Окрыленные

- Мистер Уилсон, чем обязан? Очередная лекция была завершена, и аудитория довольна быстро опустошалась и становилась все тише. Я перебирал некоторые бумаги, складывая их в папки, а потом и в ящики. Все это делалось в спешке, так как я не мог усидеть на месте, рвясь к своей жене, которая за сегодняшнее утро не позвонила мне ни разу, как ни странно. Именно по этой причине я был совершенно не рад видеть своего непосредственного начальника. Мистер Уилсон умудрялся даже из простого предложения создавать целую историю, добавляя, как он любил говорить, лирические отступления, воспоминания себя молодого или сравнения с прошлым не только своим, но и всего мира. Зная все эти аспекты, с ректором старались пересекаться как можно меньше все из нашего коллектива, но, к сожалению, он любил появляться неожиданно и совершенно не вовремя. - Хотел сказать, что завтра я не смогу дать тебе выходной, - и тени улыбки, которую он всем дарил при своих долгих речах, не было на его лице. Он медленно прошел в аудиторию и встал напротив меня, скрестив на груди руки. - И месяц придется упразднить до двух недель. - Но... - Мы все понимаем ваше положение, - вновь произнес мужчина, не давая мне вставить слово, поэтому я предпочел промолчать и дождаться конца одностороннего разговора. - Но месяц - это перебор, я больше не могу раздавать ваши лекции другим, надо всему знать меру. Я помню один случай, был знаком с... - Я понял, мистер Уилсон, - ответил я, все же решившись перебить его, из-за чего он так и остался стоять с полураскрытым ртом, но потом все же добродушно улыбнулся. - Очень этому рад, поймите и нас правильно, - продолжал он, а тем временем стрелки на часах тикали, и я по-прежнему ждал того момента, как все закончится. - Конечно, мистер Уилсон.

***

- ...Это группа заболеваний, каждое со своим названием, методами лечения и шансами на ремиссию. При раке определенные клетки начинают беспорядочно размножаться, вытесняя нормальные. Когда я не обнаружил Роуз в ее палате, то направился в регистратуру онкологического отделения. Там мне сказали, что возможно она участвует в программе поддержки. Мне смутно верилось, что Роза добровольно будет посещать подобные курсы, и завидев ее, практически засыпающую, я в этом убедился. - Рак может принять форму лейкемии, которая развивается в костном мозге из белых кровяных телец, лейкоцитов, или твердых опухолей, обнаруживаемых в любой части тела. Раковая клетка - это клетка, в которой произошла "поломка". "Бракованная" клетка, не созревая до своего взрослого состояния, начинает неконтролируемо делиться, давая неполноценное потомство в очень большом количестве. Женщина в белом халате, но явно не врач, скорее всего подготовленный психолог, продолжала доступными словами объяснять значение онкологии, а именно лейкемии. Она широко улыбалась, ходила из стороны в сторону, держа в руке маркер, которым иногда что-то рисовала на доске. Полукругом на мягком бледно-желтом ковре сидели ее слушатели. Кто-то поджав ноги, кто-то скрестив их, но все старались делать вид, что слушают женщину, разводящую руки в сторону при начале нового предложения и складывающую при его завершении. - Эти клетки не выполняют своих функций, а только питаются и стремительно размножаются. Как только иммунитет перестает такие клетки "узнавать", начинается заболевание. В случае лейкемии речь идет о поражении клеток крови и кроветворной системы - то есть самого иммунитета. Я прислонился к дверному проему и сам принялся дожидаться окончания курса поддержки, хотя поддержкой это можно назвать с натяжкой. Даже комната, отведенная для подобных сеансов, внушало большую веру, чем проводящий сеанс человек. Скорее всего потому что просторная комната была исполнена в ярких тонах, с множеством рисунков. Расцветка освежала, давала энергию, в отличие от коротко стриженной женщине, рассказывающей знакомые случаи смерти от лейкемии. Очевидно, сегодняшней темой для разговоров являлся именно этот вид рак. В какой-то степени даже комично. Она еще долго говорила своим слишком спокойным голосом, лишь иногда меняющимся на сожалеющий, если в ее рассказе снова наступала смерть. Меня на удивление она не отогнала, даже не обратила внимание, как и все остальные, когда сеанс был окончен и люди, преимущественно подростки, к сожалению, выходили из яркой комнаты. Роза поднялась практически последней, комкая в руках зеленую подушку, на которой сидела. Она единственная не попрощалась в психологом, а просто молча побрела к выходу. - Только время зря потратила, - недовольно бурчала по пути в палату девушка, в то время как я обнимал ее за плечи. - Будто я без нее не знаю, что такое лейкемия. Будто мне этого врачи не объяснили. Просветительница чертова. - Тебя никто не заставляет туда ходить. - Мама, - Роза плюхнулась на кровать спиной, свесив ноги. - Она считает, что это поможет мне не сдаваться, потому что лейкемия - не приговор! - на последних словах она подняла руку вверх, указывая в потолок пальцем, очевидно цитируя слова своей матери. - Она хочет помочь, - я был согласен в Розой, что от подобных курсов толку мало, если нет вообще, но считал должным защитить Джанин, потому что женщина действительно не находила себе места. Как и мы все. - Знаешь, как вы бы реально помогли мне? - восклицая спросила она, резко сев в постели, из-за чего сморщилась и схватилась за голову, поэтому я быстро подскочил и подошел к ней с целью помочь. На это она взорвалась еще больше. - Не надо меня жалеть, не надо подскакивать на месте из-за одного неверного движения. Прекратите вести себя так, будто я беспомощная! - Роза... Но девушка меня не слышала, продолжая проклинать всех и вся, уткнувшись в подушку лицом и вцепившись в ее края пальцами, позже я услышал рыдания, но на любое мое прикосновение Роза отвечала дерганием. Стоило мне хотя бы прикоснуться к ее плечу, как она тут же одергивала мою руку и продолжала рыдать в подушку, бормоча что-то непонятное. - Все только и соболезнуют мне! - прокричала она, не желая слушать меня. - Одногруппники носят эти чертовы цветы, - в палате и правда стояло много ваз с букетами, преимущественно с розами, которые девушка терпеть не могла. - Улыбаются мне, вспоминая, как же зовут их бедную несчастную одногрупницу. - Не утрируй. - Вчера мне принес цветы Кристофер, - резко сев в постели, игнорируя боль, продолжала Роуз, но теперь смотря на меня. - Знаешь, кто это? Мы на философию вместе ходим, ага. Он сказал, что понимает, как мне тяжело. Ни черта он не понимает! А мне только хуже от этих сожалений, цветов и плюшевых медведей, - она не желала слушать моих просьб успокоится. - Ты скоро сдохнешь? Дарю плюшевого медведя, так сказать, соболезную! - злостно прокричала она, перевирая все слова посещавших ее друзей и знакомых, придавая им мрачный черный оттенок. - Прошу, успокойся, - я попытался притянуть рыдающую девушку к себе, но она вновь одернула меня и на этот раз с воплями. - Не трогай меня! - выкрикнула Роуз, когда попыталась вырваться из моих рук. Видеть ее такой было гораздо больнее, чем с натянутой улыбкой и наигранной веселостью. - Отпусти! - она извивалась, била по плечам кулаками, пыталась ударить ногами, но никак не желала услышать моих мольб выслушать меня и успокоиться. - Не трогай! Пусти! Внезапно она перестала вырываться, и наоборот прижалась ко мне, вцепившись руками в рубашку, рыдая еще больше. Это была не просто истерика. Это была паника от происходящего. Ее тело дрожало, она вздрагивала от каждого нового всхлипа и задыхалась в внезапно нахлынувших слезах. - Я боюсь! Мне страшно! Ты не понимаешь меня? - неожиданно спросила Роза, когда я надеялся, что все пошло на убыль. - Ты из всех людей? Единственный, кто должен понимать. Ты просто не можешь! - воскликнула она отталкивая меня. - Роза, успокойся! - теперь кричал и я. - Уходи! - но она меня не слышала, продолжая твердить свое. - Уходи! - Роза... - Прочь! Но уйти сегодня из больницы мне было не суждено. Внезапно в палату ворвались трое врачей, один мужчина и две женщины. Все произошло настолько быстро, что я и сообразить не успел, что происходит. Роза кричала им, чтобы они ее отпустили, а сами проваливали, но они полностью игнорировали ее крики. Спустя три минуты таких же истеричных воплей моя жена стихла и была уложена на кровать. Медсестра выкинула одноразовый шприц в урну. - Ч-ч-что вы... ей вк-к-кололи? - я не мог выговаривать слова после увиденного. Совсем недавно она кричала на меня, била кулаками, а сейчас уже спала, лишь иногда подрагивая. - Успокоительное, - монотонно ответила одна из женщин, снимая стерильные перчатки. - Не волнуйтесь, у вашей жены был срыв. Мы вкололи ей нужный препарат, и через несколько часов она придет в норму. Это нормально. Мне хотелось сказать, что у них всегда все нормально, уверен, умри Роза прямо сейчас, они бы сказали: "Не волнуйтесь. Это нормально. Такое бывает". Но я сдержал себя и даже повиновался, когда та же женщина вывела меня из палаты под локоть, пока я находился все в той же прострации, пока мой мир окутывала дымка. - Вам нужно выпить воды или кофе, - продолжала буднично медсестра, ведя меня по больничному коридору к ближайшему автомату с напитками. - Может, тоже успокоительного? В таблетках, конечно. - Со мной все в порядке, - грубо ответил я. Может, физически так оно и было, но уж точно не морально. - Тогда посидите, почитайте журнал, - было видно, что она выполняла лишь свою работу и хотела побыстрей избавиться от меня. Что ж, наши желания совпадали. - У моей жены нервный срыв, она лежит на онкологическом, а вы предлагаете почитать журнал? - я не привык на резких тонах разговаривать с людьми. Обычно я более сдержан, спокоен и рационален, скрывая всю ярость внутри, но очевидно сегодняшний день являлся исключением из правил. Женщина ничего мне не ответила, лишь пожала плечами, недовольно сведя губы в тонкую полоску, после чего удалилась. Мне ничего не оставалось, как сесть за стеклянный столик, набитый всяческими журналы от гламурных и до ежедневной газеты, в синее креслице, в которое я мог втиснуться с трудом. Я решил дождаться того момента, как девушка проснется, чтобы поговорить с ней, если, конечно, получится, но сейчас я желал этого больше всего. Скорее всего из-за этого минуты длились, казалось, вечность, и меня начинало раздражать ожидание. Суета, стоящая в больнице, стала выводить из себя, заставлять сжимать пальцы в кулаки. Ярость и раздражение колыхали в каждой клеточке разума и моего тела, мешая размышлять рационально. Крики и вопли Розы до сих пор отдавались в моем сознании, повторяясь вновь и вновь. А ее лицо, искаженные в гримасе страха и одновременной ярости, разжигало меня изнутри все сильней. Я мог уничтожить все на этом свете, лишь бы ее мучения закончились. Но я с ужасом понимал, что эти мучения не последние.