Годы за. Годы после.

Он пережил троих её кавалеров и развешанное на балконе нижнее белье. Прожив с ней бок о бок пять с лишком лет, он казалось, и понимать её стал лучше. Ан нет. Не так. Её действия – может быть чуть-чуть. Её желания – капельку самую. Не её мысли. Он в последние недели стал думать много слишком и как-то это непривычно, тем более ночами. Ночами Котов спать привык или же охотиться, но никак не думать. Это тем более странно, когда у тебя невеста есть и возможно скоро будет полноценная семья. Она спала когда-то напротив него, у противоположной стены, на скрипящей кровати, где ему посчастливилось однажды любить её всем телом и душой. Ничего вроде бы не изменилось. Она так же спит напротив него, но уже в другой, не его квартире. Так же любит даже во сне – не его. И ребенок её тоже – не его, не Котова, который рядом всегда, даже, когда у его невесты день рождения, и в Новый Год. И это как нечто неизменное для него – так и должно быть, так было и всегда будет. Она улыбалась ему по вечерам – никогда утром, вы что, - студентки, бывшие вампиршами, утром не способны выдавить из себя что-нибудь кроме яда; любила – только по праздникам – поцелуем коротким и целомудренным, в лучших традициях… неважно. Ничего не важно. Сейчас, лишь смотрит виновато чуть-чуть и отворачивается. Привязала к себе, не подумав – каково это? Мишка однолюб, он это давно понял. Назвал свою болезнь «синдромом рыжего» - не может разлюбить человека, пока тот не подохнет. Попросить бы у Миланы прощения за то, что он пропускает очередное свиданик. Да вот только у него на руках лежит рыжеволосая девочка, которая не-его, а мать, привалившись к дружескому – всего лишь – плечу, спит чутким сном. И весь мир подождет.