The Originals: Return home

Самки всегда сражаются за своих детенышей яростней. После того, что мы устроили во Французском квартале, я, едва не падая с ног от усталости (сказался обморок, устроенный ведьмами), прохожу в гостиную и сажусь в кресло, договорившись с Марселем, что я буду первая получать всю информацию (он относился ко мне с пониманием и сожалением. Теперь мы оба потеряли своих детей. На самом деле, я бы хотела, чтобы нас соединяло что-нибудь другое, а не это). Ноги гудят, глаза слипаются, но я силюсь не провалиться в страну Морфея. И дожидаюсь. В гостиную с радостным "Мама!" вбегает Никки, бежит ко мне, я обнимаю её и целую в макушку. Я счастлива так, как может быть счастлив человек. Девочка поднимает голову, лукаво смотрит на меня, посасывая большой палец, и говорит: -Со мной все хорошо, мама. -Ну конечно, ведь ты теперь со мной,-отвечаю я и...просыпаюсь. Вокруг темнота, и я поражаюсь этому. Не думала, что засну настолько. И что ночь сегодня будет безлунная настолько, что даже я, со своим обостренным зрением, ничего не вижу в этой кромешной темноту, окутавшей комнату. У меня на щеках слезы разочарования. Просто сон. Протянув руку, я достаю до стола, где стоит лампа, и щелкаю выключателем. Свет не загорается. Ну и ладно, наверное лампочка перегорела. К гостиной приближаются легкие женские шаги. Ребекка, разумеется. Я узнаю её шаг как само собой разумеющееся. -Зачем ты включила лампу днем?-спрашивает меня вампирша. Я недоуменно поднимаю голову и смотрю на неё, а она, я не вижу, но отлично слышу, отшатывается назад с приглушенным возгласом: "Хэйли!". Я анализирую её слова, темноту и свои ощущения. Я протягиваю руку, докасаюсь до лампочки в лампе и обжигаю пальцы. Она горит, за окном светит солнце, но я этого не вижу. Я ослепла. *** -Чертовы ведьмы!-вырывается у меня, пока я хожу по своей комнате, куда меня проводила Ребекка, которой я по пути рассказала о своем сне. Мы немного поразмышляли была ли это правда, колдовской сон, и обе искренне надеемся, что да. Я не могу быть так, зная, что моей малышке больно. Я так расхаживаю еще минут десять, хотя может и больше. Почему-то когда я ничего не вижу, я теряюсь во времени. Свою комнату я изучила досконально и могу ходить по ней с завязанными глазами. Или невидящими. Я размахиваю руками, сходя с ума от того, что ничего не могу сделать, и что-то сбиваю с комода. Делаю шаг, думая, что это что-то упало дальше, спотыкаюсь и падаю. По счастью, меня ловят и ставят на ноги. Я ощупываю руками лицо меня поймавшего, который терпеливо это выдерживает, и слабо улыбаюсь. -Привет, Элайджа. -Знаешь, сестра, я бы хотел надеяться, что ты ошиблась,-задумчиво тянет Клаус где-то за спиной брата, который доводит меня до кровати и усаживает, садясь рядом. -Лучше бы ты сказал где находится эта чертова Деверо,-огрызается Ребекка. -Её нет. Её подруга Селеста сказала, что она наконец уехала, желая позабыть о своей племяннице,-отвечает за брата Элайджа. -Я не думаю, что это она,-подаю я голос, но тут же жестко добавляю:-Но надо проверить все варианты. Пожалуйста, сделает всё, что можете и даже не можете. Я пока буду связным пунктом, хорошо? Я не могу видеть, но почти уверена, что они кивают. -Приходите с хорошими вестьми,-говорю я и тихо добавляю:-Пожалуйста. Под чьей-то ногой хрустит фарфор. Я вспоминаю, что же это могло быть и прихожу к мысли, что это был небольшая статуэтка волка, подаренная мне Бобом на девятое мая. Он сказал, что это древний славянский праздник, когда вручал мне небольшого, искусно разрисованного волка. -Черт,-говорю я, опускаясь на колени и осторожно собирая фарфоровые кусочки. *** Я не хотела принимать ничьей помощи, ощущая себя слабой и беспомощной, но после того, как я едва не сломала шею, спускаясь по лестнице, приходится, скрепив зубы, позвать Джошуа. Паренек казался мне милым, к тому же ему я надеялась, что могу доверять. Кажется, он по-настоящему любил Давину и точно не устроил бы её похищение. Поддерживая меня под локоть, он ведет меня наверх. С час назад я ощупала глаза и была в ужасе от того, что их покрыли язвы. Пять минут язвы были уже на скулах. Ведьмы, помня вчерашнее, пришли целым консилиумом, посмотрели, посовещались и сказали, что снять заклинание может лишь тот, кто его наложил, а определить этого они не могут. Послали они меня, если короче, но я поступила так же, наверное. Поэтому я надеваю большие солнечные очки, чтобы не нервировать прочих, да и себя тоже, потому что невозможно было не думать о том, что они видят. -Я...кхм...пойду, ладно?-заминясь, спрашивает Джошуа, проведя меня до моей комнаты. -Конечно,-я слабо улыбаюсь, радуясь тому, что очки скрывают, что я готова зареветь, как сопливая девчонка.-Я позову. Я слышу как он, облегченно вздохнув, спускается и захожу в свою комнату. Плотно закрываю дверь, прохожу к кровати, сажусь и начинаю позорно всхлипывать. Я беспомощно словно ребенок, ничего не могу сама сделать, а в моё лицо без страха не посмотришь, а моя дочь исчезла. Замечательно, восхитительно, просто превосходно. Я достаю из-за шиворота кулон, нажимаю на небольшую кнопочку и представляю фотографию, что убрана в него. Я знаю, кто там. Клаус, Элайджа, Ребекка и Ник. Я каждый вечер смотрела на эту единственную фотографию с моей дочерью и часто проводила по ней пальцем, отчего она кажется немного потрепанной. -Вы ведь найдете её, правда?-шепчу я запечатленным на бумаге Майклсонам. *** Николина сидит на полу, играя с кубиками, а я сижу в кресле, читаю книгу и украдкой смотрю на свою девочку. Она настоящая красавица: со светлыми волосами, уже завивавшимися крупными кудрями, которые я собрала в две косички, ореховыми глазами и пухлыми губками. Одета она в белое платье с голубым пояском, из-за чего становится похожа на большую фарфоровую куклу с нарумяненными щечками. Девочка оборачивается и видит, что я на неё смотрю. Она широко улыбается, показывая маленькие жемчужные зубки, встает, подходит ближе и говорит: -Я скоро приеду, мама. Правда. Я просыпаюсь с приглушенными рыданиями. Мне снятся эти чертовы сны, во время которых я счастлива, а после которых неизменно плачу. Я превращаюсь в плаксу, беспомощную, мешающуюся плаксу. Как бы я хотела, чтобы я смогла видеть! Я бы перевернула всю планету верх дном, но нашла бы свою дочь, а пока я могу лишь плакать в подушку. -Не плачь, волчонок. Мы найдем её. На моё плечо опускается тяжелая рука, и я умудряюсь улыбнутся сквозь слезы. Клаус уже не первый раз приходит ко мне после моих криков, и мы сидим молча рядом, каждый неутишимый в своем горе. Поверить не могу, что он тогда прогнал меня. -Спасибо. Я сажусь, кутаясь в одеяло и отворачиваясь от него. Язвы уже покрыли всё моё лицо и медленно переходят на шею, и я не хочу, чтобы меня вот такую видел отец моего ребенка, которого когда-то возжелала я, а он возжелал меня. Провожу по щекам, стирая слезы, и смотрю в окно, представляя, что там может быть. Может, еще темно и на небе видны звезды, а может уже ближе к утру и все вокруг серо. За окном уже напевает какая-то птица, из-за чего я решаю, что уже утро. -Повернись,-неожиданно просит Клаус. Я трясу головой. Мне хватает того, что я представляю как я выгляжу, не хочу еще и видеть как на меня будут смотреть остальные. С жалостью. Отвращением. А я не хочу, чтобы обо мне так думали. Я и сама так думала, когда видела побирушек, с нескрываемым презрением и отвращением. -Сколько времени?-спрашиваю я, прерывая тишину. -Половина седьмого,-отвечает гибрид. Надо же, я проснулась поздно по теперешним меркам, хотя до этого я любила поспать. Я встаю и иду к двери ванной комнаты. Теперь я уже практически вижу свою комнату, настолько я её изучила. -Доброе утро, Клаус. *** Я по-настоящему любила читать. И теперь, когда я не могу читать сама, я люблю просить Джошуа читать мне. Мне нравится его голос, когда он почти пищит, читая женские реплики, и говорит почти басом, читая за мужчину. Я сижу в кресле в гостиной, а Джошуа сидит рядом с книгой. Сегодня он читает "Унесенные ветром" Маргарет Митчелл, пока я сижу, откинув голову и накинув на лицо плотную вуаль, чтобы не смущать его. -"Он умолк и вопросительно взглянул на неё. Затем пожал плечами. -Скарлетт, я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Что разбито, то разбито. И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины. Мне не так мало лет, чтобы я мог взвалить на себя боемя вечого обмана, который сопровождает жизнь без иллюзий. Я не мог бы жить с вами и лгать вам - и, уж конечно, не мог бы лгать самому себе. Я даже вам теперь не могу лгать. Мне хотелось бы волноваться по поводу того, что вы делаете и куда едете, но я не могу.-Он перевел дух и сказал небрежно, но мягко:-Дорогая моя, мне теперь на это плевать. Скарлетт молча смотрела ему вслед, пока..." Звенит звонок, и Джошуа прерывается. -Я сама схожу,-говорю я, останавливая его. Встаю и, касаясь ладонью стены, иду ко входной двери, за которой кто-то стоит. Двое. Я слышу, как бьется одно сердце - спокойно, уверенно, и второе - быстро-быстро, как у птички. Или маленького ребенка. Грудь сдавливает, и я тороплюсь. Открываю дверь и слышу то, что так давно хотела услышать: -Мама!