсского университета. Лабусы там уже лет двадцать роют и еще столько же будут. Прочно окопались. - Да как ты к литовцам-то попал? – ошарашено хлопнула ресницами Ника.       Загадочные и обширные Пашкины связи всегда лежали где-то в совершенно запредельных для Никиного понимания областях.       Он глянул на нее снисходительно. - Случайно, - усмехнулся краешком рта, отчего сразу стало понятно, что случайностью здесь и не пахло. – Хватит таращиться. Вставай, дуй за паспортом. Мне еще на работу надо. У меня через три часа эфир.       И он потянул Нику за руку с зажатым в ней остатком вафельного рожка. … - Только учти, Ковалёва, - объяснял Пашка, пока они шли к нагло припаркованной на служебной автостоянке возле мэрии машине, - берут нас в качестве подсобной и тягловой рабочей силы. Это тебе не практика после первого курса, где ты две недели просидела, свесив ноги в раскоп и веночки из ромашек плетя, тут придется и камешки поворочать, и песочек потаскать. Зато проживание и хавчик халявные – "all inclusive", так сказать. И море, слышишь, Ковалёва, море рядом, в двух шагах! Ты ж, скорбная, его только на картинке видела, - посочувствовал он, бросая насмешливый взгляд на все еще потрясенную девушку.       Вишневый «Ниссан» приветливо моргнул фарами, дохнул на Нику горячим воздухом из салона. - А когда ехать? – спросила она, окончательно уверовав в серьезность Пашкиных намерений. - Я разве не сказал? – удивился он, скосившись в боковое зеркало и виртуозно вписываясь в сплошной, казалось, поток машин. – Сегодня, Ковалёва. Сегодня вечером.       Ника оцепенела.