Я приду к тебе на помощь

Моник проснулась рывком, не сразу поняв, где она находится. Девочка несколько секунд с недоумением разглядывала обстановку незнакомой комнаты, стараясь понять, как она сюда попала. Воспоминание о событиях прошедших двух дней возвращались постепенно, как давно забытый сон, и самое яркое из них это — ее ночной побег и два выстрела в тишине, больше похожие на хлопки пробок от шампанского. Она тут же вскочила на ноги. Судорожно надевая кроссовки, стоящие рядом с кроватью, она думала только об одном: как ей вернуться домой. Доказать своей памяти, своему разуму, что это всего лишь сон или бред. Что дома ее ждут взволнованные и немного сердитые Андре и Марина. Хотя Моник и не была близка со своими приемными родителями, но все же любила их, и сердце отказывалось верить, что у нее теперь больше никого нет. Сглотнув вставший поперек горла ком и приказав себе не распускать нюни, она осторожно подошла к двери. Вокруг было тихо, складывалось впечатление, что в доме никого не было. Она вышла на цыпочках в коридор и направилась к лестнице. Вниз девочка спустилась без приключений, но когда до двери оставалось несколько метров, и Моник уже обрадовалась, что ей удалось пробраться к выходу незамеченной, она услышала голос за спиной: — И куда это ты собралась? Подпрыгнув от испуга, девочка обернулась. Перед ней стоял темноволосый подросток — высокий, худой, со слишком длинными ногами и руками для своего туловища. На вид ему было лет шестнадцать — семнадцать. — Ты кто? — ответила она вопросом на вопрос. — Адам, — склонил он голову на бок. — Так куда ты собралась? — Домой, — нахмурившись, ответила Моник и снова повернулась к двери. — Ты отсюда не уйдешь, — строго произнес он. — Да? Это еще почему? — фыркнула девочка и потянулась к дверной ручке. — Потому что так сказал наш отец. Рука Моник дрогнула и замерла в воздухе на полпути к двери: — Наш отец?! — Она снова развернулась к Адаму, чтобы удостовериться, что тот не шутит. Лицо парня было серьезно: — Ну, да, что тебя так удивляет? У каждого есть папа и мама, — пожал он плечами, словно в этом не было ничего удивительного. Хотя, чтобы привыкнуть, что у него есть сестра, Адаму понадобилась целая ночь, и даже сейчас ему все еще хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы удостовериться, что он не спит, но признавать это перед наглой девчонкой, стоящей сейчас перед ним, он не собирался. Моник же, отойдя от первого шока, тоже пыталась сохранить невозмутимое выражение лица и обдумывала услышанное. За последнее несколько дней ее жизнь перевернулась с ног на голову — на все сто восемьдесят градусов. Каждый усыновленный ребенок рано или поздно начинает мечтать найти своих настоящих родителей, чтобы понять, кто он и почему они от него отказались. Иногда и она думала об этом, но искать никого не собиралась, во всяком случае, пока. И вот судьба сама подбрасывает ей сюрпризы: сначала маму, которую зачем-то обменяли на нее, теперь и отца со старшим братом. Правда, это не только не отвечало на вопросы, но и еще больше все запутывало. Ей хотелось закричать, заплакать, затопать ногами. Она так устала от неизвестности и от этого томящего чувства потери в груди, что не верилось, что неделю назад она жаловалась на обыденность и скуку. Мысли о прошлом снова вернули ее к тому, что она должна отсюда уйти: — Я все равно уйду, — упрямо посмотрела Моник на брата. — Ну, хорошо, — Адам неопределенно пожал плечами, подражая отцу. — Хочешь — иди, но, может, ты хоть позавтракаешь? Девочка хотела отказаться, но тут ее живот предательски громко заурчал, требуя пищи. Когда она последний раз ела? Вчера? Позавчера? Действительно, куда ей торопиться, того и глядишь в голодный обморок упадет. Парень развернулся и пошел в сторону кухни, даже не оглянувшись. Моник поплелась вслед за ним. Стол был уже накрыт на двоих, там стоял графин апельсинового сока, тарелки с яичницей и тостами. Девочка постаралась не набрасываться на еду, как голодный волк. — Значит, ты — мой брат, — скорей утвердив, чем спросив, сказала Моник. — Получается так, — кивнул Адам. — По отцу. — А твоя мама? — осторожно спросила она. — Умерла, — он опустил взгляд в тарелку. — Прости, — Моник почувствовала себя неловко. — Это было давно, — ответил парень. За столом повисло молчание. — Спасибо, за завтрак, — поблагодарила девочка. — Не за что, — Адам встал из-за стола, чтобы убрать посуду в мойку. Девочка резко вскочила. Ловко подставила брату подножку. Парень потерял равновесие, осколки тарелок со звоном разлетелись по всей кухне. Девочка как можно быстрей побежала к входной двери. Схватившись за ручку, стала дергать ее, но та не поддавалась. Услышав шаги за спиной, она стала дергать ручку еще судорожнее. — Я же сказал, что ты отсюда не уйдешь, — Адам стоял в нескольких шагах от Моник. Он стер кровь со щеки, которая стекала из тонкого пореза. В его руке позвякивала связка ключей. Моник тут же встала в боевую стойку. На соревнованиях ей часто приходилось сходиться на спаррингах с ребятами на четыре-пять лет старше, да и во дворе она сталкивалась с тем же Дэном и «громилой» Бобом. Так что отступать она не собиралась. Адам ухмыльнулся: а эта девчонка оказалась отчаянно смелой и хитрой. С каждой минутой она нравилась ему все больше, но и в то же самое время, как и все младшие сестры, раздражала. — Ну, что? Хочешь поиграть? — улыбнулся Адам, тоже принимая боевую стойку, — посмотрим, что ты умеешь. Моник нанесла первый удар, метя в солнечное сплетение. Адам ловко увернулся и, сделав обманный выпад, слегка толкнул ее. Девочка, чтобы не упасть лицом вниз, быстро сгруппировалась и перекатилась в сторону. Реакция, отработанная годами тренировок, сработала безотказно: он попался на уловку и пропустил удар. Боль заставила на миг задохнуться и сложиться пополам, но даже в таком состоянии Адам продолжал следить за соперницей. Адаму было примерно столько же, когда отец начал учить его драться, и на их тренировках не обходилось без боли, синяков и крови. В некоторые моменты мальчик видел, что отец забывался, словно входил в какой-то транс, и тогда Адаму становилось по-настоящему страшно. Он осознавал, что в такие моменты его отец превращался в настоящего убийцу и что свернуть ему шею для мужчины все равно, что расправиться с беспомощным цыпленком, но через секунду все прекращалось, и Майкл, словно стряхнув с себя это странное оцепенение, становился его любимым и заботливым отцом. Тренировки дали свои результаты и Адам умел драться. Может, он не был так силен, как отец, но недостаток силы компенсировался ловкостью и быстротой. Сейчас же он просто боялся покалечить сестренку, которая оказалась тоже не так проста, как он думал. Моник приняла оборонительную позицию то, что ее старший братец тоже умеет драться, стало для нее неожиданностью. Адам стоял абсолютно расслабленно, лишь глаза следили за каждым ее движением. Она бросилась в атаку, несколько ударов, которые соперник с легкостью отбил, обманный выпад и… Он заломил ей руку за спину, не слишком сильно, так что девочка продолжала вырываться, шипя при этом от боли. — Да, прекрати, ты! — раздраженно тряхнул ее Адам. — Больно! Отпусти! — Перестань сопротивляться, — спокойно ответил ей парень. — Отпусти! — обиженно надула губы Моник, но дергаться все же перестала. — Я победил? — Ты победил, — подтвердила она. Адам тут же выпустил сестру из захвата. Девочка, морщась, подвигала плечом: боль уже уходила, но неприятные ощущения остались. Она отошла от брата. Было глупо продолжать эту битву, у нее было одно преимущество: эффект неожиданности — и она его использовала. — Мне очень надо домой, — взмолилась она, на глазах заблестели слезы. — Там мои приемные родители, может, им нужна помощь. Ему было неприятно доводить девочку до слез, но ослушаться приказа отца он тоже не решался. Хотя, если она так стремилась уйти, может, там действительно что-то серьезное? — Пошли, — Адам кивнул в сторону гостиной. — Расскажешь мне все, а там решим, что делать. Я ведь даже не знаю, откуда ты взялась. Моник пришлось повторять всю историю с начала, только теперь она не падала от усталости, и ее рассказ получился более связным и понятным. — Я просто хочу поехать и посмотреть, может быть, они живы, может быть, их увезла скорая, или они ранены и им нужна помощь — закончила Моник. Адам покачал головой. Он понимал, что, скорей всего, приемные родители девочки мертвы, но вот как убедить ее в этом? И хочет ли он вообще это делать? Он еще раз посмотрел на сестру, в ее серо-голубые глаза, которые просто светились надеждой. Он и сам хорошо помнил, как первое время после смерти матери просыпался ночью от того, что ему, казалось, он слышал ее голос, ее шаги по коридорам приюта, ощущал запах ее духов, как тогда, когда она наклонялась, чтобы поцеловать его перед сном. Призрак матери стал пропадать только с появлением отца. Убедить Моник, что ее родители мертвы, можно лишь показав это. Отец сказал, что они могут уехать, если тут станет опасно. Адам задумался: если девчонке удастся сбежать — а такая так просто не отступиться — это будет хуже, чем, если он сам отвезёт ее домой. Да ему и самому было интересно разобраться во всей этой истории. Пока он понимал только одно: кто-то похитил Моник, чтобы обменять ее на Никиту, а ночью вернулся к ней домой. Но для чего? Чтобы снова похитить? Или убить? И куда уехал его отец? Слишком много вопросов… — Хорошо, — согласился он. — Я отвезу тебя домой. Моник, которая, уже обдумывала новый план побега, недоверчиво посмотрела на брата. — Ну, пошли! — поторопил ее Адам. — Пока я не передумал. Девочка тут же вскочила с дивана и пошла за братом к входной двери.

***

Распахнутое окно, ветер шевелит белые шторы, заставляя их раздуваться как паруса. Она выходит на балкон, весенний ветер ласково касается ее кожи, всколыхнув светлые волосы, отправляется дальше гулять по квартире. Утро, слишком раннее, чтобы нарушить тишину вокруг своей суетой. Никита улыбнулась, она редко улыбалась, но сегодня, именно сейчас в эту минуту, она могла себе это позволить и даже больше — она этого хотела. Его рука, обвившая ее талию, заставила Никиту вздрогнуть. Он, как всегда, подошел слишком тихо, а, может, это из-за того, что она задумалась. — Ни-ки-та, — его манера разбивать ее имя на слоги, его голос, казалось, проникал внутрь, разливая по телу тепло и стягиваясь тугим узлом внизу живота. — Ты так рано встала. — Если бы было возможно, я бы вообще не спала, — ответила она. Каждая секунда, миг с ним были слишком ценны, чтобы тратить их на сон, пусть и в его объятьях, но ей не нужно этого говорить, они оба это прекрасно знают. Никита чувствует, как он осторожно собирает ее волосы в хвост и отводит в сторону. Его губы на ее шее. Нежный, легкий поцелуй — намного больше, чем обещание, намного дороже любых слов. Ноги женщины подкашиваются, и, чтобы не упасть, она облокачивается на грудь мужчины. Он продолжал целовать ее: с мучительной медлительностью переходя на плечи и ключицы. Его умение соблазнять отточено до самых мелочей, до кончиков пальцев, но сейчас она может не сомневаться — он с ней искренний, настоящий. Никите надоедает пассивное участие, и она, резко повернувшись в его руках, теперь уже сама начинает покрывать его лицо и шею поцелуями. На губах Майкла появляется такая знакомая усмешка, но в глазах вместо пугающей ледяной пустоты светится нежность. Он подхватывает ее на руки и несет вглубь квартиры, вслед за непослушным утренним ветром. Никита открыла глаза, уже второй день она ничего не ела, не могла думать и находилась в полной прострации: между сном и явью, с каждой минутой все больше теряя связь с реальностью. Ей знакомо было это чувство, много лет назад, когда ее отправили на задание в психлечебницу, она чувствовала себя точно так же. И как же хотелось больше не открывать глаз… С головой окунуться в эти воспоминания, сны, которые больше никогда не повторятся. С огромным усилием она заставила себя подняться и села, облокотившись о стену. Нет, она не может сдаться так быстро. Он бы ее не простил за это. Она бы сама себя не простила. Надо что-то придумать, действовать. Тут по ушам больно ударил звук открывающейся двери. Солдаты. Их было двое — один стоял неподалеку, наставив на нее дуло автомата, а второй достал шприц. Никита пыталась бороться, не дать ему сделать укол, но тот, зажав ее руку между коленями, все же ввел препарат в вену. Это был первый раз, когда они действовали в открытую. Обычно они подсыпали вещество в еду или воду, но тут командир торопился и велел ввести препарат напрямую. Солдату даже был жаль эту красивую женщину. Да, эта сыворотка давала возможность узнать все, что требуется у любого, даже самого крепкого, бойца, но полностью ломало психику, сводило с ума. Никогда он не хотел бы испытывать ее на себе. Солдаты ушли. Никита еще несколько минут пыталась перебороть себя, заставить мозг работать, не поддаваться, но тщетно… «Они хотят подчинить меня себе…» — было ее последний мыслью, прежде чем реальность снова ускользнула от нее, как песок сквозь пальцы.

***

Небольшой кабинет, исполненный в теплых тонах, располагал к тому, чтобы расслабиться, уютно устроившись на кожаном диване. Выпить чашечку кофе, а, может, чего и покрепче, но двоим находящихся в нем сейчас, было не до отдыха. Мишель сидела за столом, перед ней стоял Майкл Сэмюэль — легенда Первого Отдела, да и всего Центра. Человек, по вине которого погиб её отец, и который пришел спасти ее сестру. Чувства, которые женщина испытывала к нему, были смешенными: от неприязни и недоверия, до уважения и восхищения, — но Мишель уже давно научилась скрывать свои чувства, подавлять их, когда они мешали поступить правильно, мешали делу. — Я вас слушаю, мистер Сэмюэль, — холодно произнесла она. Ее неожиданный гость тоже умел скрывать и эмоции, и чувства — пожалуй, даже лучше ее, и поэтому тон женщины его не смутил, он и не ждал радушного приема. Поспешил перейти сразу к делу. — Как я уже сказал, мисс Джонс, я знаю, как спасти вашу сестру. — И почему вы уверены, что я заинтересована в ее спасении? — сложила руки на груди женщина. — Мы с ней не питаем к друг другу особо теплых чувств, особенно после того, что произошло двенадцать лет назад. Удар попал в цель, Майкл, несмотря на всю его выдержку, едва заметно поморщился, а глаза стали еще холоднее. — Ну, а Центр? Если я не ошибаюсь, ваш отец хотел, чтобы Никита встала во главе Центра. Неужели вы готовы уступить это место такому, как мистер Альберт? Женщину удивила такая осведомленность мужчины. Тут он попал в цель: упоминание мистера Альберта вывело Мишель из себя. Он с самого момента обмена Никиты на дочь стал упорно требовать у совета, чтобы те назначили его исполняющим обязанности главы Центра, которое пока занимала она сама. Мишель удавалось держать оборону, напоминания, что сообщения о смерти главы пока не поступало, а, значит, все должно оставаться так же, как и при Никите. Да и слишком настойчивое стремление Мистера Альберта к власти заставляло задуматься о его причастности ко всему случившемуся с ее сестрой. — Нет, но у меня пока нет никаких доказательств его причастности к «Воронам», — ответила ему Мишель. — И еще ты хочешь меня убедить, что Никита останется во главе отдела, если тебе удастся ее спасти? Я не настолько глупа, — женщина саркастично ухмыльнулась. — А это ей решать, — спокойно ответил он. — Для меня главное спасти ее. Мишель нахмурилась, но не могла не согласиться, чтобы прищучить этого урода Мистера Альберта, нужно спасти Никиту и доказать его связь с Августо Сеарасом. Что будет потом, пока не так важно. — Хорошо, и каков ваш план, мистер Сэмюэль? — Под кожей Никиты вживлен нано-чип. Думаю, нам удастся найти ее по нему. — Чип? Какой чип? Впервые слышу, — с сомнением посмотрела на мужчину Мишель. — Это давняя история, связанная еще с Эдриан, — уклончиво ответил Майкл. — Эдриан? Создательница Первого отдела? — удивилась женщина. — Она самая, — кивнул он. — Но столько лет прошло. Почему Вы так уверены, что чип на месте и в рабочем состоянии? — Потому что никто кроме Эдриан о нем не знала, даже Никита, — ответил Майкл. — А вы? — посмотрела на него женщина. — А я… я был последним, кто видел Эдриан живой, — в глазах мужчины появилась печаль, на миг пробившись сквозь безразличный холод. — Ну, раз другого плана у нас нет, попробуем, — вздохнула Мишель. — Что требуется от меня? — Следить за мистером Альбертом и послать спецгруппу в нужное время в нужное место. Я сообщу куда, — Майкл снова стал, как в прежние времена, идеальным агентом, способным управлять не только боевой группой, Отделом, но и, казалось, самим Центром. У Мишель по коже поползли мурашки. Нет, не хотела бы она стоять на пути Майкла Сэмюэля, быть его врагом. — Хорошо, я буду ждать звонка, — кивнула она. Майкл кивнул и, не прощаясь, повернулся к двери и вышел из кабинета. «Дождись, Никита. Я иду…»