Время для драконов

Сквозь дрему Алистер слышал резкие крики чаек и плеск волн. Тянуло подгнивающей рыбой, к горлу подступал комок тошноты. Кажется, он снова уснул пьяный в порту Киркуолла среди свернутых канатов и сетей. Алистер пил много — больше, чем любой из его собутыльников. Но скверна в крови брала свое. И ни веселая ферелденская медовуха, ни старая марчанская настойка на перце, ни мутный самогон, который гнали ривейнские пираты, не давали ощущения беззаботного опьянения, когда ноги становятся тяжелыми, а голова — легкой. Он пил, пока, оглушенный, попросту не терял сознание, проваливаясь в неглубокий сон. Но час-другой, и он приходил в себя. Воспоминания возвращались, наваливались, душили: шум незнакомых голосов на Собрании Земель, гордая речь королевы Аноры, жестокий расчет в словах Риордана, старого друга и названного брата Дункана, улыбка победителя на лице Айдена Кусланда, его собственного названного брата и друга. И еще — то, как земля уходит из-под ног. Кажется, Алистер хотел умереть. Кажется, он поклялся никогда не возвращаться туда, где его предали. С каждым глотком воспоминания отдалялись. С каждым кувшином обида бледнела, выцветала. Но скверна в крови брала свое — стоило кружке опустеть, и старые знакомые снова обступали, кривили ухмылки, показывали пальцем. В бессильной злобе и отчаянии Алистер опрокидывал столы, бил посуду, орал, пытаясь избавиться от голосов, которые никто не слышал, кроме него. Не помогало. Тени Ферелдена тянулись за ним. Алистер заставил себя открыть глаза. Деревянный потолок над ним мерно покачивался, от бликов воды, отраженных ярким солнцем, хотелось зажмуриться. Он был на корабле — не померещилось. Алистер вскочил, обнаружил, что остался в рубахе и подштанниках. Значит, это не было хмельным бредом — три хорошо одетых орлесианца в доспехах с отчеканенным грифоном. Три серых стража, искавших его по всем кабакам Киркуолла. Они говорили... Алистер снова почувствовал легкую тошноту от качки. Он плохо помнил, о чем шел разговор. Кажется, о возвращении в Орден, в самое его сердце — твердыню Монсиммар. Корабль шел в Орлей. Он, Алистер, сын Мэрика Освободителя, плыл в Орлей, прямо в руки заклятых врагов своего отца. Как и предсказывал треклятый Логейн Мак-Тир, называя предателями всех серых стражей. «Ты вовсе не собирался возвращаться домой, — напомнил сам себе Алистер и тут же одернул себя, — не домой... в Ферелден. А Орлей — страна, не хуже любой другой. Уж всяко лучше провонявшего рыбой и гнилью Киркуолла». Он все еще серый страж, это в его крови. Он еще может оправдать надежды Дункана и сделать хоть что-то стоящее, пока жив. Алистер думал об этом и знал, что обманывает себя. Предательство лучшего друга, Айдена Кусланда, словно сделало его особо чувствительным ко лжи, звучавшей из чужих уст. Казалось, он может почуять ее в воздухе — как запах порождений тьмы. Слова орлесианцев, по-старомодному учтивые, были пропитаны этим ядом. Но Алистер допил до дна кружку, встал и ушел с ними. Он был ни на что не годен, кроме как убивать порождения тьмы. И если раньше это казалось правильным, то теперь никчемным и бессмысленным. Вся его жизнь была никчемной и бессмысленной. Если и стоило жить и ждать, то только ради мести. *** В порту Вал-Руйао не было ни цепей, ни статуй рабов — как в оставленном Киркуолле. Люди были одеты непривычно и говорили иначе. Сам воздух был другим. Алистер чувствовал себя бесконечно одиноким. Чужим. Если бы его сейчас заковали в кандалы, он бы даже не удивился. Так ему и надо. Так и надо Айдену Кусланду, который лежит сейчас рядом с теплой сонной Анорой и целует ее золотые косы. Его вежливо, но без лишних объяснений проводили до кареты с закрытыми шторками, а потом та быстро сдвинулась с места. И все остальное в жизни Алистера тоже сдвинулось. Алистер закрыл глаза и откинулся назад. Он не мог видеть то, что за зашторенными окнами, а непроницаемые улыбки его неизменных спутников, больше похожие на маски, до смерти надоели. «Сам суну голову в петлю и Айдена с собой заберу», — мелькнула знакомая злая мысль, с которой он сроднился за последние дни. *** Отдаленный от столицы форт, похожий на тюрьму, служил местом заключения в свое время для высокородных особ, чья жизнь висела на волоске от плахи или яда. Из окна Алистер видел двор, выстланный серым камнем, и немного неба. Здесь он почувствовал себя почти спокойно — это были все те же казармы, к которым он привык еще у храмовников. И ему нравилось соблюдать правила — если он понимал их. Убивать его пока не собирались. Пытать не было нужды. Он и так был готов стать большим предателем, чем Кусланд. Алистер тщательно сбрил свою все еще не слишком густую щетину, пригладил рыжеватые волосы, слегка выгоревшие в жарком Киркуолле. На кровати его ждала сине-белая форма Ордена. *** Отряд серых стражей стоял у подножия трона императрицы Орлея среди золоченных дворцовых стен. И сама она, маленькая и далекая на своем высоком троне, была похожа на фарфоровую куклу. Изящная, нарядная, немного манерная. Впрочем, голос у нее был приятный — звонкий и приветливый. Если закрыть глаза, можно представить, что он принадлежит не женщине, которой уже почти сорок, а молодой девушке — похожей на ту, у которой Алистер однажды в жару попросил воды, чтобы напиться, а потом под ее смех вылил воду себе за шиворот под доспехи. — Мы утомили вас своими беседами, лорд Тейрин? Никто и никогда не называл его, бастарда, «лорд Тейрин». Алистер открыл глаза, императрица Селина показывала на него белым веером, как на занятную зверушку. — Я понимаю орлейский, — чуть резче, чем следовало, сказал Алистер и, немного помедлив, добавил, чтобы не выглядеть деревенским олухом, не знающим хороших манер: — Ваше Императорское Величество. — Тогда подойди ко мне, сын великого Мэрика, — императрица резко встала. Все опустились на колени. Все, кроме Алистера. Он не был обязан — Селина ему не государыня, не повелительница, не возлюбленная. Он двинулся вперед на негнущихся ногах, невольно чувствуя себя чужим среди сусального золота, витражей и приторного запаха роз. Он рос на конюшне, воспитывался в казарме, спал в грязи, воевал с порождениями тьмы. И вот теперь он шел к женщине, которую называли прекраснейшей королевой Тедаса, столь же умной, как и опасной — сродни гадюке. Селина чуть не соблазнила Кайлана — вспомнил Алистер то, что рассказывал Айден. Кулаки снова невольно сжались. Императрица по ступеням спустилась навстречу. Алистер остановился у подножья трона. — Ты сын Мэрика, и ты похож на своего брата, — Селина обошла его кругом, словно оценивая стать. — Я все еще скорблю о смерти короля Кайлана. Он был не такой, как остальные ферелденцы. И ты не такой, верно? Алистер понимал, что каждый вопрос — испытание. И он знал, что не слишком умен для таких игр. — Я серый страж, и у меня нет родины, — сказал он первое, что пришло в голову. Селина улыбнулась, словно ей пришелся по душе этот ответ. Алистер не мог разглядеть лицо императрицы под белой кружевной маской. Но она и в самом деле была невысокой, намного ниже Аноры, и очень изящной, от чего казалась почти девочкой. Губы были ярко накрашены, тонкие морщинки залегли в уголках рта — но все это шло ей. — Я рада приветствовать тебя в своей стране, лорд Тейрин, наследник Каленхада Серебряного. Оставайся и будь моим другом... — Если я могу чем-то служить вам, Ваше Императорское Величество? — растерянно ответил Алистер. Селина хлопнула его по локтю своим веером, как будто резко закрыв замок ловушки. — Не имею права приказывать тебе, моему гостю, но я хочу попросить тебя быть преданным защитником для одной молодой дамы. Беречь ее, пока не придет время исполнить другую мою просьбу. Только руки выдавали ее возраст — начали выступать вены. Аудиенция была закончена. *** Камень Монсиммара не треснул, не разошелся по швам, не застонал, хотя Алистер ожидал чего-то подобного, когда во двор въехала крытая повозка, на козлах которой сидел бородач самого разбойничьего вида. Черная борода, за поясом топор, обернутый кожей, потрепанная одежда, стоптанные сапоги. Дикарь дикарем среди строгих стен старого форта. Бородач отдернул полог и помог сойти тяжело переваливающейся женщине в простом широком платье. Сначала Алистер увидел только знакомые, взъерошенные, как у вороны, пряди, небрежно собранные на затылке деревянной заколкой. Это не могло быть правдой. Но женщина оглянулась, и это была она — болотная ведьма, чудовищный оборотень, дочь Флемет. Морриган. Широкое платье не скрывало ее округлившегося живота. Ведьма была беременна — как самая обычная женщина из рода людей, эльфов или гномов. Почему-то Алистер никогда не думал о том, что Морриган может выглядеть как крестьянка на сносях — с утиной походкой, одутловатым лицом, в широком платье, какие никогда не носила раньше. Но она все еще была похожа на хищную птицу. Красивый рот презрительно кривился, глаза под тяжелыми веками казались звериными и мерцали, как янтарь на свету. — Ждала я встречи с тобой, храмовников щенок, — сказала Морриган. — Но не вижу в тебе никакого толка. Как был ты увальнем и недотепой, так и остался. Ее знакомый насмешливый говор резанул по уху. Словно ничего не изменилось за то время, пока они не виделись. Словно он вот-вот он почувствует верную руку Айдена Кусланда на своем плече и его утешающий шепот на ухо. Алистер сглотнул комок. — Так меня приставили к тебе, болотная ведьма? — В помощи твоей я не нуждаюсь. А самой нянчить тебя нет времени и желания. Прочь с дороги, пока не подзову — видеть тебя не желаю. — Своим подружкам-паучихам приказывай, — азартно возразил Алистер, пресвятая Андрасте, все как раньше! — Я пообещал присмотреть за тобой, и хоть ты ядом изойдись, я за тобой присмотрю. Он смотрел на Морриган и почти улыбался. Она была всем, что он ненавидел: отступницей, болотной ведьмой с силой, которую он ни понять, ни укротить бы не смог. Но сейчас он почти любил ее. Потому что Морриган напомнила ему о себе другом — таком, каким Алистер был до того, как проклял свою страну и покинул ее навсегда. Бородач кинул вожжи подошедшему слуге — непринужденно, словно знал всех вокруг и его все знали. — Послушай, как там тебя... Алистер... — гулкий голос разнесся по двору. Имя вспыхнуло в памяти, как ожог на коже, оставленный драконьим пламенем. — Колгрим-Потрошитель? Айден же убил тебя? — Похоже, что убил, — Колгрим спрятал усмешку в бороде. — Но он не тронул Андрасте, а святые, как известно, творят чудеса. — Что? При чем тут это? Колгрим не ответил. Он взял узел Морриган, предложил ей опереться на его руку, — заботливый, чем-то похожий на старшего брата. Да, теперь Алистер видел в них нечто общее — чуждое строгости и святости места. Так упрямый колючий терновник пробивается сквозь камень к небу и солнцу. — Причем тут это? — снова крикнул в спину Алистер. Но ветер унес этот бессмысленный вопрос, и слова разбились о неживой камень форта. *** Он и сам не знал, от чего и от кого следует защищать Морриган, да и вообще плохо представлял себя в роли заботливой няньки при беременной женщине. Морриган выходила за стены форта побродить по сухой умирающей траве на поле, где не росли никакие цветы. Алистер тащился следом, про себя проклиная собственное упрямство. Первые дни Колгрим шел следом, как будто не доверял бывшему храмовнику. Потом нагонял, и они вдвоем смотрели, как беременная женщина неуклюже расправляет складки на платье, накидывает мех на плечи — осень в этом году была неласковой, с запада дул холодный ветер. — Унеси все плохое, принеси хорошее, — шептал Алистер, глядя, как осыпается пух сорочьей травы. — Веришь в детские присказки, — усмехалась ведьма. Иногда Морриган пела над травами тихим густым голосом — на незнакомом языке. И у Алистера от этих песен шли мурашки по коже. Алистер все думал, зачем императрице Орлея дикая болотная ведьма, как ее нашел Колгрим и что задумала сама Морриган. Ожидание ребенка не сделало ее ни добрее, ни ласковее. Она все так же насмешливо кривила губы, глядя на Алистера. А потом вдруг забывала о нем, опускала взгляд, прислушиваясь к себе. Платье и сапоги орлесианского покроя казались ей тяжелыми и неудобными. Она жаловалась, что трудно двигаться, трудно дышать. Впрочем в ее положении все было тяжело и неудобно. Как-то раз на одной из длинных молчаливых прогулок Морриган вдруг начала прихрамывать. Алистеру пришлось встать на колени, снять с нее сапог и вытряхнуть неведомо как попавший в него камушек. Морриган стояла на одной ноге, поджав другую. Ее замерзшая жесткая рука лежала на его плече — снова напоминая о дружеской хватке Айдена. Кусланд постоянно висел на Алистере, это казалось правильным. Он обнимал за плечи по любому поводу — в радости, горе или разочаровании. Привычка ребенка, которого все любили. Его руки говорили больше, чем слова, а поговорить Айден любил, и Алистер слушал, даже если не всегда понимал и соглашался. Обхватив одной рукой шею, почти повиснув на Алистере, Айден смотрел в глаза, спрашивал, требовал ответа — им приходилось принимать трудные решения. Что и когда изменилось, Алистер не знал. В холодные ночи они спали почти в обнимку, так было теплее. Пока рыжая Лелиана не заманила Айдена к себе в палатку своими колдовскими песнями, зачаровывающими не хуже, чем янтарные глаза Морриган. Алистер помнил, как в первую ночь, когда остался один, он долго сидел у костра, а на другом конце лагеря так же неустанно горел костер ведьмы, и она смотрела в огонь недобрым взглядом. Почти как сейчас, когда она держала его за плечи, чтобы не упасть, и ее желтые глаза мерцали. — Вот и все, — грубовато сказал Алистер, помогая надеть сапог. Морриган отпустила его, топнула ногой, проверяя, хорошо ли сидит, и снова ушла вперед, не оглядываясь. Колгрим казался невозмутимым, но Алистеру казалось, что тот едва не усмехается в густую черную бороду. Первые дни Алистер ждал вестей от императрицы Селины. Он — последний из рода Тейринов, и Белая Госпожа Орлея, мастер Великой Игры, уже сделала на него свою ставку. Алистер только не знал, что задумала эта женщина: объявить, что восстанавливает в правах законного наследника короля Мэрика и пойти войной на Ферелден. Или готовится продать жизнь своего дорогого гостя королеве Аноре и ее мужу Айдену Кусланду — чтобы его вернули на родину и повесили как изменника. Алистер ждал, а потом ему стало все равно. Действительно плевать, что будет завтра. Сегодня же он мог выйти за пределы крепости и не думать ни о чем. Пока Морриган сбрасывает сапоги, и ходит босая по мертвой колючей траве, и поет над нею. И от ее низкого глубокого голоса мурашки бегут по коже. А может, от прохладного осеннего ветра, от того, что мир погружается в колдовской сон. — А кто счастливый отец? — Алистер как-то не глядя кивнул на широкие складки ее платья и тут же почувствовал, как покраснели уши. Морриган не ответила сразу, просто дернула плечом. Алистер знал за ней эту привычку, она всегда так делала, когда была раздражена. — Неважно это, — сказала она наконец. Но потом все же знакомо ядовито улыбнулась. — А впрочем тебе, наверное, приятно услышать, что это твой брат по ордену — Айден Кусланд? В ночь, когда тебя уже не было, сразу после Собрания Земель, перед боем с Уртемиэлем... Алистер был ошеломлен. — Но как же это? Он ведь уже сговорился о браке с Анорой. Морриган расхохоталась знакомым, чуть грустным смехом. — Дожил ты до таких лет и не знаешь, для чего мужчина и женщина ложатся вместе... Алистер сжал губы, понимая, что сейчас, наверное, похож на обиженного ребенка. Земля снова уходила из-под ног. Айден был нежен с Лелианой, но предал ее, чтобы жениться на Аноре. И едва подписав брачный договор, тут же лег в постель к Морриган. — Ты пошла на это... ты... ведьма! — Ничего нового ты сейчас не сказал мне обо мне, — холодно ответила Морриган и отвернулась. — Айден Кусланд хотел жить, — продолжила она равнодушно. — Жить, чтобы на Аноре жениться и спасти твою жалкую псиную страну. Я же хотела дитя, зачатое в нужный день и час. Это была сделка, и в дитя вселилась душа Древнего Бога. Морриган торжественно положила руку на живот. Алистер отшатнулся. Это казалось ему диким, неправильным: ночь любви, завязанная на магии, темной и древней. Айден Кусланд, который платит своим телом, чтобы выжить, и Морриган, которая носит в себе чудовище. — Зачем ты сделала это с собой, дура? — выпалил он. Глаза Морриган удивленно расширились. Янтарный цвет стал еще прозрачнее, пока он в отчаянии повторял: — Зачем ты сделала это с собой? Тварь убьет тебя! *** Он снова чувствовал во рту привкус хмеля и несвежей рыбы. Он снова хотел напиться по-черному. Желал как можно быстрее оглушить себя — чтобы хоть на время забыться. Что ты натворила, Морриган! Беда раскинула крылья над тобой, а ты думаешь, что сумеешь на них взлететь. В голове уже изрядно шумело, когда Алистер спустился вниз, на общую кухню, чтобы найти еще вина. В полумраке при одной свече Колгрим-Потрошитель сидел с ножом в руках и строгал деревянный брусочек. Теперь его часто можно было увидеть с ножом. Он вырезал игрушки для ребенка Морриган. Игрушечных дел мастер был из него тот еще. Его лошадки были похожи на собак, собаки — на пауков, а драконы... и только драконы похожи на драконов. — Кому ты врешь? — прикрикнул Алистер, чувствуя, как заплетается язык. — Ты здесь никого не обманешь. Ты чужой этому месту. Твои игрушки уродливы. И сам ты убийца. — Все верно, — неожиданно легко кивнул Колгрим и кивком пригласил Алистера сесть на табурет рядом. — Этот нож привык перерезать глотки, а не вырезать детские игрушки. Но я выковал этот нож, моя рука направляет его, а значит, я хозяин и делам его, смерти или радости. Алистер подвинул ногой табурет и неуверенно сел. Голова кружилась. Но теперь он мог легко и свободно говорить, все, что думает, о треклятых драконопоклонниках и их тайнах. — Что ты знаешь о ребенке Морриган? Отвечай. Ты здесь не зря. Тебя нашли и привезли сюда, чтобы ты присматривал за маленьким чудовищем, когда оно появится на свет? Колгрим сдул стружку, полюбовался работой и только потом ответил: — Много вопросов, сын Тейрина, кровь Каленхада, да все не о том. Спроси лучше, что ты здесь делаешь? — Я не знаю, — растерянно ответил Алистер. — Я не знаю. — Тогда возьми мой нож, — Колгрим протянул его рукояткой вперед. В его глазах блестело что-то странное, завораживающее. — Представь, что эта игрушка оживет, когда ты закончишь, и она будет именно такой, какой пожелаешь. Чешуинка к чешуинке. А я буду рассказывать. Алистер неуверенно взвесил поделку на ладони. Она была несуразной, ни на что не похожей. Дракон! После всех кошмаров, в которых к нему приходил в своем величии и ужасе Уртемиэль, Алистеру подумал — если он сможет укротить, подчинить его, значит, сможет одолеть и свои кошмары. — Мой род служит Древним Богам много веков, все мы — их дети, наша сила питается их кровью, их кровь питает весь мир. — Тупые летающие ящерицы, — проворчал Алистер, вгрызаясь ножом в плоть маленького дракончика. Лезвие было острым, едва не срезало кожу с пальцев. — Им лишь бы убивать да жиреть. — Неправильно держишь, — Колгрим перехватил его руку, переставил пальцы. Алистер почувствовал, что лезвие сразу стало послушнее. — Твой предок Каленхад Серебряный так не считал, молодой Тейрин. Иначе он бы не стал пить кровь дракона, чтобы стать самым прославленным героем и первым королем в истории Ферелдена. И в тебе течет его кровь, в тебе течет кровь драконов. — Врешь! — Алистер резко дернулся, и нож все-таки выпал из рук. Колгрим терпеливо подождал, пока Алистер нагнется и неуверенными движениями нашарит нож на полу. — Мой род тоже приходит причащение кровью драконов. Так мы учимся понимать друг друга, мы — их, они — нас. Но только Каленхад был особенным. Как и весь его род. Он имел власть над драконами. — Я не верю, — Алистер остановился. Дракончик был совсем недоделанным, выглядел смешно и нелепо. — Это все детские сказки. Нет, я, конечно, знаю, что Каленхад выпил кровь дракона, это все знают, но это же сказки? Чушь? Нелепица? Взгляд у Колгрима был непроницаемо спокойным. И Алистер вспомнил, как шумели крылья послушной Колгриму Андрасте, похожей на сиреневое пламя, пахнущей мускусом и едким драконьим дерьмом, и все же прекрасной. — Ну ладно.. Ты и твои деревенские собратья, вы знаете, как управляться с этими тварями... Наверное, ты даже сможешь выдрессировать мелкого поганца, которого родит нам всем на беду Морриган. За этим ты здесь. Но я тут причем? — Белая Хозяйка Орлея не сказала тебе. А мне тем более, — Колгрим забрал нож и игрушку. Несколько уверенных движений, и дракончик взглянул на мир любопытной забавной мордочкой. — Лети, — негромко сказал Колгрим и кинул фигурку в руки Алистеру. Алистер мог бы поклясться, что несколько мгновений дракончик парил, прежде чем упасть ему в ладони. И Колгрим резко задул свечу. *** Ждали, что Морриган разродится еще до того, как выпадет первый снег. Дело к тому и шло. Они перестали выходить в поля за пределы крепости. Морриган сидела у огня, куталась в мех, просила подложить подушки под спину. Живот мешал ей, она никак не могла устроиться, даже чтобы спокойно уснуть. Под глазами залегли тени, лицо похудело. Алистер замечал, что происходит, и все это казалось ему недоброй приметой. Пару раз он не слишком удачно пошутил с Колгримом, что тому придется выполнять обязанности повитухи. Колгрим вежливо улыбнулся в ответ — зубы по-звериному блеснули, но ничего утешительного в его улыбке не было. Алистеру было жаль Морриган — неожиданное и странное чувство. Она больше не казалась опасной болотной ведьмой, всего лишь обычной женщиной, которой некуда идти и негде спрятаться. Над ее головой плела интрига Белая Хозяйка Орлея, за спиной шумели и хлопали крыльями опасные твари. Морриган сама не знала своей судьбы. Алистер приносил ей подушки, наблюдал, как становятся шире платья, и не знал, как утешить. Да и не решался. Наверное, он бы помолился за нее, но не мог — есть ли смысл молиться за дочь Флемет, оборотня и болотную ведьму? Поэтому он просто сжимал в кулаке деревянного дракончика, так толком и не вырезанного, как будто это могло хоть чем-то помочь. Колгрим продолжал делать свои нелепые игрушки. Он много рассказывал о жизни в горах, о деревне, о драконах, их привычках и повадках... Иногда Алистер засыпал под эти рассказы, прямо у ног Морриган, на медвежьей шкуре у горящего камина. Он бы хотел, чтобы эти дни не кончались. Ему снились звуки рога, шум крыльев, закрывающих полнеба, и Каленхад, еще не король и не герой. А рог продолжал звучать сквозь сон, как будто кто-то и в самом деле печально и протяжно звал свою судьбу. *** Снег еще не выпал, а в крепость прибыл вооруженный отряд. Алистер не обратил внимания на суматоху во дворе, но почти сразу его вызвал к себе командор Клоден. Кабинет командора заняли три незнакомца. Самый высокий и широкоплечий из них — подсказывало Алистеру его чутье храмовника — был магом. Маг этот носил тяжелый военный доспех, поэтому глядя на второго, воина с ухоженными руками барда, Алистер уже ничему не удивлялся. Третьей была девчонка, совсем юная, лет пятнадцати, не больше, но с таким беспощадным взглядом, что Алистер невольно пожалел, что явился сюда без оружия, в самой простой одежде, больше похожий на прислугу с кухни, чем на серого стража. Он снова остро почувствовал, что находится в чужой стране под прицелом чужих глаз, которые видели не простого серого стража, а сына Мэйрика Тейрина. Больше всего Алистеру хотелось сейчас сбежать, даже не извинившись. — Господа, это Алистер, — махнул рукой без лишних церемоний командор Клоден. — Алистер, на ближайшие дни ты переходишь в полное распоряжение шевалье. Каждый их приказ равен моему приказу. Неподчинение карается согласно уставу. Алистер кивнул — совсем не по уставу. Он пока не очень понимал, что происходит, но догадывался: явно не очень хорошее. — Приказ Императрицы, — четким военным жестом бард отдал Алистеру запечатанное письмо, которое тот в растерянности покрутил в руках. Ему очень хотелось спросить, что там. Как будто если он вскроет послание, случится что-то непоправимое. Стараясь не выдать свое волнение, Алистер надломил печать. Витиеватым почерком было написано по-ферелденски: «По приказу Ее Императорского Величества Селины Первой женщина по имени Морриган, отступница и язычница, приговорена к смертной казни за злой умысел против Империи. Исполнитель приговора: Алистер, серый страж из Ферелдена». Они смотрели на него, пока он читал. В голове снова зашумело, как будто он на корабле или слишком много выпил. — Это неожиданно, — пробормотал он. — Неожиданная честь, — поправил его быстро командор Клоден. — Извините моего подчиненного, господа. Алистер молод и не обучен хорошим манерам. Но любой приказ императрицы он выполнит с благодарностью. — Сейчас? Я должен убить ее сейчас? — Алистер спрашивал, удивляясь тому, как деревянно звучит его голос. Что это с ним? Разве он не готов был убить проклятую ведьму, дочь Флемет, предоставься ему такая возможность? Или сдать храмовникам, как полагается по закону? Разве сам он не бывший храмовник? Бард положил руку на плечо девчонке, словно придерживая ее. От ее внимательных жестких глаз хотелось укрыться щитом. — Не спеши, Кассандра, — успел услышать Алистер. — Приказ должен быть выполнен, как только женщина разродится, — со спокойным равнодушием пояснил маг в доспехах. — Сразу после родов, пока она ослаблена и не в силах призвать на помощь демонов. Женщина должна умереть, дитя не должно пострадать. — Но почему именно я? Юная Кассандра, кажется, нетерпеливо подалась вперед. — Может, потому что ты бывший храмовник и знаешь, как управляться с отступниками, — почти без иронии предположил маг. «Нет, не поэтому, — подумал Алистер. — Они хотели, чтобы я был рядом с Морриган, а теперь они хотят, чтобы я убил Морриган. Это все ее ребенок, ее чудовищное дитя. Им нужен маленький Древний Бог. Им нужно, чтобы его мать убил именно я, кровь Каленхада». — Долг и повиновение! — ответил наконец по уставу Алистер, встряхнувшись. В комнату Колгрима он открыл дверь резким пинком. Чернобородый убийца стоял в фартуке и с засученными рукавами, две служанки возились у котла с горячей водой, еще две судорожно складывали свежие простыни. На кровати скорчилась Морриган. — У Морриган начались схватки, — сказал Колгрим и даже не улыбнулся. — У вас, инфернальных драконоебов, есть какой-нибудь ритуал, связанный с убийством матери новорожденного? — шепотом выпалил Алистер. Колгрим нахмурился. Он всегда соображал быстро, хоть и дикарь, и Алистер ему в этом завидовал. — И кто должен убить? — Я. Колгрим рыкнул. — За ребенком приехали маг, бард и какая-то девчонка, — торопливо добавил Алистер. — С ними я справлюсь, но... — С магом и бардом, может быть, сын Тейрина, но не с драконобоем из рода Пентагаст. — Ты боишься одной девчонки, но не думаешь о том, что здесь полная крепость серых стражей? Нам не прорваться в любом случае. Что я должен делать, Колгрим? Мне приказано облачиться в доспех и взять оружие. Колгрим оглянулся через плечо. Морриган беспокойно ворочалась на кровати. — Раз приказано, так выполняй. Иди, — Колгрим толкнул Алистера в грудь, оставляя за дверью, и захлопнул ее. *** В те редкие мгновения, когда за дверью наступала тишина, Алистеру она казалась оглушающей. Морриган могла не выжить. Колгрим мог не успеть спасти дитя. Дитя с душой Древнего Бога могло всех уничтожить, едва только появится на свет. Алистер принял лириум, и теперь мир казался холодным и очень четким. Собственные движения — слишком быстрыми, когда у всех остальных — слишком медленными. Наверное, он мог бы убить Морриган. Снести ей голову долой. А дальше маг, и бард, и эта странная девочка с круглым детским лицом и веснушками на побелевшем от напряжения лице решат, что делать с младенцем-чудовищем. Лириум — хуже, чем хмель. Алистер ощущал себя легким и пустым. Однажды он уже убил девочку-мага. Это просто. Снова раздался крик, протяжный, долгий, а вслед за ним плач младенца — здоровый, громкий крик существа, недовольного всем миром. Плач обычного ребенка, а вовсе не драконий рев, как ждал Алистер. По приказу мага он шагнул в дверной проем первым. Он уже все продумал, он сможет продержаться какое-то время, пока Морриган и Колгрим не сотворят какое-нибудь чудо... пока пресвятая Андрасте не проявит милосердие и не спасет их... Алистер сделал шаг. И в то же самое мгновение камень под его ногами содрогнулся. По крепости пронесся драконий рев, знакомый и жуткий. Оглушенный Алистер едва не упал. Крепость содрогнулась еще раз — от мощного удара по стене, который нанес таран, нет, не таран — хвост дракона. Невыносимо яркий свет, слишком яркий из-за лириума, хлынул в проем разрушенной стены, когда камни начали осыпаться и падать. Алистер не видел ни Морриган, ни Колгрима, только огромный хвост, усеянный шипами, и мощное тело дракона. На мгновение показалось, что Архидемон вернулся, как это бывало в ночных кошмарах. Но потом Алистер понял, это Андрасте, несвятая и свирепая, она пришла, чтобы спасти, мелькнула в голове безумная мысль. Хвост метлой прошелся по комнате, сбивая стол, шкафы, пустую кровать. Алистер бросился на пол, покатился вперед к обрушившейся стене. Когда Боги гневаются — лучше не вставать у них на пути. За спиной обрушилась еще одна стена, засыпая тех, кто пытался попасть в комнату, — и посланников воли императрицы тоже. Броня казалась легкой, почти невесомой, но это все лириум — Алистер знал, что скоро его действие пройдет. Покачиваясь, он поднялся на ноги. Дракон больше не колотил по камням хвостом, хотя его кончик нетерпеливо подрагивал. Снова послышался недовольный плач младенца. Алистер снял шлем, словно это помогло бы ему справиться с легким оглушением. — За мной, за мной, тупой храмовников щенок! — рявкнул словно возникший из тени Колгрим. Он бы все еще в фартуке и в крови, похожий на мясника, грязный и всклокоченный. Алистер наконец понял куда это «за мной» — по хвосту дракона, огибая шипы, не обращая внимания на крики во дворе, невнятные приказы, испуганное ржание лошадей — прямо на спину дракона. Колгрим еще возился, привязывая Алистера ремнями к устройству, похожему на седло. Но Алистер не смотрел на него, только на Морриган, которая была рядом. Дракон издал еще один пронзительный рев, от которого закладывало уши, и взмахнул крыльями. Теперь Алистер отчетливо понял: это был не сон — звуки рога вечерами. Колгрим звал свою возлюбленную Андрасте. Тяжелое тело медленно поднималось в воздух. Алистер почувствовал, что оглох — лириум вошел во вторую фазу. Алистер оглох, но вокруг все сияло — и в этом тоже был виноват лириум. И лицо Морриган тоже излучало свет, как у святой, — именно так изображали Андрасте, возносящуюся к Создателю. И они тоже возносились. Вверх на драконе — одном из тех, чья кровь поддерживала жизнь и магию Тедаса. Морриган продолжала сиять неземным светом, но она смотрела не на Алистера, а на младенца в своих руках, на его сморщенное личико, красное от натужного рева. Морриган улыбалась, и эта улыбка казалась самым прекрасным из всего, что Алистер видел раньше. «Это все лириум», — беспомощно думал Алистер, не в силах оторвать взгляд. Где-то внизу под ними текли реки, шумели леса, и первый снег вот-вот должен был лечь на землю. Однажды он вырежет дракончика из дерева, самого лучшего, и скажет Морриган: «Это для твоего сына. Лети...».