Посиди со мной

А вообще все это напоминает плохую мелодраму. Боевая подруга у постели командира – сюжет избитый до посинения, но романтикой в этот раз совсем не пахнет. Пахнет лекарствами. Тяжелый, горький, этот дух перебивает все: запах ран, запах больничных стен и простыней, запах железа на пальцах. Мира рассеяно трет переносицу, и железом теперь пахнет лицо. Ей, в общем-то, не свойственно такое острое восприятие. Говорят ведь, что в экстремальных ситуациях обостряются все пять чувств. Хотя лучше б начинали шустрее работать мозги. Впервые за долгое-долгое время Мира откровенное не знает, что делать. Ей приказано уйти, а значит, делать ноги надо прямо сейчас и со всей доступной вежливостью. Однако один раз слово свое она уже нарушила. Далее – по накатанной. Он был терпелив с ней все это время, а значит, и она тоже будет стараться. И Мира начинает думать, как ее капитан. Пытается, во всяком случае, напрягая память, силу воли и остатки наглости. - Сейчас за полночь, на посту дежурит медсестра с щупальцами, и идти к космопорту мне придется сквозь десяток палат, а я сомневаюсь, что сейчас все в них спят. Отбывающий корабль, кстати, будет неплохо виден с сестринского поста. Сорок второй – боевой, и больше всех стоящих здесь посудин раза в четыре. Поверь, персонал сразу поймет, что к чему и кому, и в этом случае влетит тебе, мне и вообще всем. Так что не смей меня отправлять. Наглости хватает ненадолго, и Мира замолкает, надеясь, что капитан ее вот-вот прервет. Потому как то, что ей нужно сейчас раскопать… слишком тяжело, вот. Но начало неплохое. - Я не могла оставить тебя там, даже по приказу, - продолжает второй пилот, подбирая слова так, будто каждое по сути своей является иголкой, - но и не думала, что дойдет до такого. До всего этого. Конечно, не могла. Конечно, не думала. Точнее, думала, что сопротивляется ее капитан исключительно из нездоровой какой-то гордости, пока воочию не убедилась, что лучше уж раз, навсегда и с честью, чем месяцами и в одуряющей беспомощности. А теперь – раз уж сама сделала Лайтера таким… Зачем она, Мира Нова, здесь? Только не смотри. - Мне жаль, ты даже не представляешь, как сильно жаль, что ты в таком состоянии. Но если бы и появился шанс все исправить, я бы не стала ничего менять. Я здесь, потому что мне не стыдно. Просто хочу, чтобы ты знал. Не совсем то, не совсем так – но выговорилась; и хотя голос, по идее, должен быть металлическим, а не по-девчачьи срывающимся, Мира наконец чувствует себя лучше. Но пот по спине никто не отменял. Как и запоздалое довольно таки осознание того, как смешно и нескладно звучат все ее откровения. Рейнджер Звездного Командования, мда. И Базз, отвернувшись, смеется. Смех у него какой-то захлебывающийся, сиплый, но искренний, - в последний раз рейнджер Нова слышала такой много дней назад. Ее капитан вообще редко смеется, а обстоятельства столь бурного проявления эмоций не по кодексу с его стороны, как правило, оставляют желать лучшего. Но сейчас угрозы нет. И враждебности «я-же-сказал-уходи» нет. И вообще, сквозь пальцы, сквозь пелену волнения Мира внезапно видит перед собой не искалеченного, обвиняющего – не обвиняющего? – ее во всех бедах почти-старика, а капитана, с которым бок о бок провела уже с сотню боевых дежурств. Состояние это шаткое и для нее совершенно непонятное. Хотя здесь, наверно, и не нужно ничего понимать. Второй пилот отрывает пальцы от лица, ощущая, как горит под ними кожа, и испытывая по-настоящему дикое желание умыться. Только сначала нужно дождаться, когда ж пресветлое начальство перестанет хихикать в подушку и переключит свое внимание на нее, Миру Нову. Так или иначе, ей все же удалось его развлечь. - Ты снова… меня не слушаешь. О, переключило. Улыбается даже – если «улыбаться» значит «чуть-чуть приподнять уголки губ». - Разжалуешь? Причем сразу в уборщики. - Ни за что.

***