Посиди со мной

Если чуть ранее пылающим лицом Миры Новы можно было осветить небольшой поселок на какой-нибудь забытой Альянсом планете, то теперь Мире спокойно. И даже более: теперь, зачарованно слушая голос своего капитана, она ощущает, как боль и протест перетекают сначала в недоумение, а потом в понимание… и попутно клюет носом. Потому что отсмеявшись, Базз берет ее за руку и принимается объяснять истины прописные настолько, что не знать их позволено лишь кадетам-новичкам: жизнь во всех ее проявлениях – штука ценная; пренебрегать собой, тем самым подставляя под удар кого-то еще, – верх идиотизма, а приказы старших по званию хоть и не обсуждаются, но, с оглядкой на обстоятельства, корректировке подвергаться могут. Последнего пункта нет (не будет, не надо) ни в одном кодексе, и, честно говоря, все это выглядит так, будто кое-то отчаянно пытается оправдать и оправдаться; Мира устраивается удобнее, отбросив идею залезть на стул с ногами, и пытается вспомнить момент, когда двое в темноте поменялись местами, а с ее плеч свалилась самая настоящая гора. – Значит, тогда ты был не слишком против госпиталя. – Да. – И я не… не противна тебе после всего, что случилось. – У тебя чересчур живое воображение, принцесса. – Я чуть не свихнулась здесь, знаешь? О чем только ни думала. Причем «свихнулась» – самое мягкое из слов, что крутятся на языке наследной принцессы Тангеи. Не так давно, во дворце, не приветствовались фразочки и куда легче этой, поэтому Мира автоматически одергивает себя, выпрямляясь, и тут же чувствует, как пальцы Лайтера слегка сжимают ее руку. В другой ситуации второй пилот истолковала бы подобное более чем превратно, однако сейчас объясняет происходящее как всего лишь несказанное «извини». Потому что… ну, этого тоже достаточно. – Мира, ты поступила правильно, и стыдиться этого не должна, – говорит капитан. Подытоживает, не иначе, потому и по имени зовет. – Все, что произошло… произойдет со мной дальше, касается только меня. Не бери на себя лишнего. – Нет! – выпаливает тангеанка, и слова, которые она хотела услышать слишком долго, повисают в воздухе поразительно недослушанными. Базз вопросительно поднимает брови, а второй пилот тем временем тараторит на одном дыхании: – Не только. Не только тебя. Никто не должен работать один, помнишь? Или придется вдеть в нос кольцо. – Эксару? – прячет смешок за кашлем Лайтер. Не слишком удачно, впрочем. – Эксару, – находится Мира. – Или еще кому-нибудь. Выдыхает она лишь тогда, когда начальство переводит взгляд на потолок. С некоторым разочарованием выдыхает, надо признаться, – и чувствует себя до неприличия легкой. Внутри будто взорвался шар с чем-то привычным и теплым, от этого хочется говорить, говорить и говорить, по большей части глупости, за которые будет неловко пару часов спустя. В красках представив, чем это может обернуться в будущем, Мира обещает себе соблюдать радиомолчание. Относительное. В то, что она вот так вот запросто болтается в палате, одна мысль о которой не так давно вызывала легкую панику и средней тяжести головную боль, ей не верится более чем полностью. С другой стороны, если все это было своеобразной проверкой, то она, Мира Нова, ее прошла. А если нет… кажется, они справились с этим вместе. Это была неописуемо длинная ночь. И закончится она не менее длинным утренним патрулированием, тащиться на которое девушке не слишком-то хочется: заданный сектор граничит с владениями Гравитины, и кто знает, что в следующий раз выкинет расстроенная Хозяйка массы и далее-далее-далее. Допрос с пристрастием о состоянии и настроениях того самого капитана – здесь только полбеды, потому как доставлять через полгалактики титанических размеров передачки тангеанке совсем не улыбается. Усталость за все дежурства разом наваливается и подминает под себя, однако второй пилот ухмыляется, прикидывая, на что способна влюбленная инопланетянка и что придется пережить Лайтеру по возращению на пост. Ухмылка получается вымученной, чрезмерно кривой. – Что такое? – обеспокоенно спрашивает напарницу Базз. – Просто рада, что все наконец прояснилось, – честно отвечает она. И принимается думать, как бы потактичнее намекнуть капитану на неумолимые обстоятельства вроде утекающих минут и количества кофеина, которое ей, Нове, придется принять, чтобы быть в форме часов через… мало. Работа мысли аукается тем, что скулы у Миры болезненно сводит от сдерживаемого зевка; раз, другой, третий – на энный она зевает уже неприкрыто, хоть и несколько виновато. И, в общем-то, даже не удивляется, когда Лайтер со вздохом отправляет ее восвояси: – Иди спать… рейнджер. Отбой. Одеваться в темноте – ужасно нелепое занятие. Пусть даже надеть нужно одну лишь куртку; сначала ее необходимо наощупь найти, зачем-то отряхнуть и только потом пропихнуть руки в рукава под бдительным взором начальства. С оглядкой на недосып, Мира проделывает все более-менее ловко… более-менее. Ей кажется, что Лайтера так и тянет комментировать все ее действия, а сдерживается он только потому, что не хочет тратить силы. Еще она почему-то вспоминает того, другого, из времени, в котором жизнь тангеанской принцессы оборвал космический паразит. Задаваясь вопросом, что и как сильно изменилось в исправленной версии будущего, Мира понимает – ей не слишком хочется знать ответ. Потому что будущее где-то там, через годы и годы изнурительных тренировок и непозволительно опасных патрулей, а прямо сейчас надо думать о несколько иных вещах. Настоящее оборачивается идеей насколько странной, настолько же логичной. – Давай помогу заснуть? Переминаясь с ноги на ногу, Мира вспоминает, при каких обстоятельствах она прежде проделывала то, что собирается сделать сейчас, и успевает фыркнуть до того, как Базз с подозрением меняется в лице. – Издеваешься? – Ничуть. Всего-то хочу сделать доброе дело. И действительно хочет, хоть и знает, какого мнения о тангеанских способностях придерживается капитан. Играть в гляделки в конце концов становится невыносимо, и Нова раздраженно скрещивает руки на груди: – Да не собираюсь я лезть в твою голову! И уж тем более не буду докладывать Небуле, что ты там думаешь о нем и всей этой затее с посещениями, – резко говорит она и уже спокойнее добавляет: – Ничего такого. Обещаю. – Так Небула… Зря, да? – Ты не хочешь этого знать. Но так или иначе узнает. И про методы переживающего сверх меры командора, и про категоричное «нет» одного зажатого в угол рейнджера. Главное – чтоб не сейчас и не от нее. Мира с отчаянием кусает губы. Она не может объяснить, почему осуществить задуманное настолько важно, но и уйти просто так не может тоже. А потому, когда Лайтер вдруг откидывается на подушки и прикрывает глаза, она мешкается… – Ты обещала. Постарайся не забыть об этом. И чуть рассеянно тянется к нему. Мда, в прошлый раз получилось ужасно неловко. Повезло, что Базз вообще оставил ее в команде! В общем, причин для ненавязчивой дрожи в пальцах у Новы более чем достаточно, но лишь до того момента, как она кладет руку на лоб капитана, а кисть ее начинает отсвечивать голубым. Остальное – в основном дело техники. Сперва коснуться чужого сознания, осторожно обходя все щиты и блоки его, затем, сориентировавшись, собрать боль в пульсирующий малиновый ком и задвинуть его глубже, как можно глубже. Не без труда остановить шквал предчувствий и мыслей. Перебороть искушение взглянуть на них хоть одним глазом, – и гнать, гнать от себя ощущение сухой и горячей кожи под пальцами, последнем, о чем вообще можно думать, пытаясь навести порядок в чье-то голове. Или своей, в которой бушуют ужас, жалость и... что-то, из них вытекающее. Принципиально иное, обещающее, что впредь дежурства – особенно такие, в ночь, – будут проходить куда лучше и легче. Глубокое и душное. – Спокойной ночи, Базз. Но – именем легионов того самого императора! – с этим Мира будет разбираться в следующий раз. …А добираться до корабля все равно придется сквозь палаты и перекрытия.