Married to Jonas.

На часах было два часа ночи, а он все лежал в комнате и ждал, когда она ляжет рядом. Селена должна была лечь с ним. Она всегда приходила в свою кровать, ложилась рядом, и становилось так тепло и спокойно на душе и вообще. А сейчас ее все не было и не было. Когда он уходил в спальню два часа назад, она лежала в гостиной на диване и смотрела телевизор, там шли «Милые обманщицы», что-то вроде того. Брови у нее были сведены к переносице, взгляд был какой-то пустой или может слишком глубокий, и сама она была напряжена. Она даже не сняла свое платье, лишь скинула туфли на позолоченных каблуках поодаль дивана и устало легла. А он, молча, прошел в спальню, оставляя ее там. Одну. И мама всегда учила его не врать. Это приносит только боль. Ложь во благо, ложь просто так – все это ранит, и ранит слишком глубоко. Но он не смог поступить иначе. Он ведь трогал ее. Держал ее в своих руках. Целовал так сильно и так страстно. Пока другая сидела и ждала его. Пока другая приготавливала ужин, надеясь на прекрасное завершение вечера. А в итоге… Он не может забыть, или вернее сказать выбить из себя запах граната и розы, который так прочно въелся в сознание, не может забыть нежные руки, что так бродили по его телу… Он не может забыть ее. Но он должен это сделать. Так важно было стереть из себя это воспоминание. Потому что оно разрушало его, не давало успокоиться, не давало дышать. Глаза стали медленно закрываться, веки неожиданно стали такими тяжелыми… и пучина сна захватила его. Утром он все так же не обнаружил Селену рядом с собой. Бросив безразличный взгляд на часть кровати, где она должна была спать, он прошел в ванную. Было приятно чувствовать под ногами холодный кафель, ощущать как мурашки пробегаются по всему позвоночнику, нежно касаясь своими лапками его кожи… Это давало понять, что он живой, что он может быть спасен и что не все потеряно. Он смотрел на свое отражение в зеркале и ему хотелось вмазать себе за все случившиеся. Быстро принял душ, а потом надел свежие джинсы и футболку. Выйдя из спальни, увидел, что жена спит на диване, голова под странным углом находится на маленькой диванной подушке, ноги поджаты к груди, а руки сцеплены замком на голени. Все в том же черном платье. Он смотрел на нее с минуту, наблюдая, как подрагивают ее ресницы, как она сама тяжело дышит, как она слегка хмурится во сне, а потом неожиданно расслабляется. И его совсем это не тронуло. Ничего в нем не зажглось, ничего не заставило почувствовать себя виноватым, или же просто ее пожалеть. Он хотел было уже выйти из квартиры, надел уже было туфли, когда все же вернулся в гостиную. Подойдя к дивану, он осторожно взял спящую жену на руки, прилагая все усилия, лишь бы не разбудить ее. Она была невероятно легкой. Селена уткнулась носом ему в плечо, слегка поежившись. Ник аккуратно положил ее на кровать в спальне, снял с нее платье, которое она купила специально для того вечера, который так и не состоялся. Платье действительно было красивым. Черное, с переливающимися пайетками в верхней части, а пышная юбка была покрыта темным кружевом. Оно ей шло, но Нику было все равно. Он даже не обратил внимания на ее выпирающие ребра, обнаженную грудь, соски которой тут же стали твердыми от прохладного воздуха. Укрыв ее одеялом, он стоял еще минут десять, наблюдая за ней, а после ушел. *** Открыть глаза было слишком трудно. Веки словно стали свинцовые. Она перевернулась с живота на спину, ощущая, как ее спину просто ломит, будто бы ее продуло. Селена неприятно поморщилась, и все же с большим трудом открыла глаза. В горле было неприятно сухо, а глотать было слишком больно. И она мысленно поздравила себя с тем, что смогла простудиться всего лишь за один вечер. Так не вовремя. Когда дел было просто невпроворот. Хорошо, что она может остаться сегодня дома и отдохнуть от той суеты, что крутится вокруг нее чуть ли не каждый день. Она помнит, что уснула на диване, но когда она перешла в кровать вспомнить не может. Наверное, Ник постарался. При упоминании его имени ее словно током шандарахнуло. Было немного волнительно, словно ее могли арестовать за то, что она подумала о нем. Как это было глупо. - Да, мам, - проговорила она хриплым голосом в телефонную трубку, когда та зазвенела где-то под подушкой. Этот неприятный писклявый звук Ник выбрал специально, чтобы они всегда отвечали на звонок, ибо слушать эти трели не хотелось ни ему, ни ей. - Милая, что с твоим голосом? – взволнованный голос Мэнди заставил Селену опустить глаза на свои ладони. Ей плохо. Так плохо… Но смысл заставлять маму переживать из-за этого всего? Она не заслуживает этого, у них с Брайаном много своих дел. Она не стала рассказывать ей ссору с Ником и говорить, что скорее всего приболела. Не нужно этого было делать. - Все хорошо. Я просто только проснулась, - она зажала телефонную трубку между плечом и ухом, а после поднялась с кровати, прикрывая грудь левой рукой, правой придерживая телефонную трубку. Подойдя к шкафу, она достала из него темно-синие джинсы, обычную синюю майку с V-угольным вырезом и простые черные кеды фирмы «Converse». – Как у вас дела? Вы приедете на день рождения Ника? - Все хорошо, милая. Не знаю, Селена. У Брайана так много работы, да и я занята, - голос у нее был какой-то неуверенный, но Гомез не стала спрашивать, что не так. Она устала от каких-то недомолвок, пустых и ненужных слов, ей было невероятно одиноко разгребать все это дерьмо одной, но Селена ничего не могла с собой поделать. Уж лучше пережить все случившиеся самой, нежели рассказывать свою историю несколько раз, снова и снова испытывая ту самую боль в сердце. - Жаль, вас будет не хватать, - ответила Селена, натягивая на себя джинсы. - Мы все равно будем ждать вас. Постарайтесь приехать, - шатенка села на кровать и посмотрела в большое окно. Машины уже мчались по дорогам. В девять утра в Нью-Йорке жизнь уже кипит. Да и ей всегда казалось, что этот поток людей постоянно вертится на улицах этого потрясающего города. - Конечно, сделаем все что сможем. Чем ты занята? – спрашивает она, и на фоне слышится в этот момент голос маленькой Грейси. От этого глаза Селены блеснули теплым огоньком. Малышка. Как она по ней соскучилась. - Я вот собираюсь поехать в супермаркет. А потом буду сидеть дома, посмотрю какой-нибудь сериал, последние дни были слишком напряженными, - конечно же, она имела ввиду именно вчерашний день. Такого ей еще ни разу не приходилось переживать. Точнее приходилось, но было не так больно и трудно. Переодевшись, Селена направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. - У тебя с Ником все хорошо? Просто я видела его фотографии с этой… - Оливией? – перебивает ее шатенка. Как больно срывается это имя с ее губ. Как некрасиво и пусто, безжизненно, с негативом. Словно оно ударяет ее по лицу, рвет ее волосы, и чтобы избавиться от всех этих чувств, она кричит. Глубоко внутри себя. - Да, с ней. - Ник помогает ей с записью песен, ничего личного там нет, - Селена говорила так, словно надеялась утешить сама себя, уверяла не мать в том, что все хорошо, а именно свое внутренне «я». Говорить было очень трудно. – Ладно, мамуль. Я побежала, позвоню позже, - Гомез смотрела в зеркало и видела лишь пустое отражение самой себя. Какой-то слишком помятой, расстроенной, сломанной где-то внутри, глубоко, там, где никому не видно. Отложив телефонную трубку на туалетный столик, она причесала спутанные завивающиеся волосы, а после подняла их в маленький хвостик на затылке. Сделав себе привычный макияж, Селена взяла бумажник, накинула на себя серую кожаную куртку и вышла из квартиры. Ох, как же была права Тейлор, когда сказала, что папарацци налетают как мухи на говно. Не успела она выйти из подъезда, как ее чуть не ослепили вспышки фотокамер, кто-то бросился ей под ноги, и если бы она не успела остановиться, то упала бы. И это был бы крах, все бы только и делали, что говорили о том, как неуклюжая Гомез упала на ровном месте. - Селена, что ты думаешь о Нике и Оливии? - Ник изменяет тебе! - Ты ревнуешь? - Хорошо выглядишь, Сел! - Доброе утро! – ответила она, широко улыбнувшись мужчинам, что мешали пройти к машине. У нее все хорошо, она счастлива. У нее все хорошо, она счастлива! Она повторяла это про себя как мантру, надеясь скорее добраться до машины.– Разрешите мне пройти? – она остановилась напротив мужчины, что встал прямо на ее пути. – Спасибо, - ответила она, продолжая вежливо улыбаться. - Ты знаешь, что Ник изменяет тебе, Селена? - Что ты чувствуешь? - Вы поссорились? - Хорошего вам дня! – она села в машину. - Распишись для моей дочери, пожалуйста! Какой-то репортер протянул ей планшет с бумагами и ручку. Она только хотела расписаться, как рука этого папарацци дрогнула и в итоге вместо автографа получилась какая-то закорючка. - Оп! – воскликнула она, от неожиданности, но все же расписалась. - Хорошо выглядишь! - Спасибо! – Селена все же закрыла дверь машины, пристегнулась, выехала на дорогу и помчалась к нужному магазину, стараясь не думать о словах жалких мужчин. Таких больных словах, таких резких и неприятных, колких, сильных. И улыбаться было так сложно. Так сложно было держать себя в руках. Сколько бы она не скрывала своей боли, своего настроения от папарацци, с каждым разом это было все труднее и труднее делать. Но, каким-то чудом у нее это всегда получалось. *** - Алло, Ник? Ты что-то хотел? – спросила Селена, позвонив мужу, как только зашла в квартиру. Слишком задумавшись с утра, она даже не обратила внимания, что оставила свой телефон в спальне. А когда приехала домой увидела восемь пропущенных от Джонаса. Поэтому сразу позвонила ему. Может, случилось что-то серьезное, может он хочет что-то узнать, или может он просто хочет поговорить, она не знала. - До тебя разве дозвонишься? Какого черта ты трубку не брала? – раздраженный голос донесся до нее на другом конце, и она приложила все усилия, чтобы сдержать не прошеные слезы. Почему так грубо? За что, в конце концов? Когда он не отвечает на ее звонки – это нормально, а когда она – так уже конец света начинается! Жуткая несправедливость! В последнее время он просто выматывал ее, выводил из себя! Может, им стоит отдохнуть некоторое время друг от друга? Селена не знала, что делать. - Я была в магазине, телефон забыла дома, я не очень хорошо себя чувствую, не кричи, пожалуйста, - попросила она спокойным голосом, после чего зашлась в неприятном кашле. Горло ужасно болело. – Что ты хотел? – спросила она, когда, наконец, смогла откашляться. Она легла на кровать прямо в чем была. Голова жутко болела и она едва ли что-то могла сообразить. - В моей тумбочке во втором ящике должна быть флэшка, привези мне ее, я забыл ее дома с утра, - ответил он спокойным голосом. - Подожди, повиси немного, сейчас найду, - попросила Гомез и, на четвереньках поползла по кровати к тумбочке мужа. – Второй ящик? - Да. - Сейчас, - Селена стала рыскать хоть какую-нибудь флэшку, но в тумбочке мужа верблюд бы потерялся! Раздраженно вздохнув, девушка положила телефон между ухом и плечом, после чего продолжила поиски. Спустя минуту поисков, она наткнулась на конверт, подумала, может там будет хоть что-то, но наткнулась всего лишь на фотографии. Его и Оливии. А еще на одной было что-то написано, но она не стала читать. Зачем ему нужны эти фотографии? Для чего они у него в тумбочке, в конверте, запрятаны чуть ли ни в самый конец ящика? Слезы упали на ладони, и она чувствует, что ей перестало хватать кислорода. Всхлипнув, она просто спустилась с кровати и облокотилась на нее, стараясь прийти в себя. - Что с тобой? – послышалось в телефоне, и Селена даже немного вздрогнула от его голоса. Она забыла, что разговаривает с ним. - Нет, все в порядке, - ответила она, чувствуя, как сильно боль разливается внутри нее, как ей тяжело говорить и вообще соображать хоть что-то. – Эта та белая флэшка с фиолетовой каемкой? – спрашивает шатенка, увидев, наконец, в углу ящика нужную вещицу. - Да, именно она, привези ее мне в студию, пожалуйста, - попросил он, и на фоне послышались какие-то разговоры. Но она не обратила внимания. Единственное, что она смогла сделать - это сказать ему: - Хорошо. А после сидела минут десять в шоке и приходила в себя, не зная, что делать дальше. Куда двигаться, как воспринимать его слова и как вообще к нему относится, как ему верить после такого огромного количества вранья. Как держаться и за что… Она с трудом смогла успокоиться, и, приведя себя в порядок, скрыв все следы от слез, уже через пятнадцать минут ехала в студию к мужу, который заждался ее и наверняка раздражался. - Привет, - Селена зашла в просторную комнату звукозаписывающей студии. Первый кто попался ей на глаза – это Ник, он сидел в окружении B.o.B, Оливии и Will.I.Am за пультом и что-то писал на бумаге, скорее всего ноты для песни. Ребята, заметив ее, отзывчиво улыбнулись ей в знак приветствия, а муж поднялся с кресла и направился уверенной походкой прямиком к ней. Он подошел, а после поцеловал ее в губы, отчего у нее все напряглось внутри. Вместе они три года, а ощущения словно в первый раз. Тут же посторонние. Раньше он никогда не позволял себе целовать ее на публике, а в последнее время совсем перестал обращать на это внимания. Будто бы его совсем ничего не волнует. - Привет, малыш, - он чуть отстранился и улыбнулся ей, сверля карими блестящими глазами. Она, правда, не понимала этого человека. Он стал каким-то лживым, ненастоящим, слишком изображающим беззаботность, будто все хорошо, стараясь скрыть что-то. И она догадывалась что, но он не соглашался с этим. - Ты про эту говорил? – Селена достала из маленькой коричневой сумки флэшку, найденную в его тумбочке, и отдала ему в руки. Она снова зашлась в кашле, отвернувшись спиной к ребятам, что смотрели на них все это время внимательным взглядом. В горле ужасно першило, и без лекарств от этого точно не избавишься. - Ты заболела? – он посмотрел на нее, слегка нахмурившись. Взглядом злого папочки, будто бы от его сведенных к переносице бровей она бы тут же вылечилась. Какой бред. - Да, приболела немного. Флэшка та? – еще раз повторила она свой вопрос, надеясь скорее свалить из этой компании. Подальше бы уехать, чтобы не видеть ни его, ни эту Оливию, что так мозолила ей глаза все это время, словно насмехалась над ней, словно она знала что-то, чего не знала Селена. И это Гомез напрягало больше всего. - Она самая. Ты посидишь здесь или поедешь домой? – спросил Ник, смотря на жену, которая для больной была слишком уж легко одета. Ему хотелось отругать ее, сказать, что она совсем не следит за тем, как стоит одеваться в определенный день, совсем не смотрит за погодой, и не обращает внимания на то, что в будущем все это обернется ей боком. Но он не стал этого делать при людях. - Поеду домой, что я буду заражать вас этой дрянью, - ответила она, протерев заслезившиеся глаза, невольно обратив внимание не то, что ладони у нее стали потеть, а это говорило лишь о том, что у нее поднялась температура. Селена шмыгнула носом, а после сложила руки на груди, так как легкий озноб ударил по телу. - Посиди, я не долго, сейчас только покажу кое-что Оливии и поедем, - он улыбнулся, чмокнул ее в щечку, а после усадил на маленькую софу в уголке студии. – Замерзла? – спрашивает Джонас, и, увидев легкий кивок головы, укутывает ее в свою курточку, что лежала на софе. Селена благодарно улыбнулась ему и проводила его взглядом к продюсерам и непосредственно «певице». Через пятнадцать минут, когда все дела были улажены, а новая музыка для песни Калпо была почти готова, Ник все же встал с кресла и направился к жене, что тихо ждала его на диванчике. Он кивком головы указал ей на выход, и она послушно поднялась с дивана, направляясь за ним. - Что-то ты вообще зеленая вся, - говорит Ник, внимательно смотрит на девушку, что вся свернулась калачиком на переднем сидении и прикрыла глаза. Она правда была зеленоватого оттенка и это ему совсем не понравилось. Он наклонился к ней, потрогал лоб, а после нахмурился. – Горячая. Ладно, едем домой, там лекарство, чай тебе сделаю, - он тепло улыбнулся ей, и сжал ее ладонь в своей руке. В следующий момент Ник даже не понял что произошло. Она просто резко выскочила из машины и побежала за угол записывающей студии. Не раздумывая, он побежал следом за женой, ее состояние его немного напугало. С ней раньше никогда такого не было. Ее тошнило. Селена стояла, оперившись одной рукой на стенку, а другой придерживала свои волосы, спавшие на лицо, и тяжело дышала, вытирая при этом рот платком. - Легче стало? – Ник обнял ее за плечи, а после помог дойти до машины. – Может тебе прилечь на заднем сидении? – спросил он, но шатенка отрицательно помотала головой. Джонас помог ей сесть впереди, пристегнул ремень безопасности, а после завел машину и они тут же поехали домой. Ох, не нравилось ему все это. *** - Как хоть ты так умудрилась заболеть? – Ник недоуменно покачал головой, глядя на жену, что лежала совсем рядом с ним: укутанная теплым одеялом, в его серой теплой толстовке, носках и спортивных штанах. Волосы были сырыми у корней и собраны в непонятный пучок, она была слишком настоящей в этот момент, и волна нежности пронзила его, как только он посмотрел на нее. - Наверное, вчера, - она шмыгнула носом. – Я же без куртки была, - объяснила Селена, сильнее кутаясь в пуховое одеяло. Ее пробирал такой озноб, она не могла согреться уже на протяжении двух часов, и это ей совсем не нравилось. А завтра было столько дел. - Ты вообще одеваешься слишком легко. Нью-Йорк – это не Лос-Анджелес, здесь не так тепло, здесь намного прохладнее осень, чем в Калифорнии, ты же знаешь об этом, - говорил он, пододвинувшись к ней ближе и крепко обнимая жену, позволяя ее голове упасть на его плечо. Ник чувствовал, как Селена напряжена, как ее время от времени передергивает, как она тяжело дышит, и как сипит ее горло. - Я знаю… - она зашлась в кашле, отвернувшись от него и закрывая лицо ладонями. – Ник, можно вопрос, только обещай, что не будешь злиться, хорошо? – Селена посмотрела на него каким-то уж слишком взволнованным взглядом, наполненным мольбой, и Джонас понял, что придется себя пересилить и сдерживать свой гнев. - Обещаю, что не буду злиться, - брюнет тепло улыбнулся и поцеловал ее в горячий лоб, отчего она тоже широко улыбнулась ему. - Я пока флэшку искала, наткнулась на фотографии, – Селена напряглась, что он моментально почувствовал. Он уже знает, о чем пойдет речь. И это ему совсем, совсем не нравится. – Фотографии тебя и Оливии, – Ник тяжело вздохнул. Захотелось ударить ее. Почему она затрагивает эту тему? К чему? Какого хера, Селена? Зачем ты это делаешь? Испытываешь его? Так сама же первая и проиграешь эту тупую игру, в которой нет правил, в которой ты уже сама запуталась! - Сел, - он выдохнул, стараясь сохранить спокойствие, потому что он обещал ей. – Это всего лишь фотографии. Что ты хочешь услышать от меня… - Что ты любишь меня! Что ты не бросишь меня! Что ты будешь рядом, всегда! Что ты не предашь меня! – ее карие глаза, что смотрели на него, изучали его профиль, заслезились. Опять эта глупая девчонка за свое. Она поступает несправедливо! Зачем все это? Зачем эти слезы, этот взгляд? Жалость что ли хочет вызвать? Да бред же! - Ты же знаешь, что я люблю тебя! – он смотрел на нее равнодушным взглядом и говорил так, словно все это его дико задолбало, словно он сказал это на отвали, лишь бы она успокоилась и перестала переживать, и донимать его расспросами о Калпо, об их взаимоотношениях и всей прочей ерунде, которая засела в ее башке и никак не хотела из нее выбиваться. - Ладно, Ник, я все поняла, - она закусила нижнюю губу, вырвалась из его объятий и повернулась к нему спиной, закрывая глаза и надеясь поскорее уснуть. Убежать от коварной реальности, которая сводила с ума все больше и больше. Реальности, от которой кружилась голова. Реальности, от которой поднималась температура, от которой дико тошнило. - Блин, Селена, что не так? – раздраженно спросил он, закатывая глаза к потолку. Это все слишком выводило его из себя! Как можно жить с человеком, которому ты не доверяешь, которому ты устраиваешь сцены ревности уже на протяжении долбаной недели! Что за бред, Гомез, ответь ему, что за бред! - То, что ты врешь мне, - она села на кровати, при этом взяв с тумбочки бумажные платки, высморкалась и посмотрела на мужа, который все это время внимательно наблюдал за ней. – Самое ужасное, что ты мог сделать мне – ты сделал. Соврал. Я же знаю, что права. И ты тоже это знаешь, - она смотрела на него внимательным взглядом, изучая черты его лица, и чувствовала, как внутри все дрожит от боли, что он причиняет. Может глубоко и сидел страх из-за того, что он мог вспылить и уже готов был это сделать, но он был не таким сильным, как то чувство обреченности. Как чувство недосказанности и недопонимания. - Ты опять начинаешь, Селена! – раздраженно проговорил Ник, вставая с кровати и направляясь к выходу из спальни. Он не хотел разговаривать с ней, не хотел обсуждать с ней то, что было так важно обсудить. Он не хотел говорить ей всего этого, Селена не этого заслуживала. Она не должна была знать об этом, было бы неправильно по отношению к ней! Слишком жестоко и несправедливо! - Я не начинаю! Я говорю, все что чувствую! Почему ты не хочешь говорить со мной на эту тему? Я, уже с ума схожу от всех этих мыслей, а ты просто игнорируешь происходящее! Неужели ты не видишь, что мне плохо?! – Гомез тоже вскочила из постели и стояла рядом с прикроватной тумбочкой, наблюдая за ним, обнимая себя руками, потому что ее жутко пробрал озноб. Она смотрела на него, распуская свои волосы, которые сразу же пышной волной упали на ее плечи, и ждала, когда он хоть что-то ей скажет. Хоть что-то. - Я не хочу разговаривать с тобой об этом! Это глупо! С каких это пор ты не доверяешь мне? Что с тобой не так? Ведешь себя как параноик! От этого уже тошнит! – говорил он, сунув руки в карманы спортивных штанов, стараясь как можно сильнее уйти от этой темы. Потому что нужно скрыть все, потому что она сойдет с ума если узнает. - Почему не хочешь? Потому что есть что скрывать, так? - Селена в очередной раз зашлась в кашле. У нее в горле, словно кошки царапали, было больно говорить, кашлять и вообще что-либо делать, но больнее было где-то около сердца. - Не говори глупости! - Скажи мне правду, Ник! Пожалуйста, скажи правду, - попросила она, посмотрев на него взглядом полным боли. Она хотела знать, что происходит, что случилось. Она должна была до этого докопаться. Уж лучше он хлестанет ее правдой по лицу сейчас, нежели потом, когда будет поздно за что-то бороться! – Ты был с ней? Он молчал. И эта тишина, которая возникла между ними, казалось бы, съедала ребра, прорывая насквозь легкие, не давая дышать, и было так сложно что-либо предпринять, как то нарушить эту гребаную тишину, лишь бы услышать хоть что-нибудь. - Да, Сел. Я с ней был, - наконец произнес он, отведя взгляд в сторону. К окну в котором солнце еще не село за горизонт. Сказать, что она почувствовала в этот момент, невозможно. Какую-то пустоту, что засасывала куда-то прочь ее сердце, которая облизывала ее душу, наедаясь ранами, что так сильно кровоточили внутри. Единственное, что она поняла: слезы застелили ее глаза толстой пленкой. Соображать было слишком трудно. «Я с ней был». «Я с ней был». «Яснейбыл». «Яснейбыляснейбыляснейбыл». Это единственное что вертелось у нее в голове. Она обессилено опустилась на краешек кровати, слегка нахмурилась, чувствуя, как слезы потекли по щекам. Нож в спину. Рана так ныла, что Селена не знала куда деться от всего этого. Куда спрятаться, чтобы не видеть его, чтобы не слышать, чтобы не знать! - А… - выдохнула она наконец, не зная, что сказать и как быть дальше. Он ударил ее своими словами. Дал такую хлесткую пощечину… оставил синяк на ней, оставил шрам. – А ты к ней чувствуешь что-нибудь? – Гомез резко стала вытирать слезы с лица, а после поднялась с кровати и улыбнулась, словно он не видел ее шока, ее боли, пронзающей ее в этот момент, не видел ее минутной слабости. - Я… - Ник посмотрел на жену, что совсем сникла, но улыбалась, и не понимал ее. Она требует от него правды, а потом плачет из-за нее. Он сказал, все как было. – Я, не знаю… может быть, - наконец произнес брюнет, все так же наблюдая за девушкой в другом конце комнаты. - Что ж… Отлично, - она тяжело вздохнула и опустила глаза на паркет. – Спасибо, что сказал правду, - прикусила пухлую, покрасневшую и дрожащую губу, а после залезла на кровать, крепко укутываясь пуховым одеялом и накрываясь им с головой. - Чай будешь? - Нет, я, пожалуй, посплю, - донесся до него ее голос, приглушенный и немного дрожащий. - Я в гостиной, если что. - Угу.