Оковы

«Она не могла встать на ноги, поднять голову – кровь на миг обернулась в чёрную дыру, что вбирала в себя всё тело и всю душу. Сакура не поднимала глаз; никогда не находила в себе силы без утайки смотреть ему в лицо. …Сейчас. Страшно». Flashback. Длинный коридор, осиянный лишь факелом, что Джуго изготовил наспех, тянулся целую вечность. Карин не разбирала ни поворотов, ни тупиков – они шли по какому-то мысленному маршруту рыжеголового. Тёмно-серые потрескавшиеся стены вливали в тело неимоверную печаль, а животный писк – мыши, напуганные светом, отвратительно носились под ногами, - щекотал расшалившиеся нервы куноичи. Стены душили со всех сторон, отчаяние прошлых лет, захороненное в этом месте на веки вечные, шипами пронизывало сердце. Поэтому Карин шла и не отстраняла взгляда от некрепкого огненного танца на конце длинной сучковатой палки – единственное, из-за чего девушка ступала вперёд. Они, не договорившись, играли в молчанку; слова вертелись у рыжеволосой на языке, но горло словно что-то стесняло, не давая выбиться наружу ни единому звуку. Было страшно. Было странно. Было, к чёртовой матери, до безумства скверно! Их шаги поедало эхо, и потому Карин без конца оглядывалась назад, в пустоту. Мерещилось, что кто-то идёт за ними, кто-то наблюдает, прожигает спины. В особенный миг, когда троица совершала неведомый по счёту поворот вспять, сенсору почудилось, что к её шее приставлен отточенный кунай. Но, глядя на спокойные спины соратников, она лишь упрямо стиснула зубы. Их Саске попросил. Нет, велел. А команда – когда же они стали командой? – обязана исполнять приказы своего непоколебимого лидера. Суйгецу помалкивал сегодня так же долго, как и говорил днём прежде. Его пальцы намертво сжимали рукоять меча. Воровато осматриваясь, Ходзуки обнаружил напряжённые плечи очкастой и даже капельку пота, монотонно стекающую по виску. А значит, не одному ему в этом месте тошно. Превосходство над девицей само взяло над рассудком верх, и шиноби уже сложил губы в желчную ухмылку, надеясь вышибить из Карин предсмертный рёв какого-нибудь монстра. Просто так. Для веселья. В голове по обыкновению лениво завозились идеи о том, как подковырнуть сенсора, не влипши в собственную же шутку. Джуго всматривался в стены, беспредельно движущиеся вряд с ним, и с каждым новым шагом понимал, что «Цель», скорее всего, заблудилась. Никаких опознавательных знаков, о которых Саске предполагал, по бокам изобличено не было, и теперь троица просто плутала по удушающему лабиринту – больше десятка тупиков, сотни поворотов в стороны и назад, но никаких плодов этот путь не давал. Впереди и сзади тени бесконечных коридоров уминали свет огня на полу, на стенах и на потолке. Паника пронеслась где-то в сознании, и рыжеволосый, уже не силясь даже разыскать то, что напоминало бы о клане Учиха, кинулся вперёд, убыстряя свой и так длинный скорый шаг. В душе голову подняло плохое предчувствие. Ужасающее. Напарники, бездумно доверяя Джуго, устремились вослед. Аккурат в эту секунду пол под ними внезапно дрогнул; раздался жуткий хруст. С потолка на голову Карин посыпались мелкие камешки. Девушка, злостно прошипев себе под нос крепкое словцо, невольно сделала шаг в сторону обмершего Ходзуки. Тот, вздрогнув от ощущения ледяной руки на плече, проморгал пружину, смиряющую его истрёпанные нервы: - Идиотка, не двигайся! – обозлённые слова вызвали безнадёжно полярный отклик. Карин, перепуганная собственным воображением ещё раньше, вся ощетинилась и, круто поворотившись на каблуках, упёрла руки в бока, топнула ногой, выплюнула: - Что вякнул, водяной? Жить приелось?! Пол яростно зарокотал, пошёл глубокими трещинами. Стены раскатисто лопнули, покрывая троицу каменной крошкой, а земля, до сего момента хранящая их достаточно твёрдо и стоически, тотчас ушла из-под ног. Изо рта девушки невольно выскользнул новый вскрик: по грудной клетке попало что-то увесистое. Вблизи раздалось сальное восклицание Суйгецу, чуть глуше и дальше – еле слышный тяжёлый сип Джуго. Всё вдруг завертелось круговертью; факел угас, погружая мир, скомканный до нескончаемого разбитого коридора, в невозмутимую мглу. Падение было секундным, приземление – болезненным. - Ох, чёрт, - выдохнула Карин, торопливо ощупывая себя на существование каких-либо травм и порезов. Удивительно, но всё обошлось, разве что синяк на коленке немного побаливал. Посадка была не такой уж плохой: девушка упала на что-то твёрдо-мягкое, а сейчас, с удобством севши на это самое «что-то», осматривалась. За спиной был тупик, впереди – очередной коридор, в этот раз усыпанный факелами по сторонам. Метнув взор кверху, сенсор, наконец, постепенно начала постигать обстановку: под командой проломился пол. Старый проход, откуда рыжеволосая и «прилетела», был не так высоко – метров десять, не больше. Значит, можно подняться, но охоты не было – сияющие огоньки на факелах завлекали к себе, понуждая уходить в полутени нового коридора. То, на чём Карин сидела, неожиданно зашевелилось, зарябило, а потом и вовсе утекло, рядом приобретая неясную человеческую фигуру. Девушка завизжала и, стремясь защитить себя от этой странной твари, изо всех сил ударила кулаком в ещё не сформировавшееся лицо. - Дура рыжая, что ты, мать твою, творишь?! End Flashback. Карин шевельнула плечами, будто таким образом могла разогнать досадные эпизоды из памяти, но только лишь очухалась от необычного состояния полной апатии. Она уже около минуты вглядывалась в белые стены палаты, тщась отыскать что-то. Для самой девушки время уже легло на часы. Долго. Слишком. Ожидание томило. - Мне нужно вколоть пациенту лекарство, - чеканно, попутно. - И тебе привет. Воздух преисполнился гнётом обиды и высокомерия, и Карин вдруг стало до чрезвычайности душно. Её знобило. Меловый цвет неприметно отдалился на задний план, а куноичи теперь слепо смотрела на мешкотные действия вошедшей шиноби. Признательности за давнишнее спасение от гибели не было. Сенсор не просила и не заклинала о помощи, а потому ждать от неё даже «спасибо» - ересь и пустая трата времени. Карин с пренебрежением буравила розововолосую багряным взором, про себя отмечая каждое неуклюжее движение: дрожащие руки, слишком прямая спина, закрывающие лицо волосы, совокупная острота. «И как подобных только берут во врачи?» Она поймала на себе зелёный взгляд – беглый, чуть разочарованный, - и теперь норовила отыскать глаза девчонки, чтобы убедиться в справедливости своих заключений. Ещё одна влюблённая, преданная, бесполезная – у Саске таких же целая орава, точно. Вот только тут иное. Карин помнила, как розововолосая куноичи плакала в тот день, когда Учиха бесповоротно избрал свой путь; медик разливала слёзы не из-за собственной утраченной любви, а из-за потери важного сердцу друга. И это… стоило уважения. Заносчивого, но уважения. Шиноби Конохи набирала какое-то лекарство, примеряя миллилитры, с заметным трепетом касалась его руки, надевала перчатки, накладывала жгут (рыжеволосая созерцала за всем из угла палаты, почти вбирая показавшееся увлекательным занятие). Саске полулежал спокойно, не подёргивался, когда мёрзлые пальцы Харуно дотрагивались до его горячей кожи. Сакура долго искала нужную вену: почему-то всё тучнело, глаза слезились, и девушка, моя руки, быстро обтёрла лицо. Каждый нерв был натянут тонкой дребезжащей струной, мышцы ныли от напряжения, будто бы розововолосая была намерена сорваться с места и сбежать сейчас же. Да, верно. Унести бы отсюда ноги. Между ней и Карин пронеслась искра враждебности. Причём – и Сакура вправду этого не ожидала, - эта агрессия шла от неё самой. Одно существование рыжей приносило неудобства. Атмосфера, сохранившаяся в воздухе ещё с прошлого разговора с брюнетом, неволила душу волком выть в недрах тела, понуждая лишаться умения явственно видеть и разумно рассуждать. - Саске, пожалуйста, сожми пальцы в кулак несколько раз, - её голос прозвучал чрезмерно низко и надорвано. Девушка пыталась не смотреть в стеклянные глаза слева; взор Карин палил само нутро в поисках неведомой истины. Медик всё делала на автомате: отсутствие воздуха в шприце, вата со спиртом, фиксация кожи, введение иглы и лекарства. Конец операции. Можно бежать. Глаза безвольно задержались на лице парня: повязка всё так же белела, сливаясь с кожей; уголки губ не приподняты и не опущены. Как всегда, даже… обыкновенно до одури. Хотелось доверить ему что-то. Важное, заветное. Чтобы Саске всё понял сразу, принял и, наконец-таки, хотя бы краешками губ подарил улыбку, как раньше в детстве. Хотелось вычеркнуть ночной эпизод из жизни. Постыдный и дурацкий всплеск эмоций, месиво из утомления, обиды и разочарования – стереть одним движением из их воспоминаний. Хотелось так много сказать. - Держи некоторое время локоть согнутым… - Сакура замолчала, понимая, что такое ведает любой знакомый с уколами ребёнок. Неловкость снова взяла своё, а ещё розововолосая явственно услышала смешок Карин. Харуно и позабыла о ней. Медик в спешке начала собирать все нужные принадлежности, затем вскочила на ноги и, чуть не запнувшись на ровном месте в балетках, рванулась к двери. Сбежать ещё раз от безмолвия и колкости. В самый последний раз сбежать с недвижимого поля боя. Потом Сакура никогда не отступит, будет гордой, будет преданной своим идеологиям. Только… в последний раз можно ли разрешить себе показать слабость перед ними? Единственное, что рыжеволосая смогла расслышать – хриплое безрадостное «до свидания» и лёгкий шорох закрывающейся двери. *** - Правда?! – одеяло сгинуло где-то в ногах, а сам Узумаки ликующе уселся на больничной койке. В больнице сидеть достало: друг грубо отшил его, Сакура утопла по голову в работу, как, в общем-то, и остальной знакомый ему народ. Хината, с которой парень взял слово не пробалтываться о ночной прогулке, сейчас стояла и удивлённо смотрела на разворачивающуюся перед глазами сцену. Весь вид блондина зубрил об окрепшем здоровье, и потому Шизуне, подозрительно усмехнувшись, показала шиноби прямоугольный белый лист, на котором внятным чёрным цветом было выведено слово «справка». Окрылённый Наруто протянул руку к долгожданной свободе – ну наконец-то! – однако она буквально унеслась из-под носа, оказавшись за спиной главного врача. Блондин недовольно и потрясённо замычал. Хината, стоящая около двери, со смесью сострадания и замешательства улыбнулась, следя за усилиями парня добраться до заповедной бумажки, но, при этом, не слезши с кровати. Они возвратились лишь к утру – солнечный диск ещё не успел пробиться на горизонте, над горами, но его лучи оборачивали небо в смесь жёлтого, алого и сизого оттенков; лучи хлестнули обломки Конохи, на секунды развеивая оцепеневший смог. В тиши пара просидела всю ночь напролёт – и Хината была счастлива. Сегодня она рассмотрела новую сторону Наруто. Задумчивую, безгласную сторону, когда всё вокруг углубляется в память, когда наравне с Узумаки чувствуешь терзания своей родины, – и девушка чувствовала. Это было горькое молчание – блондин так до конца и не принял то, что в той битве люди вынесли громящие потери. Больно. - Пусть Коноха разрушена, но мы… мы всё те же, - он отпустил руку Хьюга и пошёл назад, прожигая взглядом и так чёрную опалённую почву. Хината вернулась домой около пяти утра, для начала смущённо удостоверившись, что шиноби вернётся в больницу, а не побредёт куда-либо ещё. Наруто, задорно усмехнувшись, успокаивающе похлопал брюнетку по плечу. Куноичи разом вспыхнула, словно её лицо от всей души окунули в красную краску, а коленки затряслись – земля по-дурацки начала уходить из-под ног, но Хьюга лишь истово закивала и, пролепетав что-то похожее на «приятных снов», потерялась за первым же углом. Впечатлений было так много, так много… И сердце, как обычно бывало рядом с блондином, колотилось бешено-бешено. В особняке клана её встретил уничижительный взор отца, что в любой другой день заставлял Хинату забывать дышать, пока девушка неспешно осознавала свою ничтожность в качестве наследницы. Но тогда… Как же она была счастлива! Игривое поведение медика настораживало, и Наруто с недоверием начал коситься на Шизуне, потихоньку отползая назад, ближе к стене. Это ухищрение не помешало ему услышать её слова и почти что клюнуть на заманчивую приманку: - Я тут узнала кое-какую любопытную информацию, - лукавый шёпот женщины подёрнул разум серой дымкой, а глаза парня вцепились в лицо главного врача. Здесь было что-то нечисто, но блондин не стал даже задумываться о странном поведении старой знакомой. Да что же такое у них (у кого бы?) там случилось, если такая занимательная новость перепадает и ему, самому Наруто? – Не знаешь, случаем, кто сегодня ночью по Конохе разгуливал? Говорят, этот некто был в больничной одеж… - Не знаю, - грубо отчеканив свою позицию, Узумаки категорически сложил руки на груди, показывая, что эта тема его больше ничем не интересует. Надо же так проколоться! В этих идиотских больницах даже обход может быть по ночам! - Да? – Шизуне, как рыба, выпучила глаза и приподняла брови, неправдоподобно изображая искреннее изумление. – Представляешь, в этом человеке опознали некого Узумаки Наруто, героя нашего селения, - попался! Губы парня самопроизвольно растянулись в светлой, удовлетворённой и добродушной улыбке. Можно, конечно, говорить всё, что душе угодно, но такая похвала, такое признание всегда были его заветной мечтой. Улыбка сама съехала с лица, вновь придавая оному солидное выражение, как только Шизуне произнесла с гордой уверенностью: - Ты его знаешь? - Нет. - А ну хорош дурака валять! – Хината испуганно захлопала глазами и прижала руки к пышной груди, по привычке силясь защитить себя от чего-то, вливающего в тело страх. Но как же так? Их никто не видел – Хьюга, будучи какой-никакой представительницей сильнейшего клана Конохи, точно это знала. Тогда… Но она ничего – ничего! – никому не говорила! Даже отцу впервые (и, честно признаться, плохо) соврала о том, что просто-напросто уснула на тренировке. Последнее слово смягчило неистовство Хиаши, но, к сожалению, по его туманно-серым глазам было видно, что верить дочери он и не подумал. И всё же эту тему ни в клане, ни в главной семье поднимать отец не стал. Прекрасно уясняя его мотивацию, его молчание, девушка всё равно была ему благодарна. Тоже безмолвно. Тайна, которую теперь Хината с нежностью хранила у себя в сердце, должна оставаться тайной. Самым лучшим, лучезарным секретом, где Наруто-кун держит Её за руку, улыбается Ей, неловко и тихо приоткрывает Ей дверцу к своим чувствам. И это было невообразимо, потрясающе, ярко!.. Шизуне, так и не поведавшая, откуда прознала про кратковременный побег, снова повертела перед носом угрюмеющего Узумаки спасительную выписку, а затем внезапно проскандировала серьёзным и угрожающим голосом: - Справка написана на сегодня, так что ты, в принципе, можешь собираться, - блондин вновь заулыбался, что-то у себя в голове предвкушая. – Но… - его плечи резко напряглись, а уголки губ нервозно задрожали, - я тебе твои действия так просто не забуду. Домой ты отправишься завтра вечером, а сегодня, Наруто, жди последний укол. Дверь хлопнула. С минуту просверливая взглядом затворившуюся дверь, парень обречённо выдохнул, утыкаясь лбом в холодную стену. Хината присела на стул подальше от кровати и не знала теперь, куда же себя деть. Конечно, он думает, что это она всё рассказала. Шизуне вед самолично определила девушек на «посты», да и о брюнетке, находящейся рядом с ночным кутилой, речи отчего-то совсем не было. Открыв рот, чтобы заранее попросить прощения за то, что она не делала, девушка тотчас захлопнула его. Это, наверное, неверно будет. Или, возможно, всё-таки извиниться надо? А он может посчитать её, Хинату, глупой? А если уже так считает? А что, если?.. Брюнетку словно окатило ледяной водой, и мысли разом пришли в свой обыкновенный мирный порядок. Паника какая-то безосновательная. Сакура, наверное, никогда бы себя так не повела, и потому… Хьюга споткнулась на выдохе – из горла вырвался каркающий стон, но его не расслышала и сама куноичи: дверь без стука распахнулась, ударившись о стену, а на пороге возникла почти светящаяся Ино: - Ну привет, болезненный! В палате стало слишком тихо. Даже ветер, входивший в комнату через форточку, перестал трепать занавески. Наруто так и остался в позе «согреть тёплым лбом холодную стену»; Хината застыла с открытым ртом и прямой спиной, а потом, сама не зная отчего, по нарастающей начала краснеть. Хотя… она столько времени собиралась перед ним извиниться! А тут! Ино с ненормальным интересом повертела головой от Хьюга к Узумаки, но, узрев подругу в привычном для неё состоянии смущения, лишь философски пожала плечами, соглашаясь с личными мыслями. Обстановку, начинающую виртуозно играть на нервных струнах, разрядили зевок Шикамару и хруст со стороны жующего Чоуджи. И, как ни странно, именно они дёрнули Хинату к стремительным и безотчётным действиям. Девушка неосознанно сорвалась с места и, довольно грубо растолкав застывших на пороге новоприбывших, вылетела из палаты и словно испарилась. Наруто, не устремивший внимания на манёвр черноволосой подруги, очнулся лишь тогда, когда до его слуха добралось чавканье Акимичи. На тумбочку рядом с кроватью громко опустилась корзинка с фруктами, которые у Узумаки, честное слово, уже застревали в глотке, а потому, в конце концов, парень начал справлять продукты оголодавшим медсёстрам. Так только, чтобы никто ничего не узнал. Припомнив, что официально он выписан уже сегодня, блондин с надеждой в голубых глазах уставился в такие же голубые, как у него самого, очи блондинки: - А рамена нет? Ино недобро ощерилась: - А ну ешь, что дают!