Черника с нотками табака

1 Автобус качнуло. Девушка, сидящая в самом конце салона, недовольно приоткрыла правый глаз и покосилась в чуть тонированное стекло. Она распахнула второй глаз и с хрустом потянулась, неосторожно задевая грузную женщину справа от себя. Та пошевелилась, грозно сверкнув парой миндалевидных темных глаз, и что-то тихо пробормотала, начав быстро перебирать ловкими пальцами четки из прозрачного опала. - Где мы сейчас? – спросила девушка, пытаясь заставить свое затекшее тело принять сидячее положение. - Последняя остановка до Оклахомы. Через час будем в Гатри, – пробормотала женщина, зачем-то поближе притягивая к себе сумку, из которой торчали толстые вязальные спицы с красным набалдашником. Девушка рассеяно кивнула и сочно потянулась, наслаждаясь хрустом лопаток. Неосторожным движением высокого ботинка задела свой рюкзак, из которого, словно дожидаясь этого момента, живо выкатились пару яблок, выпрыгнула старенькая электронная книга и пластиковый проездной. Женщина с четками тот час бросила свой цепкий взгляд на пол автобуса, который то ли украшало, то ли придавало какое-то необъяснимое уродство, серое затоптанное ковровое покрытие. На нем белым ярким росчерком виднелся проездной, с которого смотрело молодое упрямое лицо его обладательницы. Фото было старым, хватало лишь одного взгляда, чтобы это понять. Темно шоколадное каре, ранее прикрывавшие лишь шею, теперь сменилось хвостом, в который девушка поспешно убирала волосы. Концы волос слегка секлись, это ее жутко раздражало, наводя на неприятные мысли о парикмахерских и салонах красоты. И, к сожалению, это было не единственным различием. Девушка поспешно наклонилась к рюкзаку, запихивая все вещи обратно. Она убрала и проездной, предварительно щелкнул по нему ногтем. Тот звонко отозвался, словно узнавая свою хозяйку. Белый росчерк исчез со старого автобусного покрытия, делая вновь девушку серой и безликой. Точно такой, какими были все в этом автобусе, который направлялся из Вирджинии в Оклахому. Все в нем были одинаковыми, не смотря на вроде как очевидную разницу в поле или возрасте. Все одни на одно лицо: откинутые назад головы, сложенные на коленях руки готовы в любой момент броситься на защиту своего имущества от мелких воришек, которые только и мечтают умыкнуть парочку айфонов. Безликая серая масса, которая передвигается из одного штата в другой в надежде на лучшую жизнь. Девушка вдруг отрицательно покачала головой, словно перечеркивая внутри себя все надежды этого автобуса. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Так учили в школе пятьдесят лет назад, так учат и сейчас. Ничего не изменится. Ничего никогда не меняется. Женщине с миндалевидными глазами больше не нужен был брошенный на полу проездной. Она успела увидеть все то, что ей надо. Хоть девчонка и строит из себя черти что, на самом деле ей лишь позавчера исполнилось восемнадцать. Джин Холл. Женщина словно выплюнула ее имя про себя, размазав его буквы по своему нутру. Джин подняла на нее голубые глаза и демонстративно впилась зубами цвета слоновой кости в поднятое с пола яблоко. Брызнул сок, который, разумеется, попал на полную руку соседки Джин. Та поежилась и отвернулась к окну, словно большая жаба, заскочившая под корягу. Девушка победоносно взглянула на своего врага, поверженного в бессловесной битве, и вновь впилась зубами в через чур зрелый плод. Послышалось шипение. Словно кто-то брызнул на раскаленный металл водой или подсолнечным маслом. Двери автобуса сонно захлопнулись, и, секунды через две, автобус, выпуская пару облаков удушливого дыма, потащился вперед, намереваясь довести своих пассажиров до пункта назначения, не смотря даже на их безликость. Джина нацепила наушники от своего айпода, включила первый попавшийся трек и откинулась назад, точно так же, как и все в этом удушливом салоне. Волна безликости и одинаковости окончательно поглотила ее, не оставляя возможности на спасение. Чем быстрее разгонялся автобус на полупустом шоссе, тем сильнее Джина Холл увязала в серости, по консистенции напоминающей расплавленную жевательную резинку. 2 Джина Холл, явно нервничая, мяла в руках листок офисной бумаги. Высокая металлическая ограда, чьи концы увенчивало что-то вроде тонких наконечников копий, выглядела точно так же недоброжелательно, как два года назад. Именно в 2012 году она была здесь последний раз, еле выбравшись из-за тяжелой нагрузки в своей специализированной гимназии. Уже тогда, ее внешне вроде как здоровая и активная тетя Грейс начала сдавать. Рак желудка изъедал ее изнутри, заставляя буквально гнить заживо. По спине Джины пробежали мурашки. Весть о смерти тети окончательно решила ее планы на дальнейшее будущее. Однако она как можно дольше откладывала дату своей поездки. До тех пор, пока не получила требовательное письмо от их семейного адвоката, который настоятельно просил «мисс Холл приехать как можно скорее и вступить в права наследования». Именно это письмо, написанное мелким круглым, но, кажется, грозным почерком, она и мяла в руках. Она видела это. Дом узнал ее. 3 - Почему мне никто не сообщил, что болезнь обострилась? – проговорила Джина, не обращая внимания на то, как слишком деятельный адвокат, мистер Джеймс Беннет, ставит перед ней чашку из очень тонкого, почти прозрачного фарфора. От чашки поднимался легкий ароматный пар свежезаваренного чая. - Она не хотела… - Мне плевать, что она не хотела. Мистер Беннет, вы с нашей семьей столько лет. Черт возьми, вы знали моего отца с самого детства. И я ждала от вас поддержки. - Джин, ты прекрасно ее знала! – почти что крикнул тот, сверкнув черными глазами. – Она не хотела, чтобы ты знала. И все вышло именно так, как она пожелала. Девушка устало потерла двумя пальцами переносицу и стала барабанить ногтями по барной стойке. Та отзывалась гулким деревянным звуком, словно расстроенный музыкальный инструмент. - Но теперь ее нет. Просто нет, – прошептала она, поднимая глаза на собеседника. – У меня никого нет. Джеймс Беннет тяжело вздохнул, не решаясь даже потрепать девушку в знак утешения по плечу. Профессиональная субординация, все дела. - Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Я буду рядом, если нужно. Джина растянула тонкие губы в некое подобие вымученной улыбки и сделала большой глоток чая, который был заварен несколько минут назад. Тепло напитка отзывалось в каждой клетке ее тела, даря некое подобие покоя и ощущение давно забытого уюта. Вся кухня сияла солнечным светом, что пробивался сквозь огромное, почти во всю стену окно. Этот свет позволял абсолютно все. Ничто не могло скрыться в тени большого серванта, в котором хранились старые блюдца и чашки. Никто не мог затаиться за массивной портьерой цвета свежескошенной травы: солнечный свет, в котором можно было увидеть даже самую маленькую пылинку, плывущую перед глазами, раскрывал все карты. - Я хочу продать дом, – сказала она, решительно опуская чашку на барную стойку цвета красного дерева. Та глухо отозвалась, словно соглашаясь с нынешней хозяйкой. - Ты не можешь этого сделать. Ты сможешь распоряжаться домом только через полгода после того, как ты вступишь в права наследования. - Тогда напомните мне, зачем я проехала полстраны? - Чтобы подписать это, – невозмутимо ответил Беннет, движением фокусника извлекая из своей кожаной папки «как бы под крокодиловую кожу» пару белых листов. – Мне нужна твоя роспись. Джина долго разглядывала гордую роспись своей тети. Сложная, с множеством острых завитков, она словно символизировала всю сущность умершей: статная, сильная, всегда сама по себе. И так отличалась от нежной и мягкотелой матери. Джина Холл прикусила губу, чтобы этой тупой болью заглушить боль более сильную, что шла откуда-то из под ребер. Девушка быстро схватила ручку и что-то черкнула там, куда Джеймс Беннет указывал своим тонким пальцем. - Поздравляю, Джина. Это теперь твой дом, – проговорил он, ловко убирая документы в папку, радуясь завершенной сделке. – Какие планы на будущее? Глаза Джины скользнули по потолку, который был украшен забавной мозаикой, опустились по стенам, обои на которых не менялись уже, наверное, четвертое поколение, однако своей истинной благородности и изысканности они не потеряли. По всему периметру кухни, которая была объединена со столовой, были развешаны маленькие, но очень вместительные шкафчики, выполненные, как и барная стойка, под цвет красного дерева. А, может, они и были сделаны из красного дерева. Джина не знала этого наверняка. Образ кухни завершал огромный, рассчитанный на большую семью обеденный стол, который украшали замысловатые витые ножки, все испещренные витыми кудряшками. - Хочу поступить в колледж, – ответила она, неосознанно любуясь полу креслами, которые были приставлены к забавному столу в качестве стульев. – Так странно… В последний раз я здесь жила лет пять назад. Или даже больше. Но я помню все это, – Джина, не отрывая взгляда от мистера Беннета, опустила руку вниз и выудила из под барной стойки фарфоровую девушку–пастушку, которая изо всех сил сжимала в руках свой нераскрытый зонт. – Я знала, что она стоит здесь. - А ты хочешь его продавать… Этот дом – сокровище всей твоей семьи. Ты осталась одна. И ты должна его беречь. - Плевать, – словно решившись на что-то, сказала Джина. – Я не ностальгирую по детству, которое я провела здесь. Я просто хочу поставить на всем точку. Все должно начаться по новой. - Ты сможешь, малышка, – ответил ее собеседник, озорно подмигивая. – Надеюсь, ты знаешь, что ты всегда можешь на меня рассчитывать, – быстро добавил он, бросая взгляд на свои часы. Видимо, «горела» очередная сделка. - Я загляну к вам, когда буду возвращаться в Вирджинию, – ответила девушка, натягивая дежурную улыбку. Видимо, ее старания не увенчались особым успехом. Джеймс Беннет лишь слегка обеспокоенно скосил на нее глаза и быстро вышмыгнул из дома, захлопнув за собой тяжелую дубовую дверь. Джина провела рукой по гладкой полировке кухонной тумбы и ощутила на пальцах неприятные катышки пыли. Со вздохом она вытащила мобильный из кармана джинсов и по памяти набрала номер одной из местных пиццерий. 4 Кусок ананаса с громким шлепком свалился на старый паркет, разбрызгивая при этом майонез, в котором он был запечен. Джина зажала недоеденный кусок пиццы между зубами и быстро опустилась на пол, двумя пальцами поднимая уже далеко не аппетитный фрукт. Она брезгливо сморщилась и швырнула его в сторону мусорного ведра, лишь предполагая и надеясь, что это бросок оказался метким. Дом вел себя подозрительно тихо. Тяжелые портьеры не двигались сами собой, словно встречая на своем пути поток легкого весеннего ветра, тени, в глубине гостиной не жили своей собственной жизнью, они не передвигались, были намертво пришиты к своим предметам. Дом молчал. Дом чего-то выжидал. Джина настороженно оглядывалась, не сходя со своего места. Она ожидала увидеть то, что видела раньше, в далеком детстве: скрип паркета под чьими-то тяжелыми ботинками, распахнутые сами собой двери, падающие ни с того, ни с сего предметы. Ведь это когда-то происходило так часто, что буквально стало ее неотъемлемой частью. Она не знала, что происходит вокруг, она просто принимала это как данность, детская психика ставила особую защиту, надеясь хоть как – то уберечься от этого. Казалось, будто дом, до этого момента бывший настоящим живым организмом, взял отпуск, оставляя свою нынешнюю хозяйку в покое. Джина, зажмурив глаза, ждала, что с полки упадет книга или кто-то словно коснется ее плеча. Она оглянулась, просто для того, чтобы убедиться, что на кухне все в порядке. Маятник часов сонно двигался вправо и влево, шестеренки начинали тихо поскрипывать, часы собирались пробить восемь часов. Холодильник тихо жужжал, явно стараясь не подвести свою нынешнюю хозяйку, и оставить тот кусок пиццы, что она засунула в него минут десять назад, таким же свежем, каким он был сегодня. Спокойствие и умиротворение. Дом сдался. Джина подошла к лестнице, которая вела на второй этаж. Перила на ощупь были очень гладкими, теплыми и какими-то уютными. Ступеньки тихо поскрипывали под ее ботинками, но вся лестничная конструкция выглядела настолько надежной, что у Джины не было на ее счет абсолютно никаких сомнений. Секунда – и она уже на втором этаже, который ей сегодня удалось осмотреть лишь раз, и то мельком. Вот по правую руку комната ее родителей – дверь, словно выточена из цельного дуба, массивная и мощная. Вот дверь во вторую ванную комнату – дверь стеклянная, украшена металлическими завитками, игривая и кокетливая. А вот и дверь в спальню тети Грейс – на вид очень дешевая, выкрашена белой краской. Джина толкнула ее, та со скрипом поддалась, и в нос девушки ударил такой родной запах – смесь тонкого цветочного аромата с мятными леденцами. Девушка провела рукой по комоду на кривых маленьких ножках, ощутив под пальцами пыль. А вот и горстка фантиков от мятной карамели разлетелась в стороны от неосторожного движения Джин. - Думаю, ты их и перед смертью ела. Хотя наверняка тебе запрещали, – пробормотала Джина, выуживая из горки фантиков один целый леденец и засовывая его в рот. В горле стали щипать мятные иголки, давая приятное и бодрящее ощущение свежести. Правда, леденец больно царапал нёбо, оставляя на нем маленькие порезы, которых хватило, чтобы почувствовать на языке металлический привкус крови. Девушка последний раз бросила взгляд на комнату, уже начала отступать к двери, как вдруг ее глаза зацепили скрытую дверцу в стене напротив, совсем рядом с будуаром Грейс, который был буквально завален всякой мелочью. Джина порылась в своей памяти, пытаясь вспомнить эту заклеенную обоями дверь. Никаких воспоминаний с ней не было. Она уже начала движение в сторону дверки, но настойчивый и удивительно громкий стук в дверь заставил ее остановиться. Джина Холл одарила дверь долгим взглядом, словно еще обещая вернуться. Она выбежала из комнаты, сбежала вниз, перегибаясь через перила и стараясь рассмотреть сквозь пестрый витраж входной двери силуэт своего вечернего гостя. Через мгновения девушка уже стояла перед распахнутой входной дверью, за которой, кроме высокого каменного крыльца, ничего не было. Настойчивый стук повторился. Джине Холл понадобилось пару секунд на то, чтобы понять, что стук шел со стороны черного входа. Вскинув от удивления светлые брови, она пролетела через коридор, пробежала кухню, по пути подскальзываясь на гладком кафеле и чуть не распластавшись на нем же. Ее рука уже лежит на медной дверной ручке старого черного входа, которым лет десять уже никто не пользовался. С другой стороны он зарос плющом, дикое растение создало нечто вроде живой ограды для посетителей. От очередного стука в дверь по спине Джины пробежали мурашки. Она слегка дрожащей рукой ухватилась за замок, и не решительно повернула его колесико вправо. Тот неохотно поддался, словно спрашивая свою хозяйку, уверена ли она в том, что делает. Девушка с силой распахнула дверь, чувствуя, как рвутся стебли плюща, кажется, с неба посыпались его оборванные и уже умирающие листья. - Мой айпод сел, – произнес кто-то из ночного мрака, махнув чем-то блестящим перед глазами Джины. – До дома еще далеко, без музыки я не доеду. Можешь помочь? Незнакомец, сам того и не подозревая, произнес самое магическое для Джины слово. Музыка. Джина Холл уже давно перестала воспринимать ее как нечто неживое, абстрактное. У нее музыка имела свой характер, свое настроение. Музыка ничего не требовала, лишь отдавала взамен. Она была тем, что давало сил начинать новый день снова и снова, пока те не превратились в замкнутый круг повторяющихся событий. - На самом деле, ты собираешься огреть меня… - начала Джина оглядываясь в поисках подходящего предмета. – Да хоть этим подсвечником, и унести все ценное из дома? – добавила она, помахивая чугунным витым изделием. - Я хочу зарядить свой айпод, только и всего, – ответили ей из вечернего холода. - Вызов полиции у меня на быстром дозвоне, – произнесла Джина, кивком головы предлагая новому знакомому пройти в ее скромное жилище. - Так я могу войти? – зачем-то переспросил он, все еще не решаясь зайти в дом. Это фраза насторожила Джину, но любопытство взяло верх, и она ответила: - Я же сказала об этом секунду назад. Наконец, незнакомец сделал пару шагов вперед, паркет скрипнул под его ногами, а свет люстры сороковых годов, наконец, упал на его лицо и позволил разглядеть его вплоть до самой мельчайшей родинки над левой бровью. Совсем молодой, возможно, лишь на пару месяцев старше самой Джины, однако глаза глядели с тоской старика, который разочаровался в самом бытие. Когда-то модная «рваная» челка теперь заросла, вся его прическа, наверняка, могла присниться какому-нибудь модному стилисту в кошмарном сне. Светло каштановые волосы лезли в глаза, он ежесекундно смешно мотал головой, пытаясь открыть себе обзор. Его прямой, чуть курносый нос при этом морщился, а тонковатые губы плотно сжимались. - Ты живешь здесь одна? – спросил вдруг он, заинтересованно осматриваясь, и, наконец, переводя взгляд на Джин, которая, скрестив руки на груди, наблюдала за гостем. - А что, прикидываешь, смогу ли я позвать кого-нибудь на помощь, когда ты будешь меня оглушать? Будь уверен: я буду орать как резанная. Брови незнакомца медленно поползли наверх, но, через секунду, на его губах уже играла улыбка: неожиданно открытая и даже добрая. - С чего ты взяла, что я преступник? Вот, я хочу немножко покормить свой айпод, только и всего, – и, не успев договорить, он втыкает белый зарядник в ближайшую розетку. Действительно разряженный гаджет загорается приветственным светом. Джина немного смягчается, его улыбка слегка дезориентирует. Ей становится совсем чуть-чуть стыдно за свое поведение, и она идет на кухню, чтобы поставить электрический чайник, который, если ей очень повезет, включится с третьего раза. - Есть будешь? Остался кусок вечерней пиццы с ананасами, и… - Джина поднесла к носу только что вытащенный из холодильника кусок пиццы. – Морепродуктами, да. Надо же. Я заметила их только сейчас. - Ненавижу морепродукты, – ответил он, плюхаясь на барный стул и стаскивая с себя толстовку. - Тогда сиди голодный. Кроме пиццы, в моем холодильнике есть свежий лед. Желаешь? – ответила она, забрасывая тарелку назад. - Если только ты можешь предложить ко льду стакан воды. Можно из под крана. Джина пожала плечами, взяла со стеклянной полки высокий стакан, наполнила его маленькими шариками льда и доверху залила их водой. - Какими судьбами в нашем захолустье? – спросила она, наблюдая, как стакан медленно запотевает от холода. - Я возвращался домой от друзей. Припозднился, мой автобус ушел, а плеер сел. Сегодня я собрал все несчастья этого города. - Бывает. Неловкую тишину нарушил громкий звук выключения электрического чайника. Гость как-то сразу оживился, и протянул девушке руку, видимо, в качестве знакомства. - Гейл Вуд. И я опять забыл представиться. - У каждого свои тараканы, – улыбнувшись, ответила Джина Холл, делая маленький глоток свежезаваренного ягодного чая. Гейл сделал глоток воды, и их стакан и чашка опустились на барную стойку одновременно. - Думаю, твой плеер уже готов к возвращению домой вместе с тобой, – произнесла Джин, бросая косой взгляд на старые часы, которые собирались пробить полночь. Гейл Вуд смахнул рукой челку и легко спрыгнул со своего стула. - Что ж. Спасибо за гостеприимство… И я не знаю, как тебя зовут. - А нужно ли это? Всего лишь случайная встреча со случайной обитательницей этого старого и жутко дряхлого дома, – ответила она, распахивая парадную дверь. Гость одарил ее долгим, чуть насмешливым взглядом. - Никогда не знаешь, чем может обернуться даже самое случайное событие, – произнес он, накидывая толстовку на плечи. - Лично мне нравится жизнь только поэтому, – произнес он, и ночь растворила его в своих холодных объятиях. Джина Холл захлопнула дверь и медленно прошла на кухню, слишком поздно замечая оставленный на приставном столике айпод, включенный в розетку.