The Originals: Return home

Небольшой пруд, окруженный деревьями, с мутной и зеленой водой, был единственным местом, где я чувствовала себя спокойно. Казалось, что бабушка, моя неродная, но горячо любимая, приходила ко мне в этом месте, утешая и защищая. Люди, собиравшиеся к двум часам ( у меня в это время был обеденный перерыв в книжной лавке, благо магазинчик расположен недалеко от парка ), всегда были одни - две пожилые леди, всегда в старомодных шляпка и с книгами, которые сидели на одной лавке в некотором отдалении друг от друга, порой обмениваясь тихими комментариями, и молодая девушка с потрепанной коляской и в старой, но всегда в чистой и выглаженной одежде, которая все время вязала что-то, ногой покачивая коляску, из которой порой раздавался писклявый крик, но быстро затихал, когда молодая мать брала ребенка на руки ( в этот момент я до зубовного скрежета завидовала ей ), да мужчина, вечно потрепанный, с щетиной и мольбертом, на котором тщательно вырисовывал пруд со всеми его посетителями ( я там тоже была ). Порой я делала вид, что прогуливаюсь вокруг пруда, чтобы мельком увидеть картину и в очередной раз поразиться, как обманчива бывает внешность. Поэтому можно вообразить, как я удивилась, когда увидела нового персонажа, который, будто кого-то дожидаясь, стоял около старого бука, возле которого заканчивалась тропинка, по которой я всегда шла. Первыми мне в глаза бросились мужские кожаные ботинки, тщательно вычищенные, но когда я поднимаю голову, лица мужчины не различаю из-за бьющего прямо в глаза солнца. Прикрываю рукой лицо и под и еще раз смотрю на него, слишком уж велико любопытство - кто это. Узнаю и застываю на месте, хотя обостренные волчьи инстинкты требуют "Беги! Беги! Беги!", слишком уж я боялась встретится с кем-нибудь из них, хотя знаю, что двое меня не тронут. Но сейчас побег не поможет. Меня едва ли отпустят снова. Когда я открываю рот и произношу единственное имя, с которым у меня были связаны самые, пожалуй, лучшие моменты во время моего девятимесячного заключения, мой голос тих и хрипл, как будто я заболела простудой: - Элайджа. *** Почему я вернулась в Бостон? Пожалуй, на такой легкий вопрос я и не отвечу, сама до конца не понимаю, почему и из-за чего. Наверное, я надеялась, что они не додумаются искать меня там, хотя они из тех, у кого вечность времени и действительно ангельское терпение ( в памяти мгновенно всплывает пятисотлетний побег небезызвестной Кэтрин Пирс ). Наверное, пересмотрела дурацких фильмов-детективов, где придумывают самое сложное, а в итоге оказывается простое, как дважды два - четыре и надеялась, что у них уйдет тоже чертова куча времени, а я успею уехать куда-нибудь еще. Возможно, что живя рядом с моей приемной семьей, о которой никто ничего толком не знал, мне будет лучше, легче на душе. Впрочем, после бессонных ночей, во время которых я безудержно проливала слезы над единственной фотографией, вспоминания о бабушке, которые всегда всплывали в памяти около пруда, мне действительно становилось легче и находились силы для того, чтобы улыбаться за прилавком книжного магазина - единственное место, в котором я была уверенна, что искать тут меня не будут. Не создавала я ощущения, что могу работать в таком месте. *** Древний, как всегда, невозмутим, гладко выбрит, пахнет чуть горьковатым одеколоном и вселяет уверенность. Однако, в этот момент я его почти ненавижу. Едва я смогла начать верить, что тут смогу осесть надолго, как появляется он и все портит. Почему-то, в моей жизни всё всегда портили мужчины. Сначала Дерек, мой приемный отец, который, собственно, и выкинул меня из дома, хотя Адель, о которой я всегда вспоминаю с теплотой и любовью, пыталась защитить меня, потом Кинг, парень которому я доверилась и который меня предал, следом - некий профессор Шейн, который разрушил мою жизнь, поманив за собой надеждой узнать о родной стае, и, как вершина айсберга, Клаус Майклсон, от которого я бегаю. И Элайджа, который разрушил мою едва начавшую снова собираться жизнь. - Здравствуй, Хэйли. Голос, всегда казавшийся мне красивым, сейчас едва ли не омерзителен. Разве мало его семья сделала? Благодаря им моя жизнь снова сломана и за мной гоняются еще и прочие сверхъестественные существа, который наивно верят, что схватив меня смогут контролировать Клауса. Пару раз я едва ускальзывала, один - меня поймали, но я каким-то чудом оказалась на свободе. - Как вы меня нашли? Собственный голос кажется далеким и поразительно холодным, настолько, что я даже удивляюсь, что вокруг всё так же тепло и светит солнце. - Не "мы". Я, - мягко поправляет меня Первородный. - Мои брат и сестра не знают, где ты. Хотя второй тоже интересно. - Слава Богу, - облегченно вздыхаю я. Элайджа не так страшен, как Клаус. С ним можно договорится. - Но ты зря всё это затеял. - Николина... Одно только слово может устроить внутри меня целую бурю эмоций. От ужаса, до восторга "Я нужна ей!", но предосторожность, благодаря которой я до сих пор выживала, громко кричит "Ты забыла из-за чего на тебя охотятся?". И внутри меня разгорается настоящая война: сердце, которое кричит "Они тебя защитят", против разума, который возражает "Но сначала убьют". И снова, и снова куча аргументов за и против. - Её отец убьет меня и глазом не моргнет. Возвращаться для смерти? Я слишком эгоистична, Элайджа. - Мой брат всегда...отличался горячим темпераментом, но он не дурак. И любит вашу дочь. Элайджа подчеркивает "вашу" и это слово режет мне слух. Разве он не видит, тот, кто всегда хорошо меня понимал, что его слова разрывают меня на кусочки? Но нет, я должна быть сильной. - А еще он не любит меня. И собственник. Элайджа, ты знаешь его не хуже меня, во много раз лучше. Сколько шансов, что я останусь жива? - Клаус начинает признавать, что поступил неправильно. Он отец и ему трудно видеть Ник, которой не нужны сиделки и Ребекка, а нужна ты. Её мать. Я шумно сглатываю и чувствую, как глаза влажнеют. Неужели это тот самый шанс, о котором я, не надеясь, просила? Вернуться к ней, видеть её каждый день, получить возможность стать ей настоящей семьей? - Ты обещаешь мне?.. Я не заканчиваю, однако он всё понимает и кивает. - Я обещаю. *** Мы ходим вокруг пруда и Майклсон терпеливо отвечает на все мои вопросы, которые, в основном, связаны с Никки. Рассказывает о ней все, а я жадно ловлю каждое его слово. Дорваться до человека, который проводит почти всё свое время с моей дочерью, для меня равносильно, как путнику из пустыни, страдающему обезвоживанием, добраться до живительной влаги. Больше, больше, больше! - А что... - начинаю я, но Элайджа мягко прерывает меня: - Хэйли, если ты хочешь увидеть Николину сегодня, то стоит прерваться и ехать к тебе, чтобы ты взяла вещи, а потом - в аэропорт. - Хорошо, - покорно киваю я. Я сдалась, я хочу видеть её. Разум рыдает, а сердце радуется. Первородный внезапно останавливается и обращается к тому художнику, что до сих пор сидит. Я не слышу, что он говорит ему, но вижу, как второй отдает лист с мольберта, а когда Майклсон протягивает ему деньги, отрицательно качает головой и улыбается. Я с любопытством смотрю на них и, когда вампир возвращается, задаю вопрос: - Что ты у него взял? Элайджа, как мне кажется, немного неохотно разворачивает лист и я вижу...нас. Это похоже на наброски карандашом, но они удивительны. По середине самая большая картина, где мы стоим под буком, а по бокам, сверху и внизу, как орнамент, более маленькие картины, где мы идем вокруг озера и некоторые детали, как моё или его лицо, или элементы одежды, или положение рук, ног или даже как лежат волосы. - Это...удивительно, - выдыхаю я, осторожно, кончиками пальцев касаясь своего лица, с поразительной точностью нарисованного. - Нам пора, - напоминает мужчина, сворачивая рисунок и пряча во внутренний карман кожанного пиджака. - Да, конечно, - с расцветшей на лице улыбкой говорю я, поворачиваюсь и машу рукой тому художнику. Тот улыбается и машет рукой в ответ. Мне стоило подойти и познакомится с ним, но это войдет в список дел, которые я никогда не сделаю. А жаль, действительно жаль. *** До дома, находящегося на окраине, старого и рассохшегося, мы доезжаем на такси, Элайджа остается в автомобиле, а я выскальзываю из него и торопливо иду к двери дома, внутри которого перехожу на бег и быстро взбегаю по скрипящей лестнице. Этот дом всегда был наполнен для меня поразительным очарованием, не смотря на то, что частенько не бывало горячей воды и электричества, но зато сын хозяйки расжигал большой камин на первом этаже и все жильцы дома собирались в гостиной, где пили чай и делились интересными историями. Я старалась помалкивать, но если меня уговаривали, то рассказывала о волках. Меня считали слегка помешанной на них и я не отрицала этого, хотя однажды Боб, сын хозяйки Мэрилин, испугал меня, всего лишь пошутив на счет того, что я могу оказатся оборотнем. Моя комната номер три, с дверью выкрашенной в зеленый цвет и нарисованными на ней цветами лилий. Комнату нельзя назвать большой, но для меня достаточного того, что в неё влезают кровать, стол и платянной шкаф, полупустой. Вещей мало и их я быстро упаковываю в небольшую спортивную сумку, но самыми важными вещами для меня являются две: маленький мешочек из вытертого бархата, извлеченный из недр стола, и фотография, которую я кладу на самый верх в сумке. Пишу записку, оставляю ее на столе и, оставив ключ, ухожу. *** До аэропорта мы добираемся быстро, хотя мы, воспользовавшись своими силами, могли добраться не медленнее. И я, и Древний, молчим, и водитель такси, по началу пытающийся начать разговор, тоже утих и включил радио, чтобы заполнить тишину. Когда мы прибываем, то нам на удивление быстро дали билеты, только просмотрев мой паспорт и введя данные. Когда я поинтересовалась внушение ли это, то Элайджа пояснил, что просто напросто заранее забронировал билеты. Самый, пожалуй, предусмотрительный вампир. Когда шасси самолета, в котором мы сидим, отрывается от дороги, я полна предвкушения и робости. Моя девочка ждет меня, но её проклятый папаша никак не выметается у меня прочь из головы.