За гранью

Глава шестая: Гениальный псих Они подъехали к больнице и Оливия сразу же пошла договариваться о том, чтобы больного агента Джона Скотта смог осмотреть доктор Уолтер Бишоп. Тут уже она была в своей стихии, и дело обрело весьма ускоренные обороты. Хотя, пришлось немного подождать пока доктор, приводил себя в порядок. Оливия трудилась как пчелка, подготовила все нужные бумаги, получила разрешения. Вызвала своего личного помощника для помощи в решении текущих вопросов. Затем, какое-то время она с грустью просматривала жизненные показания Джона. Острая боль снова вернулась и поселилась в области сердца. Все попытки держаться, оставаться бодрой и способной вести дальнейшее расследование, будто бы в одночасье провалились. Какое-то время она предавалась меланхолии, задумчиво упершись взглядом в тугую неизвестность. Потерев виски, Оливия постаралась привести себя в чувства. Выдохнула. Приказав себе успокоиться, сосчитала до десяти. Подождала еще чуточку. Затем пошла в раздевалку и в скором темпе стала надевать медицинскую одежду. Справилась быстро: халат, перчатки и прочее. Спустя минут пять уже была полностью готова, словно солдат, спешивший сдать норматив на время. Разве что на этот раз доктора сказали, что маску и головной убор можно не надевать. Вроде как благополучию Джона, как выяснялось, это уже не посодействует. Пространство изолятора и дальше продолжали дезинфицировать, но ему становилось хуже не сколько из-за соблюдения мер предосторожностей, сколько из-за осложнений вызванных тем самым, по-прежнему остававшимся неизвестным, химическим составом. Вернувшись обратно в коридор, Оливия посмотрела в сторону Бишопов. Питер был уже одет и помогал отцу облачиться в больничную спецодежду для посещения больных в изоляторе. Он вынужден был всюду сопровождать своего отца, поскольку являлся единственным опекуном, под ответственность которого тот и оказался на свободе, и без него, доктор Бишоп не имел права ни на какие посещения и допуски. Бюрократия – ничего не поделаешь. Впрочем, дело было не только в этом. Пришлось снова ждать. Услышав сзади шаги, Оливия перевела взгляд с Питера, возившегося с застежками нерасторопного отца, на подошедшего к ней Чарли. – Привет, – бросил он ей. – Привет, Чарли, – устало отозвалась Оливия, и они отошли немного в сторонку. – Я получил, твое сообщение, – начал Чарли и сразу спросил. – Как там Джон?! – Хуже, – печально произнесла Оливия и тяжело вздохнув, продолжила – а в остальном, по-прежнему полнейшая неизвестность. В ЦКЗ только и сказали, что у найденного вещества на гамбургском рейсе был синтетический состав. Прикинь! С тем же успехом они могли бы поведать миру, что дождь, оказывается, имеет жидкий состав! Оливия была возмущенна, но старалась держать свои чувства под контролем. – У Джона снова взяли анализы, но пока ничего, – сказала она уже спокойнее, посмотрев в сторону его палаты. Чарли проследил за ее взглядом, а потом посмотрел на Питера с Уолтером. – Ну, а что Бишоп? – спросил он. Оливия посмотрела на него и, не удержавшись, скривилась: – Честно?! Понятливый Чарли приподнял подбородок, уже само по себе вопросительно прозвучавшее слово «честно» говорило ему о многом. Но он, разумеется, не знал, что одного часа, проведенного с доктором, было многовато, особенно для неподготовленного новичка. – Он полный псих. Чекнутый, мерзкий..., но последняя надежда, – ответила она. Затем, оглядевшись по сторонам, Оливия нагнулась ближе к Чарли. – Слушай! Ты можешь мне кое в чем помочь!? – И что это «кое в чем»? – переспросил он, тоже нагнувшись поближе к ней и перейдя на тихий тон. – Мне нужно допросить Уильяма Белла. Можешь устроить? – попросила Оливия. – Уильяма Белаа?! – удивился Чарли, собрав лоб в морщины. – Я тебя правильно понимаю, ты говоришь про того, который из «Мэссив Дайнэмикс»?! – Ага, – незатейливо бросила Оливия. Чарли остолбенело замер. – Они с Бишопом в одной лаборатории работали – поспешила добавить Оливия. Чарли выпрямился: – Шутишь?! Она пожала плечами: – Вот это и надо выяснить. Немного поразмыслив и снова посмотрев на старика, терявшегося в застежках медицинского халата и игравшегося с резиновыми перчатками, Чарли молча кивнул в знак согласия, это означало, что он со своей стороны сделает все возможное. Оливия это знала. Чарли выразительно моргнул глазами. Таким жестом он частенько давал понять, что все будет в порядке и не стоит излишне терзаться. Намекал, что все обязательно утрясется и разрешится, главное не сдаваться. Между прочим, чаще всего ситуации на работе так и решались, и они частенько справлялись даже с самыми сложными и непростыми задачами. Оливия в ответ ему попыталась улыбнуться, но получилось плохо. То, что она только что узнала о состоянии Джона, подтачивало ее изнутри. Однако Чарли не обратил внимания на эту жалкую попытку изобразить нечто вроде улыбки, и лишь уходя по коридору, жестом показал что перезвонит, как что-то станет ясным. Оливия губами прошептала ему «спасибо!», затем обернулась и посмотрела на Бишопов, похоже доктор, был почти готов к посещению изолятора. По крайней мере одет. А был ли он готов на самом деле, оставалось только догадываться. Питер устало и вопросительно посмотрел на Оливию. Радовало, что он пока еще держался, хотя молодой человек определенно находился в самом незавидном положении. – Ну что?! Все готовы? – в коридор вышла агент Фарнсфорт, молодая темнокожая девушка с черными веселыми кудряшками и тонким голоском. – Пожалуй, да, – ответила ей Оливия. – Тогда пройдемте! – ласково обратилась она к Бишопам. Девушка была ее личным помощником. Они часто сотрудничали вместе, и Оливии она очень нравилось, не только в профессиональном плане, но и просто, как человек. Фарнсфорт всегда отличалась веселостью, оптимизмом, а именно этого порой частенько катастрофически не хватало по серым бесконечным будням в федеральном управлении. Хотя не только по будням, сюда смело можно было отнести и выходные, и праздничные дни. По большому счету, с небольшими исключениями, самым настоящим праздником для агента ФБР оставалось просто внезапно высвобождавшееся свободное время. Как правило, появлявшееся после окончания одного задания и перед переходом к другому... Вчетвером, минуя клеенчатые ограждения, они прошли в изолятор, где лежал Джон под постоянным наблюдением и контролем целой тучи медицинского оборудования. У Оливии при виде Джона снова тревожно застучало сердце. За то время, что он находился здесь, его вид стал значительно хуже. Под прозрачной кожей виднелись уже все мышечные волокна и вены. Были отчетливо видны кости челюстей, просматривались грудные мышцы ребра и легкие... Одним словом было невероятно больно просто даже смотреть на него. Ужасно больно! Невыносимо больно! Оливия с замиранием дыхания переводила взгляд, осматривая тело Джона от головы до пят. Наверное, сейчас она была готова разрыдаться, если бы не выработанная привычка всегда держать себя в руках, вплоть до потери сознания. Оливия не сдавалась, она была сильной, еще с тех самых пор, когда была маленькой девочкой, уже тогда она училась быть сильной. В ее жизни имелось мало всего светлого и хорошего, мало романтики, мало красивых платьев и беззаботных вечеров... Возможно, она редко улыбалась, не тратила много времени на себя..., но она оставалась сильной и могла справляться с трудностями. Это и являлось спасительным свойством ее характера в выбранной жизненной судьбе. Вдобавок ко всему, в прошлом было и много того, что вспоминать ей совсем не хотелось. Агент Фарнсфорт остановившись у входа, придержала клеенку, помогая войти внутрь Уолтеру Бишопу и Питеру, опять оказавшемуся в хвосте. Питер был робок и нерешителен, словно боялся подойти к столу, на котором лежал Джон. Оливия мельком посмотрела на его испуганное выражение лица. Там уже не осталось раздражения или обид, лишь один ужас. Впрочем, а у кого подобные картины не вызвали бы ужаса либо испуга. Признаться, когда она сама столкнулась с подобным впервые, там, еще в аэропорту Логана, то была не менее шокирована, чем сейчас Питер. Надо отдать должное, он пока неплохо держался. Один раз лишь твердо сглотнул, и никакой паники или тошноты, или потери сознания в виде внезапного обморока. Она снова опустила взгляд на Джона. Невероятная подавленность устилала душу, настолько, что все происходящее вокруг, как и во всей ее жизни, кроме любимого, будто уже не имело ровным счетом особого значения. Ничего не было важным. Ничего! Необходимо было помочь Джону и только! Уолтер Бишоп оставался последней надеждой. На этой мысли она перевела взгляд на доктора, который сейчас с интересом смотрел на лампу и, казалось, совершенно не проявлял никакого интереса к лежавшему на столе человеку с прозрачной кожей. Он поднял голову вверх и немного склонил ее набок так, словно в осветителе было что-то его жутко заинтересовавшее. Всмотрелся, прислушался к мерному звуку прибора, затем, надо полагать, доктор задумался о чем-то своем. Оливия тяжело вздохнула и обратилась к нему: – Доктор Бишоп! Доктор резко обернулся и посмотрел на нее вопросительно, не понимая, зачем, собственно, она его побеспокоила. Окинул ее изучающим взглядом, после чего словно вспомнив что-то, посмотрел на человека с прозрачной кожей. Он нагнулся над Джоном и стал пристально всматриваться. Наступила тягостная минута молчания. Оливия перестала дышать и следила за каждым движением доктора Бишопа, за каждой его эмоцией, за каждым движением глаз. Доктор Бишоп был странным человеком, так что Оливии сложно было что-либо судить исходя из его поведения и мимики. Но она сейчас была готова проглядеть все глаза, лишь бы узнать, что же он думает. Какой вердикт он сейчас вынесет Джону. Ее Джону. Тому, кого она полюбила всем сердцем. И ведь никто из присутствовавших этого не знал, никто не знал о тех чувствах, которые неистово бились сейчас в ее сердце. Секунды тянулись медленно. Мучительно медленно, словно издевались над чувствами. Замершая Оливия уже даже не знала, способна ли шевелиться. Она все так же внимательно безотрывно смотрела на доктора, который в свою очередь всматривался в ткани прозрачного кожного покрова. «Ну, пожалуйста! – взмолилась она мысленно. – Пожалуйста, пусть он скажет хоть что-нибудь хорошее! Хоть самую малость! Хоть...». Если честно, надежда была очень мала, вопиюще мала, поскольку никто из того количества докторов и ученых, изучавших до этого тело Джона, так до сих пор ничего и не сказал. Но, как бы там ни было, это была ее надежда. Последняя надежда. Которую не выбирают. Уолтер Бишоп нагнувшись еще внимательнее всмотрелся в прозрачные ткани, словно хотел их просканировать, затем внезапно заговорил: – У вас есть имбирный ель? Хоть немного? Не пил его очень давно. Хочется. – Затем он взял карту пациента и принялся просматривать сделанные записи. Оливия от неожиданности и удивления даже рот открыла. Хотела что-то сказать, он просто онемела на месте. Она ожидала услышать многое, но имбирный эль среди этого ну уж никак не числился. Затем повернувшись, она все же с трудом выдавила: – Принесите доктору имбирного эля, агент Фарнсфорт! – Хорошо, – покладисто ответила девушка тоненьким голоском и вышла из палаты, зашелестев полиэтиленовыми, закрывающими изолятор шторами. Оливия встретилась своим неясным взглядом с Питером, молчаливо стоявшим в сторонке и устало опустила веки. Похоже, напряжение ее никак не отпускало и неизвестно когда вообще отпустит. Голова стала тяжелая, веки просто неподъемными. Она не хотела их разлеплять, да и в сложившихся обстоятельствах даже темнота была не так печальна. – Эй, стой! Быстро назад! – прокричал вдруг Питер. Оливия чуть ли не подпрыгнула на месте. Она молниеносно открыла глаза и увидела Питера подскочившего к Уолтеру и перехватившего его руку с зажатым в ладони скальпелем. Затем обернувшись к Оливии, Питер сердито спросил: – А это вас что, совсем не беспокоит?! Он, продолжал держать Уолтера, который лишь выжидательно и немного напряженно смотрел на Оливию. Понятное дело ее смущало здесь все! Но что тут поделаешь? Оливия снова опустила глаза и посмотрела на фантастически прозрачное тело Джона. Она думала о том, что хуже ему ведь все равно уже не будет. А доктор Бишоп – это попросту шанс. Нелепый шанс, ужасный абсурдный... но последняя шаткая возможность, за которую ей приходилось держаться обезумевшей хваткой утопающего. – Пустите его, – печально и надрывно прошептала она Питеру. Похоже, Питер заметил, сколько боли и отчаяния было в ее голосе. Ощущения эти явственно отразились сейчас на его лице. Питер отпустил доктора Бишопа и тот бросил на сына недовольный взгляд. Он нагнулся к телу Джона со скальпелем. Его левая рука подрагивала, а правая уверенно держала острый скальпель. – Чашку Петри, пожалуйста! – пробормотал доктор. Замершего в сторонке Питера все еще одолевали большие сомнения. – Прошу, быстрее! – добавил Уолтер. Тогда Питер подошел к столу с медицинскими приборами и вернулся с небольшой стеклянной емкостью. Хотя Оливия с замиранием дыхания следила за стариком, надо отдать должное, доктор Бишоп сделал очень аккуратный надрез верхних тканей и опустил полученный кусочек в емкость, которую протянул ему Питер. – Хорошо, – пробормотал Уолтер и забрал емкость у Питера. Он накрыл ее крышечкой и, размышляя о чем-то своем, сказал. – Надо срочно идти в мою лабораторию. – Куда?! – тут же переспросила Оливия. – Подвал в строении Криса Ги в Гарварде, – сразу объяснил Уолтер, словно это было единственное, что беспокоило и интересовало сейчас Оливию. Впрочем, чего уж тут, речь ведь шла о старике, который семнадцать лет провел в психушке. – Но вашу лабораторию закрыли уже давно, еще тогда, после вашего ухода, – выпалила Оливия, нахмурив лоб. Хотя возможно ей следовало объяснить сей факт внятнее, медленнее и спокойнее. – Простите?! – обернулся намеривавшийся было отправится уверенным шагом восвояси Уолтер. Он растерянно посмотрел на Оливию потом на Питера. – Очнись! – сказал ему Питер. – Ее нет. До доктора Бишопа, похоже, наконец-то дошло, и он стал бормотать: – Нет... нет-нет-нет... нет-нет-нет-нет-нет... нет-нет... – Уолтер, – снова обратился к нему Питер, – нет никакой лаборатории! – Это же идеальный...!!! – резко закричал во все горло доктор, но не договорил и забился в истерике, опрокинув стол с медицинским оборудование, стоявший в углу палаты. Что-то звонко посыпалось и упало на пол. – Проклятье!!! К черту!!! – орал разбушевавшийся старик. Он размашисто отшвырнул рукой поднос с инструментами, и те, будучи опрокинутыми на пол, дружно зазвенели. Оливия вздрогнула. Холод прошелся по ее спине. Она была в настоящем смятении. Доктор продолжал что-то нервно выкрикивать. К ней резко повернулся Питер и быстро полушепотом проговорил: – Надо срочно вернуть его обратно! Логика говорила: «да»! Но... Оливия испуганно и растерянно смотрела прямо в глаза Питеру и не могла с ним согласиться, не могла. Физически не могла. Этот сумасшедший доктор – ее последняя надежда спасти любимого человека, а от последней возможности не отказываются, от нее нельзя отказываться. Нельзя! «Джон!» – крутилось у нее в голове. Она должна сделать все ради Джона. Все! Все... все... все... ...На какое-то время она выбыла из пространства. Затем вернулась в действительность. Словно кто-то снял происходящее с паузы. Питеру, похоже, кое-как удалось успокоить разбушевавшегося доктора Бишопа и вывести его в коридор. А Оливия так и продолжала стоять в раскуроченной палате у прозрачного тела Джона, не имея возможности выйти из состояния шока. На полу повсюду валялись инструменты, разбитые приборы и прочие вещи. В какой-то момент ей показалось, что на этом уже все! Ничего больше не получится. Конец! «Хватит себя обманывать! Хватит верить в то, что невозможно, и что никогда не станет возможным!» – думала она, чувствуя тяжелые, безвольно опущенные по швам руки. Тело противно зазвенело, отзываясь неприятной коликой и чтобы не упасть на пол, Оливия расставила ноги немного пошире и ухватилась за край кровати Джона. Затем она сжала пальцы до боли и треска в резиновых перчатках. Удалось немного перевести дыхание. Яркие лампы будто пытались дотянуться до самих мозгов и ослепить их своим ярким монотонным сиянием. Оливии показалось, что комната стала кружиться. Тогда она задышала еще чаще и глубже. Твердо сглотнула. Затем выпрямилась. Физически ей стало чуточку легче. Но на сознание с новой силой стало давить тяжелое чувство безвыходного положения. Ужасное ощущение конца. – Ну, уж нет! – вслух сказала она. На следующей секунде она вдруг четко стала осознавать, что обязательно сделает то, о чем говорил сумасшедший доктор Бишоп. Лаборатория. Значит, будет ему лаборатория! Это ведь все ради Джона! Как она вообще могла сомневаться?! Она все сделает, чтобы вернуть этот шанс. Оливия посмотрела на лицо Джона. Ей захотелось увидеть его глаза, но... Она сделает это позже! Когда с ним будет все хорошо! Она его спасет! Она должна, нет, она просто обязана осуществить задуманное, даже если это будет невозможно! Шумно выдохнув, Оливия поднесла руку ко рту и еле сдержалась, чтобы не зарыдать. Затем она вышла из палаты. Оказавшись в коридоре, устало стянула свой халат-накидку, перчатки, сложила вещи на скамье у стены. Питер с сидевшим на стуле непонятным расхристанным Уолтером, все еще оставался в халате и перчатках. Он посмотрел на нее и отрицательно покачал головой. Тогда Оливия на тяжелом вздохе умоляюще обратилась к Питеру: – Я прошу вас! Побудьте, пожалуйста, с ним. Я сейчас приеду. Нужно уладить некоторые моменты. Питер посмотрел на нее так, что она почувствовала смущение и неловкость за то, что подвязала его на все это дело. Но она быстро отвернулась и ушла не менее быстрым шагом. Следовало не давать волю чувствам и как можно скорее составить письменное прошение предоставить в распоряжение Бишопу закрытую гарвардскую лабораторию и отправится за разрешением в федеральное управление к Броэлсу... ...Когда Оливия была занята намеченным, то ей казалось будто она снова выпала из реальности. Будто все вокруг нее зависло, как в немом нелепом сне, концовке которого так и не осуществиться вопреки самым смелым стремлениям. Ее мысли, параллельно, ни на секунду не покидали переживания за Питера, который находился там, в больнице, со своим сумасшедшим отцом. Оливия в серьез опасалась, что пока она готовит все допуски и разрешения, Питер просто пойдет в отказную. А она не была уверенна, что сможет надавить на него и в третий раз. Он ведь человек сообразительный либо догадается что к чему, либо попросту исчезнет. А она получит по полной программе от начальства, за то, что дала ему допуск к сверхсекретным материалам. Впрочем, ее собственное благополучие ей было безразлично. «Да пусть хоть все пропадет пропадом! Самой главное сейчас – спасти Джона!» – похоже, это уже были не просто мысли, а нервный шепот. Еще чуть-чуть и она будет разговаривать сама с собой. События двигались, будто в немом хороводе. Дорога туда, дорога обратно. Кабинет. Компьютер. Бумаги, запросы. Сбор данных из Гарварда. Подготовка отчета. И неумолимо уходившее время. На этот раз Оливия шла к кабинету старшего специального агента спокойнее, не опрометью. Возможно, потому что устала, а возможно и потому, что сама уже не верила в сговорчивость Броэлса. Пока она шла по коридорам федерального управления, попутно здороваясь с сотрудниками бюро, то думала, чем сможет оперировать в предстоящем разговоре. Мыслей и вариантов не было. Броэлс должен просто помочь. Она ведь нашла ученого, который, вероятно, сможет что-то прояснить в абсолютно загадочном инциденте. И это сейчас самая приоритетная цель. К тому же Броэлс обещал, в случае успеха, оказать содействие. «Вот пусть и окажет! – подумала она уже перед дверью старшего спецагента. Она задержалась всего на секунду, перед тем как постучать. Затем постучавшись, отворила двери. Броэлс оказался на месте, сидел за письменным столом и что-то набирал на клавиатуре. Оливия прошла к нему в кабинет, прикрыв за собой дверь. Старший специальный агент вскинул взгляд на вошедшего сотрудника, и тут же удивился: – О, посредник!? А вы когда, собственно, вернулись?! Оливия перешла сразу к делу. На этот раз она старалась держаться куда увереннее. Хотя общую усталость и убитость проявляемая уверенность заменить все же не могла. – Нужна ваша помощь, – спокойно сказала она. Броэлс округлил свои большие глаза и самодовольно откинулся на спинку кресла. – Хочу сообщить, что доктора Бишопа отпустили из лечебницы «Сент Клер» под опеку сына и я организовала для него личный осмотр тела агента Скотта. Сейчас ему необходима его старая лаборатория для дальнейшего проведения исследований, – быстро и непреклонным тоном продолжила она, положив на стол перед старшим специальным агентом папку с подготовленными бумагами. – Что, простите?! – искренне удивился тот. – Строение Криса Ги в Гарварде. В подвале. – Просто и незатейливо добавила Оливия. «Он ведь сказал, что поможет, если я чего-нибудь добьюсь!» – заверяла она себя мысленно, хотя была слишком уставшей чтобы переживать. Броэлс будто бы на этот раз оценил ее спокойствие и уверенность, он подхватил папку и принялся просматривать предложенные бумаги. Затем на его лице отобразилась довольно ехидная улыбочка, он окинул Оливию подозрительным взглядом, отложил бумаги и ответил: – Было бы неплохо считать, что ваша привязанность к этому делу исходит из чистого и безупречного профессионализма. Оливия молчала. Броэлс облокотился о стол, сложив руки, и вкрадчиво всмотрелся своим пронизывающим взором на девушку молодого агента: – Но мне все интересно, агент Данэм, было ли у вас что-то с агентом Скоттом?! Оливия оставалась невозмутимой уверенной и смелой. Подобных подозрений она в принципе уже ожидала. – Устройте Бишопу лабораторию! – сказал Оливия устало и, не дожидаясь более ничего, вышла из кабинета. На этот раз она знала, что Броэлс выполнит обещанное. Не знала откуда, но знала точно. Хоть он и был ей неприятен, и сотрудничество их было далеко незавидным, но Оливия видела по выражению его лица, что он выполнит эту просьбу. Возможно, потому что обещал, а возможно, потому что его смягчил ее усталый вид или впечатлила непреклонная уверенность Оливии в том, что он именно так и поступит. Неизвестно, вариантов имелось множество. Однако она это знала. Знала, когда спускалась по лестнице и возвращалась к своему, оставленному на стоянке автомобилю. На улице, Оливия набрала телефонный номер агента Фарнсфорт. Когда на том конце отозвались, Оливия устало бросила: – Берите образец тканей и везите Бишопов в гарвардскую лабораторию! Встретимся в университете! ... ...Разрешение Броэлс подписал и дал добро на проведение исследований. Казалось бы, следовало радоваться, но радоваться уже просто не было никакой возможности. Оливия встретилась с Бишопами и агентом Фарнсфорт у здания института. Старший Бишоп был занят тем, что восторженно рассматривал снующих в разные стороны студентов и пытался с улыбкой на лице припомнить знакомые ему места. Агент Фарнсфорт оставалась такой же бодрой и готовой к любому труду, даже самому нестандартному или незаурядному. Похоже, у молодой девушки подобные особенности работы только вызывали дополнительное любопытство и пробуждали интерес. Впрочем, их реакция была вполне ожидаемой. А вот Питер Оливию действительно удивил. Она почему-то представляла его себе на грани нервного срыва. Но он выглядел вполне обычным и мирным. Практически таким, каким она встретила его вчера в Ираке. Даже завидно чуточку стало от того, как он смог так быстро и кардинально преобразиться. «Вот бы и мне так!» – устало подумала Оливия. Она знала, что далеко не всегда способна скрывать свои эмоции. Возможно, ввиду этого, она чаще и вела себя прямолинейно. Они вчетвером проследовали в ту самую лабораторию, которая долгое время оставалась заброшенной в одном из подвальных помещений здания. Судя по добытой Оливией информации, ее использовали как заброшенный склад, куда могли сносить ненужные вещи. Оливия взяла ключи от помещения, утрясла все детали с разрешениями и уже спустя минут пятнадцать они спускались по лестнице, ведущей в подвальный этаж. Она передала ключи Питеру, и тот ловко открыл двери. В лаборатории был затхлый прохладный подвальный воздух с привкусом пыли и соответствующим месту духом заброшенности. Свет в темное помещение проникал из мутных окон, располагавшихся ближе к потолку. Питер принялся включать электричество. Щелкал какими-то тумблерами, в которых Оливия вряд ли бы разобралась. В итоге в одно прекрасное мгновение с громким щелчком резко зажглись работающие лампы. «Удивительно, – подумала Оливия, – но что-то тут, в этом царстве сплошной заброшенности, оказывается, еще и работает!». Одна из ламп столь же резко и неожиданно перегорела, сопроводив это звучным хлопком. С плафона вниз посыпалась густая пыль. Впрочем, пыль здесь была везде. Все вещи в помещении были накрыты запыленной клеенкой или брезентом. Оливия с глубоким сомнением осмотрелась вокруг, примерно те же эмоции наблюдались сейчас и на лице молодой девушки агента Фарнсфорст. Питер был слишком сосредоточен. Он где-то отерся штаниной и пытался теперь струсить пыль, что выглядело весьма жалко, учитывая предстоящее. А вот Уолтер оказался не на шутку вдохновлен происходящими событиями. Он торжественно прошел вперед всех и с легкой улыбкой и явной гордостью на лице довольно вздохнул. – Столько! Столько всего здесь было! – произнес доктор Бишоп и уверенно добавил, обернувшись к Оливии. – И столько еще будет! Оливия несколько озадаченно посмотрела на него и ничего не ответила. Доктор был загадочным человеком и если честно, она мало, что понимала из его слов вообще. С этим лучше справлялся Питер, который, вот что странно, после долгой разлуки с отцом не утратил способности его понимать. Оливия заметила, как Питер и агент Фарнсфорт переглянувшись, снова принялись чуточку недоуменно озираться по пространству пыльной и заброшенной лаборатории. Наверняка пытались найти что-то положительное, за что мог бы зацепиться их взгляд. А вот Уолтер одними лишь взорами ограничиваться, разумеется, не стал. Да и вообще, было явственно заметно, сколь радостным и невыразимо приятным для него оказалось появление здесь. Словно малому ребенку, снова достали его любимые игрушки. Доктор Бишоп прошелся вглубь помещения, затем подошел к какому-то столу с вещами, накрытыми пыльным полиэтиленом и сдернул укрытие на пол. Оливия так и не поняла, что же это был за аппарат или механизм. – Питер! Помоги мне! – обрадовано произнес доктор. Питер хмуро глянул на отца и то облако пыли, которое он поднял в воздух. После он нехотя подошел к одному из столов, чтобы аккуратно снять с него перевернутый стул и покрывало. – Доктор, Бишоп! – обратилась к нему Оливия, снимая с рук теплые перчатки. – Я заказала вам стандартный набор криминалиста, может вам нужно еще что-нибудь?! – А-а...?! Да...! – задумался Уолтер, переходя от одного стола к другому. – Мне понадобиться оптический когерентный томограф для изучения ткани. Одна тонна кремния... Э-э-э... Оливия подтолкнула локтем агента Фарнсфорт, дав понять девушке, чтобы та записывала все запросы и пожелания гениального доктора. А то, чего доброго, можно многое упустить из виду. – Понадобиться минимум пять анонимных образцов крови от добровольцев – продолжал говорить Уолтер. На этих словах он спустился к кирпичной и заштукатуренной печи и заглянул вовнутрь, отодвинув скрипнувшую заслонку. – Детектор микроорганизмов. Насовский, конечно! НАСА ведь еще существует?! – Да! – тут же с легкой улыбочкой ответила Оливия. – Ух, ты! Она еще здесь! – восхищенно воскликнул Уолетр и постукал ладонью о какой-то большой металлический предмет, накрытый покрывалом. – Этот бак был лучшим! Какое-то время доктор вспоминал, судя по выражению на его лице, что-то очень приятное. Связанное, надо полагать, с этим самым баком, а там кто знает? В любом случае он вел себя здесь, словно в давнишней хорошо знакомой ему квартире, в которой без малого провел всю жизнь. – Ах, да! – опомнился вдруг Уолтер. – И еще мне понадобиться двухлетняя бос таурус! – Чего?! – переспросила удивленная агент Фарнсфорт, перестав чиркать в блокнотике. Она округлила свои симпатичные глазки и посмотрела на доктора. – Корова! – ответил Питер. – Ему нужна обычная корова. – Чистокровная, а не гибрид! – заторопился следом Уолтер, снимая с бака покрывало – Отметьте, это важно! Весом в четыреста двадцать пять килограммов. Показатель жирности две целых тридцать семь сотых. Агент Фарнсфор сняла пальто и, засучив рукава, подошла к доктору, чтобы помочь ему стянуть зацепившееся покрывало с бака. – О да, спасибо, милая! – поблагодарил ее довольный Уолтер. Оливия, впрочем, тоже подошла, чтобы помочь Питеру аккуратнее снять покрывало с накрытых лабораторных принадлежностей и ничего не опрокинуть. – Э-м..., то, что он говорил про корову... Он ведь шутит?! – осторожно поинтересовалась она у Питера, собиравшего концы покрывала. – Генетически, – начал Питер – люди отличаются от коров всего парой строк ДНК. Он указал Оливии на другой конец покрывала и добавил: – Так что это превосходный подопытный. Оливия с любопытством посмотрела на Питера. Она подхватила край покрывала, аккуратно сняла его с микроскопа и спросила: – Где вы все это узнали?! В МТИ?! – Вообще-то нет! Вычитал в книгах, – ответил он и, подойдя ближе к ней, серьезно добавил. – Попробуйте как-нибудь, это интересно! Оливия посмотрела в глаза этому сверхлюбезному эрудиту. Питер по-прежнему оставался обычным, на его лице даже норовила появиться улыбочка. Оливия уже поняла, что такая улыбочка – его коронная и, как правило, беспроигрышная обезоруживающая позиция. – Достаньте ему корову! – сказал она, переведя взгляд на агента Фарнсфорт. Девушка тут же чиркнула соответствующую запись в своем блокноте, а Уолтер обрадовано зашептал: – Ага! Для тестов! Спасибо! Поднимаясь по небольшой металлической лестнице с перилами, доктор Бишоп продолжал слышно шептаться: – Лучше коровы только человек. Но если нужно молоко, то только корова... Питер сдернул еще одно покрывало с соседнего стола, за которым оказались два компьютера, со старыми ламповыми мониторами. Смахнув с рукава пыль, он перевернул стул... Иными словами работа закипела. Все были при деле. Оливия не боялась запачкать руки и старалась успеть везде и всюду, лишь бы эта старая лаборатория снова заработала. Уотера тоже подгонять не было никакой нужды, но все еще находился в состоянии эйфории и восторга. Астрид Фарнсфорт была на работе, которую всегда выполняла безупречно, какой бы та, в свою очередь, ни оказывалась. Единственным, кто не имел четкой мотивации оставался Питер. Но Оливия была рада видеть его занятым и помогающим в реанимации всего этого исследовательского подвала. Каким чудом и почему, все время недовольный сын доктора Бишопа отличился нынче столь явным усердием, она не знала, да и не пыталась выяснить... Несмотря на насквозь нетрадиционные просьбы доктора Уолтера, все его пожелания были исполнены, без малого, в ускоренном темпе. Именно в такие моменты Оливии и нравилось то, что она работает именно в ФБР. В противном случае, ожидать полной готовности пришлось бы очень и очень долго. Но все обошлось, и вскоре ей доложили, что она может забрать корову у здания гарвардского университета и провести животное в подвальную лабораторию. Оливия в сопровождении других агентов с интересом наблюдала за реакцией студентов, когда те провожали взглядом, идущую по коридорам университета черно-белую пятнистую мычащую корову. В подвале ей наскоро оборудовали место, сделали настил из прихваченного сена, принесли воду и часть сена в качестве корма. Вскоре жующее животное чувствовало себя вполне комфортно на новом месте. Оливия еще раз приказала себе мысленно перестать удивляться и сосредоточиться на деле. А дело в свою очередь шло и довольно успешно, что, в общем-то, тоже было удивительно. Пусть и не всю, но им удалось воскресить старую подвальную лабораторию. Доктор Уолтер словно кудесник в своих владениях сноровисто бегал в белом халате от стола к столу, проводил исследования, делал замеры, стоял за микроскопом. На очищенных и убранных столах моргая и немного мерехтя, горели различными данными и показаниями, оказавшиеся вполне исправными и рабочими ламповые мониторы компьютеров. Оливия даже заметила как Астрид Фарнсфорт уже вполне освоившись, вышла из подсобного помещения с чашкой горячего чая и поставила ее на стол перед доктором Бишопом. Тот почти не глядя, подцепил ее и с невероятным блаженством сделал глоток. Затем он снова уткнулся в микроскоп. Куда только делась его забывчивость и нерасторопность, было решительно непонятно. Оливия даже не знала, откуда, каким таким макаром, у безумного доктора проявились столь полезные качества вроде активности, сосредоточенности и устремленности. «Ну что же, можно быть вполне довольной, такими результатами, – заметила пытавшаяся приободрить себя Оливия. – А лишними вопросами, задаваться не стоит, их и без того будет многовато для одного дня. Такие уж настали времена!». Они успели все сделать к вечеру. Запустить все механизмы! За окнами уже стемнело, но работа продолжала идти полным ходом. Оливия, все-таки, заставила себя улыбнуться. Хотя по большому счету улыбаться пока что еще было не с чего. Если честно, то организм все острее стал намекать ей о необходимом и, между прочим, вполне заслуженном отдыхе, который она ему давным-давно задолжала. «Будем считать, – подумала Оливия, словно отвечала на свой же собственный вопрос, – что то время, когда я лежала в больнице, и был отдых с запасом наперед». Понятное дело врачи бы ужаснулись, узнав, что с тех пор она так толком и не поспала, не считая пары прерывистых часов в самолете. Собственно в ужасе был и сам организм, который атаковал насылаемой усталостью, пытаясь свалить свою хозяйку в беспамятный сон. Но хозяйка оказалась упрямой. Впрочем, не по собственной воле и не из мазохистских наклонностей. На то были причины, куда более веские, чем сам сон. С другой стороны, в данный момент, Оливия ничем конкретным помочь не могла, разве что убрать и принести новую пробирку. Однако с этим хорошо справлялась агент Фарнсфорт, словно всю жизнь была ассистентом доктора Бишопа. Глядя на то, как она ловко бегала между столами и оборудованием в этой лаборатории Оливия еще раз улыбнулась. Она знала об ответственности и исполнительности этой юной девушки, которая всегда все свои рекомендации оправдывал полностью. «Как хорошо, что рядом работают такие специалисты!» – подумала Оливия и, развернувшись, пошла в одно из подсобных помещений. Нет, вовсе не затем чтобы часок другой вздремнуть, что, в общем-то, было бы самым верным решением. Но разве она могла спать, когда судьба Джона все еще решалась и была далека от ясности. Нет, она и глаз не сомкнет, пока не сделает все, что потребуется. Все возможное и невозможное. Иными словами, пока не спасет своего Джона. Сев на скамейку у подсобки она достала захваченную папку с бумагами, отчетами и фотографиями, сделанными на месте происшествия в аэропорту. Затем принялась их по новой изучать, дабы по возможности отыскать новые детали, которые смогли бы пролить свет на это непростое и хлопотное дело. Пожалуй, самое необычное, с которым она когда-либо сталкивалась. Прав был Броэлс, когда говорил, что ничего страшнее еще не видел. Оливия несколько раз просмотрела документы, в которые даже мельком заглядывать не хотелось, но так ничего нового и не обнаружила. Возможно, ничего и не было, а возможно виной всему оставалась вышеупомянутая усталость, мешавшая сосредоточенно мыслить. Оливия снова стала перебирать снимки с погибшими трупами пассажиров гамбургского рейса шестьсот двадцать семь. И пусть смотреть на них было жутковато, однако в этом заключалась ее работа... Эти снимки она уже хорошо знала. Пристегнутые ремнями безопасности к своим сиденьям несчастные погибшие... Вот и плеер с наушниками, по-видимому, раздавленный в панике... Дамская сумочка, зажатая в руках умершей женщины... Ингалятор астматика, судя по восстановленным данным принадлежавший молодому 23-летнему гражданину Германии Гансу Майеру... Тюбик помады, откатившийся к выходу из пассажирского отсека... Вот тот самый инсулиновый шприц, запечатленный среди найденных и описанных вещей, принадлежавший пассажиру-диабетику... Оливия повертела снимки в руках, пытаясь увидеть то, чего в них не было, затем устало потерла ладонью лоб, тяжело вздохнула и отложила небольшую стопочку просмотренных материалов в сторону. Она что-то упускала, что-то важное. Но одних желаний разобраться во всем мало, от них ничегошеньки не измениться в суровой действительности, а именно той, в которой никаких зацепок не оставалось. Разумеется, расследование велось, и велось тщательно, но ничего конкретного пока не было. Единственным, кто, возможно, что-нибудь видел, был Джон, жизнь которого оставалась сейчас под большим вопросом. Он должен выжить, думала про себя уставшая Оливия, должен! Иначе и быть не может. И вовсе не потому, что он, возможно, что-то или кого-то видел и сможет вспомнить и поведать важную для расследования информацию! А потому что он нужен ей! Нужен ей! Нужен ей... – Кофе?! – послышался голос Питера. Оливия подняла глаза и увидела его с двумя картонными стаканчиками кофе, очевидно раздобытого в кафетерии университета. Один из них, аппетитно пахнущий таким притягательным ароматом он и протягивал ей. – Спасибо! – с улыбкой произнесла Оливия и благодарственно приняла стаканчик, убрав в сторону бумаги. Она сразу же сделала глоточек через отверстие в пластиковой крышечке и почувствовала, как теплый вкусный кофе приятно растекся по голу. Питер сел рядом, посмотрел на нее и сделал глоток из своего стаканчика. Затем, улыбнувшись, вполне добродушно и, как бы ненавязчиво, поинтересовался: – Скажите, Оливия, а что еще в том деле, о вашем покорном слуге?! Там все так плохо?! Оливия сделала еще глоточек кофе и поставила стаканчик за скамейку, на небольшой парапет. – Я не могу это обсуждать, – сразу же заторопилась она, бегло пробежав по нему взглядом. Питер добродушно усмехнулся. Настолько добродушно, что глядя на него, Оливии показалось, будто в мире совершенно нет ничего плохого. – Ну, так смогите! – снова незатейливо, но довольно прямо обратился он к ней. – Я ведь сейчас тут, играю по вашим правилам и, думаю, заслуживаю правды. Оливия вздохнула. Она пригладила волосы и посмотрела еще раз на собеседника, пристально следившего за ней, за каждым ее движением, каждой эмоцией, за любыми изменениями в выражении ее лица и жаждавшего получить свои ответы. Она не знала с чего начать, особенно тогда, когда начинать, собственно, не с чего. Оливия открыла было рот, чтобы попытаться зайти издалека, но Питер мигом все понял. – Не было никакого дела, – сухо произнес он, абсолютно утвердительно, без тени сомнений. Оливия с виновато сдвинутыми бровками и уже извиняющимся тоном добавила: – Вас просто надо было заставить со мной полететь. – И что же, вы блефовали?! – Питер был искренне удивлен, даже потрясен, вроде как. – Я отчаялась – тут же добавила Оливия, чувствуя себя чуточку провинившейся. Но так, самую малость. В конце концов, он ведь сам типа мошенник, а не наивный простофиля, так что должен все понимать. Собеседник снова потрясенно и растерянно усмехнулся: – Я, вообще-то, неплохо разбираюсь во лжи. Могу различить, что правда, а что нет. Простите, но я, собственно, так и зарабатываю себе на жизнь. И все же..., как вам удалось так качественно меня развести?! – Я просто видела, что вы в беде, – сказала Оливия, глядя ему в глаза, в которых наблюдалось некоторое нескрываемое сожаление по поводу допущенной оплошности. – И заметить это, между прочим, по вам оказалось совсем несложно. Другие бы тоже заметили. – Выходит, я мог остаться! – будто не слыша ее дальнейших объяснений, сокрушенно констатировал Питер собственное полное поражение и нервно усмехнулся. Он прикрыл ладонью опущенные глаза, словно бы хотел почесать лоб. Но ему было явно неловко от того факта, что молодая и целеустремленная девушка из ФБР так ловко и незатейливо обвела вокруг пальца сноровистого гения-афериста, вынужденного отказаться по ее вине от своих планов и в дальнейшем так долго и самоотверженно действовать у нее на поводу. Оливии почему-то стало его искренне жаль, хотя она, не раздумывая, пошла бы на любую хитрость все снова и снова, столько, сколько потребовалось бы, лишь бы спасти Джона от смерти и отыскать невесть где спрятанные ответы в этом безумном расследовании. Если честно, она удивилась, не увидев у Питера праведного гнева, желания тут же сорваться с места и умчаться на всех парах. Что-то изменилось, это точно! Может, прогорело дело, за которое он собирался взяться. Или, наоборот, резко объявилось более выгодное, но уже в другом месте. – Мог остаться в Ираке, – повторяясь, обреченно выдохнул сокрушенный собеседник и, откинувшись на спинку скамейки, посмотрел вглубь подвальной лаборатории. – Знаете, – сказала Оливия, мило улыбнувшись, – сегодня в Киркуке взорвали машину, так что можете сказать мне спасибо! Питер опять нервно усмехнулся. Похоже, он все еще не мог прийти в себя от такого эффектно полученного поражения. Он нервно отпил кофе и глубоко выдохнул. – Вообще-то, могу сказать вам и значительно больше, чем просто спасибо, – ответил он задумчиво. Оливия улыбнулась, ей почему-то было забавно наблюдать за его внутренней ломкой и смущенными улыбками. – Да, я догадалась! – добавила она и тут же предположила. – Дайте угадаю! Мафия?! Собеседник снова усмехнулся и, продолжая смотреть в пол, ответил: – Есть такой парень по имени Большой Эдди! Глава одного казино... Питер поднял глаза и, увидев улыбку Оливии, добавил: – Серьезно! Я ничего не выдумываю. – Выходит, вы должны человеку по кличке Большой Эдди?! – снова поинтересовалась она. – Нет. Я должен человеку по имени Большой Эдди! – довольно серьезно уточнил Питер. Но Оливии все равно слова Питера казались смешными, о чем на ее лице засвидетельствовала предательская улыбочка, которую она вопреки всем внутренним усилиям так и не смогла скрыть. – Он специально сменил имя! – продолжал объяснять Питер. – А я ведь даже не игрок и никогда не был. Просто... пару лет назад немного психанул... – Я думала вы гений, придумавший систему! – ответила ему Оливия. – Конечно! Была система. А казино мухлевало..., но кому это теперь объяснишь?! – Питер снова сделал глоток кофе. Затем он посмотрел на Оливию уже без обид и сожалений. В конце концов, молодой человек, похоже, прекрасно понимал, что в жизни по-разному события складываются, и что на самом деле из всего вокруг происходящего, не сразу возможно достоверно определить, что же в итоге окажется наилучшим решением, притом, даже в самом ближайшем будущем. Оливия понятливо кивнула и потянулась за своим стаканчиком кофе. Возможно, они и продолжили бы свою беседу, но их прервал Уолтер, внезапно сообщивший, что у него уже имеется интересная информация. Подобная новость прозвучала, что тот гром среди ясного неба и одно уже подобное заявление по сути своей являлось, чуть ли не настоящим открытием, в абсолютно темном и насквозь глухом расследовании. «Наконец-то!» – мысленно возликовала Оливия. Она так жаждала услышать хоть какие-либо новости, либо ответы, в целом омуте бесконечных и неисчислимых вопросов. Они с Питером вскочили со скамьи и чуть ли не бегом устремились к доктору Бишопу. Однако доктор вовсе не спешил тут же заговорить с ними деловито коротко и по существу. Он еще что-то продолжал бормотать невнятное себе под нос, глядя в сделанные записи и в пробирки, расставленные на столе. Питер многозначительно посмотрел на Оливию, намекая на то, что еще придется чуток подождать, и тяжело опустился в сиденье рядом с компьютерным столом. Оставалось только догадываться, сколько же продлится это самое «чуток». «Терпение! Терпение!» – повторяла мысленно Оливия, пытаясь взять себя в руки. Она посмотрела за окно. На улицах горели фонари. Шел снег. Была ночь. «Сколько еще?!» – спросила она себя, так и не решившись задать этот вопрос Уолтеру. Однако доктор Бишоп, по-видимому, дождавшись последнего нужного ему результата, вдруг резко обернулся и заговорил: – В семьдесят втором, когда была война во Вьетнаме, войска биохимзащиты минобороны поручили нам разработку лимфатического микроба для вероятного использования его против Въетконга. Возможно, что это заболевание из вашего самолета было выведено из тех работ... Оливия затаив дыхание впитывала всю информацию, которую слышала, беспрерывно следя взглядом за рассказывавшим доктором Бишопом. Когда тот остановился, она сразу же поинтересовалась: – А как же Джон?! – А? – как бы невзначай вопросительно отозвался доктор, будучи всецело поглощен собственной находкой связующих нитей прошлых исследований. Затем вспомнив что-то, продолжил. – Он лишь находится под воздействием химической реакции на исходные составляющие. Они встретились взглядами, и доктор информативно добавил: – Не на окончательный состав. А это значит, что противоядие не получить. Услышав такие слова, Оливия с чувством возросшей тревоги сразу же поинтересовалась: – Ну а вы, вы можете помочь?! Уолтер, размышляя, стянул с рук медицинские перчатки. Возникла нехорошая пауза. Питер посмотрел на них и ответил: – Не надо, Уолтер! Никаких пустых надежд! – Не пустые, нет! А вполне реальные! – продолжал уверенно и вкрадчиво говорить Уолтер, глядя прямо в растерянные и жаждавшие этих самых слов глаза Оливии. Ей безумно хотелось, чтобы выход все-таки был, чтобы не просто были ответы, а чтобы был именно выход, именно реальная возможность для спасения ее Джона. – Я могу помочь! Да! – уверенно продолжал Уолтер, не сводя взгляда с вожделевшей хоть каких-нибудь обещаний или заверений Оливии. – Но только если я получу полный перечень содержимого того склада в момент взрыва. Оливия аж вздрогнула внутренне, выпрямилась, как ужаленная, отстранившись от стола, на который опиралась. – Но у нас ничего нет! – нервно развела она руками. – Все взорвали! Полностью! А единственный подозреваемый, который мог обладать подобной информаций ушел и только Джон мог видеть его лицо... Оливия резко остановилась, поднесла ладонь ко рту. Она понимала, что на расследование, даже в лучшем случае, уйдет много времени..., слишком много, прежде чем они что-то смогут отыскать, найти какие-нибудь зацепки... и... И она прямо спросила доктора, с явственной тоской и вполне осязаемой опаской на лице, опаской потерять тот самый, единственный лучик света, только что вырисовавшийся на мгновение и появившийся на горизонте среди всего этого непроглядного ужаса: – Сколько ему еще осталось?! – С таким темпом кристаллизации, – тут же принялся объяснять Уолтер, – клеточного распада... – Сколько?! – перебила его она, затаив дыхание. Уолтер посмотрел на нее и прямо ответил: – Двадцать четыре часа. В этот момент Оливия почувствовала, как ее сердце внутри просто куда-то упало, а ее саму пробило током и оглушило чем-то невесомым, абсолютно подавляющим всю внутреннюю силу воли неописуемым необъятным чувством безнадежности, фатальности и обреченности. – Его мозг не сможет получать кислород... – осторожно, словно бы виновато продолжал объяснять Уолтер. Но Оливия его уже не слышала. Она снова вцепилась руками в стол, сжала их до боли в пальцах. Сжала, чтобы не упасть на пол, в конец обессилев. «Нет!» – пронеслось будто бы в пустой голове. Хотя она далеко не была пустой, в ней сейчас крутилось множество вариантов, но поскольку никакой из них не мог зацепиться за реальность, они быстро таяли, образуя внутри страшную настоящую и невероятно пугающую пронизывающую до самых конечностей пустоту. И, тем не менее, в насквозь отуманенное сознание острым клином врезались следующие слова Уолтера Бишопа совершенно невзначай им оброненные: – Мне очень жаль, что нет менее опасного способа! Оливия и Питер одновременно посмотрели на доктора. Сердце Оливии застучало еще сильнее, в темпе прогоняя накативший туман обреченности. Буквально через какую-то мимолетную секунду она уже была всецело во внимании. – О чем вы?! – резко спросила Оливия. Удивленный Уолтер округлил глаза и переспросил: – А разве я не сказал?! – Что бы ты там ни думал, ты ничего не сказал! – чуточку возмущенно ответил Питер, понимая, насколько важна сейчас для Оливии любая информация подобного рода, и в то же время, понимая насколько забывчив, помимо всего прочего безумия, его отец. – Скажем так, есть один метод. Система передачи синапсов! – продолжал Уолтер, как бы не обращая на комментарии Питера никакого внимания. – Своего рода, это совмещенный сон! Оливия тут же переспросила: – Как это совмещенный сон?! – одно подобное словосочетание ей казалось полнейшим абсурдом, но она была сейчас сама внимательность. Уолтер подошел к ней поближе и постарался доходчиво объяснить: – Понимаете..., человеческий мозг, создает измеримое электрическое поле! А в 1976-ом я предположил, что возможно синхронизировать поля двух разумов и обеспечить передачу информации в бессознательном состоянии..., это..., как нить и две банки... – Позвольте заметить, – оборвал доктора Питер – что во всей этой безумно увлекательной истории самым интересным остается тот факт, что все это полнейший бред! Питер нахмурил лоб и выжидательно посмотрел в их сторону, выглядывая из-за спины заслонившего обзор Уолтера, он пытался разглядеть глаза Оливии. Если бы Оливия сейчас была способна замечать иронию либо какие-нибудь другие сравнения, то, несомненно, отождествила бы Питера с неким ангелом, находившимся за плечом обезумевшего доктора и нанятого госпожой реальностью для попыток образумить всех с ним беседовавших. Но не сейчас, сейчас Оливия, хватавшая любые спасительные соломинки, пусть и весьма сомнительные, не была на это способна. – То есть, я могу поговорить с Джоном в коме?! – переспросила она, переключив все внимание на доктора Бишопа, и добавила. – И он сможет описать мне подозреваемого? То, что эти слова сорвались с ее уст, в виде вытекающего обобщения, вовсе не говорило о том, будто она в них хотя бы немного верила. – Технически все иначе... – тут же отозвался Уолтер. – Технически – это невозможно! – снова громко перебил его Питер. Оливия вздохнула и с надеждой спросила у доктора: – А раньше вы это пробовали?! Уолтер был предельно внимателен и сосредоточен, он посмотрел на нее и, помогая себе жестами для убедительности, заговорил насколько мог уверенным тоном: – Однажды я подобным образом получил информацию из трупа... – он прождал необходимую в этом моменте паузу и добавил, – Это реально! Если, конечно, со смерти прошло не более шести часов. – Ну да, конечно! – послышался голос Питера-заплечника. – А через шесть часов мертвец умрет окончательно! – Можно считать его память, если мозг не пострадал, – не обращая на сына внимания, говорил Уолтер, стараясь не потерять зрительный контакт с Оливией и передать ей частичку своей убежденности. – Конечно, придется поместить электромагнитный датчик в основание черепа. А вас саму без одежды поместить в бак с водой. И еще. Вас накачают препаратами. На этом месте Уолтер выпрямился и отошел к соседнему столу с приборами. По-видимому, он вполне щадяще давал ей время на размышление и адаптацию к услышанному. Оливия встретилась взглядом с Питером, который что-то во взгляде этом увидел и как-то странно заморгал. Он она будто не заметила подобного жеста или, попросту, не захотела замечать. – Какими препаратами?! – спросила Оливия негромко, несколько отрешенно уставившись прямо перед собой на стол с пробирками. – Смесь китамина, нейронтина, диэтиламид лизергиновой кислоты... – тут же заговорил сосредоточенный и вполне внятный голос Уолтера, словно давно ожидавшего ее вопроса. – Это, кстати, ЛСД, та кислота, про которую он вам говорит! – прокомментировал Питер. – Понадобиться пара часов, – продолжал настойчиво говорить доктор и как бы невзначай бросил Питеру. – Ты, кстати, поможешь получить кислоту, если не против?! – Да, конечно, без проблем! Что за вопросы! Повеселимся! – Питер нервно встал со стула и подошел к ним. Он остановился возле Оливии, подойдя к ней почти вплотную, и попытался заглянуть в глаза, словно хотел прочесть мысли. По-видимому, Питер старался отыскать в них отражение здравого смысла. Оливия немного смутившись, посмотрела на пол. – Послушайте! – начал Питер довольно настойчиво, оставаясь шокированным и обалделым. – Человек, которого только что выпустили из психушки, хочет устроить вам передоз, воткнуть железный штырь вам в голову и засунуть голой в ржавый бак с водой, – он махнул рукой указав в сторону того самого бака, находившегося здесь в лаборатории в нескольких метрах от них. – Нет, я не хочу... – вклинился доктор Бишоп спокойно-рассуждающим тоном, – лучше без этого..., конечно..., но я могу... Оливия обернувшись немного оторопело посмотрела на доктора. – Ладно! – сказал Питер. Он взял ее за руку и снова повернул к себе. С его губ сорвалась немного нервная улыбка. И он начал говорить спокойно вкрадчиво и рассудительно. – Послушайте, Оливия! Простите меня, кончено! Но вы сейчас просто очень напряжены, и вы не спали после Ирака, и ко всему прочему ваш близкий друг умирает... Это все понятно! Но говорю вам! – добавил он громче и предельно внятнее. – Он вас погубит! – Ты ничего не понимаешь! Ты не понимаешь принцип! – смело ответил ему Уолтер, придерживая свою нервно подрагивающую левую кисть правой рукой. Питер выпрямился и перевел на него взгляд, в котором можно было прочитать очень многое и в довольно подробных комментариях. Оливия тяжело выдохнула, опустила голову, провела ладонью по лбу. Затем снова выпрямилась. Питер, кончено же был прав. Она была невероятно измотана и отчаянна, и то, что она сейчас слышала собственными ушами, не лезло ни в какие разумные и допустимые рамки. Рациональная часть Оливии хотела согласиться с Питером прямо сейчас, весь здравый смысл был за это. Но она не могла даже выдавить из себя ни единого слова согласия со вполне разумными доводами отнюдь не глупого молодого человека. Она всегда умела держать себя в руках, всегда отличалась способностью здраво мыслить и анализировать любую информацию, выделяя главное, правильное и искомое... Еще раз, устало выпрямившись, и твердо сглотнув, она была вынуждена признать, что сейчас ситуация складывалась иначе, совершенно иначе. «Джон!» – Это была ее единственная мысль, перекрывавшая в данный момент все на свете: все риски, все страхи, переживания, все безумство... Потому что она любила его! А он любил ее! И на этом, собственно, заканчивалась любая рациональность и разумность действий. Эти качества попросту умирали, в каком бы большинстве они не представляли личность своего хозяина. – Джон пошел бы на то же! – набравши воздуха в легкие, и со второй попытки ответила она Питеру. Самое меньшее, что можно было бы сказать сейчас о Питере, так это то, что тот был несказанно удивлен ее словами, удивлен до самой глубины души. Оливия мысленно смахнула с себя все, до последней тени растерянности и сомнений. Смахнула враз. Мгновенно. Поскольку иначе любое промедление, грозило ослабить ее отчаянно-боевой внутренний дух. Она резко обернулась к доктору Бишопу и уверенно произнесла: – Готовьте все! Я получу разрешение нацбезопасности на перевозку Джона в эту лабораторию! Питер нервно усмехнулся и потер ладонью лоб. – Это просто невероятно! – прокомментировал он и довольно громко добавил с явным непониманием. – Это безумие! Вы слышите! Оливия! Он безумен! И вы тоже безумны, потому что слушаете его и потакаете ему! Оливия нервничала и без Питера, она сделал в сторону пару нервных шагов, резко развернулась вокруг своей оси, стараясь не потерять точку опоры на ватных от переживаний ногах, и опять тяжело вздохнула. Ее взгляд встретился с безумно-радостными полными недюжинного задора азарта и веселости глазами доктора. – Отлично! – произнес Уолтер, непонятно куда глядя, то ли на нее, то ли в другую сторону. – Теперь сварим ЛСД!