Бездорожье

«Где искать мне мой дар? На каких перекрестках дорог? Я боюсь не успеть, заблудившись в узорах пророчеств. Десять северных лет — для разгадки отмеренный срок Да рассказы безумной колдуньи о воине ночи» Тэм Гринхилл — Воин ночи

      Волны мягко бились о борт корабля, солнце клонилось к закату, разбрасывая косые красные лучи везде, куда только видел глаз. Огненный диск касался водной глади, непривычно спокойной и тихой, и медленно, будто бы красуясь своим отражением, плыл за окоем.       Совсем скоро исчезнет последний отблеск, росчерком клинка уйдет в небытие, и наступит тьма. Непроглядная и неизбежная тьма, которая как обычно принесет с собой ненужные мысли, чужие воспоминания, которые давно свили гнездо в полной смятения душе, и вопросы, на которые не сыщешь ответов. Вопросы, затерявшиеся среди бесконечных перекрестий и разошедшихся распятьем дорог.       Палуба скрипела под едва слышными шагами путника, которого все на этом корабле под пестрым названием «Тэнча»*, обходили стороной. Путник оперся о перила у фальшборта и всмотрелся в лазурную глубь Туманного моря, — морская граница с Лоэнем. Где-то там, под толщей воды он видел свои забытые детские мечты, слышал голоса далеких стран и, наверняка, отважно бросался спасать прекрасных дев, но все это осталось под толщей воды, под стенами родительского дома, в главном зале Пристани, впрочем, Пристань была вполне реальна.       Он бросил цепкий взгляд на впередсмотрящего — мальчишку лет четырнадцати, капитанского сына, за которым господин ясновельможный Путник от нечего делать вызвался присматривать, и вновь всмотрелся в окоем. Вот уже три седмицы как вокруг Путника было одно лишь море, чайки, палуба, на которой он на удивление ровно стоял, а еще, был дар, который не предрекал ни плохого, ни хорошего. Затишье перед бурей. Путнику это не нравилось, но изменить извилистую дорогу он не мог. Мужчина вздохнул, провел рукой по перилам и закрыл глаза, вспоминая всё, к чему вольно или невольно оказался причастен последние пять кругов.       Вертлявой рыбой с огромными зубами показался из пучин разговор с его Высочеством Шаресом, и Путник позволил этому воспоминанию увлечь его за собой.

***

       Его Высочество Шарес был молод, неопытен, влюблен и весьма недурен собой, за ним мошками увивались барышни, о нем тайком вздыхали простые весчанки, стать его супругой, верно, мечтали бы Путницы, если бы Путники вообще когда-то связывали себя узами брака, но сердце его принадлежало одной-единственной, тсарице соседнего государства. Запретная любовь, кривая дорожка, устланная сорняками и заканчивающаяся обрывом, словом, Путники в делах сердечных не помощники. Зачем еще ясновельможный господин понадобился его высочеству, этот самый господин пока понимал плохо.       Его Высочество прошел взад-вперед по кабинету своего отца, открыл небольшой шкафчик, достал оттуда графин с янтарно-коричневой жидкостью, взболтал, открыл, понюхал и снова закрыл, чем заслужил ехидную усмешку господина Путника.  — Альк, да прекрати ты, наконец, надо мной издеваться!       Саврянин пожал плечами и отвернулся, сделав вид, что всецело поглощен рассматриванием сцены охоты на гобелене. Его Высочество, наконец, взял себя в руки и жестом указал на стул, в который Альк не преминул тут же опуститься, Шарес устроился напротив. — Как ты понимаешь, я вызвал тебя сюда совсем не для того, чтобы поинтересоваться здоровьем моего достопочтимого батюшки, — издалека начал будущий правитель. Альк молча кивнул: все Путники Ринтара наперебой твердили, что тсарю Витору Суровому осталось недолго, им согласно подшептывала Саврия, но подавать голос открыто пока опасалась.       Его Высочество Шарес сцепил ладони в замок и положил их перед собой, оглянулся вокруг и, понизив голос, продолжил — Мне нужна твоя помощь, Альк.       Казалось, саврянин не удивился, что-то подобное он и предчувствовал, но виду не подавал. — Но почему я, Ваше Высочество?       Тсаревич Шарес вздохнул: он терпеть не мог подобные разговоры, терпеть не мог таких, как Альк с их заносчивостью и безграничной самоуверенностью, но и ценил подобные качества именно в таких, как этот странный подданный другого государства. — Скажи-ка мне, господин Хаскиль, кто ты? Ты — посольский сын, который вместо того, чтобы уже раз и навсегда присягнуть на верность Саврии и действовать в ее интересах, шляется по трактам на купленном на последние деньги нетопыре, бережет крысу, машет грамотой Ринтарской Пристани направо и налево, и хамит всем примерно с той же частотой, почему? — Потому что Ринтарская Пристань, Ваше Высочество, дает мне право по этим самым трактам шляться, — спокойно ответил Альк, чуть подавшись вперед, — И еще потому, что Путники именно этим и занимаются. Так, скажите, почему я?       Шарес поморщился — его предупреждали, что будет непросто, но как, скажите на милость, он собрался управлять государством, если не может справиться с зарвавшимся Путником? — Почему ты? Видит Хольга, я бы предпочел никогда тебя не видеть, тем более не утруждать себя поиском весьма неприятных фактов из твоего сомнительного жизнеописания, но тебя рекомендовала Исечка, — Шарес осекся, чем заслужил еще одну ехидную усмешку, — Ее Величество Исенара, а ее мнению я привык доверять.       Альк недоуменно взглянул на тсаревича, но промолчал. Не для того он с завидной регулярностью отчитывался перед Ее Величеством о работе Тайной сыскной стражи, чтобы сейчас изображать крайнюю растерянность перед Шаресом, неясно одно: почему она сама его к себе не вызвала. — Мне необходимо, чтобы ты немедленно отправился в Линтвайту! — Зачем?        На сей раз, недоумевать пришлось тсаревичу. Он ожидал очередной порции язвительных замечаний, но Хаскиль внутренне подобрался, как перед прыжком, и хотя еще не знал смысла задания, уже готовился действовать. — Как ты уже, верно, знаешь, на моего отца было совершено покушение. Вся стража с ног сбилась, пытаясь отыскать хоть малейший намек на заговорщиков, но все, что нам удалось найти, это вот эту пряжку, — с этими словами Его Величество открыл ящик стола и извлек из его недр небольшой предмет, протянул его Альку.       Саврянин всмотрелся: медная пряжка из тех, что носят тсецы, грубая работа, что могло значить в равной степени: давность ее использования или же неблагородное происхождение хозяина. Овальный предмет с витиеватой дыркой сбоку украшала вязь букв, надпись на незнакомом языке. Дар не отвечал, но от пряжки исходили лучи силы. Что-то подсказывало Альку, что на этом загадки не заканчиваются: он помнил, что в Линтвайте не было Пристаней и Путников, что путь к ней лежал через море, и что он уже где-то видел похожие буквы, осталось вспомнить, где именно.  — Что скажешь?  — Скажу, что видеть насквозь я не умею, Ваше Высочество, и еще скажу, что здесь всё непросто. — Даю тебе седмицу, чтобы попрощаться с родными, отправляешься из Саврии, как ты уже понял. — Понял, — кивнул Альк, — Но, что вы хотите от меня услышать? — Ищи всё, что сможешь найти в Линтвайте, раз уж ты не желаешь присягать на верность Саврии, придется тебе побыть на защите Ринтара. Ступай.