Ведьма.

— Вы улыбаетесь, — сказал он. — И вы так спокойны? Почему вы не кричите? — Я кричу, — возразил Гребер. — Только вы не слышите. Эрих Мария Ремарк «Время жить и время умирать»

Границы есть у всего: и у радости, и у боли, и у ненависти, но только мы сами можем выставить их, разграничивая реальность и свою жизнь. Почему люди становятся чужими? Как это происходит? Сколько для этого требуется времени и сил? В один миг, похожий на вздох или всю жизнь, умноженную на бесконечность? Кажется он такой близкий и родной, протяни руку и дотронься. Ты знаешь его до мелочей, каждый поворот головы, каждую полуулыбку. Все такое до боли знакомое, свое… и уже недосягаемое… Вижу его во всем, чувствую его присутствие кожей, и от этого еще хуже. Господи, зачем ты так, зачем, чтобы дать одно, нужно обязательно забрать другое? Почему именно так? За что? Хотелось выть и ругаться, но исконный страх на грани приступов паники заставил остановиться. Нельзя! Нельзя быть жадной, иначе заберут и то немного, что есть… Маленькими осторожными шажками из-за узкого подола платья и высоких каблуков, отмеряю расстояние между нами: двадцать шагов, пятнадцать, десять… Приближаясь к неизбежности, ускоряя конец… Губы, растянутые в улыбке, свела судорога, перекашивая очертания рта. Молодая девчонка с распущенными волосами цвета сливок, заливается смехом на каждое его слово, а тоненькие пальчики крепко держат изгиб сильной руки. Такая беспечная, такая юная, такая… Пытаюсь сосредоточиться на словах, что пытаются донести до меня знакомые. — Что? А да, да, хорошо… Незаметно вытираю вспотевшие ладони, что дрожат, словно пораженые. Голова кружится, а тошнота медленно, но верно подступает к глотке. Стоп! Терпи! Терпи, родная, осталось чуть-чуть… Расправляю узкие плечи, улыбаясь бесшабашной улыбкой — всё пох… Дежурные слова, холодные фразы, кристаллики хриплого смеха, что падают мне за шиворот неизбежностью. Чем больше горчит во рту, тем больше лью потоки сладких речей. Гордая, красивая, независимая, успешная — тогда почему так хочется удавиться? Почему так больно? Почему так тяжело? Следовать за ним, как нитка за иголкой, как ночь за днем, как те, что всегда будут рядом, но никогда не будут вместе. Больше всего в жизни я хочу сейчас, быть в кольце его рук, слушать хриплым смех, вдыхать его запах? Это так много? Неужели это так много? Холодный взгляд из-под наглой челки. Все кричит о мыслях хозяина. «Кто такая?! Чё надо?! Пошла нах…». Выдавливает из себя слова жалкого приветствия и замолкает, не участвуя в разговоре и переключив все свое внимание на спутницу, что горящими глазами восхищения смотрит на меня. «Чем ты восхищаешься, дурочка, чему завидуешь? Рядом с тобой тот, за кого я отдала бы пол жизни, а ты смотришь на фальшивый блеск чужой славы.» — Она такая красивая, правда?! — Она? Нет, ты в тысячу раз лучше! Достаточно громкий шепот чтобы его услышали окружающие, понимающе усмехаясь в фужеры с шампанским. Вот оно как! Больно, да, но другого я и не ждала. Это девочка сейчас смотрит на меня, как на недосягаемую вершину, как на своеобразное божество достигшего уровня Олимпа. Восхищаясь и завидуя тому, чего нет у нее, славы и известности… Но знала бы она сколь многое я отдала бы сейчас, чтобы быть простой девчонкой, но быть рядом с ним, там или здесь, не важно, главное рядом с ним… Не о том думаю, не о том! Но мысли словно по замкнутому кругу снова и снова возвращались к нему. Как бы я хотела сейчас подойти к нему и поделиться радостью, разделить одно на двоих чудо. Но… Дело даже не в клятвенном обещании, или вернее условии нашего соглашения с моим боссом. «Никогда, не при каких обстоятельствах, Хиро не должен знать о ребенке!» Дело в нас самих, судя по его виду ему это совсем не нужно, а я, меньше всего я сейчас хочу выглядеть как падшая женщина, выпрашивающая милостыню на ступеньках разрушенного храма. Гордость — это грех, но иногда гордость - это то единственное, что у нас остается. В очередной раз дала себе установку — держись, не думай, я медленно словно под гипнозом перевела взгляд на того, кто был сегодня со мной. Если бы не ты, все было бы совсем иначе! Но было бы? Ты так была уверенна в чувствах Хиро? Может быть он играет не сейчас, а играл тогда?! Откуда ты знаешь, что у него на душе?! Нет! Так даже лучше! Значит не очень-то ему «это» и нужно. Что подразумевалось в «это», я старалась не задумываться: мы, отношения, секс, наш ребенок — да какая разница?! С тихим вздохом, похожим на стон, отвернулась от всех, делая вид, что смотрю на красивый букет, украшающий стол. Не важно, сколько в этих отношениях игры и сколько правды. Он успокоился и живет дальше, вот и ты живи! — Предлагаю тост… Делаю заинтересованное лицо и поворачиваюсь к Пэк Чхан Чжу, что угодно лишь бы не пялится, в сторону парочки, что уже перешла к поцелуям. — Дорогая, помнится ты очень просила, найти для Ким ДжеДжуна подходящую роль в кинематографе. Продолжаю делать умное и заинтересованное лицо, хотя уже и ежу понятно, то ничего хорошего мне эта речь не сулит и так, барабанная дробь и… — Твое желание осуществилось! Не обращая внимание на радостные охи и вздохи прищурившись смотрю прямо в хитрющие глаза. «Это ведь не все, верно?! Давай выкладывай остальное!» — У него будет главная роль, и самое главное, в этом фильме, ты будешь сниматься вместе с ним в одной из главных ролей! Забыв, что мне нельзя спиртного делаю большой глоток, из бокала, что уже так давно держу в руках. Вокруг выкрики поздравлений и овации. Застыв, смотрю остановившимся взглядом на людское море лиц. Безумное желание стать невидимкой, раствориться, исчезнуть, слиться с толпой. Из ослабевших рук тихонько забирают пустой бокал и пытаются всучить новый. Тихонько уточняю. — Дай догадаюсь, съемки начнутся через несколько месяцев? — Ты у меня такая умная, любимая… И вот это его «любимая» проникновенным голосом, меня и доконало, ну в самом деле, сколько можно-то, а?! Любимая, говоришь?! Ах ты ж жертва аборта! — Нет! — вслух, а остальное мысленно: «Сволочь! Какая же ты сволочь! Знаешь же, знаешь, что я не смогу в ближайшие пол года сниматься! И специально, мордой в стол!» Резкий взмах рукой заставил бокал накрениться расплескивая содержимое. Наверное, получилось слишком громко и резко, тысячи глаз смотрят на меня из-за моего выкрика. Жадные и нетерпеливые, такие заинтересованные в сплетнях. Можно сейчас свести все на нет, но зачем? Зачем мне это? Все знакомые уже достаточно наслышаны о моем дурном нраве, а не знакомые, ну пусть подтвердят слухи, мне терять уже нечего! — Заканчивай уже маячить у меня перед глазами бокалом, я не хочу это пить! — Какой же у тебя отвратительный характер, за что я тебя только люблю, непонятно! Не хочешь пить, не пей, но Оз. — Кому нужно, тут пусть и поддерживает! Я не хочу пить! — и переведя взгляд на застывшие лица ребят, кинула последний камень. — И да, сниматься я тоже не хочу! Не хочу сниматься в этом фильме! Не хочу, сниматься вместе с ним! Я не настолько труслива, честно! Но страшнее всего мне было сейчас взглянуть в глаза тех, кто думает, что я их предала. Хиро наконец-то оторвался от губ своей прелестницы и глянул на меня, ох если бы взгляды могли убивать! Столько ненависти и презрения, но больнее всего почему-то ударило выражение брезгливости и разочарования на лицах Пак Ючона и Ким Джунсу. «Простите мальчики, так надо!» Я первая отвела глаза посмотрев на довольное и лощенное лицо своего босса. Очередная его победа, очередное мое поражение — главное чтобы это не вошло в привычку. Он видимо хотел развить тему дальше, развлекаясь за чужой счет, но я перебила его в самом начале, стоило ему только открыть рот. — Я сказала нет! И это не обсуждается! Он поднял руки в видимом поражении и засмеялся, переведя все в шутку. — Твое слово закон, дорогая! Ненавязчивые собеседники быстро перевели разговор на другую тему, а я медленно, но верно двигалась по направлению к глубокой депрессии. Хотя? А она вообще у меня проходила? Делая все от меня зависящее, чтобы никто не догадался про ад в моей голове, я очень быстро устала. Это так утомительно — врать и претворяться, играя выбранную роль. Такие глупые люди, верят только в то, что хотят, в то, что на витрине, никогда не заглядывая за фасад, хотя, а надо ли это им? Мы так спешим жить, так торопимся все успеть, забывая про основу самой жизни. Как у тебя дела? Все о.к.? Покатили дальше. Можно обвинять их, да только другая ли я сама?! Так мало людей, с которыми можно поговорить по душам, которых не держат нож за пазухой, которые не разнесут все услышанное потом по всему белому свету. Трудно их найти, а еще труднее - удержать. А ведь у меня были такие люди, были, и переведя взгляд на застывшие замороженные лица ребят пришлось осознать, были — да все вышли! В голове молоточками мысли на вылет — еще нет, еще не все! Держусь из последних сил, подгребая под себя осколки себя самой. Еще немножко! Еще чуть-чуть, держись, так надо! Хиро отошел от толпы в темноту коридоров, а я незаметно двинула за ним. Только на половине дороги осознав, суть происходящего. К черту запреты, к черту рассуждения! Он должен знать, а я должна сказать, просто должна и все. Это не сиюминутный порыв и не бред. Просто если не скажу сейчас, не смогу сказать никогда. И совсем не важно нужно ли это ему, это нужно мне самой! Нельзя идти дальше и постоянно оглядываться назад. Так можно здорово приложиться, и растерять последнее серое вещество, а с ним у меня, судя по последним событиям, и так напряженка. Мы завернули в коридор, достаточно отдалившись от толпы, и я его тихонько окликнула. — Дже! Эй! Слышишь меня?! Хиро! Да подожди ты! — он ускорял шаг, только что не бежал, а я на всех парах спешила за ним, понимая, что он меня прекрасно слышит, просто общение со мной не входит в его планы. Очередной поворот и меня немного занесло, от скорости нашего передвижения, так не далеко и ногу подвернуть, а мне нельзя! Последняя мысль разозлила, и я крикнула на всю силу своих легких, наплевав на конспирацию. — Ким ДжеДжун, а ну стоять! Не знаю что сработало, эффект неожиданности или привычка, но он становился, как затормозил, резко, словно натолкнулся на стену, но так и не повернулся, только судя по движению, сунул руки в карманы, и застыл. — Почему ты не остановился? Ты же слышал меня! — Слышал! — Так почему… Он перебил меня, грубо оборвав вопросы. — Что тебе надо, аджума? Исповедаться? Так это не ко мне, это к священнику! Я набрала полные легкие воздуха собираясь с мыслями и выстраивая речь, а потом увидела, как что-то капнуло на блестящую зеркальную поверхность его туфель. Одна капля догнала другую, а он так и не повернулся лицом ко мне. Он же… он не может… Меня затошнило от накатившей боли. Если бы не сжатые руки в карманах, не подрагивающие плечи, не эти горячие мокрые капельки. Значит — это было просто представление для меня и других. Не знаю кто это девушка, но то, что она тебе нужна не больше, чем мне мой босс, ясно как белый день. Ты такой сильный мой мальчик, такой сильный. Только держись! Пусть это будет не любовь, пусть ненависть. Мне все равно, откуда ты будешь черпать свою силу, главное не сломайся! Руки непроизвольно потянулись: обнять, прижать к груди, расцеловать и попросить прощенья. За все, что было и чего не было, вернее уже не будет… Но, разум в который раз возобладал. Прижала подрагивающие кулачки к бешено стучащему сердцу. Не смей! Ему нах…р не нужна сейчас ни твоя жалась, ни правда. Господи что же ты делаешь со мной? Что ты делаешь с нами?! Прости меня, прости, родной. Больше всего в этом дрянном мире люблю тебя и ту частичку себя, что ты сам этого не зная, подарил мне. Крепко зажмурившись, я еле-еле сдерживала горячую едкую жидкость слез. Надо двигаться, уходить… Только… — Знаешь чем отличается любимая женщины от любящей? Он молча мотнул головой, и я продолжила, ломким голосом, стараясь не сорваться на хрип. — В жизни обеих есть любовь, только одну из них любят, а другой просто позволяют любить. Он откашлялся и выдавил. — Не понял?! — И не надо! Иди, тебя ждут. Он не двигался, и мне пришлось уходить первой на подрагивающих ногах, ничего не видя из-за пелены слез, что все же вырвались на волю и заливали горевшее лицо.