Ridens verum dicere

Акихико осторожно поставил на стол свою ношу и устало вздохнул. Все с любопытством уставились на небольшое, но, определённо, тяжёлое, аккуратно завёрнутое в газету нечто, напоминающее по форме ящичек. Чувствуя всеобщее нетерпение, Акихико нарочито медленно начал разворачивать принесённую вещицу под заинтересованными взглядами. Кен, упершись ладонями в столешницу, перегнулся через неё и с блеском в глазах смотрел, как он с какой-то маниакальностью в движениях освобождал сверток от шуршащей бумаги. Под газетой оказался целый кусок тёмного дерева прямоугольной формы, полый внутри. С одной стороны вместо доски было вставлено стекло, сквозь которое можно было увидеть круглый белый циферблат с кажущимися невероятно хрупкими, узорчатыми стрелками и римскими цифрами. Чуть ниже циферблата протянулась перекладина невырезанного дерева, оставляющая небольшое застеклённое окошечко, где медленно раскачивался из стороны в сторону тяжёлый маятник. – Ух ты! – восхищённо воскликнул Кен, во все глаза глядя на римские цифры. На гладкой поверхности часов расплылось пятно света от лампы. – Где ты их откопал? – спросил Джунпей, протягивая ладонь, чтобы пощупать дерево. Акихико мягко отвёл его руку в сторону. – Нашёл на свалке, – довольно ответил он. О том, что он делал на свалке, он предпочёл промолчать. – Отнёс в школу, там починил в технологическом кружке. А потом решил принести к нам, – Акихико сделал неопределённый жест в сторону стола в приёмной. – Может, там поставим. Для красоты. Мицуру усмехнулась. – Часов у нас, конечно, недостаточно, – саркастически заметила она. – А почему нет? – поинтересовался Акихико. Мицуру развела руками. – Я не говорю, чтобы ты их выкинул, и что в них нет необходимости, – сказала она, явно намекая, чтобы Акихико убрал эти свалочные часы куда подальше, и вообще они им даром не нужны. – Пусть стоят. – Можно взять в руки? – быстро спросил Кен. Маятник, изящные стрелки и необычные цифры приводили его в крайний восторг. – Конечно можно, – ласково ответил Акихико. – А мне даже потрогать не дал, – пробурчал себе под нос Джунпей. – А у тебя руки грязные, – спокойно сказал он. По дивану прокатился смешок. Джунпей обидчиво поджал губы. Кен осторожно поднёс ладошки к часам, словно это был огонь или что-то волшебное, восхищённо провёл пальцами по лакированной поверхности и, ухватив за низ, попытался поднять их, но почти сразу же, тихо ойкнув, со стуком поставил на место. – Тяжёлые, – с нотками удивления проговорил он. – А по ним и не скажешь. – Это всё потому, что сзади, за циферблатом и маятником, ещё механизм, с помощью которого часы ходят. Он веса добавляет, – учёным тоном произнёс Рёджи, подскакивая к нему и ухватывая часы за стенки. – Берись за дно! – сказал он, слегка приподняв их над столом. Кен послушно сунул руки под низ и для верности схватился за рёбра ящика. Взгляд Акихико едва заметно потеплел, когда он смотрел, как они вдвоём тащат часы к столу. – А покажете мне, какие они изнутри? – полным энтузиазма голосом спросил Кен, подбегая к нему. Рёджи остался за столом, усевшись на стул, уложил голову на сложенные руки и любовался ходом стрелок. – Конечно, покажу, – пообещал Акихико, взлохматив волосы Кена. Тот радостно хлопнул в ладоши и поспешил обратно к Рёджи. – Ты словно заботливый старший брат, – задумчиво протянул Джунпей. Акихико пожал плечами и неопределённо развёл руками. – Может быть, – ответил он. Кажется, в его голосе послышалась радость. Рёджи с увлечением рассказывал Кену о механизме часов: шестерёнках, цепочках, катушках... – А ты когда-нибудь слышал о музыкальных шкатулках? – спросил вдруг Рёджи и почти тут же переключился на валики, пружинки и плёнки. Кен слушал его внимательно и даже восторженно спросил, откуда Рёджи так много знает о подобной технике. Рёджи соврал, что прочёл в книгах в детстве. Соврал – ведь своего детства он совсем не помнил, а книг о механизме часов и музыкальных шкатулок не читал. Раньше Рёджи как-то мало волновал вопрос о своём прошлом. А теперь он приходил в голову острой болью и заставлял едва ли не плакать от своей амнезии. Ему страшно. Ему больно. Он злится. Он жалко мечется в поисках выхода, не находит его и чуть не воет от бессилия. А чуть раньше, совсем немногим раньше, он чувствует внутри поднимающуюся волну возбуждения, азарта и жажды продолжения. Он чувствует себя на удивление хорошо, крики и проклятия, сыплющиеся на него со всех сторон, приносят ему странное удовольствие и он просто наслаждается их болью и кровью... …Стоп. Какая боль? Какая кровь? Рёджи умолкает и припоминает. В день года, когда паровые машины только принимали неловкие очертания на бумаге, за окном, звонко стуча по мостовой серебряными подковами, проезжали крытые кареты, он пришёл в ратушу по душу нерадивого часовщика, искусно притворяясь послушными учеником. Рёджи внимательно посмотрел на Кена, удивлённого его молчанием, и мысленно засмеялся над собой. Да, сюжет был, конечно, интересным. Уж не про это ли он читал недавно в творческой колонке от дури купленной газеты? Наверное, про это. Путать реальность с вымыслом не очень хорошо. Рёджи поспешил отогнать мысль о том, что не читал газет с начала средней школы.