Отец меня убьет...

Чем бы еще заняться? Девчонки все еще продолжали рыдать в трубку своим родителям – да сколько уже можно развозить сопли?! Необходимо все делать по существу. Коротко и ясно. Или как красиво выражается отец - лаконично. На что они надеются? Что родители сейчас все бросят и примчатся сюда, в школу, успокаивать их, жалеть и творить другие пустые глупости?! Плохо, иди в зал и займись делом - такое отец тоже говорит. Довольно часто, причем. Им бы тоже не помешало воспользоваться советом Шредера: и занятие всегда находится, да и на пользу организму идет, а еще нервы успокаивает. Как ни крути, одни плюсы. Но сейчас мне не хотелось тренироваться. Разговор с моим дорогим отцом и так поднял мне настроение, придал сил, которые несколько истратились за последние дни. Но больше всего меня радовал тот факт, что Шредер ни о чем не догадался. Вообще-то обманывать отца и мастера крайне нехорошо и всячески запрещено, но ведь в этом есть своя особенная прелесть, значит, я превзошла самого Шредера! И могу этим гордиться! Пока... Не хотелось бы в такой светлый момент говорить о грустном, но куноити должна просчитывать все возможные исходы наперед... А потому можно, конечно, умиляться собственному достижению, пока отец не узнает и не убьет... Помимо физических упражнений свободное время еще можно посвящать и духовным. Займусь-ка я медитацией. Но сначала необходимо заглянуть в жилой корпус за плеером. Вообще отец предпочитает тишину, только она действительно расслабляет и умиротворяет; мастер учил меня, что лучше всего понять себя можно только в тишине. Но мне больше нравилось, когда наши занятия сопровождала музыка, а то я как-то и засыпала, падая на отца, за что бывала наказана - Шредер выставлял меня за дверь и надолго ограждал от всяческого общения с собой. А я мучилась, не видя моего дорогого и любимого отца! Теперь, когда плеер покоился в кармане моих штанов, необходимо выбрать подходящее место для уединения, где мне никто не будет мешать. С окрестностями школы я, разумеется, еще особо незнакома, но есть повод разведать их и открыть для себя что-то новое. Вот, например, эта выемка в стене, куда запросто входила моя рука и без проблем протиснется и все тело - наверняка тут можно хорошо спрятаться и оставаться невидимой для всех, кто решит остановиться в скромном уголке, но при этом не извещен о расщелине. Сделана ли она временем или нет - неважно, главное - удобно, а остальное мелочи. Но не сидеть же мне тут сейчас, зажатой между двумя каменными стенами? Уверена: на территории школы есть что-то и получше, именно для меня. М-да. Все бы ничего, но вот именно, что ничего. Вроде школа для ниндзя и куноити, а мне, как представительнице искусства, и деваться некуда. Разве что... Отец, конечно, тоже запрещает покидать территорию нашего особняка без спроса... Но мне и не надо. А вот здесь - крайняя необходимость. Да и отца рядом нет, чтобы мне запрещать, ну, не звонить же ему опять, в самом деле, отрывать от важных дел какой-то мелочью. Если нельзя, но надо и остановить некому, то, что это значит? Что можно. Так и Шредер говорит, вот только, когда я пыталась подловить отца на его же словах, он становился противно-серьезным, и даже огоньки азарта, которые до этого светились в его глазах во время изложения соблазнительных перспектив, тускнели, подменяясь холодной чернотой. А сам мастер ведь так делает! Я же точно знаю! *** Хорошее дерево! И ствол толстенный! А ветки! О да! То, что надо! Только ему самому не стоит об этом знать. Сопротивление бесполезно. - Ничтожный дуб, ты должен быть счастлив, что тебя осчастливила сама Ороку Харуко! Надо же на ком-то попрактиковаться в манере речи настоящих повелителей этого мира - пусть дерево слушает, ему все равно, а мне приятно. Хотя... Вышло не очень. У отца получается намного лучше! Да и мой еще пока тонюсенький голосок разве может сравниться с его холодными властными интонациями! Ну, ничего, я вырасту и буду, как Шредер! Ну... ну... не прям как он, так как круче него никого нет и быть не может, но хоть немного стану на него походить... - Короче, дуб! Склонись перед Ороку Харуко! - повелительно объявила я и, упершись ногами в ствол, а руками цепляясь за неровности многое повидавшей на своем веку коры, полезла вверх. Конечно, когда мне удалось добраться до первых веток, карабкаться ввысь стало намного проще. А вот и я. Уж крепко стою на толстой ветке и созерцаю расположенную вдали школу, она больше похожа на какой-то заброшенный замок, чем на учебное заведение для ниндзя и куноити. Но неброскую внешность не стоит недооценивать! Я же никакая не наивная девочка, которая привыкла видеть все именно таким, как оно кажется. Ладно, неважно, меня сюда привела не жажда любования окрестностями, а вполне конкретное дело, и для него лучше принять удобную позу, привалившись спиной к нагретому солнцем стволу и, прикрыв глаза, отдаться на волю гремевшей в ушах музыке. Отцу не нравится, что я слушаю металл и хард-рок, и он был крайне недоволен, когда узнал, что я мечтаю вырасти и гонять на собственном байке, распугивая ночью припозднившихся и зазевавшихся горожан и ревом мотора, и грохотом тяжелых басов. Шредер счел такое шумное развлечение недостойным куноити и отобрал плеер и все диски, которые только нашел у меня в комнате. Я упрашивала отца, уговаривала, страдала, но все тщетно. Мастер запретил, а его запрет тверже камня, железа и вообще всего-всего на свете. Мысленно попрощавшись с любимой музыкой, в целом я жила все так же: те же тренировки, те же медитации. Вот только какая духовная практика без расслабляющей музыки? А потому мне пришлось в отсутствии плеера выходить из положения самостоятельно. И медитации уже не вгоняли в сон, а стали, наоборот, самым приятным занятием! Я устраивалась в отцовском зале, где кроме мастера и нас с сестрой, никто не имел права бывать (вообще-то медитировать можно, да и нужно всегда и везде, но мы еще слишком юны, а потому специально уделяли время духовным практикам), и сама напевала что-нибудь из любимых песен, отбивая ладонью по полу ритм. Вот это я понимаю - медитация! Сразу и бодрость появлялась, и пробуждалась неведомая сила! Вот только моя успешная духовная практика закончилась довольно быстро. Видимо, я все-таки нарушила правила собственной безопасности и слишком явно проявила свои музыкальные способности - на пороге зала появился отец, злой и в спальном кимоно. Страх уступил место удивлению: деятельный Шредер валялся в постели в дневное время?! Но и удивлению мгновенно пришел конец: прошлой ночью мастер же возглавлял вылазку ниндзя в город и вернулся только поздним утром! А я забыла об этом! Напрочь! Вот дерьмо... Между тем, отец широким шагом неумолимо приближался ко мне. Попытаться слиться с полом, прикинуться подушкой - ни одного адекватного варианта так и не родилось за те несколько секунд, что Шредер пересекал комнату. Да и оправдания отцом никогда не ценились, а потому я лишь инстинктивно закрыла голову руками, но мастер, отпихнув их, схватил меня за ухо (вот прям любимый жест в отношении младшей дочери!) и поставил на ноги. Еле поспевая за его походкой, увлекаемая отцом из зала, непутевая Ороку в моем лице оказалась в своей комнате, где Шредер отпустил меня и, грозно прорычав: "Подумай над своим поведением", оставил в одиночестве. Я хотела что-то сказать, хотела броситься за отцом. Но одного его взгляда хватило, чтобы остановить меня - он обернулся и пригвоздил меня к месту. М-да... Грустная, чуть не плача, влезла на кровать и случайно обратила внимание на тумбочку, где валялся мой плеер. Как-то подозрительно это все напоминает галлюцинации... И я, боясь, что права, медленно повернула голову в сторону шкафа, рядом с которым располагалась стойка для дисков. Еще непродолжительное время назад она пустовала, но теперь радовала глаз своей забитостью! Отец вернул диски! Мои пальцы скользили по кромкам пластиковых коробочек - я же не могла поверить глазам, мне же все надо потрогать! Настоящие! Значит, не галлюцинации! А что тогда? Почему мастер оставил мне мою любимую музыку, которую не любил сам, и скептически относился к увлечению дочери? Но бежать сейчас к Шредеру и требовать ответы на вопросы не резон, так он без проблем догадается, что его непутевая Харуко ничего не обдумала и прилетела с кучей непонятностей, да и, скорее всего, мастер вновь лег отдохнуть. Перебравшись на кровать, я включила тонизирующую музыку и задумалась. Сначала демонстративно, чтобы скоротать время до визита к отцу, а потом увлеклась. Рассуждения так и роились в моей голове, но мысли о том, что Шредер сделал это только, чтобы порадовать дочь или же отвадить меня его мучить - представлялись крайне нелогичными. Ну, в самом деле! Это так не похоже на моего отца! Вот за ухо дернуть, посадить под замок - это да, это мой отец. А "не плачь, дочка, вот тебе конфетка" - это кто-то другой, но никак не он! Я и сама не заметила, как провалялась на постели до вечера, а спохватилась только тогда, когда прозвучал финальный аккорд последней песни моего любимого альбома. Выяснив у слуг, что мастер расположился в своей комнате отдыха, куда уже велел принести зеленый чай, мне следовало бы обождать (да-да, мои умения в этой области тогда были не слишком сильны), но вопреки здравому смыслу я направилась в покои отца, сразу же с порога огорошив его фразой: - Спасибо, папа, как хорошо, что ты отдал мне плеер! Опасаясь подходить ближе, но, безмерно счастливая от того, что меня не гнали вон из комнаты, я прижалась щекой к дверной раме и с дружеской улыбкой не сводила глаз с мастера. Шредер оставил пиалу и, чуть склонив голову на бок, оценивающе воззрился на меня: - Ну, и какой вывод ты сделала? Ох, как все-таки отец любит выражаться туманно! Но я-то знаю, что сейчас требовалось от любящей дочери! Оттолкнувшись от двери, со всех ног полетела к нему и обняла, прошептав на ухо: - Что ты меня очень любишь, папочка! После этих моих нежных слов Шредер страдальчески закатил глаза и отпихнул ластившуюся дочь на соседнюю подушку. В пристальном взгляде, направленном на меня, читались подозрение и сомнение, а также неверие – неужели его младшая девочка настолько глупа? - Не думаешь, что ты заслужила возвращение своих вещей? – с легким оттенком нотации и намеком на что-то бросил мне отец. - Я именно так и думаю! Видимо, мой ответ немного обрадовал мастера – взгляд его потеплел, но строгий учитель продолжил допрос: - И каковы же твои заслуги? Успев вновь устроиться на коленях рядом с отцом и обнимая его за шею, я горделиво заметила: - Я – хорошая, и ты меня любишь. Если бы Шредер когда-либо смеялся, то, думаю, здесь была бы уместна именно такая реакция. Но его рука, лежавшая на моем плече, на мгновение отдалилась, а потом вернулась назад, чуть сжав кожу: - Ты показала себя в период трудностей сильной и несломленной девушкой, а потому и достойна награды. По малолетству я не слишком вдумчиво отнеслась к его мудрым словам, которые можно было расценить и как настоящий комплимент (и к ним опять же отец не был склонен), но потом, немного повзрослев, часто вспоминала его напутствие. Правда, я нетерпеливая, а потому получить награду от кого-то хоть и было очень приятно, но иногда приходилось забирать и самой – ну да, не всегда окружающие люди могли оценить меня по достоинству, а потому следовало им помочь и довольно подробно и обстоятельно объяснить, что мне от них надо. Но если и после этого они не понимали (или делали вид!), приходилось все делать самой. Воспоминания увели меня домой, к отцу и сестре. И надо ли говорить, что я была вовсе не в восторге, когда ощутила присутствие чужого человека. Взглянув вниз, оценила ту дерзкую особу, что решила мешать моей медитации. Под деревом прыгала и махала руками щекастая девчонка в легком летнем платье. Нажатая кнопка "Stop" позволила узнать, что к этому явлению прилагалось еще и звуковое сопровождение. - Эй! Эй! Послушай! Слезай! Ну, пожалуйста! Мне надо с тобой поговорить! Очень-очень! Слезь! Бред какой-то. Вряд ли ей необходимо что-то от меня – я особо не стремлюсь знаться с местным обществом, а эта, похоже, судя по внешнему виду, такая же, как и остальные. Неужели она претендует на мое дерево?! Вот сейчас у меня кто-то получит! Сейчас как слезу! Нет, не слезу, пусть сама ко мне поднимается, раз такая умная! - Что тебе от меня надо?! – наушник был вытащен из уха и заложен за ворот футболки. Надеюсь, мой голос прозвучал достаточно недовольно, грозно и устрашающе? Видимо, девчонка кричала уже довольно давно, она закашлялась, а потом с трудом выдавила: - Ты сможешь сама спуститься? - Если у тебя какие-то ко мне дела, лезь сюда. Мне от тебя ничего не надо. - Я не могу – боюсь, - она удрученно вздохнула и опустила голову. Делать нечего. Проворчав о профнепригодности некоторых учениц школы, я, спрятав плеер в карман, тем же способом, что и поднялась, вернулась на землю и быстро выпрямилась перед девчонкой, автоматически приняв боевую стойку – кто знает, какие у нее намерения? Может, она мастер ближнего боя, и вообще все ее шоу со страхом было рассчитано на то, чтобы самой сэкономить силы, но выманить меня на удобное для нее поле? Глаза девчонки округлились от ужаса и, немного заикаясь, она произнесла: - Ты же Ороку? Дочь мастера Саки? Вот это поворот... У меня не только отпали сомнения на ее счет, но и вообще выветрились все мысли из головы. Кулаки одной юной, но злой (ладно-ладно, испуганной) куноити сжались еще крепче. - Как твое имя? - Не твое дело, - "вежливо" ответила я; так и отец учил, незачем сразу давать возможному противнику информацию о себе, сам он, разумеется, использовал другие речевые конструкции, но сейчас мне было не до размышлений. - Ты ... - вспоминавшая девчонка наморщила лоб, видимо, где-то она слышала мое имя, и оттого ситуация становилась все более подозрительной, - Харуко! Блядь! Я не называла ни свое имя, ни свою фамилию в стенах школы! Тогда откуда?! Но показывать панику противнику - последнее дело. А, следовательно, буду вести себя естественно. Я демонстративно расслабилась и скрестила руки на груди: - Вообще-то я предпочитаю, когда меня называют Хару*. - Мужским именем?! Даже интересно, до какой степени моя новая знакомая может округлять глаза? И вылезут ли они у нее в конце концов из орбит? Надо бы ее еще чем-нибудь удивить! Какое шоу будет! - Да. Я в первую очередь воин ночи и только во вторую - девчонка. Все, довольно обо мне уже! Тебя-то что сюда принесло? - В смысле, в школу? - весь ее вид выражал желание ответить, вот только вопроса девчонка так и не поняла. - Сюда, - для пущей наглядности я топнула ногой по земле, чем вызвала поднятие в воздух небольшого облачка пыли от сухой земли. Я задержала дыхание, дабы не чихать, а потом и сплюнула осевшее на губах. Девчонка же расчихалась так, словно ее по голове огрели грязным слежавшимся ковром. Мне не осталось ничего, как дождаться, пока она наконец придет в себя и сможет сказать что-то вразумительное. Но, похоже, это бесполезно. Пыль все еще клубилась в воздухе, а девчонка все чихала и чихала. Пора положить этому конец - и я рванула несмышленую за дуб, где практически не вытоптанная земля была покрыта травой. Надеюсь, хоть тут она прочихается! И ей, действительно, стало легче. - Ну? Валяй, говори, откуда тебе все про меня известно, - я мрачно буравила девчонку взглядом, вот могла бы - точно испепелила бы. - Я узнала тебя. А ты, наверное, меня не помнишь? Ты же не очень любишь общаться. Как-то вы с отцом приехали к нам в гости, твой отец прошел в дом, а ты так и не покинула машину, несмотря на его уговоры и приказы. Мой папа пытался с тобой поговорить, но ты лишь подняла опущенное до этого стекло и не реагировала на нас. Потом когда мы провожали твоего отца, я видела, как ты лежала на заднем сидении, играя в солдатиков. - Возможно. И дальше что? - Меня зовут Тагути Неоко. Мои брови взлетели в удивлении. Да, самой Неоко я не знала, но наши отцы совершенно точно были знакомы. И... как нехорошо, что мы встретились в этой чертовой школе! Ведь новая знакомая проболтается дома о том, кого она здесь видела, а там новости дойдут и до моего мастера! Пришло время проявить полученные мною навыки куноити и устранить мелкую предательницу! Трагично вздохнувшая Неоко смотрела на меня в упор светло-карими глазами, подернутыми дымкой наивности: - Мне так стыдно. Мой отец не знает, что его дочь распределена к светлым, а твой? - И мой тоже... Вдруг я, как последняя дура, плюхнулась на траву и закрыла лицо руками - сама от себя такого не ожидала. Храбрилась, такая боевая, но стоило какой-то соплячке затронуть больную тему... Но разрыдаться в голос мне не дали - Неоко, как подкошенная, рухнула рядом со мной, чем отвлекла от слез - пришлось обратить на нее внимание. Опять глаза как здоровенный глобус в отцовском кабинете! Шредер хоть и предпочитал боевые карты, но я-то знала, что модель Земли ему нравилась, стилизованный под старинный, он по праву являлся украшением комнаты. В раннем детстве мне нравилось раскручивать глобус что есть силы, а потом прыгать со стола или с кресла на него - даже удавалось совершить несколько оборотов прежде, чем я падала на пол. А как-то я раскрутилась настолько сильно и настолько крепко держалась, что потом попытки встать с татами раз за разом терпели фиаско, и самонадеянная любительница приключений опять валилась на пол, мучимая головокружением. Недовольная очередной вспышкой удивления, которые меня уже раздражали, я буркнула: - Что еще? - Ты плачешь?! - Нет! - Но ты же... Я думала, что ты никогда... Говорят, что у тебя, как и у твоего отца, нет сердца... - Что?! У отца есть сердце! А у меня нет! И запомни: я никогда не плачу! У меня вообще голова разболелась! Отстань от меня! Иди на хрен! - Харуко, постой, я обидела тебя. Прости, Харуко... Прости... Хару... А черт! Подействовало. Ее гадости пришлись мне на пользу. Плакать больше не хотелось, хотелось дать ей в глаз, ну, или не ей, а тому, кто еще подвернется. - Все, не называй меня Хару! - примирительно (надеюсь, Неоко поняла) проворчала я. Отряхивая штаны, я поднялась на ноги, и рядом со мной встала моя новая знакомая. Резкий захват - чужая рука на моем предплечье, резкое движение, и я пулей полетела на Неоко, но затормозить не успела, так и врезавшись с размаху в девчонку. Но все-таки не зря меня тренировал великий Ороку Саки. Пусть иногда, но отец занимался со мной! Именно благодаря ему, выкрутившись, я смогла развернуться и заметить нечто зеленое, мелькавшее у меня за спиной. И я могу поклясться: это был не безобидный Майки и не буйный Раф! Опять зеленая рожа! Очередная! Третья! Сколько же их еще?! - Попались, - произнес, удерживая нас, нападавший, и голос его звучал строго, но устало и добродушно.