Утреннее сияние

HA:TFELT (Ye Eun) – Nothing Lasts Forever - https://vk.com/search?c%5Bq%5D=HA%3ATFELT%20(Ye%20Eun)%20%E2%80%93%20Nothing%20Lasts%20Forever&c%5Bsection%5D=auto&w=wall-34569820_101 Дом из кирпича — невысокий и довольно уютный, расположенный среди похожих на него домов, — разворошил в душе Грея скребущих кошек. Он привалился к стене и подумал, что еще не поздно от всего этого отказаться, вернуться к действительности, перестать жить лишь иллюзиями, но чувство под пальцами — ощущение чужого дома — не позволили ему прислушаться к рассудку. Когда мимо промчались двое мальчишек, Грей сильнее возненавидел детей. Они такие мерзкие, наглые, гадливые, прямо как Нацу, что он дал себе слово никогда их не заводить. От ебучих мозг мыслей его отвлек звук, раздавшийся над головой. Кто-то открыл форточку, и чтобы этот «кто-то» не заметил его шпионажа, Фуллбастер быстро скрылся, подкрадываясь к входной двери. Каждый его шаг был поистине неслышимым и осторожным. Сердцебиение ускорилось, Грей затаил дыхание, когда атмосфера вокруг стала накаляться от чьих-то тяжелых переглядов и вздохов, в этом доме было слишком мало кислорода. Заглушая неосторожный шаг, повлекший за собой звук скрипнувшей ступеньки, Грей остановился за углом, там, за которым находились Они. — Слушай, — выдал прочищенный голос, в конце слова срывающийся на хрипотцу. — Нам были необходимы эти две недели, чтобы все обсудить, взвесить, прийти к правильному решению. — О нас кто-нибудь знает? — голос Нацу отнюдь не звучал счастливо — затравленный чем-то, со щепоткой обреченности, он казался совершенно незнакомым Грею. — Не знаю, я думаю... — Что? — Я думаю, возможно, Мира что-то знает... и... Фуллбастер слился со стеной, пытаясь контролировать внутренние бури, пытаясь остановить пальцы, которые по привычке действовали сами — царапаясь о стену так, что ногти ломались. — Хреново из-за моей ошибки, — прорвало Нацу. — если бы я сначала подумал... если бы... этого всего не произошло! — последнее он чуть не проорал, срываясь и что-то толкнув, от чего оно упало. Нацу был зол, он был раздражен и чем-то подавлен одновременно. Грею слышались шипение, пыхтение, шмыганье носом, и он почувствовал, как собственные ноги подкашиваются. Шмыганье носа определенно принадлежало Люси. Не будь этой проклятой маскировки, Фуллбастер давно бы сделал из Нацу отбивное, за то, что заставил Люси плакать. А саму Хартфилию приобнял бы за хрупкие плечики, притягивая ближе к себе, утыкаясь носом ей в волосы, и гладил бы по прелестной спинке до тех пор, пока она не успокоилась и не уснула. — Нацу-у-у, — жалобно завыла она. — Ты не виноват, я сама…я сама пришла в ту ночь… — Не надо... — Это я во всем виновата, это я к тебе приставала, это я заставила тебя сделать подобное со мной! Прости, прости, прости меня! — поначалу тихие жалобные вои превратились в настоящие рыдания, выставляя Люси в самом беззащитном открытом свете. Ее рвало изнутри, ее плач разрывал на кусочки все самообладание Грея, но он не мог пошевелиться. Он глотал воздух, смотрел на темные силуэты на противоположной стене, гадая, что он сейчас сделает, если вдруг сорвется. Вряд ли наорет, потому что из горла ни один звук не хотел вылетать, вряд ли бы теперь уже пошел с разборками к Нацу, но он точно хотел, чтобы этот гребаный день забылся как гребаный кошмар. Потому что вся эта фигня выстреливала в сердце не хуже любой остроконечной стрелы или моно-пушки. И почему… Нацу не успокаивал ее? — Люси, не надо, — устало сказал Нацу. — Если бы я не позволил… в этом виноват я один, и мне жаль, что ответственность мы должны брать оба. А Грею слышалось совсем обратное: «ты виновата – ты должна брать ответственность». Но только за что? — А как мы поступим с ребенком?.. — тихо-тихо, что Грей еле расслышал, сказала Хартфилия. — Он только зародился, он такой малюсенький… мы убьем его, да? Нацу молчал, предоставляя Грею додумать все, чего он не знал. И Грей, черт бы его побрал, начал погружаться в темноту, опускаться в бездонный колодец, и это путешествие обещало много боли, если сейчас он морально и умственно отключится, если он не осознает, не примет того, что услышал. — Я люблю тебя, Нацу… — искренний шепот, с крохами надежды и переполненный мольбой, что Фуллбастеру к горлу подкатил тошнотворный ком, резанул по ушам. Это был крах всем его мечтам, фантазиям, все было обрублено на корню, теперь он никогда не станет принцем для Хартфилии, ее спасителем и тем, кто разделит с ней жизнь. И снова Нацу молчал. Его молчание — греевский душевный вулкан, который топил душу жаркой лавой ненависти и обречённости. И спустя несколько долгих минут, Нацу вымолвил: — Тебе больше не надо скрываться, сосулька. Прежде чем Грей хоть как-то отреагировал, Нацу стремительно вышел из-за угла, встречаясь с ним чуть ли не нос к носу, весь раскрасневшийся, пылающий. Он мелкими шажками придвигался, и чуть было не упал в объятья Фуллбастера, когда тот машинально отодвинулся. Драгнил выглядел, наверное, похуже, чем он сам. Хотя Грей не видел причины, хотя у самого на лбу была написана крупными буквами м-у-к-а. Что за непонятный ненавистный человек сейчас стоял перед ним, вызывая в нем и страшную злобу и жалость одновременно, он не знал. Наверное, все дело во взгляде и в том, что Грей не видит смысла в своей дальнейшей жизни, и именно отображение этого он видел сейчас в глазах Нацу. — Все это, — добивая твердым голосом, сказал Грей, — что это значит? Хотя чего он спрашивает. Дурак что ли, чтобы не понять о чем в этой комнате до сих пор шла речь, идиот что ли, чтобы не знать, чего это Люси могла делать ночью у Нацу. Да если честно, он бы и рад дураком побыть, лишь бы не было так погано от всей этой лжи, которой пропитался воздух, буквально провонял ею. Он бы рад склеить разваливающееся сердце, вынуть из груди и подарить Люси, чтобы она окончательно решила его судьбу. Но… всхлипов больше не слышалось, Нацу очень долго дышал ему в лицо, не сводя откровенного обожженного мукой взгляда, и будто просил, умолял Грея понять, чего он хотел. А ему было не до него. Он обошел Нацу, задев плечом, почувствовал, как тот вздрогнул и будто точно всхлипнул… но это же Грею только послышалось, правда же? Грей увидел подобие, тень прежней девушки, которую любил — силуэт, словно привидение бледным пятном размазавшийся по полу. У Люси не было больше духа плакать, она медленными движениями руки гладила живот, и этот плод «любви» Грей заранее возненавидел. Она резко повернула голову в его сторону, и Грей отшатнулся назад, потому что то, с какой ненавистью посмотрела на него Люси, он не мог выдержать. Мстительно, гневно и до умопомрачения ненавистно, жалостливо. Чем он заслужил подобного к себе отношения? — За что ты это делаешь со мной? Что я тебе сделала? Почему ты не уберешься к ебеням чертовым? — грубо, смачно выплевывала она. А Грей ничего, абсолютно ничего не понимал, разрываемый этим противоречивым чувством обиды и несправедливости. — Это с тобой сделал Драгнил? — он указал на плоский живот. — То есть, теперь вы – пара? Люси истерично засмеялась. — Какой же ты глупец, Грей, ты до сих пор ничего не понял… — она прикрыла рот маленькой ручкой, и по щекам продолжали стекать слезы. — Знаешь, я ненавижу тебя. Откровенно. Точно. И так больно. — Глупец… и правда. — У меня будет ребенок. От Нацу. Но он решил, что лучше будет избавиться от него… «Ублюдок», — неосознанно хотелось ему прокричать. — А знаешь, что причиной являешься ты? — невесело добавила она. — Что ты имеешь в виду? – не в силах больше противиться чувствам, он подошел к сидящей девушке, опустился напротив нее, взял за плечи, но она отпрянула от него в сторону. — Мне противно от тебя, — точно тупым молотом разрубила череп. Грей отнял руки, но так и остался стоять на коленях, нерешительно застыв. Люси сжалась в комочек и начала раскачиваться взад и вперед, что-то про себя щебеча. Он целую вечность смотрел на нее, целую вечность изучал каждый изгиб ее тела, целую вечность любил, но… эту вечность теперь разбавлял калейдоскоп мелких незначительных картинок из прошлого: странная Люси, которая прижимается к нему, откровенно дышит на него, случайное касание рук, многозначительные взгляды. И где-то поблизости всегда находился Он. — А я-то думал, а впрочем,… уже неважно, — усмехнулся Грей, вставая с колен и оттряхивая брюки. Он секунду замешкался, бросив еще один безнадежный взгляд на Люси, а затем вышел. Теперь уже неважно. Больше неважно.

***

Устойчивая жара вдруг сменилась холодом, небо затянуло тучами — собирался то ли дождь, то ли снег, непонятно. Смотря в небо, выпуская изо рта клубы пара, Нацу держал руки в карманах. Прошло полгода, а он все еще скитался по разным городам, выполняя незначительные задания, которые привели бы его к главной цели — забыться. Маленький кристаллик закружился в небе, за ним последовали другие, их закружило в вихре, и вскоре можно было наблюдать, как крыши домов белеют. Однако снег очень быстро таял, ручейком стекая вниз, образуя грязь. Жар, хранимый домами, плавил холод, но сам он не смог справиться со льдом, сам он был во всем противоречив. Бежать он мог бесконечно, но от того, что в сердце — никогда. Он любил Грея. И эта любовь пока неспособна покинуть его. Нацу улыбнулся — он, наверное, справится с этим, обязательно.