ДБР в Средиземье

Краткий отсыл к роману «ДБР»: во время вооруженного затишья в период второй войны на Северном Кавказе (2002 год), с целью выполнения заданий, которые официально не могут быть поручены подразделениям федеральных войск, так как это будет расценено как нарушение перемирия, была создана диверсионная группа «Шторм». Данную группу составляли люди, так или иначе имевшие проблемы с законом, но не потерявшие совесть: военврач, отданный под трибунал за оказание медпомощи местному жителю, чудом бежавший из плена новобранец-подрывник, единственная выжившая в расстрелянной колонне женщина-снайпер и похищенный радист. Объединяет столь пеструю компанию одна на всех цель — вернуться живыми домой. Именно в обмен на чистые документы они берутся за выполнение самых сложных и опасных заданий. В случае успеха их ждет следующее задание, а в случае провала и обнаружения федеральные власти спокойно подтвердят — данные люди не имеют к ним ни малейшего отношения. Да ведь их и так документально уже нет в живых. Но пока все идет нормально. _____________________________ — От вас требуется оказать помощь одному… хм… человеку, — командирский голос звучал четко и сухо. — По нашим сводкам, в ближайшее время на один из удаленных горных аулов планируется нападение. Ребята переглянулись, а Черняев продолжил: — Случай необычный, я бы сказал — сложный. Мы не можем отправить подразделение действующей армии, потому что… — Он прокашлялся, помолчал. Взял себя в руки и продолжил: — Потому что там замешаны такие Силы… Как всегда, Макарона не могла упустить случая блеснуть своим военным образованием и познаниями из области тактики ведения боя, почерпнутыми в приснопамятном ТВДУ. При этом тот факт, что в том же самом ТВДУ учили не перебивать старших (и не только по званию!), всегда выпадал у нее из памяти. — Вы ожидаете открытого вооруженного противостояния в районе в связи с нарушением принципа невмешательства… — она осеклась, увидев, как странно посмотрел на нее Черняев. Он подошел к столу, налил воды из графина, сделал несколько глотков. Четыре пары глаз вопросительно таращились на него. Капитан допил воду и как-то абстрактно изрек: — Да нет. Эти Силы с нами даже воевать не будут. Нам им просто нечего противопоставить — раздавят и все. Дело в том, что сама идея вмешательства нарушит равновесие. Последние слова Черняева были какими-то туманными. Пока ребята переглядывались, недоумевая, с чего бы это вдруг прямой как угол стола капитан начал говорить загадками, тот продолжил: — Прошу отнестись к операции со всей возможной серьезностью. На ваше теперешнее задание гриф «совершенно секретно» впору вешать. На стол легла карта. Марат, который при словах «совершенно секретно» стал профессионально-внимателен, с удивлением обнаружил ряд любопытных подробностей: а) карта была изготовлена…вручную, b) на куске пергамента, и с) — эти географические названия он уже где-то слышал. — Вам сюда. — Палец Черняева уперся в изображение небольшой долины, окруженной кольцом гор в верхнем правом углу карты. — Отсюда, — палец переполз чуть влево, указывая на горные отроги пониже, — добираться будете сами. До этого места — заброска наша. Боеприпасов брать по максимуму. Я и…еще кое-кто всерьез на вас надеемся. И еще одно: — голос вдруг потерял сухость и металл, — Постарайтесь поосторожнее…там дети… — он обвел четверку взглядом, — …Мелькор Илуватарович очень просил. Капитан взял со стола папку с файлами и вручил ее Марату. — Ознакомьтесь. Здесь — разведданные и некоторые служебные инструкции. Бывший разведчик перевернул первый лист, оказавшийся титульным. «Вот бюрократы: вся жизнь под девизом «Любите книгу — источник бумаги»! — подумал Марат. Он невнимательно просмотрел заголовок, в котором пестрели многочисленные цифры и какие-то коды и как все нормальные люди, начал с первой строки текста. Шрифт был ГОСТовский, 14 пт со всеми отступами и интервалами. — «Был Эру Единый, кого в Арде называют Илуватар…» — громко прочел Марыч. *** Мерный стрекот винта нагонял тоску и сонливость. Никогда раньше пуленепробиваемой и патрононепропиваемой четверке не приходилось переносить столь длительных перелетов. Обычно заброска на вертолете вместе с посадкой и выгрузкой занимала не больше часа. Сидя в грузовом отсеке, Флай с Димоном резались в «очко». Марат разглядывал карту. Людка изучала содержимое той самой совершенно секретной папки. Привычку читать что попало и всегда дочитывать до конца она приобрела еще в годы зазубривания бесконечных уставов. — Нет, ну вот ведь сволочи! — Людка оторвалась от чтения и от переполнявших ее эмоций саданула кулаком по ящику. — Детей, сволочи! Марат оторвался от карты. — Н-да, ситуация поганая, — мрачно согласился он. — Давно с таким дерьмом дела иметь не приходилось. — Только черные маки на том месте… — хрипло выдохнула Макарона. — Ничего больше не оставили… — Не горюй. Мы для того и летим, чтобы этого не случилось, — Марыч улыбнулся. — А маковое поле… Справимся с заданием, и не будет никакого макового поля. Нечего наркоманию в районе поощрять. Людмила хихикнула, а Марат, не поворачивая головы и даже не меняя интонацию, негромко произнес: — Артур, еще раз при слове «мак» увижу нездоровые движения лица, и я тебя из вертушки выкину, понял? — А чего — я? — обиделся Артур. — Ничего. Лучше вон ту папочку почитай, хотя бы имя-отчество выучи. — Чьи? — Флай отвечал невпопад, его мысли были заняты совсем другой проблемой: стоит ли тянуть карту, имея две шестерки и даму. — Нанимателя нашего как зовут, помнишь? — Что? А, да. Изначальный эМ И. Всё путём! — Очко, — лениво заметил Димон, демонстрируя две десятки и туза. *** Двое в чёрном. Лица без возраста. Лишь по седым волосам можно угадать, что один из них старше. Младший невероятно, нечеловечески красив, пылающие глаза впиваются на миг как иглы и тут же меняют выражение, озорно щурясь в сторону седого.  — Учитель — в голосе младшего усмешка, и тонкие пальцы касаются чёрного рукава собеседника, — это она! Лицо седого человека, покрытое старыми шрамами, трогает недоверчивая улыбка. Но прежде, чем он успел хотя бы что-то сказать, обсуждаемый пред-мет встрял сам:  — Господа, я лично вас, вообще-то, в первый раз вижу. Я вас, собственно, не знаю, а вы-то откуда…  — Присмотрись повнимательнее, девочка. — Голос у того, кого назвали Учителем, был глубокий и немного грустный. — Я могу ответить на твой вопрос, но постарайся вспомнить сама. Людмила никогда не страдала отсутствием зрительной памяти. Но на этот раз всё было тщетно: она пару минут переводила взгляд с одного на другого, потом виновато покачала головой. И в самом деле: таких как этот молодой тут пол-Кавказа бегает, а седого в шрамах она точно не встречала. Его если только Марыч вспомнить может, у него — профессиональное, такой кружок кройки и шитья забыть невозможно!  — Учитель, это всё равно она. — молодой уверенно шагнул вперёд к девушке. — Ты говоришь, что не знаешь нас. Тогда смотри. — он улыбнулся ещё раз и прикрыл глаза. И тогда… Из-под длинных ресниц ударил свет и прямо перед Людмилой, точно на экране большого плоского телевизора появилась картина. …Рыже-каштановая носатая девчонка лет семнадцати переворачивает страницу книги. Глаза обречённо скользят по строчкам, противно теплея от слёз, пальцы автоматически перебирают чёлку, губы кривятся в отчаянии. Рука переворачивает страницу назад, ещё назад, но уже всё ясно — от-ступать глупо, ибо финал неизбежен. По щеке катится капелька — вот и всё. Ну, почему всё так? Пальцы сжимаются в кулаки, книга летит на пол. Названия не видно, но не это сейчас важно. А важно то, что девушка сидит не шевелясь. Глубокий вздох, пальцы стягивают с казённой тумбочки большой лист бумаги, в левой руке появляется обкусанная ручка. Она нерешительно выводит первую фразу, замирает…и начинает строчить как одержимая. Да, она сейчас и есть одержимая. Своей единственной мыслью — всё было не так! Карие глаза курсанта Макаренко пылают торжеством… Видение исчезает. Людка ошарашенно крутит головой.  — М-Мелькор? Гортхауэр? — голос подводит, звучит хрипло. — Бля, не может быть! Нет, ну. ну, как такое могло получиться, а? Молодой пожимает плечами  — Ну, ты же сама только что видела КАК…  — Вспомни последнюю фразу своей книги, — приходит на помощь Вала, — правда, до тебя эту фразу уже употребляли и, надо сказать, с тем же результатом…  — Плагиат! — ехидно вставляет таирни. Но его не слышат.  — «Свободен, он ждёт тебя …И Стоящий-во-Мраке улыбается…» — запинаясь от волнения процитировала Людка. А затем у неё на лице появилась тень понимания. Карие глаза снайпера устремлены на Изначального.  — Там…в Пустоте. Он…тогда…нашёл тебя? Да?  — Да я, вообще-то освободился благодаря твоим каракулям, если помнишь — нагло встревает Гортхауэр. — И вообще, эта книга обо мне была написана. Она и началась-то с истории об этом проклятом Кольце, будь оно неладно… А Та-но на тот момент был уже «отпущен», так сказать «на волю» такой же одержимой как и ты. — И, обращаясь к Мелькору, — Учитель, она тебе, случайно, Ириалонну не напоминает?  — Ну, а потом-то что? — Людмила нервно облизнула пересохшие губы.  — Да пришёл он, — фыркнул Изначальный. Появляется, понимаешь, во тьме фигура и говорит: «Я свободен, я забыл, что значит страх». И я ещё тогда не сразу понял, что вижу глазами, как раньше… А потом мы ушли вместе. Ушли в другой мир.  — А тут — ты, блин! — Это было невероятно, невозможно представить, но Майя вёл себя как мальчишка. Даже хуже — как Макарона.  — Но почему именно сюда, к нам? — на фоне раздолбая-Майяра госпоже Макаренко приходилось играть роль «серьёзного лица».  — Вашему миру повезло — он населён только людьми. Чем больше народов, тем больше противоречий. От этой грызни Бессмертный сдохнет. А теперь вот у вас ещё и мы есть! — Бывший «Чёрный Властелин» гордо продемонстрировал профиль в вертикальном подъёме. Гортхауэр говорил с Людкой, точно сверстник и невольно забывалось, что ему не одна тысяча лет и по возрасту он, вообще-то, ближе к Учителю, чем к прапору и её друзьям. Она хихикнула.  — А почему именно Кавказ? Климат? «И я вернусь домой, в старый замок в горах»?  — Нет, к тебе, чокнутой белке поближе! Ты вспомни, на чём ты всю эту историю написала. Правильно, на тех листочках, на которых писала письма домой. Угораздило тебя последний листок под черновик для письма использовать. А если серьёзно… — Гортхауэр опустил глаза и заговорил тише и медленнее, — то вообще-то, можно сказать, что ты подарила мне жизнь ценой своей собственной. Бедная десантница, потерявшая и без того трудноуловимую нить здравого смысла, ожесточённо покрутила головой в знак абсолютного непонимания.  — Ну что ж. Похоже, придётся объяснить наглядно, — криво ухмыльнулся Майя. — Твоими же собственными методами, между прочим…       Тонущая во мраке грязная подворотня. Двое в пятнистой курсантской форме против пяти пьяных отморозков. Зажатые в арке ребята отчаянно отбиваются, но силы явно неравны. Удар одного из курсантов отбрасывает нападавшего к стене, но сзади прыгают ещё двое. А дальше: всё очень просто и быстро — из-за спины появляется рука, обтянутая рукавом спортивного костюма. Вышитый кривой трилистник фирмы «Adidas». Лезвие китайской «бабочки», так и не успевшее блеснуть в тусклом свете единственного фонаря, фонтан крови и девичье тело, медленно оседающее на грязный заплёванный асфальт. Красные брызги на серой стене, покрытой надписями "Цой жив". Второй курсант держался из последних сил. Связанный дракой, он успел лишь заметить сползающее по стене тело, но, увы, помочь товарищу он не мог. Парень уже не мог встать, его пинали ногами, но вдруг всё кончилось, потому что все произошедшее дальше, было хуже любого кошмарного бреда. Кто-то из гопников тихонько взвыл, моментально трезвея от невыносимого животного ужаса, ибо у противоположной стены раздалось движение. Медленно, толчками, упираясь в окровавленную надпись «…жив» на стене, с асфальта поднималась девушка с распоротым горлом. Скрюченные пальцы зажимают перерезанную сонную артерию. Она пытается что-то сказать, но из гортани рвётся лишь хрип…  — Я думаю, хватит чернухи. — заметил Майя, и видение исчезло. В молчании стояли Марыч и Мелькор. Людка подняла невидящий взгляд, её губы шевельнулись. «Встану… Я встану, бля!..» — различил Марат.  — Да. Именно это ты говорила в тот момент. Но важно не это. Я и Тано, освобождённые тобой, так бы и остались во мраке междумирья, если бы не нелепая случайность: капля крови умирающего Вершителя на слове «жив». Как ты сама понимаешь, подлежащее в этом предложении потерялось, зато сказуемое выдернуло нас в материальный мир не хуже, чем морковку с грядки… А дальше нехватка писчей бумаги окончательно переплела наши судьбы. От избытка впечатлений Людмила наконец-то медленно осела на пол. Собственно, ещё неизвестно, «осела» или «окосела»  — С ума, бля, сойти. Я ещё понимаю, чтобы в городе, на толковской тусовке, да… хотя какая там тусовка… Это…вообще да-а… Невозможное что-то….Ну, не верю я… Её бормотания явно очень веселили и Учителя, и ученика. Даже Мелькор не скрывал улыбки, хотя на изуродованном лице она казалась грустной. Внезапно Людмила подняла глаза и подозрительно спросила:  — А кстати. Если вам так уж надо было на меня посмотреть, то почему же вы решили сделать это таким неоригинальным способом. Вы же, Изначальный эМ. И., всё-таки ВАЛАР…  — Ну, и что ты предлагаешь? — Мелькор скрестил руки на груди.  — Ну, не знаю, — замялась Людка. — Может, видения там какие-нибудь…  — Видения, говоришь? Я бы мог, конечно. Даже в этом чужом мире это бы я смог сделать, да только с твоим… кхм, образом жизни видения посылать небезопасно. Если бы ты попыталась объяснить своим спутникам, что, мол, надо идти туда-то и туда-то, потому что тебе явился кто-то седой в чёрных одеждах и позвал по имени…как ты думаешь?  — А что?  — А то, что, услышав такие речи, твой друг смог бы сделать только один вывод: что у тебя всё-таки началась белая горячка. И если честно, он, в общем-то, часто бывал недалек от истины.