Ее мальчишка

Сумасшедший день. Сумасшедшая неделя. Сумасшедшая работа. Гермиона откинулась на спинку стула, закинув ноги на столешницу. Полночь. Расслабиться бы. Набрать горячую ванну с пеной, расставить ароматические свечи и отдохнуть. Но сейчас даже вставать было лень, а дойти до камина и вовсе казалось невозможным. — Мисс Грейнджер, можно? — в дверном проеме появилась лохматая голова Глэдис. — Что еще? — Гермиона даже не шелохнулась. На лице застыло выражение напряженного ожидания. — К вам мистер Поттер, — осторожно, будто двигаясь по минному полю, начала Глэдис. — Пусть войдет. — Только не пугайтесь, — и поспешно скрылась. — Впусти. Живо, — желудок скрутило от нехорошего предчувствия. Глэдис испарилась, чтобы в следующую секунду впустить в кабинет потрепанного, в заляпанной кровью мантии, но вполне живого Гарри. Одежда порвана в нескольких местах, рука безжизненно повисла вдоль тела, очки перекошены. — Какого черта, Поттер! — Гермиона вмиг забыла про усталость. — Не мальчик уже бросаться в самое пекло! — подхватила Гарри под здоровую руку и усадила в ближайшее кресло. — Рассказывай, — с приказным тоном «стервы Грейнджер» никто не отваживался спорить. Даже Гарри Поттер. — Малфой, гаденыш, — поморщился Гарри. Гермиона побледнела и на мгновение замерла. — Сколько можно уже? У обоих взрослые дети, а задираете друг друга, будто все еще в Хогвартсе, — она призвала стул и села рядом. — Где болит? — Гарри нехотя кивнул на запястье. — Если бы не работала, как проклятая, знала бы, какие слухи он о тебе распускает, — скривился, пока Гермиона бормотала целительские заклинания. — Если бы я слушала все, что обо мне говорят, давно оглохла бы. Тем более Малфой, — добавила после небольшой паузы. — Ты же понимаешь, что Джинни заметит. И закатит очередную истерику. Чтоб ты знал, в этот раз я с ней буду совершенно согласна. — Не уходи от темы, — Гарри резко дернул рукой и втянул воздух сквозь зубы. — Чертов хорек. — У меня на носу новый законопроект, а Хотченс поклялся завернуть его еще на предвариловке. Ты же понимаешь... — Ты спишь или не спишь со Скорпиусом Малфоем? — Гермиона опешила от такой прямолинейности. Она не ожидала, что Драко мог знать. Предполагала, что мог догадываться, но чтобы так. А Скорпиус? Сам рассказал отцу? Нет, не стал бы. Ему стоило скрывать их связь даже тщательнее, чем ей. Тем более от отца. Тогда как? Неужели она где-то прокололась? — Не отвечай. — Что? — Гермиона встрепенулась и подняла ошалевший взгляд на Гарри. — У тебя все на лице написано. Не ожидал, — помедлив, устало проговорил он. — Чего именно? — тут же ощетинилась Гермиона. Лучшая защита — нападение. Ей ли не знать. — Когда же ты угомонишься. Над тобой скоро смеяться начнут. — Уверен? — от ее фирменного надменного взгляда и презрительной ухмылки каждого бросало в холодный пот. — Ну ладно, не будут. Но за спиной... — и она сорвалась. — А когда меня волновало, что говорят министерские сплетники? Поттер, мы знакомы столько, что сказать страшно. Ты знаешь меня даже лучше, чем я сама. К чему эти нравоучения? — ее трясло. От злости на Драко, от возмущения Гарри, от отвращения к себе. — Ты заигралась, Гермиона. Признай, — она отошла к окну, обхватила себя за плечи и не ответила. По земле стелился туман, из-за которого ничего не было видно. В который раз она задавалась вопросом, как метеорологи подбирали погоду, настолько четко отражающую ее внутреннее состояние. — Гермиона, — не шелохнулась. И будто не дышала. — Гермиона, — Гарри зашуршал мантией, поднимаясь. — Не вставай, — повернулась. — Он всего лишь мальчишка. Один из многих. — Один из многих не задержался бы в твоей постели дольше одной ночи. И уж тем более ты не допустила бы утечки информации. Ты же сама это понимаешь, — она кивнула. Ни один мускул не дрогнул на лице. Механическая кукла. — Нужно доработать несколько спорных моментов в проекте. А тебе нужно домой. Джинни наверняка волнуется. Выпей костероста на ночь для профилактики. Возможно, трещина в кости. Не глядя на него, подошла к столу, взяла первый попавшийся пергамент и уткнулась в него взглядом. Гарри видел, что она не читала, но от такой Гермионы он ничего не добьется. Еще раз посмотрел на нее. Мальчишка что-то для нее значил. Оба это понимали. Гарри — с грустью, Гермиона — с удивлением. Тихий хлопок. Она осталась одна. Заигралась. Она и не задумывалась... Не замечала намеков, гнала мысли. Скорпиус был ей интересен, но дальше интрижки их отношения зайти не могли. Она вдвое старше его. Сексу возраст не помеха, но отношениям... Отношениям. Она дважды так назвала их связь. Недопустимо. Нужно отпустить. Вырвать из жизни, перечеркнуть. Как много раз до него. Вот только раньше ей было плевать на случайных любовников. Получалось, что Скорпиус не совсем случайный. Или... — Глэдис, документы по делам Уилкинсона, Бута и Франклина должны быть на моем столе через пять минут. — Но, мисс Грейнджер... — Уволю, — у нее нет времени думать о глупостях. Работа не ждет. — Гарри, ты же знаешь, я выживу. Всегда выживала, — слова упали в тишину и растворились. Кому и что она пыталась доказать?

* * *

— Мисс Грейнджер, вы просили не тревожить вас, но мистер Малфой настаивает, — Глория переступала с ноги на ногу, не решаясь поднять взгляд. Волосы растрепались, щеки раскраснелись, дыхание сбилось. Малфой настаивал весьма экспрессивно. — Меня ни для кого нет, — чеканя слова, ответила Гермиона. — Тем более, для мистера Малфоя, — она сделала акцент на «мистере», едва сдерживая усмешку. — Но он... — Ты работаешь на меня, а не Малфоя, — жестко оборвала ее Гермиона. — Фи, как грубо, Грейнджер, — он протиснулся в кабинет, отодвинув плечом Глорию. — Неужели не примешь старого друга? — издевательски выгнул бровь. Напряженная спина, горделивый поворот головы, презрительная ухмылка. — Чрезвычайно польщена светским визитом столь видной персоны в Министерстве, но боюсь, вынуждена просить удалиться восвояси. — Глория юркнула в приемную, пока не получила нагоняй за халатность или что похлеще. — О, я не отниму много времени. Дела в отделе магического правопорядка и так не ладятся, лишние треволнения начальнику ни к чему, — сарказм заполнял каждый дюйм пространства, просачивался в кровь. Гермиона судорожно сжала кулаки и выдавила из себя вежливую улыбку. — Это временно. — Разумеется, — Драко кивнул, — как только мисс Грейнджер уделит должное внимание работе, а не молодому любовнику, дела пойдут в гору. — Малфой, ты зарываешься, — она незаметно потянулась к палочке. — Это ты зарываешься, — серые глаза полыхнули неприкрытой ненавистью. — Оставь в покое моего сына и спи спокойно, — Гермиона с минуту оценивающе смотрела на него, а потом расхохоталась. — Что ты можешь мне сделать, хорек? — презрительно выплюнула, не отводя взгляд. — Не отрицаешь? — Не признаю. — А ты даже лучше, чем говорят. — Были хорошие учителя. — Захотелось в высшее общество? Несмышленый мальчишка — самый подходящий вариант. Кто ж еще позарится на старую деву. — Ты действительно веришь в то, что говоришь? — А разве нет? — Брось, у тебя нет умения Люциуса манипулировать людьми. Так и остался папеньким сынком. — Грязнокровка! — А за это я могу тебя посадить. — И стать любовницей сына преступника? Даже тебе ниже падать некуда. — О своем сыне говоришь, между прочим. И, Малфой, ты избежал Азкабана благодаря Гарри, мне и Рону. Не играй с огнем. В этот раз козыри не в твоем рукаве. — Держись от него подальше. — Пошел вон, — Гермиона взяла объемный пергамент, перо и чернила, начала что-то писать убористым почерком. — Я тебя предупредил, — бросил через плечо Драко и вышел, хлопнув дверью.

* * *

Гермиона ладонью провела по запотевшему зеркалу ванной. Обычному маггловскому. Молчаливому. Магический мир давно пустил корни в ее сердце, но слушать язвительные комментарии после душа ей совершенно не хотелось. Мокрые волосы тугими кольцами лежали на плечах. Скулы заострились, под глазами залегли темные круги. Посеревшая кожа придавала Гермионе сходство с инфери. Она безразлично рассматривала свое отражение. Еще немного и будет сливаться с пергаментом. — Не отличишь, — негромко произнесла, и слова эхом отразились от стен. Глаза блеснули, и Гермиона отвернулась. Плеснула водой в лицо, оперлась руками о раковину. Выдыхай, Гермиона. Гори. Гнетущую тишину взорвал грохот в гостиной и тихое чертыхание. Секунды хватило, чтобы осознать: палочка осталась в комнате, а сама Гермиона в одном полотенце посреди ванной. Замечательно. Как раз для встречи гостей. Гость же не торопился, будто его решимости хватило лишь на то, чтобы явиться без приглашения. И если догадка Гермионы верна... Она с шумом выдохнула. Только не он. Два шага до двери. Резная ручка. Три шага прямо, поворот налево, поворот направо. Он статуей замер у камина. Нервно теребил рукав рубашки и смотрел в пол. Собирался с силами? А может сам не ожидал от себя такой смелости. — Это уже откровенная наглость, Малфой, — она ждала, пока тот поднимет взгляд. Почти с волнением предвкушала. Он зашел на запретную территорию и осознавал это. Неважно, сколько раз и где они трахались. Хоть на ее рабочем столе, но дом — это табу. Слишком личное, слишком интимное. — Тебе не кажется, что смущаться поздно? Ты уже пришел, наплевав, что тебя никто не ждал. Как умудрился блок сломать? — Лили помогла, — коротко ответил Скорпиус, но продолжал смотреть себе под ноги. — Вот так взяла и сказала пароль от МОЕГО камина? — Да, — Гермиона изумленно вскинула бровь, но Скорпиус не увидел. Носки туфель оказались чертовски привлекательными. — Отомри уже или проваливай, — устало произнесла Гермиона. — Скорпиус, — он вздрогнул, как от удара, и, наконец, посмотрел на нее. И снова превратился в соляной столб. Глаза округлились, рот приоткрылся, дыхание участилось. Еще немного и грохнется в обморок.

* * *

Она впервые назвала его по имени. И она стояла на расстоянии вытянутой руки в одном полотенце, которое не скрывало ничего. Ни округлых бедер, ни соблазнительной груди, ни чертовски сексуально выступающих ключиц. Оно только подчеркивало ее женскую притягательность. И Скорпиус прямо сейчас сгреб бы ее в охапку, повалил на ковер и сделал все, о чем мечтал долгими холодными ночами, если бы не одно «но». Он пришел не за этим. Не только за этим. — Отвратительно выглядишь, — невпопад обронил он. У нее и вправду был болезненный вид. Интересно, много работы или намеренно загнала себя, чтобы не думать, не чувствовать? «Чушь», — оборвал себя Скорпиус. Он мог только надеяться, предполагать. Она же никогда не оправдает, не подтвердит его ожидания. — И тебе доброго здравия, милый, — Гермиона даже не усмехнулась, что настораживало. Либо ей наплевать, либо она адски устала. Либо... — Зачем пришел-то? — Поговорить, — ее брови поползли вверх, а глаза заинтересованно блеснули. Он ее удивил. Хороший знак. — О чем? — чуть подалась вперед. Намеренно или неосознанно? Полотенце немного сползло, почти наполовину оголив грудь. Скорпиус сглотнул, с трудом отвел взгляд. — Оно сейчас упадет, — сорвалось с языка Скорпиуса прежде, чем он успел себя остановить. — Хочешь? — прицельно ударила она. — Хочу, — он ничего не мог с собой поделать, но оторвать взгляд от тела Гермионы было выше его сил. — Ну так трахни, — полотенце упало к ногам. И Скорпиус в третий раз за последние полчаса примерз к полу. Это всегда было слишком. Слишком хорошо, слишком неожиданно, слишком желанно, слишком откровенно. Слишком. Скорпиус закрыл глаза и глубоко вдохнул. Не для того он так долго терпел, но... Открыл глаза. Черт. Снова закрыл. Ей невозможно сопротивляться. — Что между нами происходит? — выдохнул он, не открывая глаз. — Вариант «секс» тебя, видимо, уже не устраивает? — в голосе послышалась насмешка, смешанная с чем-то еще. Интересом? Изумлением? Уважением? — Это больше, чем просто секс. Ты не можешь не чувствовать это. Ты должна понимать. Гермиона, — Скорпиуса передернуло от просящих ноток в собственном голосе. Он мужчина, он не должен. Но сам выбрал женщину вдвое старше. — Да открой же глаза, в конце концов, — раздалось над его ухом. — Обещаю, смущать не буду, — едва дотронулась губами до мочки его уха, — пока, — и отошла. Скорпиус приоткрыл глаза. Она опиралась плечом о дверной косяк. Махровый халат полностью скрывал фигуру. И в первую секунду он с облегчением выдохнул, но чем дольше смотрел, тем больше желал. На его возбуждение одежда никак не влияла. — И что ты хочешь услышать, Малфой? — снова холодна и неприступна. Ну как с ней разговаривать. — Правду, — он не отвел взгляд. Тонул в карей бездне, но пытался барахтаться. Еще мог сделать усилие и забыть, если всего лишь очередной. Но если был хотя бы крошечный шанс, что он для Гермионы нечто большее... то будет бороться несмотря ни на что. Общественное осуждение, всеобщее порицание, изгнание из рода. Она того стоила. — Малыш, это всего лишь секс, — Скорпиус опустил голову, сгорбился и будто съежился. — Извини, — он услышал вину и раскаяние с легким привкусом сожаления. — О чем ты жалеешь? Что лишилась очередной игрушки? Почему? — Скорпиус надвигался на нее, сжимая кулаки. — Теперь придется искать нового остолопа? Ай-яй-яй, бедняжка. Наверняка некогда, работа же. А тут строптивый любовник совсем некстати права качает. Посягает на свободу и независимость, — голос сорвался на крик, но Скорпиус не заметил. Он был ослеплен эмоциями. Больше не мог надеяться и ждать. Не мог до скрипа сжимать зубы, чтобы не опуститься до дрочки при одном воспоминании. Не мог сбивать в кровь костяшки от невозможности увидеть, поговорить, прикоснуться. Не мог засыпать и просыпаться с ее именем. Если это была любовь, о которой шушукались девчонки в коридоре, то он сокрушен лавиной этого чувства. Он больше не мог. Не хотел. Самая горькая правда лучше неопределенности. И пока она не сказала «нет», оставалась призрачная, малодушная надежда на «да». — Кем ты себя возомнил? — она устало провела рукой по волосам, не отрывая взгляда. — Извелся, что же ты значишь для взрослой тети, которая позволяет себя трахать? Маленький несчастный зайчишка не в состоянии найти более полезное занятие. Эгоист чертов, — Гермиона судорожно вдохнула, — хоть бы из любопытства с отцом поговорил, что ли. — А он тут при чем? — вспышка, и серые глаза превратились в черные. — Ты и с ним спишь? — и впервые за долгое время Гермиона почти испугалась. Почти. Если бы не боль на дне его глаз. — А ревнуешь, как взрослый, — она знала, что ранит. Надеялась, что глубоко. Сознательно. Потом будет проще. — Хватит, черт возьми, хватит! Хватит меня мучить! — он в два прыжка пересек комнату и навис над ней. — Прекрати! — схватил за плечи и с силой тряхнул. — Ты не такая, не прячься за своей броней! Откройся. — Зачем? — она растерялась. Гермиона ожидала какой угодно реакции, но не такой. — Ты же сама этого хочешь, — так же резко отпустил, — я знаю. Вижу, — отвернулся и выдохнул сквозь зубы. Плечи дрогнули. — Дура, — резко развернулся и через секунду смял ее губы в жестком, колючем поцелуе. Он не целовал — жалил. Доказывал превосходство, ранил. Подчинял, изливал боль и отчаяние. Скорпиус дьявольски устал, но не готов был отступать. Несмотря на отказ, не был готов. Он грубо прижимал ее к стене, исступленно шарил руками по телу, которое знал наизусть. И пил, пил, пил ее душу. Как дементор высасывал без остатка. Она не могла сопротивляться. Хотела, но не могла. Разум бился в конвульсиях, тело отзывалась. Он сломался, она надломилась. Двое целых стали неполноценными. — Ненавижу, — прошептал, кусая ее губу. — Нуждаешься, — выдохнула, не сдержав стон. — Последний раз, — на грани слышимости сказал он, неожиданно нежно целуя в уголок губ. Горькая ухмылка искривила губы, он оттолкнулся руками от стены, стремительно подошел к камину и исчез в зеленых всполохах пламени. Затравленно взглянув исподлобья напоследок. — Еще ведь вернешься, — Гермиона медленно сползла по стене, — обязательно вернешься, — закрыла лицо руками. — Не можешь не вернуться, — уткнулась в колени, — мальчишка, — произнесла одними губами, прежде чем первая слеза сорвалась с ресниц.