Oh, you may not think I'm pretty, But don't judge on what you see, I'll eat myself if you can find A smarter hat than me… Песня Распределяющей Шляпы.
***
Каждый, наверное, замечал, какая непостоянная вещь время. То оно ползет со скоростью улитки, то летит, отмеряя часы секундами. Драко давно уже убедился, что время – самая настоящая шалава. Как Грейнджер. Твою мать! Опять она! Драко закрыл глаза. Почему каждая, мать её, мысль неизбежно приводила к ней? Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер. Ещё немного, и он сойдет с ума. Уже две недели стремительно пробежали с тех пор, как они «пообщались» около её двери. Но эти две недели пролетели слишком быстро и решительно ничем не запомнились. Ничем, кроме вечных мыслей об этой… Грязнокровке. Драко попытался вспомнить, что было с ним в течение этих двух недель. На следующий день после их беседы Грейнджер избегала его. Встречая Драко где-нибудь, она срочно уходила, мотнув только своей мочалкой под названием «волосы» на прощание. Ему было глубоко насрать на её поведение, но его раздражало это немое презрение, волнами исходившее от неё. Он сверлил её ненавидящим взглядом, отвешивал ей колкие замечания, а она лишь молча поджимала губы и уходила, демонстративно не замечая его. Это раздражало больше всего. Она не имела права игнорировать его. Ну же, сучка, нагруби мне! Но она опять уходила к себе в комнату, оставляя его одного в гостиной попивать подпольно пронесённое огневиски. Никого не смущало, что он уже совершеннолетний. По правилам Хогвартса распитие алкогольных напитков запрещено всем. А Драко плевать хотел на правила. Для чего они вообще нужны, если не для нарушения их и получения особого удовольствия от этого? «Единственный способ отделаться от искушения – поддаться ему». Кто так сказал? Неважно. Главное, что это совершенная истина. Драко опять напряг память. Так, что ещё было? Еще были тренировки по квиддичу. Подготовка к соревнованию, которое будет через неделю. Проиграть нельзя – противником будет Гриффиндор. Что еще? Дежурства с Грейнджер. Пожалуй, самые эпичные моменты в их немом общении. Она каждый раз уходила метра на два от него и изредка оборачивалась против собственной воли, чтобы проверить, следует ли он за ней. Одарив его убийственным взглядом, она опять отворачивалась и в полном молчании шла дальше. Драко с интересом ждал моменты, когда она повернется. Он даже пытался угадать, когда это произойдет. Вот её уши заалели, вот плечи напряглись. Вот она начала приостанавливаться, пытаясь услышать его шаги. Он специально начинал идти совершенно бесшумно, едва дыша. Наконец, она не удерживалась и поворачивала голову. Драко ликовал. Он раскрывал губы и одним дыханием произносил: «Грязнокровка». Гермиона с возмущением отворачивалась и снова, не произнося ни слова, шагала вперёд. Вот и все его насыщенные будни, если, конечно, не считать бесконечных уроков, занятий, домашней работы. Драко потерял счет времени. Он не знал, во сколько ложился, во сколько вставал. Просыпался он от звука воды в душе и уже по традиции материл Грейнджер за то, что она опять первая заняла ванную. Как только она, вымытая, но все равно грязная, мурлыча под нос противную маггловскую песенку, выплывала из душа, по-маггловски подсушивая волосы полотенцем, он неспешно заходил в ванную комнату, запирал её и быстренько очищал заклинанием. Очищать, конечно, особо было нечего, но он не мог спокойно мыться, зная, что здесь только что стояла голая грязнокровка. Заклинание очищения он произносил достаточно громко, чтобы она слышала. Это было обязательно. Но она только фыркала и ставила заглушающее. И сегодня всё было точно так же. Как же он её ненавидит. Драко сжал кулаки и посмотрел на затылок сидящей невдалеке от него Грейнджер. Она что-то усердно строчила в тетради, лишь изредка поднимая голову на слова учителя. Малфой прищурил глаза. Сегодня же пятница? Они дежурят. Отлично. Сегодня игра в молчанку прекратится. Ты у меня заговоришь, тварь. Малфой облокотился щекой о ладонь. Он вспомнил обо всём, что произошло за прошедшие дни, кроме, пожалуй, самого главного. Того, что беспокоило его уже давно. Это произошло ещё в тот день, когда он только переселился в новую гостиную. Семейный филин с оригинальным именем Филин недовольно постучал в окно его новой комнаты. Вид у него был довольно потрепанный - видимо, птица по привычке летала в гостиную Слизерина. Промокнув под дождем и устав от долгого перелёта из Норвегии, Филин сердито обдал Драко дождевой водой и потряс скрюченной лапкой, к которой была прицеплена маленькая пергаментная записка, сложенная вчетверо и перевязанная зелёной атласной лентой. В стиле Нарциссы. Драко отвязал записку и выкинул несчастную птицу обратно под дождь, за что Филин успел больно клюнуть хозяина. Малфой ругнулся, вышел в гостиную, взял недопитый стакан виски и развернул записку. На лице слизеринца на миг проступил испуг. Поджав губы, он отпил глоток, возвращая себе хладнокровие. Прежде чем впадать в панику, нужно было осмыслить информацию. Записка до сих пор лежала у него в кармане. Он каждый день вновь разворачивал замусоленный кусок пергамента и перечитывал быстро начерканные слова, пытаясь найти какой-то знак от матери. Прочитать в этой записке что-то между строк. Разобрать тайный смысл написанного. Но с каждым разом он убеждался, что тайного смысла здесь нет. Драко засунул руку в карман брюк и снова достал помятый листок. "Драко! В поместье приезжали авроры. Убийства продолжаются. Я думаю, они подозревают нас. Надеюсь, ты знаешь, что делать. Любящая тебя мама." Драко сжал записку в кулаке и снова засунул в карман. Надеюсь, ты знаешь, что делать... Но он не знал. Совершенно не представлял, что делать. Как можно вообще что-то делать, если совершенно непонятно, что происходит? Газеты заполоняли свои страницы ненужной ерундой, не давая никакой определённой информации о серии убийств, о которых писала мать. Единственное, что ясно понимал теперь Драко, так это то, что над его семьей опять нависла неведомая тёмная туча, готовая разразиться дерьмом на их головы. - Итак, сегодняшнее занятие подходит к концу. У вас есть какие-нибудь вопросы? – Это была первая членораздельная фраза нового учителя по трансфигурации, которую Малфой услышал. Весь урок профессор Кингстон, добродушный старикашка, напоминавший по внешности Дамблдора, разговаривал с учениками с помощью каких-то непонятных Драко терминов. Только грязнокровка активно кивала головой и отвечала на вопросы преподавателя. Выпендрёжница. Он увидел, как она решительно подняла руку, и тут же, не понимая зачем, вытянул руку ввысь вслед за ней. Чёрт, Малфой, что за рефлексы? Что за херня? - Да, мистер Малфой. Чёрт. - Я хотел спросить, - отлично, голос уверенный. – Я хотел вас спросить, почему… этот предмет перестала вести всеми нами любимая профессор МакГонагалл? Ох, что за херню ты несешь, Малфой?! На Драко уставились десятки глаз. Гриффиндорцы нахмурились. Драко скосил глаза: она тоже смотрит. Слизеринцы приготовились смеяться, ожидая очередной шутки. Но шутки не предвиделось. У Драко даже похолодели руки от осознания, какую херню он творит сейчас. И во всем виновата Грейнджер! Профессор из-под очков посмотрел на студента. - Наверное, потому что профессор МакГонагалл стала директором и не может совмещать вместе столько обязанностей. Драко кивнул головой. Дальше лучше не вступать в дискуссию, чтобы не опозориться и не поссориться ещё с одним преподавателем. Слизеринцы разочарованно отвернулись. Нашли тут клоуна! Прозвенел звонок, оповещающий о завершении урока, и Малфой первый выскочил из кабинета с твёрдым намерением отомстить Грейнджер за всё. Что он подразумевал под этим всё, Драко и сам не знал. *** - Да, я тебя слушаю Рон, - проговорила Гермиона по пути на травологию, попутно пролистывая учебник. - Гермиона, это очень важно. Я понимаю, сейчас не лучший момент, но я всё-таки должен сказать тебе. - Рональд, не мямли! Ты же знаешь, я не люблю этого. Рон остановился и схватил девушку за локоть. Она недоумённо посмотрела на него, но остановилась. - Оторвись от учебника, Гермиона, пожалуйста. Она закрыла книгу, заложив страницу пальцем, и внимательно посмотрела на Уизли, всем видом показывая, что она его слушает. Рон выдохнул и отпустил её локоть. - Я хотел тебе сказать, что, может быть, нам стоит… Наступила неловкая пауза. - Ну, Рон? – Гермиона начала выходить из себя. Способность Уизли предельно неясно выражать свои мысли всегда удивляла её. - Рон хотел тебе сказать, что хочет возобновить ваши отношения, - как бы мимолетом кинул совершенно случайно проходивший мимо ребят Гарри. Рон стиснул зубы. - Да, спасибо, - процедил он. Гарри насмешливо присвистнул и пошёл дальше. Гермиона нахмурила брови. - Ох, Рон, прости! Рональд прикусил губу и с собачьей преданностью посмотрел на девушку. Гермиона быстрым движением облизала пересохшие губы. Что же ему сказать? Но Рон опередил её. - Понимаешь, я думаю, что ты видишь, что я испытываю к тебе чувства, которые ты тоже, возможно... Гермиона прервала его робкую речь, дотронувшись кончиками пальцев до щеки парня. - Рон, наши отношения уже закончились. Ты сам поставил в них точку. Рон кивнул головой. - Я думал, что всё ещё можно было вернуть… Но раз нет, то нет. Ладно, Герм… Гермиона, - его голос сорвался, и он, не договорив сказанного, как-то жалко улыбнулся ей и быстро ушёл, кусая до крови губы. Гермиона вздохнула и присела на подоконник. Учить проклятый параграф больше не хотелось. Рон был прав: всё ещё можно было вернуть. Но Гермиона не могла признать ему, что она этого не хочет. Почему она этого не хотела, Гермиона сама не знала. Ещё месяц назад она бы с радостью согласилась стать девушкой Рона. Нет, за эти три месяца любовь не прошла, но трансформировалась обратно, в ту дружескую любовь, которую Гермиона испытывала к Рону, когда ещё не задумывалась о нем как о парне. Как о мужчине. Гермиона уже давно с сомнением относилась к этим своим юношеским чувствам. Она всё чаще думала, что любовь к Рону она выдумала, как каждая девочка-подросток выдумывает себе особые чувства к какому-нибудь мальчику. Это специфика нежного подросткового возраста. А Гермиона была хоть и не самым обычным подростком, но всё же подростком. Гермиона подняла голову и увидела стремительно приближающуюся к ней знакомую рыжую копну коротких волос. Рон решил вернуться? Рон и правда решил вернуться. На его удивление, он не почувствовал никакой особой обиды или разочарования от того, что Гермиона не ответила ему взаимностью. После этого пятиминутного разговора она стала даже более родной и близкой, чем была. Не девушкой, но подругой. Он вспомнил, что хотел поговорить кое о чем ещё. И забыл. Рон почти подбежал к ней и плюхнулся на подоконник рядом, будто между ними и не было неудобного разговора. Гермиона заправила за ухо прядь волнистых волос и только решила что-то сказать, как Рон остановил её. - Я хотел поговорить с тобой еще об одной важной вещи. О Гарри. - Замечательная вещь, Рон, - улыбнулась она. - Понимаешь, он странный в последнее время. Гермиона приподняла бровь. - Что же в нём странного? По-моему, он наоборот очень оживлённый. Рон кивнул головой. - Даже слишком. Не находишь? Гермиона отмахнулась. - Всё с ним нормально. Не волнуйся. Он столько всего пережил. А сейчас, пожалуй, первый год, когда ничего не происходит, когда не надо ни о чем волноваться, ни за что сражаться. Он просто наслаждается жизнью. Рон хмуро посмотрел на подругу. - Наслаждается жизнью, ноя по ночам в подушку? - К нему вернулись эти сны? – Теперь в голосе Гермионы появилось беспокойство. - Нет. Они с Джинни расстались. Окончательно. И, наверное, ты права: уже нет смысла даже сражаться. Гермиона задумчиво опустила глаза и поджала губы, что-то соображая. - Гермиона, он страдает, это видно. Уже недели две это продолжается. А мне неловко с ним поговорить об этом – я всё-таки брат Джинни. Но было бы неплохо, если бы ты его поддержала. Ты так давно не общалась с ним. Гермиона быстро кивнула головой. - Хорошо, Рон. Через секунду прозвенел звонок, и любой случайный студент, запаздывающий на урок, мог увидеть пару старшекурсников, сорвавшихся с подоконника и стремительно побежавших к кабинету травологии. *** Человека всегда страшно терять. Он живёт, дышит, смеётся. Но ты его потерял. Случайно. Из-за неловкого слова, лишнего взгляда или лёгкого движения руки. Совсем недавно ты смотрел в его глаза, держал его за руку, следил за взмахами ресниц и даже не думал, что этот человек когда-нибудь может уйти из твоей жизни. Теперь ты встречаешь его каждый день, проходишь мимо него, видишь всё те же насмешливые морщинки в уголках изученных до мельчайших подробностей глаз. Вы теперь просто «друзья», отводящие в сторону взгляд при встрече. Неприятно? Обидно? Больно? Терпи. Хватит ходить с унылой рожей. Улыбайся. Пусть вымученно, фальшиво. Посмотри, этому человеку плевать. У него все хорошо. А может, он тоже мастер актерского искусства. Но эта привязанность или, ещё хуже, неправильная сука-любовь не отпускают тебя, держат сильнее и сильнее. Ты плюешь на эти неотступные мысли, безрезультатно отгоняешь воздушные образы прошлого, которые уже надо бы забыть. И ты знаешь, что когда-нибудь ты всё равно забудешь. Когда-нибудь. Но не сейчас. А сейчас рычи по ночам, зарываясь в подушку, прорывая пальцами податливую ткань. Плачь в ванной, опираясь о края раковины и бессвязно шелестя севшим голосом, чтобы никто тебя не услышал, это отчаянное: «Господи, Господи, пожалуйста, Господи, помоги, Господи…». А потом умывайся холодной водой и ври бесконечно всем своей улыбкой, утверждая, что тебе «совершенно всё равно», и ты просто конченый пофигист и нигилист. Пусть тебе все поверят. Может быть, в конце концов, ты сам поверишь в свою ложь и будешь жить дальше, ловя ртом мёртвые снежинки искусственной радости. Гарри не первый раз терял близких людей. Многие, кого он знал и любил, погибли. Он справлялся, оставляя каждого погибшего человека у себя в глубине сердца, насквозь уже пропитанного кровью этих людей. Но первый раз он терял живого человека. И это было ему ещё больнее. То ли от того, что это была та, которая стала для него на долгое время лучом света в том Царстве Тьмы, где он так долго пребывал, то ли от того, что она… Просто это была она. Та самая. Которая напророчена. Которую нельзя упустить. - Гарри, - заботливый и обволакивающий голос достиг сознания. Напряженной руки коснулись тонкие прохладные пальцы. Они тоже родные, привычные, но неправильные. Не те, что нужно. - Гарри, - повторила Гермиона, пробуждая парня от неприятных мыслей. Он поморщился. Рон уже позаботился о том, чтобы Гермиона оказала ему психологическую поддержку? Вот чего-чего, а разговора по душам он сейчас не хотел. Вообще, разговоры его не прельщали в последнее время. Всё больше хотелось побыть в приятной компании себя и себя. - Ты знай, Гарри, мы тебя любим. Ты нам дорог. Гарри приготовился терпеливо слушать дальше, но Гермиона умолкла. Всё? Серьёзно? Гарри посмотрел на подругу, строчащую что-то в тетради. Она больше не собиралась ничего говорить. Поттер облегченно выдохнул, и ему стало легко на душе. Гермиона знала, что нужно сказать, а что - пустая трата слов. Чтобы хоть как-то выразить свою благодарность, Гарри прикоснулся к её маленькому, тонкому запястью с выступающей косточкой и улыбнулся ей. Гермиона, ты лучшая. Она тоже улыбнулась ему. Я знаю, Гарри. *** Джинни сплела свои тонкие гибкие пальчики с пальцами Невилла. Он, вернувшись с последнего урока, травологии, теперь послушно строчил конспект в гостиной Гриффиндора, но её пальцы отвлекли парня. Он посмотрел на рыжеволосое солнце, сидящее напротив него, и невольно улыбнулся: он не мог сдерживать улыбку, когда она была рядом. Такая красивая, яркая. С капельками солнышка, сбрызнувшими её щеки и нос мелкой россыпью почти незаметных веснушек. Она воплощала собой всё то лучшее и лучезарное, что только могло быть в жизни Невилла. Парень не удержался и потянулся губами к кончику её носа, так смешно морщившегося при улыбке. Она стала часто улыбаться. Невилл знал, она сама рассказала ему, что только он, Долгопупс, смог разбудить её снова. Даже Гарри, которого Джинни, конечно, любила, не смог сделать этого. Гарри был только ходячим напоминанием о войне и смерти. Джинни порозовела от лёгкого, почти воздушного поцелуя Невилла – второго поцелуя за это недолгое время, что они вместе. У них даже не было никакого обещания или взаимного согласия. Просто он стал всё чаще держать её за руку, с особенной нежностью сжимая её пальцы, а она стала всё чаще смеяться рядом с ним и засыпать в гостиной на его плече, слушая неистощимые рассказы под усыпляющий рокот камина. Он замолкал, увидев, что Джинни уснула, и золото её волос теперь рассыпалось по его плечам, и сам впадал в какую-то сладкую полудрёму, просыпаясь от каждого её движения, но на утро находя себя в самом бодром состоянии. Невилл усмехнулся её порозовевшим щекам и тронутым румянцем губам девушки. Эти губы были так близко, будто специально манили его к себе, но Невилл боялся сделать что-нибудь не так. Боялся, что ей будет неприятно. Но Джинни устала от нерешительности парня. Она сама встала, подошла к Невиллу и присела на его колени, коснувшись лёгким движением его коротких темных волос. Её губы, красные от смущения и неожиданного возбуждения, коснулись его губ. Невилл прикрыл глаза и отодвинул от себя бесполезный конспект. Сердце парня заныло, из лёгких пропал весь воздух. Несмотря на то, что ему уже исполнилось восемнадцать, как и всем его однокурсникам, это был его первый поцелуй. Джинни отстранилась. - Что ты почувствовал? Невилл перевёл дыхание. - Это было приятно... Джинни кивнула головой. - Да, мне тоже. Она отошла от парня и села на диван. Это было приятно, не больше. *** В кабинете директора, который выглядел точно так же, как и при Альбусе Дамблдоре, только дополнился его портретами, собралось несколько человек. Это были профессора Филиус Флитвик, Гораций Слизнорт, Помона Стебль и директор Минерва МакГонагалл – деканы факультетов. Собраны они были для одного очень важного дела: принятия нового ученика в школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. Минерва потёрла лоб и нахмурила тонкие брови. Ей никогда не нравились эти ученики по обмену. Только лишние хлопоты с ними. Остальные профессора этим временем спорили, на чей факультет определят новенького. Гораций Слизнорт был уверен, что ученик Дурмстранга обязательно попадет на Слизерин. Профессор Филиус Флитвик наскакивал на него, утверждая, что ученик по обмену должен быть очень умным, а значит, он обязательно попадет на Когтевран. Добродушная профессор Стебль посмеивалась над обоими. «Конечно же, он попадет на Пуффендуй, тут даже спорить нечего!» - Думала она. Наконец, в дверь робко постучались. Минерва небрежно махнула палочкой в сторону двери, открывая её. Профессора замолкли, с интересом глядя в проём директорской двери, откуда должен был появиться новый ученик. И он не заставил себя ждать. В кабинет зашел высокий семнадцатилетний парень с темными волосами. Нельзя было сказать, что он отличался особенной красотой, но что-то в чертах его лица определенно притягивало внимание. То ли это были ярко-карие глаза, необычайно глубокие и светящиеся умом, то ли мужественные скулы, то ли немного надменные губы, шедшие в контрасте с мягким взглядом. Минерва сдержанно улыбнулась и пожала руку вошедшему парню. - Здравствуйте, мистер Адамс, очень приятно принимать вас в нашей школе. Меня зовут Минерва МакГонагалл, и я являюсь директором Хогвартса, - вежливо, но сухо представилась она. Тот, кого назвали мистером Адамсом, улыбнулся в ответ. - Зовите меня Дин. Дин Адамс. - О, Дин, нам так приятно! – Растроганно пробормотала Помона Стебль. Адамс смущенно улыбнулся. - Ну, что же, Дин, люди, находящиеся здесь, включая меня – деканы факультетов Хогвартса. Ты, наверное, уже знаешь, что у нас в школе есть четыре факультета: Гриффиндор, Когтевран, Пуффендуй и Слизерин. Каждый ученик обязан пройти процедуру распределения. К ученикам по обмену это тоже относится, - с этими словами директор подошла к шкафу и достала с него старую, потрёпанную жизнью шляпу в заплатах. Юноша посмотрел на неё без тени удивления. Видимо, он знал о Хогвартсе достаточно много. Он сел на предложенное кресло. Минерва слегка встряхнула шляпу, смахивая с неё лёгкий слой пыли. - Может, я не особо красива, Но не суди лишь по виду меня. Сама себя съем, если отыщешь Шляпу умнее, чем я, - запела Шляпа свою бесконечную песню, но МакГонагалл бесцеремонно прервала певунью: - Не стоит сейчас затевать песен, уважаемая. Шляпа недовольно замолчала, и её тут же водрузили на голову брюнета. Шляпа помолчала, изображая глубокий и трудный мыслительный процесс. - Так-так, ум острый, блестящий, ты – необычная личность. Может быть, отправить тебя на Когтевран? Но ты старательный, всегда будешь до последнего стоять за своих родных и друзей. Здесь ты подходишь к Пуффендую. Хотя, они в большинстве своём трусливы, а в тебе бьется храброе сердце. Ты бы отлично подошёл Гриффиндору! Но в тебе слишком много хитрости для этого факультета. Ты слишком хорошо умеешь носить маски. Отличное качество для Слизерина. Так куда же мне тебя определить? Куда бы ты хотел сам? Дин закусил губу. - Отправь меня на Слизерин, - решительно произнес он. Шляпа удивилась. - Ты уверен? Мало кто хочет на Слизерин. Ты, конечно, туда подходишь, но ты также можешь выбрать, к примеру, Когтевран или… - Я хочу на Слизерин! – Сердито прошипел парень. Эти слова или этот тон подействовали на Шляпу. - Да, определенно, СЛИЗЕРИН! – крикнула Шляпа. Профессор Слизнорт довольно ухмыльнулся, поглядывая с высоты своего роста на маленького Флитвика. Тот хмуро задрал голову, встречая самодовольный взгляд слизеринского декана. Минерва сняла с головы нового ученика Шляпу и натянуто улыбнулась. - Мои поздравления, мистер Адамс. Сейчас ваш декан проводит вас в гостиную вашего факультета, – Минерва многозначительно посмотрела на Горация. Тот кивнул и, напустив на лицо доброжелательную улыбку, вышел из кабинета директора, уводя с собой темноволосого юношу. МакГонагалл озабоченно посмотрела по сторонам, положила на место старую шляпу и тихо вздохнула. - Не нравится мне всё это. Профессор Стебль и Филиус Флитвик переглянулись. Им тоже это не нравилось. *** Гермиона бежала по коридору из библиотеки, где провела весь вечер, разговаривая с Роном и Гарри. Как в старые добрые времена. Поговорив о многом, но так и не сказав ничего важного, они всё-таки задержались до самого вечера. Гермиона вспомнила, что сегодня пятница, день её с Малфоем дежурства, только, когда часы в библиотеке пробили половину десятого. Девочка быстро попрощалась с друзьями, строго наказав им возвращаться в гостиную Гриффиндора, а сама поспешила в башню старост. С ходу назвав пароль, она вбежала в гостиную, но Малфоя там не было. «В подземельях отсиживается», - подумала Гермиона и присела на диван, запыхавшись от бега. Часы показывали без пяти минут десять, а Малфой всё еще не приходил. Гермиона начала злиться. Если он не соизволит прийти на дежурство, скажу МакГонагалл! Гермиона прикрыла глаза, откинувшись на мягкую спинку дивана. Она больше не боялась совместных дежурств с Малфоем. К чему только человек не привыкнет! Девушка помнила, как трусила в первый раз идти вместе с ним в пустой коридор. До дрожи в коленках, ставшей тогда такой привычной. Сейчас это все прошло. Она могла легко уже предугадать, что её ждет. Она, как всегда, отойдет от него подальше, а он будет молча ходить за ней следом, освещая себе дорогу тусклым люмосом. Может быть, он опять решит с ней поиграть: пойдет так тихо, что она не услышит его шагов. Но Гермиона больше не поддаться на эту его уловку. Больше не станет оборачиваться. Не поведется на идиотские шуточки пустоголового слизеринца. Гермиона возмущенно выдохнула. Восемнадцать лет, а ума, как у первокурсника. Десять часов вечера. Гермиона резко распахнула глаза. Его всё ещё нет. Девушка нахмурила брови. Сволочь. Она вышла из гостиной, но не успел открыться портрет Дамы в Розовом, как гриффиндорка наткнулась на серый и неприветливвый взгляд Малфоя, ждущего Гермиону у входа. - Ты опоздала на две минуты сорок секунд, - острее лезвия голосом процедил он и пошёл вперед, не оборачиваясь на Гермиону. Она хмыкнула, но поплелась за Малфоем, который уже успел переодеться: вместо аккуратной школьной формы, состоящей из чёрной рубашки и дорогих, красивых брюк, слизеринец был одет в теплый тёмно-синий свитер и чёрные брюки, не менее элегантные и дорогие, чем предыдущие. Джинсы он не признавал. Гермиона хотела посмеяться над напыщенностью хорька, ненавидевшего даже маггловскую одежду, но смех отошел на второй план: ей было холодно, и Гермиона завидовала его теплому свитеру. Надо было тоже переодеться. - Ты так и собираешься играть в молчанку, Грейнджер? Что? Это звуковые галлюцинации, или Малфой хочет поговорить? - Что тебе? – Голос прозвучал холодно, но неуверенно. Гермиона напряглась. В её расчеты и планы не входило то, что Малфой разговорится. - Ты заставила меня ждать себя, грязнокровка. Кем ты себя возомнила? Еще одна такая выходка, и учителя узнают, как ты пропускаешь дежурства. Гермиона поперхнулась от возмущения. Она забежала немного вперед, чтобы не говорить с малфоевской спиной, и сердито зашипела ему в лицо, напоминая рассерженную гусыню: - Во-первых, я ничего не пропускала, а ждала тебя в гостиной и опоздала только на две минуты, а во-вторых, не смей больше называть меня так, мерзкий хор… Договорить она не успела. Железная рука пригвоздила её затылок к холодной стене. В миллиметре от её лица находилось лицо Малфоя. Эгоистичное, мерзкое, циничное лицо с этими до омерзения прекрасными серыми глазами. Нет, Гермиона, не смей! Не смей опять смотреть в его глаза! Но было уже поздно. То, чего она так старалась избегать, произошло снова. Опять взгляды столкнулись. Опять два смертельных луча сошлись в схватке. Опять Вселенная сделала вздох и замерла. Малфой тоже почувствовал это. Его рука продолжала крепко сжимать тонкое, живое, дышащее горло, которое испуганной птицей трепетало под его пальцами. Ещё чуть-чуть. Немного сильнее. Чуть-чуть крепче. И она умрет в железных тисках его рук. Он был почти готов сделать это лёгкое движение. Просто немного сжать руку… Разряд. Электричество пробежалось по телу Драко, задев легкие, которые резко отказались дышать. Эта ведьма стреляется током? Он с удивлением посмотрел на свою руку. Она всё ещё сжимала девичье горло, а не электрический провод. Что же тогда произошло? Его глаза сузились. Щека горела. Она дала пощечину?! Драко ошалело посмотрел на неё. До него только через минуту дошло, что девушка лишь легко коснулась пальцами его бледной щеки. - Что ты себе позволяешь? – Прошипел он, задыхаясь и глотая слова. Дыхание не слушалось парня, его легкие скручивало. То ли от опасной близости грязнокровки, то ли от карих глаз, опять безжалостно пронзающих его, то ли от её горла, нежного и живого, дрожащего под его рукой, то ли от её тонкого, еле уловимого запаха тепла и шоколада. Драко с силой вдохнул, давая воздуху ворваться в лёгкие. Воздуху, наполненному её запахом. Тепла и шоколада… Малфой только сейчас понял, как пахнет тепло. У него закружилась голова, в глазах потемнело. Мерлин… Ещё немного, и он либо упадет без сознания, либо сделает что-то безрассудное, то, о чем будет жалеть всю свою жизнь. - Скажи что-нибудь, - Малфой еле выдавливает из себя слова, как остатки пасты из тюбика. Ему нужно, чтобы она что-нибудь сказала. Отрезвила. Нагрубила. Он будет только рад. - Пожалуйста, - тихий шепот. Но она, казалось, не услышала его мольбы. Она была далеко от Хогвартса, от этой планеты. Она была где-то на дне моря. Существуют ли такие серые моря? Моря, от которых пахнет табаком и мокрым асфальтом. Гермиона закусила губу. Глаза затуманились. Она умирает. Она умрёт прямо здесь. И виноват в этом будет Малфой с его отвратительными серыми глазами. Как много в нем серого! Девушка задерживает дыхание. Его запах дурит её, действует, как наркотик. Вот так. Терпи, не дыши им. Его запахом. Гермиона опять до крови кусает губу. Легкие неприятно скручивает от недостатка кислорода. Выдох. Его выдох. В её легкие. Гермиона закрывает глаза. Она, кажется, умерла. Или Малфой поцеловал её, что, практически, одно и то же.