Я не умру без твоей любви

Ни эмоций, ни чувств больше не было. После того, как Виктория вышла из клиники, в ней, словно, что-то надломилось, треснуло и исчезло где-то глубоко-глубоко внутри. Она жестоко отрезала от себя то, о чем не хотела думать и то, что могло возбудить в ней ненужные мысли и чувства. Буквально за час она превратилась в бездушного робота, для которого больше не существовало ничего кроме работы. Холодные льдинки её глаз никого не удивляли, но полная не эмоциональность, скупость слов и чрезмерная жесткость слишком сильно бросались в глаза окружающим. Так подошел к концу этот день. Виктория вернулась домой около семи часов вечера. Открыв своим ключом дверь, она привычным жестом кинула его на небольшой столик в прихожей и тут же замерла. Откуда-то из кухни донесся громкий детский смех, а следом за ним - мужской. Бросив сумку на пол, она медленно прошла в гостиную прямо в одежде и остановилась. На кухне было явно весело. Дашка скакала вокруг Максима с пучком зелени в руках, а на голове у нее был какой-то бумажный колпак, отдаленно напоминающий тот, в котором обычно ходят повара. Шаталин стоял у стола с закатанными по локоть рукавами рубашки, в переднике и в точно таком же бумажном колпаке, только побольше размером. Вокруг него были какие-то посудины и горы продуктов. Они с Дарьей разговаривали, смеялись и он, держа в руках нож, что-то активно нарезал. Увидев всё это при других обстоятельствах, Виктория, возможно, только бы улыбнулась, но сейчас на нее это не произвело никакого впечатления. - Что здесь происходит? – Ровным голосом произнесла она, заставив тем самым, обратить на себя внимание. - Мама! Мамочка пришла! – Тут же отозвалась Дашка, несясь к ней в припрыжку. Виктория приобняла дочку и подняла свой взгляд на Максима. Сполоснув руки под водой, он вытер их о свой передник и с улыбкой пошел к ней на встречу. Его глаза горели и излучали такую теплоту, что Виктории пришлось поспешно отвести от него свой взгляд и буквально насильно заставить биться свое сердце не так часто. - Привет, - его теплые губы коротко коснулись её губ, а руки уже снимали с нее элегантную норковую шубу, - мы не ждали тебя так рано. Честно говоря, так хотели с Дашкой сделать тебе сюрприз, но не успели. Если ты не будешь нам мешать и командовать, то мы справимся за час и пригласим тебя на праздничный ужин, что скажешь? – Совершенно не замечая никаких изменений в Виктории, Максим подмигнул ей и унес шубу в прихожую. – Из нас с Дашкой, конечно, не весть какие повара, - донесся его голос из глубины квартиры, - но я сегодня весь день мучил своего дворецкого, заставляя диктовать мне по телефону всякие рецепты, а так же популярно объяснять, как всё это делать. Боюсь, что он уволится, если я наберу его номер еще хоть раз. - Где Дашина няня? – Спокойно произнесла Виктория, когда Максим вернулся. - Я отпустил её, - он остановился напротив нее и, увидев бледное лицо девушки, подошел ближе, положил руки ей на плечи и обеспокоено заглянул в глаза, - у тебя всё в порядке? Ты какая-то бледная… Виктория прожгла Максима ледяным взглядом, но он, словно, не замечал этого. - Так как на счет праздничного ужина? Ты согласна? Вика слегка напряглась, но виду не подала. - Какой еще праздничный ужин? - Я сегодня полдня занимался делом твоего бывшего мужа, - его руки снова приземлились на плечи Виктории, - и есть новости, достойные того, чтобы мы это отметили. Он вас больше не потревожит. Никогда. Поскольку очень скоро все дни и ночи в ближайшие лет сорок он будет коротать в камере. Представляешь, его дело на вид посолиднее всех 4-х томов «Войны и мира». Я лично его видел. Что теперь скажешь? – С улыбкой произнес он, намереваясь снова поцеловать её в губы. Но Виктория вывернулась в последний момент, и он попал в щеку. - Я ничего отмечать не собираюсь, - жестко ответила она, сбрасывая с себя его руки. Похоже, что теперь Максим всё понял. Улыбка с его лица мгновенно спала и он, убрав руки с плеч Вики, засунул их в карманы брюк. - Макс, ну пойдем! – Воскликнула обиженно Дашка, заставив Шаталина обернутся на её слова. Забравшись с ногами на высокий барный стул, она принялась помешивать что-то большой ложкой. - Сейчас, котенок, - ласково отозвался Максим и снова развернулся лицом к Виктории. Какое-то время они просто смотрели друг на друга очень пристально. Что-то произошло. Если Максим сразу этого не понял, будучи ослепленным своими собственными чувствами, то теперь он это не просто видел по Вике, а и ощущал. Она стояла перед ним, та же Виктория, которую он знал даже в таком настроении, но, словно, это была вовсе не она. Другая, чужая, бледная, с безразличным и безжизненным взглядом. - Вика, что случилось? Виктория молча отвела от него свой взгляд и, глянув на Дарью, бесцветно произнесла: - Даша, пойди, пожалуйста, в свою комнату, поиграй. - Ну, ма-а-ам!.. – Протянула девочка, но все же со стула спустилась. – Ну, пожалуйста! - Даш, ты слышишь меня? Нам с Максимом надо поговорить. Дашка перевела грустный взгляд на Шаталина, а затем неожиданно обняла его за ноги. - Ты ведь никуда не уйдешь? – С надеждой спросила она, глядя на Максима снизу вверх. Виктория опять силой заставила отсечь от себя все лишние эмоции и с выдержкой продолжить наблюдать за ситуацией. Максим молча опустился на корточки к девочке и, поцеловав её в пухленькую щечку, что-то прошептал на ушко. Дарья заливисто засмеялась, кивнула, обняла Максима со всей детской искренностью и покорно удалилась в свою комнату. Поднявшись, Шаталин стянул с головы свой бумажный колпак «повара» и поставил его на небольшой стеклянный журнальный столик. - Будешь кофе или чай? – Спокойно поинтересовался он и направился вглубь кухни, где на столе стоял его почти остывший кофе. - Нет, - отрезала Виктория. - Похоже, что я ошибся. - Взяв в руки чашку вместе с блюдцем, Максим сделал глоток кофе и подошел ближе к Виктории. - Ошибся, думая, что вчера передо мной, наконец, была настоящая Вика, а не тот образ, который она сама себе придумала. А, знаешь, какая она настоящая? Виктория смотрела на Максима каким-то стеклянным взглядом и молчала. - Она нежная, - продолжал он и с каждым новым словом приближался к девушке на один шаг, - чувственная, ранимая, хрупкая, любящая, доверчивая… продолжать? Шаталин остановился в шаге от нее, не сводя с Виктории своего гипнотического взгляда. Она понимала, что сейчас самое главное не поддаться ему, уничтожить ту каплю слабости, которая неуверенно задребезжала у нее где-то внутри. - Вика, скажи, что еще мне сделать для того, чтобы ты, наконец, перестала метаться? Как мне еще доказать тебе, что мы нужны друг другу? - Не надо мне ничего доказывать. - Сухо произнесла она, пытаясь унять зарождавшуюся внутри дрожь. – Максим, уходи. - Нет, - сказал он твердо, - я никуда не уйду. Не уйду до тех пор, пока ты мне не докажешь, что я не нужен тебе. Максим смотрел на Викторию очень пристально. Еще никогда он не видел, чтобы её глаза были такими пустыми и тусклыми. Её лицо было как никогда замкнутым и не эмоциональным. Она смотрела на него в ответ и, словно, её взгляд проходил сквозь него. - Вика, да что с тобой происходит, в конце концов?! – Не выдержал он. - Я беременна, - произнесла она каким-то странным голосом и зачем-то ухватилась рукой о спинку железного стула. - Что… что ты сказала? – Хрипло прошептал Максим и почувствовал, как где-то в груди закололо сердце. - Ты слышал, - Виктория развернулась к нему боком и вцепилась в спинку стула уже второй рукой. Максим буквально потерял дар речи на несколько секунд. Слова застряли где-то глубоко внутри и он лишь открыл рот, не зная что сказать. Ребенок… от одной только мысли об этом у него внутри поднималась целая буря такого непередаваемого счастья, что он едва устоял на ногах. - И… когда ты собиралась мне об этом сказать?.. – Только и смог вымолвить он. - Я вообще не собиралась тебе об этом говорить, - ответила она, впиваясь руками в железо. - Что?.. - Максим, - Виктория сделала паузу и только потом продолжила стальным голосом, - ребенка не будет. Шаталин замер. Тело моментально бросило сначала в жар, а потом резко в холод. Перед глазами потемнело всего на несколько секунд, а затем внутри что-то взорвалось. Взорвалось с такой силой, что он резко сорвался с места и кинулся к Виктории. - Что ты сказала?! - Ребенка не будет, - повторила Виктория, не меняя интонации. - Вика!!! Что ты творишь?! – С надрывом прокричал он, силой разворачивая её к себе лицом и тряся за плечи, словно, пытаясь привести в чувства. – Ты не сделаешь этого!!! Слышишь?! Не сделаешь!!! - Сделаю, - с таким жутким безразличием произнесла Виктория, что Максим внезапно остановился и замолчал. Он смотрел на неё глазами полными невыразимой боли и отчаянно пытался отыскать в ней хоть капельку чего-нибудь человеческого, но всё было напрасно. В её взгляде ничего не изменилось - он по-прежнему был холодным, пустым и безжизненным. Максиму стало не по себе. Он разжал свои побелевшие пальцы с её плеч и с ужасом отступил от неё, как от прокаженной на несколько шагов назад. - Господи… - едва шевеля губами, шептал он, - Господи… Всё рассыпалось, разлеталось, как красивая нитка жемчуга, которая рвалась в его руках. Мелкие горошинки падали на пол, просачиваясь сквозь пальцы и ничего уже было невозможно собрать, ничего… Максим продолжал пятиться назад, закрыв побелевшее лицо руками. Боль нещадно пронизывала его насквозь острыми иглами, сковывая всё тело мелкими судорогами. Только сейчас он понял всё. Как ошибался в этой женщине, как обманывался собственными иллюзиями, жил ими, надеялся и думал, что способен что-то изменить. Но теперь всё – это была последняя капля. Сначала она хотела избавиться от него, а теперь еще и от его ребенка, которого носила под сердцем. Максим убрал руки с лица и снова посмотрел на Викторию. Она стояла на том же месте, возле стула и тяжело дышала. - Я не хочу тебя больше знать, - сдавленным голосом произнес Максим в тишине, которая буквально звенела у него в ушах, - сотри мой номер… забудь моё имя… и лучше не попадайся мне на глаза… - Уходи… - с трудом выдавила из себя Виктория, не глядя ему в глаза. Но Максим стоял на месте, как вкопанный. - Убирайся отсюда, черт возьми! – Крикнула она, задыхаясь. Чуть пошатнувшись, Шаталин медленно содрал с себя передник и тихо вышел из комнаты. Через некоторое время дверь в прихожей за ним захлопнулась. У Виктории внутри всё дрожало. Она не помнила и половины из того, что только что здесь происходило. Её трясло так, что не хватало воздуха и едва хватало сил, чтобы просто стоять. Тяжело передвигаясь, она оперлась руками о стол и наткнулась взглядом на чашку, из которой Максим пил кофе. Перед глазами всё расплывалось, но она упорно смотрела на неё, а затем протянула дрожащую руку, схватила её и, прикрыв глаза, прислонила к своей щеке. - Нет! – Чуть погодя сорвалось у нее с губ, и чашка вдребезги разбилась о кухонный кафель на полу. *** А что было дальше? Дальше было только хуже. На следующий день Виктория замкнулась в себе еще больше. Она перестала чувствовать что-либо вообще. Ни боль, ни гнев, ни печаль, ни радость, ни себя, ни людей… она даже не чувствовала тошноту. Она ничего не пыталась скрыть в себе или перебороть – она действительно перестала чувствовать. Она работала, разговаривала с людьми, проводила совещания только потому, что это нужно было делать. По привычке, выработанной за многие года упорной работы. При этом её лицо было таким же безразличным и безучастным, как и она сама. А глаза… всегда такие живые и жгучие, казалось, просто утратили былой блеск и задор. Она прекрасно слышала, как шептались за её спиной коллеги. Пару раз в особо жесткой форме она даже поставила на место того, кто был не осторожен и делал это слишком громко. Разговоры сразу прекратились и обстановка в Центре накалилась до предела. В эти дни Виктория была особо требовательной и жесткой. Её не узнавали, её еще больше боялись и между собой недоумевали, с чем связанны столь резкие перемены в её поведении. Так неумолимо приближался тот день, в который Виктория должна была ехать в клинику для того, чтобы окончательно поставить точку в истории с Максимом. Сквозь серые снежные тучи пробивалось солнце. День был удивительно спокойным и теплым. Виктория попросила притормозить водителя у ближайшего поворота и подождать её пару минут. Тошнота снова давала о себе знать, и ей был просто необходим глоток свежего воздуха. Выйдя из машины, она решила прогуляться вдоль небольшой аллеи, к обочине которой и припарковался её водитель. Солнце все-таки пробилось из-за плотной завесы туч и мгновенно ослепило своими лучами всё вокруг. Стало еще теплее, и Виктория распахнула полы шубы. Маленький мячик, прокатившийся в шаге от нее, заставил девушку остановиться, поднять его и посмотреть в ту сторону, откуда его принесло. - Привет! Это твой мячик? – Спросила она у маленького мальчика, который стоял прямо перед ней и улыбался. На вид ему было не больше двух лет. – Держи! – Так и не дождавшись ответа, она протянула ему игрушку, и он, доверчиво глядя ей в глаза, тут же потянулся за ней своей крошечной пухленькой ручкой. В этот самый момент яркий лучик солнца запутался в его волосиках, и Виктория не смогла удержаться и не погладить его смешные светлые кудряшки. Она присела к нему на корточки и осторожно провела ладонью по его головке. Она непроизвольно улыбнулась и только сейчас заметила, что мальчонка был совсем раздет - тоненькие штанишки, легкий свитерок и никакой верхней одежды. - Эй, малыш, - снова обратилась она к нему, - а где твоя мама? Но малыш только с улыбкой смотрел на неё и крепко держал в ручках протянутый мячик. Виктория резко встала и обернулась по сторонам – никого. Странное беспокойство тут же сковало всё её тело. - Зайчонок, - снова обратилась она к мальчику, - ты здесь сам? Кто твоя мама? - Ты… - не громко ответил он и тут же заливисто засмеялся. - Я?.. Малыш, я… я не могу быть твоей мамой, - растерялась Виктория. - Конечно, не можешь, - услышала она чей-то твердый голос и повернулась в его сторону. Перед ней стояла женщина в черной и грязной одежде. Её взгляд был злым и каким-то таким жутким, что Виктории стало не по себе. Желто-серые руки женщины в одну секунду схватили ребенка и всё, что Вика успела увидеть – его ясно-голубые глаза полные невыразимого ужаса. Уже в следующую секунду раздался его раздирающий плач. - Мама! – Кричал он сквозь слезы. – Мамочка! Виктория видела тянущиеся к ней ручки, и её саму окатил такой ужас, что она сорвалась с места и побежала вслед за женщиной. - Мама! – Продолжал плакать малыш. - Отдайте моего сына!!! Слышите?! Отдайте!!! – Кричала Виктория, что есть мочи, но женщину ей было не догнать. Она бежала за ней, падала, рыдала, но ничего не могла сделать. - Мама! – Услышала она в последний раз пронзительный детский крик и с ужасом подскочила в кровати. В ушах всё еще звенел отчаянный крик, сердце бешено колотилось о грудь, а её тело было потным и холодным. - Господи… - прошептала она, тяжело дыша. - Мамочка! – Донесся испуганный Дашкин плачь из детской и Виктория тут же бросилась к ней. Малышка плакала навзрыд. Крупные слезки катились по её щечкам, и как только Вика обняла её и крепко прижала к себе, девочка тут же обхватила её ручками и ножками, не желая отпускать от себя. - Всё… всё хорошо, моя девочка, - Виктория гладила по спинке дочку, целуя её влажные щечки, лобик, растрепавшиеся волосы. Её саму всё еще потряхивало от ночного кошмара, и перед глазами стоял образ маленького мальчика. - Мамочка, мне так было страшно! – Продолжала плакать Дашка, отчаянно цепляясь за маму. - Ну-ну, не надо так плакать, не надо… Это всего лишь сон, всего лишь страшный сон… ты дома, со мной и у нас всё хорошо, - ласково произнесла Виктория, не то дочке, не то себе, - тебе ведь уже не страшно? - Чуть-чуть… - сквозь слезы произнесла она, вытирая кулачками глазки, - мамочка, ты только не уходи, пожалуйста! - Не уйду, моё солнышко, не уйду. Виктория подхватила девочку на руки и бережно понесла её в свою спальню. - Ну вот, уже лучше, - с улыбкой произнесла она, укладывая Дарью в своей кровати и ложась рядом с ней. - Мамочка, я тебя люблю, - Дашкины ручки цепко обвились вокруг шеи Виктории. - И я тебя люблю, солнышко, - она поцеловала дочку в мягкий носик и обняла её, накрыв одеялом. В объятьях мамы Дашка успокоилась очень быстро и вскоре уснула. Виктория крепко прижимала её к себе и отчетливо слышала, как спокойно билось её маленькое сердечко. Только вот уснуть Вика больше не смогла. Она боялась снова увидеть тот сон, где маленький белокурый мальчик плакал и называл её мамой.