Коронованный наемник

Камрин не успела испугаться. Она, которую всегда было трудно застать врасплох, даже не вспомнила о кинжале. Просто оцепенела, глядя на Сарна расширенными глазами, забыв вдохнуть и будто примерзнув к полу, ощущая лишь железную хватку сильных пальцев на своем плече. А ведь ее предостерегали… Обряд никогда не заканчивался добром… Почему же она все равно подспудно отказывалась верить в это? Все эти сумбурные мысли в доли секунды успели бестолковой вереницей пронестись в мозгу девушки, когда хватка сжалась еще сильнее, почти причиняя боль, и Сарн с усилием глухо и хрипло пробормотал: - Я жив… Все по-прежнему… Миледи, умоляю вас… Мне… не удалось? Эти обломки фраз падали в тишину кельи. Пальцы эльфа почти беспомощно мяли грубое сукно камзола, а в глазах, казавшихся неестественно большими и бездонными, как темные колодцы, на бледном лице, полыхало настолько неистовое страдание и отчаяние, что Камрин захлебнулась теснящимися на губах бессмысленными словами и вопросами, почти панически ища какое-то одно, самое важное, которое сразу сумеет погасить снедающую эльфа огнедышащую муку. Совершенно смятенная, она подалась вперед, обеими ладонями охватывая вторую руку лихолесца: - Сарн, успокойтесь… Прошу вас… - сбивчиво залепетала Камрин, чувствуя, как рука эльфа лихорадочно дрожит. Она осеклась, резко вдыхая, чтоб унять истерические нотки в голосе, и продолжила уже другим, твердым тоном: - У вас все получилось. Принц исцелен, хотя еще в беспамятстве. То же, что вы сами живы и… все по-прежнему… это пока необъяснимо. Но Эру… как же я счастлива, что это так! Несколько долгих секунд Сарн неотрывно смотрел Камрин в глаза, а потом девушка ощутила, как утихает дрожь. Израненные пальцы эльфа медленно сжали ее ладонь: - Поклянитесь, - прошептал лихолесец, - поклянитесь, что не ищете для меня пустых утешений… - Клянусь вам, Сарн, - голос Камрин сорвался, а по щекам вновь побежали горячие дорожки слез, - клянусь вам всеми четырнадцатью Валар. Вы победили. Победили там, где до вас никто еще не побеждал… Эльф обессиленно осел обратно на пледы, наконец выпуская плечо Камрин. - Слава Эру, - пробормотал он, а потом снова поднял глаза на девушку, - простите, я наверняка сделал вам больно… Прошу вас, не плачьте. Вы так бледны… Неужели вы все это время, не зная отдыха, пеклись обо мне? Камрин улыбнулась, утирая глаза: - Вы идете на поправку, Сарн. Снова такой же рыцарь… Не обращайте внимания на эту слякоть, я так тревожилась все эти дни… Сейчас самое время вдоволь пореветь… За всхлипами Камрин не услышала, как позади нее распахнулась дверь, и в келью, хромая, стремительно вошел Сармагат. - Мелькорово ребро, парень, ты очнулся! – в низком голосе вождя слышалось неприкрытое облегчение, - часовой примчался ко мне, доложил, что из-за двери слышны голоса. Как ты себя чувствуешь? Губы эльфа дрогнули кривоватой улыбкой: - Могу вас порадовать, Сармагат. Паршиво. Но орк лишь ухмыльнулся с неподдельной сердечностью: - Еле дышит, а уже дерзит. Похоже, и правда, обошлось. Посерьезнев, он подошел к ложу и придвинул кресло вплотную. - Тугхаш, милая, - проговорил он мягко, но непререкаемо, - тебе нужно хоть несколько часов поспать. Худшее позади, ступай отдыхать. Камрин поднялась с пола, рассеянно разворошила волосы: - Пожалуй, ты прав. Наконец-то я, быть может, смогу заснуть. Еще раз светло и утешенно улыбнувшись Сарну, она бегло провела рукой по плечу Сармагата и вышла из кельи. Вождь же опустился в кресло и слегка нахмурился: - Послушай, друг мой. Я знаю, тебе потребен отдых. Но мы все три дня жили, как на иголках, а потому мне необходимо с тобой поговорить. Прежде всего, думаю, Тугхаш уже сказала тебе: Леголас излечился. С ним все так, как и предполагалось по опыту твоих предшественников. Но вот с тобой все иначе. Твоя судьба должна была быть… другой. И я пытаюсь понять, как ты избежал той ужасной участи, которой доселе не смог избежать ни один целитель, откупавший Проклятого. Что это? Везение? Случайность? Или я просто чего-то не знаю о законах ритуала? Сарн спокойно кивнул: - Я сам в недоумении и, не скрою, в первую минуту был порядком испуган. Мне трудно сообразить сейчас, что вам рассказать, что важно, а что нет. Спрашивайте. Сармагат несколько секунд помолчал, глядя на эльфа. - Ты уже знаешь, кто я такой? – осторожно спросил он. Брови Сарна дрогнули: - Вождь орков, хитроумный интриган, возлюбленный леди Камрин, странный, жестокий, но не лишенный благородства субъект, давно и близко знакомый с моим государем. Я что-то пропустил? Орк снова сделал паузу, и лихолесцу показалось, что тот колеблется. - Есть и еще кое-что, Сарн. Мне ни к чему огласка, но ты… Ты прошел таким путем, после которого секреты от тебя неуместны… … Полчаса спустя, Сарн потер лоб, словно унимая суету взбудораженного роя мыслей. - Так значит, ты Гвадал… - пробормотал он, переходя на синдарин, - Гвадал, на погребении которого плакал даже мой отец… Гвадал… Когда я был мальчишкой, еще не носившим меча, меня ранили в стычке со случайным орочьим отрядом во время обычного дозора. Какая глупость… Прострелили ногу и поволокли куда-то в чащу. Мое имя уже вписали в реестр потерь, но ты нашел меня и отбил у четверых орков. Не однополчане, а ты, придворный, приехавший просто помочь целителям. Твоя лошадь была убита. И я восемь лиг хромал на едва залеченной ноге до лагеря, держась за твое плечо. Прошли века, и вот мы по разные стороны расовой черты… Я наверное должен быть потрясен. Но отчего-то не получается. Мне вообще трудно сейчас чему-то всерьез удивляться после всего, что произошло в последние памятные мне сутки. Сармагат помолчал: - Ты все еще помнишь тот случай в дозоре… - задумчиво проговорил он, - а я успел забыть. Сарн нахмурился, покусывая губы: - Таковы эльфы, - прошептал он, - мы ведем за собой вереницу призраков… Встряхнув головой, он приподнялся на локтях: - Что ж, значит, так рассудила судьба. Я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. И надеюсь что ты поможешь мне понять, что произошло там, за гранью… … Но он не успел начать свой рассказ. За дверью послышались торопливые шаги, звуки спорящих голосов, сквозь которые прорвалось громкое восклицание: - Отец, не надо за мной гнаться, я не при смерти! Я должен его увидеть, сейчас же! Резко распахнулась дверь, и в келью почти бегом ворвался Леголас. Замер на пороге, глядя на друга, будто видел его в первый раз после тысячелетней разлуки. Потом перевел смятенный взгляд на орка: - Гвадал… - пробормотал он, и имя неловко повисло в воздухе. Сармагат бегло заглянул в пылающие волнением глаза принца и поднялся: - Мы поговорим позже, Сарн, - буднично промолвил он и вышел, захлопывая за собой дверь. Леголас, все так же стоя у двери, обронил: - Брат. Балрог меня подери, брат… - его голос сорвался. А Сарн, опершись на руку, тяжело приподнялся с ложа. Несколько секунд он молча смотрел в лицо друга, жадно вбирая взглядом знакомые черты, снова те же, веками привычные и близкие, иссеченные следами ссадин и побоев, будто страшную орочью маску просто содрали сильной и уверенной рукой. Потом мягко и лукаво ухмыльнулся: - А все же здорово я тебя отделал, дружище. Считай это реваншем за драку в ночь свадьбы Нильме. И Леголас почувствовал, как эти слова вдребезги разбивают что-то твердое, холодное, слепое и лишенное чувств, что все эти тяжелые месяцы одевало его душу, защищая ее от нестерпимой боли потерь, которые он уже научился считать безвозвратными. Мир со скрежетом провернулся вокруг своей покосившейся было оси, прочно становясь на место. - Ах ты, мерзавец, - пробормотал принц, в два шага покрыл расстояние до койки и крепко обнял друга. Они долго не разжимали объятий, хотя нещадно болел каждый сустав. Но Леголас чувствовал, что круг, наконец, замкнулся. Что последние звенья соединились в цепь, и после долгих метаний во тьме его мрачная одинокая тропа в никуда все же повернула вспять и вывела его на свет. Он отстранился от Сарна, не снимая рук с его плеч, и негромко, твердо промолвил: - Я не знаю, что нужно сейчас говорить, брат. То, что ты сделал для меня, не измеряется никакими словами благодарности. Это стоит за гранью дурацкого «спасибо», за гранью дружбы, верности престолу и прочих простых и понятных вещей. Эру, если бы я мог объяснить… - Не нужно, - спокойно покачал головой Сарн, - ты не просил меня об этом. А за свой выбор я сам ответчик. Как раз на то, о чем ты действительно меня просил, мне было бы намного сложнее решиться. Леголас долго смотрел другу в глаза, а потом снова порывисто обнял: - Ты же знаешь, что всегда, во всем, что бы ни случилось, ты можешь положиться на меня? – прошептал он. - Я и раньше это знал, - просто ответил Сарн, - да будет тебе меня мять! Сам же третьего дня отметелил – до сих пор ребра ноют! Все было позади, и эльф снова стал верен своей насмешливой манере. Леголас только улыбнулся, вставая: - Не вздумай долго валяться, десятник. Служба ждет. Сделав паузу, он добавил чуть тише: - Скоро домой, дружище. Я уж и не чаял… *** Звезды усеивали ночной небосклон, как рассыпанный по черной скатерти сахар – мелкие и неисчислимые. От мороза потрескивали стволы сосен, и даже волки не подавали голоса, но на неровном уступе у самого входа в орочий штаб виднелись две фигуры в плащах. - Хорошая ночь, Трандуил, - задумчиво проговорил Сармагат, глядя в небо, - я давно не поднимал лица к звездам… Несколько минут помолчав, он взглянул на эльфа: - Ты хотел знать о ритуале… Я расспросил Сарна. И знаешь, друг мой, ничего с уверенностью сказать не могу. Хотя кое-какие догадки у меня все же появились. Только едва ли нам дано узнать что-то наверняка. Суть в том, что пол того замка, о котором говорят и Сарн, и Леголас, обрушивался лишь под ногами твоего сына. Стало быть, тот мир – не знаю, как и назвать его – отпускал Леголаса. Ведь он Прощенный. Целитель же, одержимый орочьей сущностью, принадлежал тому миру и покидать его права не имел. Но Прощенный в последний момент удержал целителя и увлек за собой, проще говоря, похитил его. Орку нет дороги вслед за Прощенным, и ему пришлось остаться. Потому Леголас и видел там, на краю обрыва, искаженный облик Сарна с совершенно чужими глазами. Это и был орк, все еще пытавшийся цепляться за новую душу, предложенную ему и так вероломно ускользавшую. Но Сарн покинул ту страшную реальность вместе с твоим сыном, и орочья сущность, оставшись без феа, была обречена на гибель. Сарну очень повезло. Он – цельная и мощная натура, он не поддался ни на какие искусы, не заколебался ни на миг, и орк, покинув Леголаса, не сумел быстро завладеть им. Просто не успел. Так что, друг мой, я склонен предполагать, что благополучный исход – плод не так удачного совпадения, как превосходного сочетания характеров этих двоих мальчишек. Дрогни Сарн хоть на секунду – орк вцепился бы в него намертво и больше бы не отпустил, эти сущности редко дают жертве уйти. Разожми же Леголас руку – и Сарну не удалось бы пройти грань реальностей невредимым. - Они настоящие друзья, - пробормотал Трандуил, и в его лице что-то болезненно дрогнуло. Но Сармагат не съязвил в ответ. Он безмолвно стоял, подняв лицо к небу, будто уже думал о чем-то другом. Эльф оперся о каменный выступ и пристально посмотрел на резкий профиль орка. Сармагат неуловимо изменился за прошедшие дни. Суровые черты его смягчились, но в глазах не было покоя. В них теплилось странное, не до конца понятное Трандуилу выражение. Усталость, решимость и затаенная боль. Так смотрят целители, поднося пальцы к шее умирающего для последнего нажатия на артерию. Король уже не первый раз подмечал эту горьковатую смесь в случайные секунды, когда орк углублялся в какие-то ему одному ведомые мысли. Как бы ни был занят эльфийский монарх собственными заботами, он никогда не становился слепым. Этот взгляд тревожил его. И еще больше тревожило саднящее чувство, что он подспудно знает природу терзающей Гвадала боли и умел бы ее облегчить, если бы тот согласился принять его помощь… Помедлив еще с минуту, Трандуил мысленно выбранился и отбросил колебания. - Послушай… - заговорил он неторопливо, - еще три дня назад я не стал бы говорить этого, но сейчас скажу, пусть это и покажется тебе неуместным, особенно в моих устах. Вождь обернулся, вопросительно приподнимая бровь, а Трандуил продолжал, осторожно, будто касаясь печной заслонки, еще не зная, не раскалена ли она: - Не слишком ли ты… переоцениваешь своего орка? Сармагат не ответил, он только усмехнулся, словно эльф сказал невероятную глупость. Однако Трандуила было не смутить: - Гвадал, я провел здесь почти шесть дней. Я, которого ты нередко называл королем снобов, помешанным на расовых предрассудках. Я живу в орочьем штабе, мне кланяются твои воины, в моей комнате каждый день появляется орк, чтоб вычистить и затопить камин. Я даже не спрашиваю, кто готовит еду, которая, кстати, на удивление хороша. При этих словах Сармагат откровенно расхохотался: - Не тревожься, брат, я слишком хорошо знаю тебя, чтоб шутить с этим. Все, что подается к трапезе, за которой будешь присутствовать ты, готовит только Камрин, и я передам ей твой отзыв о ее стряпне, она будет польщена. - Непременно передай, - кивнул король, но тут же настойчиво вернулся к прерванной теме: - Гвадал, знаешь ли ты мое отношение к Чернокровому племени? - О да, - нарочито небрежно отозвался Сармагат, - и я готов только восхититься тем стоицизмом, с которым ты переносишь пребывание в моем вертепе. - Не иронизируй, - жестко оборвал эльф, - я сейчас не пытаюсь тебя уязвить. Ты не слышишь меня, упрямо уцепившись за свою гордость, а меж тем я вовсе не посягаю на нее! Гвадал, я неделю живу в логове исконного врага, чьим единственным предназначением я всегда считал поголовное и беспощадное истребление. Но я легко проживу здесь и еще, как бы ни раздражали меня неприязненные взгляды твоих бойцов, их злобные лица и несуразные одеяния. Неужели после шести тысяч лет я в один день переменился и стал терпимее? Балрога с два! Просто этот штаб возглавляешь ты. Гвадал, мой лучший друг, преданный мною и простивший меня. И каждый день я все сильнее ощущаю прежнего Гвадала за этой незнакомой мне странной оболочкой! И потому все прочее, прежде немыслимое, становится малозначительным неудобством, как дурная погода или сырые дрова. - Трандуил… - Сармагат нахмурился, словно от головной боли, - не будь восторженным юнцом. Ты счастлив, а счастье и золу раскрасит в лепестки асфоделей. Король ударил кулаком в скалу: - Морготов олух, да оставь же притворство! Хорошо, объясни мне другое. Твои подданные вовсе не в восторге от гостящих в штабе эльфов. Однако мы здесь в безопасности. Я не могу ошибаться на этот счет, никакое счастье не может застить мне моего чутья к запаху беды! Почему ни один из орков ни разу не посмел проявить ни тени враждебности, хотя само мое присутствие здесь – плевок на все их принципы и убеждения? - Потому что командую здесь я! – припечатал Сармагат, - и мои приказы не подлежат никаким сомнениям, чего бы они ни касались! Тугхаш много месяцев входила в этот штаб в мужском платье, и весь мой гарнизон называл ее «парень» или «милорд», уже в зависимости от ранга. Но стоило ей снять доспехи и облачиться в блио – это тоже приняли как должное. Не сочти за пустую похвальбу, но для многих здесь я почти божество. И если юноша вдруг обратился девой – это просто моя воля! Они сотнями гибли в схватках с гоблинами, примитивными тварями из недр каменистой земли! Они умирали от голода, чахли от солнца! А ведь их предки наверняка были подобны нам… Я за жалкие двадцать лет превратил с трудом выживающее племя в народ, господствующий на Восточных отрогах гор. Не великим чудом, не страшными жертвами – просто знаниями, которых им не хватало! И теперь они идут за мной слепо и преданно. Я орк и вождь орков! Оставим этот бесполезный разговор, Трандуил! Но король примирительно вскинул ладони: - Погоди. Мы затеяли жаркий спор, толком не разобравшись, что пытаемся друг другу доказать. Я не пытаюсь принизить тех, кого теперь ты считаешь своим народом, что бы я сам ни привык думать о них. Я лишь прошу тебя, не будь категоричен к себе. Гвадал жив. Прежний Гвадал, лидер, политик, обладатель огромного ума и щедрого сердца! Он жив, как бы ты не отрицал его. Не убивай его, брат. Его будут горько оплакивать, поверь. Трандуил более ничего не прибавил, молча подняв глаза к хрустальному черному куполу. Но Сармагату не нужно было пояснений. Ему казалось, он понял эльфа. Они долго стояли рядом, ни слова не говоря, каждый занятый своими размышлениями. Потом Сармагат медленно повернул голову: - Почему ты затеял этот разговор? – прямо спросил он. Лихолесец ответил не сразу. Потом из-под капюшона вырвалось облако пара – король глубоко вздохнул. - Помнишь ту ночь, когда ты рассказывал Леголасу о событиях после нашей схватки у Круглых холмов? Ты упомянул тогда одну женщину. Жену главы твоего клана. - Эльду? – удивленно переспросил Сармагат. - Да, - отрубил король, - а теперь вспомни, как звали безумца, что напал на тебя по пути к Плачущей Хельге. Ты слышал его имя. Орк на миг сдвинул брови: - Рималл, - протянул он, - погоди, так это… - Верно, - отозвался Трандуил, - Эльдой звали его сестру, вышедшую замуж за Даэмила из Серых Гаваней. Около полутораста лет тому назад Даэмил погиб, и Эльда вернулась в Лихолесье, раздавленная горем. Едва ли ты помнишь те события, ты тогда мало времени проводил на родине, это были неспокойные годы. Эльда стала затворницей и не появлялась при дворе. Но прошло лет двадцать, и она, так и не сняв траурных лент, собралась в Валинор. Меня удивило тогда, отчего она не решилась на это сразу после гибели мужа. Я сам поехал проститься с нею. И вот тогда-то и заметил странность, хоть и не придал ей значения. Эльда, собираясь в путь, выглядела просветленной и утешенной. Она вдруг словно отряхнула терзавшую ее боль, расцвела, она почти пела. Многие счастливы, отбывая за море… Но меня потряс вид Рималла. Он был чернее ночи, глаза опухли, как от долгих слез, и в них была такая бездна неизбывного горя, будто сестра собиралась не в благословенный край, а прямиком на казнь. Эльда уехала. До границ Лихолесья ее провожали многие, но дальше Рималл вызвался сопровождать Эльду в одиночку, пояснив, что отъезд сестры горек ему, и он хочет напоследок побыть с нею наедине. Он вернулся нескоро, с несколькими едва залеченными ранами и совсем другой. Холодный, будто каменный. Сразу приступил к службе, хотя Леголас не раз говорил мне, что Рималла что-то терзает. Однако прошло время, он успокоился, и все забылось. Но теперь мне кажется, друг мой, что это не весь гобелен, а лишь кусок его. Сармагат потер лоб: - Сигвур ничего не рассказывал о воссоединении с женой. Я знаю лишь от Тахры, что он долго не решался подать весть о себе, ведь его считали погибшим, но все же не выдержал и решил рискнуть. Эльда не делает секрета из того, что для родных она – безутешная вдова, отбывшая в Валинор. Она очень поддержала меня на первых порах… Не могу и передать, как отогрелось сердце, когда я увидел в селении клана давно знакомое лицо. Тахра упомянула, что Эльду Сигвур привез раненной. Но в клане об обстоятельствах прибытия никого не расспрашивают, таков наш негласный этикет. Стало быть… - … Стало быть, Рималл знал, куда и к кому в действительности собралась сестра. И, полагаю, попытался не допустить этого единственным возможным способом: убить зятя-переродка. Не знаю, что произошло далее, но думаю, что Эльда прикрыла Даэмила от стрелы брата, тот же в свою очередь постарался отплатить шурину за вероломство. Это объясняет, почему орки-переродки – предмет столь яростной одержимости Рималла. Сармагат покачал головой, хмурясь: - Вот почему Сигвур не слишком меня отговаривал от моей затеи. В нем тоже говорила обычная жажда мести. Как ты собираешься поступить с Рималлом? Трандуил задумчиво ответил: - Не знаю. По правде говоря, мне трудно его винить. У нас с ним не так уж мало общего. К чему его карать? Кому станет лучше? Его душа изранена. Рималлу нужно не наказание, а утешение. Думаю, именно ему стоит покинуть Средиземье и уйти на запад. Сделав паузу, Трандуил добавил: - Но все это было сказано не к тому, брат. Любая одержимость, даже самая благая, способна сломать множество жизней, Гвадал. А иногда всего одну – но самую важную. - Ты прав, - ровно отозвался орк. Помолчав, он повернулся к эльфу: - Когда вы с сыном собираетесь в Лихолесье? Король неопределенно пожал плечами: - Не сразу. Леголас хочет съездить в Тон-Гарт, повидать Йолафа, да и мне нужно посетить столицу, я даже не поблагодарил коменданта за все его старания. Сармагат же спокойно стянул на груди плащ: - Пойдем к огню, Трандуил. Звезды хороши, но холод адский… *** … Камрин задумчиво сидела у камина, глядя в его жаркое нутро. Ею владела отчаянная усталость, граничащая с апатией. Почти год она балансировала на струне над пропастью, рисковала, лгала, изворачивалась. И вот все было позади, можно было перевести дух, и девушку одолел полный упадок сил. Все эти долгие, тяжелые, опасные месяцы она знала, за что сражается, чего хочет, чему противостоит, и каждый день был наполнен смыслом, разбит на короткие, слишком короткие минуты, и некогда было смотреть вдаль. Борьба окончилась блистательной победой. И Камрин поняла, что струна оборвалась под ногами, и она падает в бездонную пустоту, лишенная опоры и утратившая цель. Сармагату больше не нужна ее помощь. Не нужна ее смелость и преданность. Он расплатился с мрачными призраками прошлого, обрел мир с собою и может продолжать жизнь так, как пожелает. Но он не раз говорил ей, что в конце – в самом конце – он отпустит ее, и ей предстоит идти своей дорогой. Да, бывало, что он в чем-то лгал ей, что-то утаивал, порой искажал истину. Но только не в этом. Тут он всегда был безупречно и беспощадно искренен. Что ж, она ведь ждала этого дня, верно? Она жаждала этой победы, она боролась за нее, не зная страха, и была вознаграждена. Война окончена. Все, кого она любит, живы. А многие даже счастливы. Йолафа ждет любимая женщина и комендантские лавры. Эрсилию – замужество и престол. Сармагата – желанный покой. Эльфов – возвращение на родину. И только ее ничего и нигде не ждет… Видимо, снова все придется начинать заново. Эру, ей всего-то неполных девятнадцать лет, жизнь едва начинается. Но сейчас на плечах лежало тяжелое, душное бремя, и Камрин казалась себе глубокой старухой, с бессильной усталостью глядящей в завтрашний день. За спиною раздался стук, легкий, почти робкий. - Прошу, - спокойно отозвалась девушка, машинально разглаживая подол. Дверь отворилась, и в зал вошел Леголас. - Миледи, простите, я потревожил вас, - начал он извиняющимся тоном, но Камрин только покачала головой, улыбаясь: - Пустое. Я рада вас видеть, друг мой. Садитесь, мы так и не успели толком поговорить. Да, они едва обменялись несколькими фразами, когда девушка заглянула в его келью, сама того не ожидая, застала Леголаса уже на ногах и тут же ошеломила вестью о том, что Сарн пришел в себя. Принц сел напротив и с минуту молчал, будто собираясь с мыслями. Наконец он поднял взгляд на Камрин: - Миледи, я пришел поблагодарить вас. За все. Вы так много сделали для меня и моих соратников. Он умолк, и Камрин чувствовала, что эти сердечные слова искренни, но пришел лихолесец вовсе не ради них. - Сударыня… - снова начал он, но девушка прервала его: - Называйте меня по имени, принц, я давно не княжна и не «миледи». Леголас снова секунду помолчал. - Камрин… Что вы будете делать теперь? – спросил он мягко и заметил, как губы девушки слегка дрогнули. - У меня теперь полно времени, чтоб решить, чем заняться, - отозвалась она беспечно, но ее тон не обманул эльфа. - Я предполагал, что вы с Гвадалом… - Нет, - ровно отрезала Камрин. Леголас ждал, что она что-то добавит, но девушка молчала. - Он любит вас, Камрин, - осторожно проговорил лихолесец, - я знаю, не мне давать вам советы… Но не спешите его отвергать. Доселе неотрывно глядящая в очаг, девушка обернулась к эльфу и улыбнулась, и от горечи этой улыбки у Леголаса заломило что-то в груди. - Мы очень разные, милорд, - спокойно пояснила Камрин, - слишком, - добавила она тише, словно убеждая себя в чем-то, - Сармагат давно дал мне понять, что вместе мы быть… не можем. Такова наша природа. Но спасибо вам, вы… весьма участливы. Леголас нахмурился: - Сударыня, я знаю, что тема эта крайне деликатна, но все же возьму на себя дерзость. Вы можете послать меня ко всем балрогам, но я не могу молча смотреть на терзания каждого из вас только из пустых приличий. Гвадал рассказывал мне о своем клане. Там много пар… весьма разных. Но это не мешает их союзу. Губы Камрин на миг резко сжались в суровую черту. Она взглянула эльфу в глаза с уже знакомым ему решительным выражением. - Что ж, давайте начистоту. Леголас, наши с Сармагатом отношения зародились не вчера. Поначалу я очень боялась их и особенно своей привязанности к орочьему вождю. Она казалась мне… противоестественной. Не стану вдаваться в подробности, все было очень сложно. Но однажды… уже довольно давно… Сармагат сказал мне, что никогда не покусится на мою девичью честь. И никогда не подтвердит своих чувств ко мне по праву плоти. Что орочья природа сама по себе – проклятие, бунт против изначального замысла Эру Илуватара. И что чистая дева, добровольно оказавшаяся в объятиях орка, тоже переймет это клеймо. Потому все расы, бывало, хоть изредка смешивались. И лишь орки – ни с кем и никогда. Я тогда не знала ни о «Мелькоровой справедливости», ни о Магхаре, Сармагат скрывал все, что связано с его прошлым. Для меня существовала лишь человеческая «Волчья хворь», о которой в княжестве знали испокон веков. Я была семнадцатилетней доверчивой дурой… Потом вы вкусили от Плачущей Хельги, и я заволновалась, не случится ли и с вами какая-то беда, как случалась с моими соплеменниками. Потом вы начали то и дело разминать ноющие кисти рук… Я знала этот жест, и поняла, что дело плохо. Вот тогда-то я впервые сообразила, что легенды о первых орках – не просто сказки, и быть может, слова Сармагата о проклятии и бунте против замысла Эру – вовсе не метафора. Мне бы еще тогда задуматься, отчего Сармагат так не похож на своих подданных. Среди них много хороших и честных парней, но большей частью они туповаты и агрессивны. Он же другой, другой во всем, от глубокой, непостижимой мне мудрости и до пристрастия к белоснежным камизам и столовому серебру. Книги на синдарине, по которым я осваивала основы эльфийского языка… Сармагат говорил, что они трофейные. Странная причуда – держать подобный трофей в ларе у изножья кровати… Случайно срывавшиеся напевные слова, на поверку оказывавшиеся бранью. Но нет… Я ничего не замечала, занятая своими личными переживаниями. Эгоцентричный ребенок, ввязавшийся во взрослые игры… Я ничего не знала наверняка. Но подспудно уверилась, что орки – не раса, а племя проклятых. И из страха передать мне это проклятие Сармагат меня и отталкивает, сплеча решив, что ему виднее, как мне лучше прожить жизнь. Теперь-то я знаю, что все это чушь и отговорки. А их выдумывают лишь тогда, когда хотят отстранить кого-то, не обидев прямым отказом. Девушка запнулась, хмурясь и покусывая губы. А Леголас тихо и мягко спросил: - Камрин… Вы поэтому пытались меня соблазнить? - Да, - просто отозвалась девушка, - мы с Сармагатом сильно поссорились в тот день. И я сгоряча, ни в чем толком не разобравшись, решила, что смогу избавить вас от вашего проклятия, приняв его на себя. Не знаю, чего мне больше хотелось тогда… Помочь вам или сделать больно Сармагату… А может даже и навредить себе… Это было одно из самых опрометчивых, глупых, нелепых и недостойных решений в моей жизни… Простите меня, Леголас. Повисла долгая тишина. А потом эльф бережно взял руку девушки в свои грубоватые ладони: - Не извиняйтесь, Камрин… Право, мне никогда не понять вас, но и осуждать я вас никогда не посмею… - осторожно сжав тонкие пальцы, он спросил: - Сколько лет вы знакомы с Гвадалом? - Три года, - последовал слегка удивленный ответ. - А я знаю его почти три тысячи лет. Я знал его всегда. И поверьте, он не откажется от вас. Или же я абсолютный олух, ничего не понимающий в жизни. Камрин вздохнула, коротко пожимая руку эльфа в ответ: - Спасибо, - чуть невпопад ответила она. В этот момент дверь каминного зала отворилась, впуская Сармагата и эльфийского короля. Леголас взглянул орку в глаза и поднялся из кресла: - Пойдем, отец, нам нужно потолковать, - легким, но непререкаемым тоном отрезал он, беря под руку Трандуила, что-то пытавшегося возразить, и скрылся с ним за дверью. Сармагат же неторопливо подошел к камину, сбрасывая на пол тяжелый плащ, и поднес к огню промерзшие руки. Камрин молчала. Они могли долго молчать в обществе друг друга, беззвучно наслаждаясь тишиной и хрупким ощущением близости. Но сейчас это молчание показалось орку напряженным. Он шагнул от огня назад, но не обошел стол, а тихо опустился на пол у самого кресла Камрин, беря ее руку в могучую ладонь. - Тугхаш… - окликнул он почти шепотом, будто боясь разбудить девушку. Она улыбнулась в ответ, но и в ее улыбке Сармагату почудилось принуждение. - Сбылось все, за что ты сражалась… В том числе, и со мной. А ты не только не выглядишь счастливой – ты кажешься мне больной. Что тебя гнетет, милая? Он редко говорил с ней так, бережно и ласково, как с ребенком. Он всегда отгораживался какой-то незримой стеной. И сейчас эта трепетная нежность в суровом низком голосе показалась Камрин гвоздем, глубоко и больно вошедшим куда-то меж ребер. Она прерывисто вздохнула, чувствуя, что готова постыдно и жалко расплакаться. - Слишком много всего произошло в последние дни, - суховато ответила она, отворачиваясь к огню, - я просто не могу вместить столько потрясений разом. Не бери в голову, скоро я буду прежней. К горлу подступала едкая горечь: она всегда… почти всегда была смела и прямодушна с Сармагатом, такова была природа их отношений с самого начала. А сейчас, именно сейчас, когда ее душил самый важный в ее дальнейшей жизни вопрос, и как никогда была нужна эта прямота и смелость – она пряталась за малозначащими фразами. «Задавай вопросы не раньше, чем уверишься, что хочешь услышать ответ». Кто-то однажды сказал ей эту фразу, только она не потрудилась вдуматься в нее. А Сармагат покачал головой: - Тебе часто удавалось меня обмануть, потому что я сам охотно закрывал глаза и затыкал уши. Но сейчас не тот момент. Тугхаш… Все эти дни мы пеклись о чужих заботах. Довольно. Пришло время поговорить о нас самих. Окончательно и начистоту. Я не уверен, что готов получить ответы на терзающие меня вопросы, но их все равно придется задать. Камрин вздрогнула: ей не раз казалось, что орк слышит ее мысли. Сердце забилось медленно и сосредоточенно, будто отсчитывая бусины на нити. Сейчас он скажет вслух все, что она и сама уже знает. Все просто. Ее задача – не плакать. Нужно молча выслушать, встать, ровно держа спину, и уйти в свою келью. Это не больше четверти часа. Она выдержит. Сармагат же чуть крепче сжал ее пальцы: - В тот вечер, когда я рассказал тебе о своем прошлом и о своих счетах с Трандуилом… Ты так и не спросила, в чем же заключался мой план мести. Мы отвлеклись на наши собственные отношения, и мне удалось избежать этой темы. Не скрою, я всерьез боялся твоей реакции. Он запнулся, будто давая Камрин что-то вставить, но она молчала, и орк продолжил: - Прежде я думал, что тебе просто не нужно этого знать. Но прежде все было иначе. А теперь… - Сармагат нахмурился, резко прикусывая губу, а потом вдруг без всякой связи отрывисто проговорил: - Несколько дней назад я дал тебе письмо для Сарна. Оно было не запечатано. Ты… ты прочла его? Он замер, глядя куда-то в пространство. А Камрин старательно-спокойно пожала плечами: - Конечно. В тот же день. Сармагат поднял глаза, полные тягостного ожидания: - То есть, все эти дни ты знала? - Да, - девушка сунула руку за корсаж, вынула сложенный лист, развернула и положила на стол, - вот оно. Только больше в нем нет нужды. Орк помолчал. Поднялся с пола, присел на край стола, и отблески огня резко прорисовали его безобразное лицо гротескной игрой теней: - Что ж, значит, ты знаешь обо мне все. Тугхаш… Камрин… Теперь, когда все карты раскрыты, я спрошу. Я тот, кто есть. Бывший бессмертный эльф, бывший придворный, бывший политик, бывший целитель. А ныне не первой молодости орочий вождь, мстительный интриган, вспыльчивый мерзавец, беспринципный манипулятор и убийца. Я живу среди мне подобных обломков эльфийской расы в глуши диких гор. Я очень богат, хотя один Моргот знает, что делать с золотом среди скал и сосен. Я очень могущественен, хотя возглавляю огромную армию таких же вспыльчивых мерзавцев и убийц. Я причинил много бед твоим близким, я подвергал тебя сотням опасностей и едва не убил тебя собственной рукой… Но я люблю тебя. Я твой… весь, без остатка. Знаю, невелик подарок… Но Камрин… Сармагат осекся, хрипло переводя дыхание. А потом снова опустился на пол у кресла: - Камрин… Я прошу тебя… Уезжай со мной. К балрогам этот лесной угол. Уедем в горы, вместе, вдвоем. Я совершенно не умею говорить о любви и увы, еще хуже умею ее доказывать. Но я научусь. Я знаю, моя любовь так же уродлива, как я сам, и мне неловко даже просить тебя стать… моей женой. Но неважно, как назвать это… Все, чего я хочу от жизни – провести ее остаток с тобой. Он умолк, сдерживая предательскую дрожь. И на одну короткую минуту понял, что жизнь снова подошла к крутому повороту. И снова, как и в первый раз, этот поворот зависит от кого-то другого, держащего сейчас его судьбу в своих руках. И если он снова услышит «нет», тогда… - Да. Сармагат встряхнул головой, словно в лицо плеснули водой. А Камрин сидела, глядя поверх его плеча. Ее лицо было бледно, как у утопленницы, губы дрожали, в сухих глазах застыло знакомое ему выражение неверия, страха и надежды, которое так часто появлялось в них в первые месяцы их мучительного сближения. Потом она сжала губы, унимая их трепет, медленно перевела глаза на орка. - Да, - шепнула она еще раз, будто чуть тверже ступая на озерный лед. А Сармагат больше не колебался. Он встал, подхватывая девушку из кресла, и прижал к себе, припадая поцелуем к губам. Даже во снах, даже в самых потайных мечтах и чаяниях он не позволял себе этих грез. Одна мысль о том, как Камрин отшатнется от его клыков и шрамов, обжигала его глухим стыдом и отчаянной болью. Но что за дело до грез тому, кто наяву получил дар от судьбы? Тугхаш не отшатнулась. Она обнимала его горячо и щедро, отвечая на поцелуй с той же безоглядной страстью, с какой прежде бросалась в их бурные столкновения и споры. И орк стискивал ее в объятиях, будто пытаясь вплавить в собственную плоть и никогда более не отпустить от себя. Они оторвались друг от друга, силясь перевести оборвавшееся дыхание, и Камрин вдруг пробормотала что-то, разражаясь слезами, теми самыми, глупыми, постыдными, которые так старалась сдержать. Ее война закончилась… И она рыдала, захлебываясь слезами, почти чувствуя, как, распадаясь на части, с нее сваливаются облекавшие ее тяжелые доспехи. Сармагат не утешал. Он знал природу этих благостных слез и давал им пролиться. Он лишь тихо перебирал ее каштановые пряди когтистыми пальцами, вдыхал аромат все того же розового масла и молчал, подспудно боясь шевельнуться и разбить бесценный хрусталь этого мига. Камрин вырвалась из его рук, утирая глаза. - С самого окончания всего этого кошмара я беспрестанно лью слезы. Мне не на пользу спокойная жизнь, - гнусаво пробормотала она. Глубоко вздохнула, оборачиваясь, ласково провела ладонью по рассеченной шрамом щеке орка. - Я счастлива. Эру, как я счастлива… - невпопад обронила она. Сармагат промолчал, снова обнимая ее. А Камрин потянулась к листу, все так же белевшему на столе, смяла его и швырнула в камин. Они долго еще что-то шептали друг другу, торопясь сказать все, доселе невысказанное, насытиться запретной прежде нежностью. А пламя медленно расправляло желтоватый лист, уже стремительно темнеющий с краев, и неторопливо поедало руны, написанные твердым почерком орочьего вождя: «Сарн, Полагаю, что в отсутствие принца отряд на родину поведешь ты. Есть нечто, что тебе следует знать. Не бери от князя обещанной платы. Кристаллы смертельно опасны. Попав в воды лихолесских колодцев, они поселят в королевстве хворь, жертвой коей уже стал Леголас, и спасения от нее не будет. В этом и состоял мой план. Бросьте все и убирайтесь к балрогам из этой дыры, я никого здесь не трону, пусть Иниваэль успокоится. Когда Тугхаш доставит тебе это письмо, передай ей свиток, ты сам знаешь, о чем я. Если же она не захочет возвращаться – передай свиток Таргису и отпусти его, он все равно тебе уже ни к чему. Не тревожься о Леголасе, ему не грозит ничего дурного. Уезжайте. Переправа в восьми милях ниже по течению от развалин сожженного Княжьего моста безопасна, воспользуйтесь ею. Прощай. Сармагат» *** - За этим столом не хватает только Йолафа – и общество моих врагов было бы полным, - ухмыльнулся Сармагат, садясь, - Эру, неужели сегодня все будут пить эту кислую дрянь, бросив меня в одиночестве сражаться с целым кувшином? Таргис, наливавший в этот миг Трандуилу вино, неловко пробормотал: - Мне этот нектар не по чинам, господин. Я с вами… чего покрепче. - Я знал, что на тебя можно рассчитывать, - кивнул вождь. Сегодня за столом в каминном зале действительно было многолюдно. Трандуил, облаченный в простой охотничий камзол и не надевший к ужину короны, в тот вечер как никогда выглядел настоящим королем эльфийского народа. Его бирюзовые глаза были полны безбрежной отрады, разгладившееся лицо сияло нетленной юностью, лучезарной красой, какой Эру Илуватар наградил своих первых детей в подлинно светлую минуту. Сидящий по левую руку от него Леголас был сегодня странно молчалив, и, хотя улыбка часто озаряла его лицо, видно было, что его одолевает какая-то потаенная, тревожащая его мысль. Сарн напротив был безмятежен, но иногда бросал на друга короткий задумчивый взгляд: ему казалось, он понимает, что беспокоит Леголаса. Камрин же сегодня цвела простым и бесхитростным счастьем. Она, пожалуй, меньше всех всерьез надеялась, что этот вечер придет, не омраченный ни враждой, ни смертями. И она упивалась им, будто нежданным подарком судьбы, сняв все прежние маски. Авантюристка-Тугхаш, самозванка-Эрсилия – все эти личины сейчас были забыты, сброшены вместе с камзолом и охотничьими сапогами, и Камрин была несказанно хороша в струящемся зеленом блио и тонком муслине на каштановых кудрях, светясь чистой и одухотворенной женственностью. И только Таргису было не по себе за одним столом с вельможами и офицерами, но разве мог не присутствовать за этим ужином он, так много сделавший ради этого вечера? - Что ж, господа… виноват, и конечно вы, миледи, - Трандуил коснулся рукой груди, словно извиняясь, - на пирах в честь побед принято возносить благодарность Валар. Я же хочу поблагодарить каждого из вас. Король сделал паузу и посмотрел в глаза Камрин: - Сударыня, - негромко проговорил он, - но начну я с того, что хочу извиниться перед вами. Я был несправедлив к вам. Я мог не всегда и не во всем понимать вас и ваши методы борьбы. Но мне важно, чтоб вы знали, Леголас рассказал мне, как много вы сделали для моих соплеменников и лично для него. Мне подчас трудно быть непредвзятым. Но поверьте… я умею различить благородство, даже в непривычном мне одеянии, и оценить отвагу, даже не сразу разобрав ее устремлений. Знаю, я едва ли вызываю у вас симпатию. Но я был бы рад, если бы вы не держали на меня обид. Камрин лишь мягко покачала головой: - Пустое, милорд. Вы были вправе подозревать меня во многих грехах. А некоторые ваши подозрения и вовсе были совершенно справедливы. Я не таю никаких обид, ваше величество. Напротив, я в свою очередь надеюсь на вашу снисходительность к несовершенству моих… хм… методов. Трандуил хотел что-то сказать, но промолчал, встречаясь с девушкой прямым взглядом, словно скрепляя сказанное рукопожатием, и снова приложил к груди ладонь. Повисла недолгая пауза, а потом Сармагат поднял кубок: - Не будем сегодня о прежних разногласиях. Это была война, господа. Мы воевали друг с другом, сами с собой и еще со множеством обстоятельств. Каждый волен сам судить об итогах этой войны. Я по близорукости искал иной победы, но скажу, не лукавя, обрел намного больше, чем предполагал. Я много нагрешил, и многие из вас пострадали от моих интриг. Но я несказанно рад, что сегодня мы за одним столом, а не по разные стороны крепостной стены. За победу, господа. - За победу, - отозвались пять голосов, и кубки звонко столкнулись серебряными боками. Поначалу за столом царила некоторая неловкость, ибо свободно в присутствии обоих сеньоров себя чувствовал лишь Леголас. Но постепенно хорошее вино и общее приподнятое настроение сделали свое дело, и атмосфера потеплела, даже Таргис перестал сконфуженно озираться. - Завтра на рассвете двинемся в столицу, - сообщил Трандуил, сосредоточенно орудуя ножом, - я не был там столько лет… - Там ничего особенно не изменилось, друг мой, - пожал плечами Сармагат, - и кстати, я намерен съездить с вами. В Тон-Гарт мне соваться ни к чему, сейчас не время испытывать судьбу, но мне непременно нужно увидеться с Йолафом. А ты, милая, конечно, попрощайся с родным городом. Камрин беспечно пожала плечами: - Я не стану разгуливать там всем напоказ, многие не слишком мне обрадуются. Встречусь с братом и Эрсилией, попрощаюсь с некоторыми слугами… Леголас задумчиво улыбнулся: - Я так и не успел познакомиться с княжной… Эру, я покинул Тон-Гарт ночью, как убегающий вор. Как странно будет туда вернуться. Среди прочего мне нужно отдать Йолафу документы, которые я получил от него, их место в Ирин-Тауре. Фрагмент личного дневника самого Бервира, договор о заключении союза меж княжеством и кланом Магхар… Я даже не знал тогда, что это за клан… - Эти документы у тебя? – встрепенулся Сармагат. - Да, Йолаф получил их от Эрвига. Я сам перебирал библиотеку этого невероятного человека в день его гибели. Она была полна бесценных бумаг. Один Эру знает, откуда у него вся эта коллекция. - В роду Эрвига были летописцы, в том числе, весьма приближенные ко двору. Вероятно, они утаивали копии документов, как это делает большинство их собратьев во всех странах и во все времена. Кто знает… - Сармагат покрутил вилку в пальцах, - все равно его библиотека погибла, а потому теперь это уже неважно. Но дневник воеводы… Право, я и не знал о нем. - Там был и третий документ, - подался вперед Леголас, - и весьма интересный. Это письмо без подписи, но в нем, хотя и иносказательно, говорится о «Мелькоровой справедливости». - Хм… - неопределенно протянул орк и вполголоса процитировал: - «Как слепы вы, клянущие Мелькора, праотца зла и порока, царствующего в этом несчастном мире. Он был велик и бесконечно мудр…» Принц изумленно обернулся: - Верно, Гвадал! Ты знаешь что-то об авторе этих строк? - Знаю, - усмехнулся уголком губ орк, - потому что я и есть их автор. Я написал это в первые месяцы после вступления в Магхар, уже немного смирившись со своим положением и начав относиться к нему более… философски. Через несколько лет я нашел этот жалкий трактат среди бумаг, сначала хотел сжечь, но после исцеления Таргиса подарил его Эрвигу в знак своеобразного преклонения. Посрамить затею самого Мелькора – это не лавочника на медяк одурачить. - В знак преклонения… - повторил Леголас, хмурясь, - прошу прощения. Он встал, поклонился и стремительно вышел из зала, но не более, чем через десять минут вернулся, неся свернутый пергамент. Снова садясь, он проговорил: - Вот этот трактат. Не стану читать все послание целиком, это ни к чему. Но в нем есть очень важные строки, - развернув пергамент, Леголас прочел: - «…вдумайтесь, всмотритесь и восхититесь… Что правит миром? Что правит душами? Что властвует над каждым живым существом? Желание жить… Жить, сохраняя себя и уберегая от разрушения. Лишь немногие, истинно любящие, безгранично преданные готовы пренебречь этим изначальным стремлением, дабы поразить Зло, довлеющее над ближним. Столь немногие, что едва ли, спросив себя, обладает ли он подобным другом, хоть кто-нибудь уверенно ответит: «Да, я обладаю…» Леголас умолк, вновь сворачивая пергамент. Потом поднял глаза и обвел ими присутствующих: - Да, - промолвил он, - я обладаю. Я обладаю таким другом. Сарн, думаю, княжеству ни к чему этот документ. И потому я хотел бы, если Гвадал не возражает, подарить его тебе. Не в знак преклонения – ты не позволишь, я знаю. Но в знак благодарности, которую не выразить обычными словами. Сарн медленно положил вилку. Бегло потер переносицу, скрывая вспыхнувшее лицо: - Леголас, мы уже говорили об этом… Хватит, не стоит… В конце концов, если бы не ты, для меня бы это тоже кончилось плохо. - Если бы не я, это бы и не началось, - оборвал принц смущенное бормотание друга. - Не спорь, десятник, Леголас прав, - веско проговорил король, - твои заслуги трудно переоценить. И, вернувшись в Лихолесье, мы поговорим о твоей награде. Сарн, все еще пылающий яркими пятнами румянца, поднял глаза на государя и коснулся рукой груди: - Благодарю тебя, милорд. Но я вовсе не искал награды. - Я не сомневаюсь в твоем бескорыстии, - покачал головой Трандуил, - но если дружбе оно пристало, то спасение династии – деяние, которое может и должно быть вознаграждено. Совершенно смешавшийся Сарн принял от Леголаса документ, и Сармагат, прячущий улыбку на дне глаз, сделал знак Таргису налить еще вина… *** Они разошлись уже за полночь. Едва ли кто-то собирался сегодня спать. Хоть сборы были и недолги, но завтрашняя поездка в Тон-Гарт для каждого означала что-то более важное, чем просто прощальный визит в столицу. Леголас уже взялся за кольцо двери зала, когда Сармагат окликнул его: - Леголас… С самого дня, что ты пришел в себя, ты почти не смотришь мне в глаза. Эльф слегка нахмурился и встретился с орком прямым взглядом. - Вот так-то лучше, - мягко проговорил Сармагат, - Леголас, не взваливай на себя пустых мешков. Тебе незачем ощущать эту нелепую неловкость. Лихолесец смешался, снова раздосадовано отводя глаза, но вождь покачал головой: - Леголас, не забывай, я хорошо знаю тебя. Ты терзаешься стыдом, потому что сам исцелился от недуга, от которого мне спасения нет, и думаешь, что это причиняет мне боль. Но ты неправ, мой мальчик. Я ведь уже говорил тебе – суть не в расе и не в бессмертии. Каждый сам решает, счастлив ли он. А я сегодня не помню, был ли у меня лучший день хоть раз за шесть с лишним тысяч лет. Принц усмехнулся: - Ты всегда видел меня насквозь, Гвадал. И всегда умел утешить. Орк сжал плечо принца и подтолкнул к двери: - Ступай. …Камрин спешила в свои апартаменты, точно зная, что не сомкнет глаз. Впервые за долгое время ее занимал не вопрос, брать ли с собой меч, а выбор меж синим и бордовым сюрко. Поворачивая к своей келье, Камрин с легким удивлением увидела под факелом одинокую фигуру: ее ожидал Таргис. Она приблизилась и встретила прямой и слегка взволнованный взгляд варгера. - Друг мой, я уже по чистой привычке жду от тебя каких-то писем или оглушительных новостей, - тепло улыбнулась она, - ты ведь поедешь завтра с нами? Но Таргис покачал головой: - Принц Леголас передал мне привет от моего брата Регара, - промолвил он, - я был уверен, что моя семья давно похоронила меня, и сама память обо мне – позор для родных. Но брат, оказывается, знает, что я жив, и зовет меня домой. Я съезжу повидать матушку, сестру, племянников… Господин даже дал мне золота для них. Ну а потом… Эру велик. Камрин шагнула ближе: - Таргис… Я даже не знала, что у тебя есть семья. Как мало я вообще знала о тебе… Хитроумный, как куница, и надежный, как добрый меч. Я хочу поблагодарить тебя. Если бы не ты, твоя помощь, твоя верность… все было бы зря. Спасибо, друг мой. Варгер лишь покачал головой, отчего-то судорожно терзая пальцами ремень на камзоле: - Не стоит. Ты же знаешь, для меня это была не пустая жажда приключений… Что ж… Доброй ночи, Камрин. - Доброй ночи, - отозвалась девушка, и уже шагнула к двери, когда Таргис дрогнувшим голосом окликнул ее: - Тугхаш… Погоди, я ведь не за тем пришел… Я хотел сказать тебе… Камрин обернулась, а варгер, бледнея, вымолвил: - Я давно хотел сказать тебе это. Я должен, я не могу больше. Тугхаш я… знаю, тебе это ни к чему, но… Он запнулся, откашлялся. Набрал полную грудь воздуха, но продолжал молчать, глядя Камрин в глаза, а та, встревоженная, ждала, когда он продолжит. Наконец Таргис облизнул губы, переводя дыхание, и почти прошептал: - Тугхаш… я… Я хотел сказать. Будь счастлива.