Ridens verum dicere

Лезвие входит в тело, как нож в масло, вспарывает кожу, разрубая надвое белые шрамы. По рукам тянутся чёрные нити крови, и из рваной раны в небо вдруг взлетают белоснежные, как только что выпавший снег, птицы. Они хлопают крыльями, ослепляя оперением, протягивают розовые лапки, с любопытством поворачивают маленькие головы, внимательно осматриваясь, и безумно носятся по кругу в поисках выхода. Минато тянется к ним, стараясь поймать хотя бы одну, но в кулаке остаются только пушистые перья. Рёджи, запрокинув голову назад, смотрит на них, и в его взгляде смешиваются и восторг, и страх, и удивление. Птицы белые, это настоящий белый, непорочный, как душа ребёнка, цвет. На них больно смотреть, как больно смотреть на солнце, и они чертовски белые, не чёрные, бе-лы-е. Рёджи думал, они должны быть именно чёрными. Как смола, к примеру. Это должен быть такой чёрный, к которому страшно протянуть руку, не боясь оказаться затянутым в вечную темноту. Но они белые, как облака на небе, как только что выпущенная из-под станка бумага для рисования, как школьные рубашки, и от этого почему-то так тепло в груди, так хорошо, что хочется плакать, а глаза и без того слезятся от света. Дыхание сбивается. Рёджи смотрит на Минато и хочет улыбнуться, но вдруг забывает, как это. Минато опускает руки и смотрит на Рёджи. А потом подносит к голове дуло пистолета.