Укрощение Мегеры

— Прикиньте! Её настоящее имя — Ван Дамбэ! — хохотал Чанёль, листая историю болезни актрисы Ван Данби. — Хватит ржать как потерпевший, — шикнул на него До Кёнсу. — Дамбэ! «Сигарета»! Её зовут Сигарета! — не унимался рыжий. Громко хлопнув дверью, я подошла к умолкнувшему Паку и забрала у него историю болезни. — Никаких записей в твиттере, никаких фотографий в инстаграме! — в сотый раз повторила я. — И не вздумайте об этом болтать! Не забывайте о врачебной тайне, иначе юристы Ван Данби нас по судам затаскают! Интерны молча кивали, сиротливо сгорбившись на диванчике в ординаторской. Я весь день вертелась как белка в колесе. Ни одной свободной минутки. Но главное, что актрису удалось спасти. Не успела Данби прийти в сознание, как в больницу нагрянули её менеджер, ассистенты и юристы, которые, не слушая возражений докторов, увезли свою подопечную в частную больницу. Яростно защищая пышущий здоровьем образ Данби, эти люди несколько часов терроризировали всё отделение, заставляя подписать бумаги о неразглашении состояния актрисы. Следом за командой юристов нас атаковали назойливые журналисты, которым ничего не удалось узнать, потому что врачи обязаны хранить профессиональную тайну. — Ладно, — вздохнула я, поднимая взгляд на настенные часы, — на сегодня все свободны. Пока интерны избавлялись от больничных халатов и вытаскивали из шкафа верхнюю одежду, я украдкой наблюдала за их вознёй. За две недели вся больница полюбила молодых докторов, и только мне до сих пор хотелось оказаться как можно дальше от этих ребят. Персонал даже дал неугомонному Пак Чанёлю прозвище «Вирус счастья». Серьёзно? Если он вирус счастья, то я должна поскорее найти от него вакцину. Эта болезнь может оказаться крайне заразной. И зачем вообще доктор Пак подался в медицину? У него нет ни таланта, ни желания. Знаю, что у каждого свои обстоятельства, но Чанёль для меня до сих пор остаётся загадкой. Хвостик Хеми, к примеру, тоже не обладает особыми талантами, но медицина — это её страсть. Для Кёнсу эта профессия — главная цель в жизни, а для Сехуна… Я задумчиво посмотрела на замешкавшегося сына главврача. Одарённый парень, не имеющий ни малейшего интереса к врачеванию. Сколько таких, как он, я видела в студенческую пору? — Доктор О, — позвала я, разглядывая его бледные руки, которые в будущем смогут спасти жизнь далеко ни одному пациенту, если выбить из головы их хозяина всю дурь, — Вы остаётесь на ночное дежурство. — Сегодня не моя очередь, — напрягся Сехун, провожая печальным взглядом спасающихся бегством коллег. — Работы много, — пожала плечами я. — Из-за Ван Данби вся больница на ушах стоит. Сехун яростно сверкнул глазами, но промолчал. Парень всё ещё придерживался образа примерного мальчика-зайчика, не зная, что его секрет давно раскрыт. — Хорошо, но почему я? — Поменьше вопросов, доктор О! И наденьте Ваш халат! Я бесшумно вышла из ординаторской, постаравшись скрыться от внимательного взгляда карих глаз. Но через несколько часов окончательно пожалела, что оставила Сехуна на ночное дежурство. Интерн крайне виртуозно играл на моих слабых нервах, при этом не оставляя ни малейшего повода его отчитать. Высокий, красивый, богатый и воспитанный молодой человек — настоящая находка! И всё же я ума не приложу, как нашим барышням удаётся не замечать, что у этого яблока гнилая сердцевина. — Доктор О — такой красавчик и настоящий джентльмен! — говорят медсёстры. Он, конечно, одинаково вежлив и обходителен со всеми особами женского пола, даже со страдающей от лишнего веса медсестрой Кан, но назвать парня джентльменом язык не повернётся. У Сехуна же на лбу бегущей строкой транслируется «секс-Секс-СЕкс-СЕКс-СЕКС». Жаль, что попытки избегать встреч с доктором О с треском провалились, и я натыкалась на сына главврача буквально на каждом шагу. В общем, вся ситуация грозила закончиться для меня в лучшем случае ещё одним седым волосом, а в худшем — обширным инфарктом миокарда. Я уныло тыкала кнопки автомата с напитками. Кофе не пью даже для того, чтобы взбодриться во время выматывающего дежурства, зато очень люблю мятный чай. К сожалению, выбор не велик. Приходится обходиться фруктовым чаем с сахаром, который на вкус как мыльная вода. Отсюда можно было увидеть аварийный выход номер три, возле которого располагалась курилка. Там стоял О Сехун и курил, сдержанно улыбаясь окружившим его медсёстрам. Длинные пальцы небрежно держали сигарету, тонкие губы обхватывали фильтр… Парень курил так, словно снимался в рекламном ролике. В голове что-то щёлкнуло. Неожиданно парень перестал раздражать, а, наоборот, стал очень привлекателен. Его улыбающееся лицо со странно-отстраненным взглядом… Меня тянуло к нему, как мотылька к губительному огню. И я рванула к интерну, раскидывая недовольных грубым обращением девиц. — Доктор Ким, — молодой человек взволнованно проводил взглядом сигарету, которую я вырвала у него из рук и отправила в свободный полёт. Сигаретный дым щекотал мой нос, взгляд опустился на тонкие губы Сехуна. Затем я поцеловала его. Заведующая отделением целовала своего интерна, единственного сына главврача, на глазах у главных сплетниц больницы Арым! — Доктор Ким… Я, словно умалишённая, наслаждалась никотиновым поцелуем, вдыхая сигаретный дым, а мой змей-искуситель впивался в губы, распаляя наше сумасшествие, шепча моё имя на все лады: — Доктор Ким… Ким Дахи… Теперь меня точно понизят. Или уволят. — Доктор Ким… кхммм… Дахи! — знакомый голос вывел меня из транса. Я нехотя открыла глаза. Всё тот же старый красный автомат. Хотелось кричать от… досады? Подумать только, нафантазировала себе поцелуй с О Сехуном! Чондэ назвал бы это синдромом бешеной матки. Надо больше отдыхать, а то ещё и не такое привидится. Я нервно обернулась, и, увидев озадаченного Лухана, приготовилась провалиться в самые глубины ада от стыда. Автомат тихо загудел, оповещая о том, что чай готов. — Добрый вечер, — как ни в чём не бывало поклонился он. — Крепко же ты задумалась, еле дозвался. — Добрый, — я поклонилась в ответ, стараясь не расплескать чай. Пользуясь редкой возможностью, я изучала его глаза, руки, плечи и грудь… Мужчина очень привлекательно выглядел в белом халате и голубой хирургичке. Не знаю, сколько времени я безмолвно смотрела на его губы, вдыхала едва уловимый запах одеколона, думая о несбыточном. Наступит ли момент, когда перестану так реагировать на свою первую любовь?.. — С тобой всё в порядке? — взволнованно спросил он. Я едва перенесла первую атаку гормонов, как тут же началась вторая. Надо на законодательном уровне запретить мужикам быть такими красивыми! — Да, всё хорошо. Какими судьбами к нам в отделение? Лухан был нечастым гостем в неотложке. Его из хирургического отделения щипцами не вытащишь, мужчина даже обед постоянно пропускает, предпочитая работу отдыху. — Видишь ли, моя мама скоро уезжает в Сучжоу... В общем, у тебя же послезавтра выходной? — Да, — коротко кивнула я, не совсем понимая, к чему он клонит. — Понимаешь, — мужчина неловко переминался с ноги на ногу, словно в его голове происходила какая-то борьба. Мне же оставалось только наблюдать за тем, кто одержит верх, — очень неудобно тебя беспокоить, но мне, правда, больше некого просить. Как я уже сказал, мать уезжает в Сучжоу, а мне послезавтра на работу… — Сяо Мэй не с кем оставить! — наконец-то поняла я. — Точно, — улыбнулся он. — Посидишь с малышкой? Конечно же, добрячка Дахи согласилась. Я не смогла отказать Лухану, даже несмотря на то, что у меня всегда было чувство, что дети сродни инопланетянам. Такие же загадочные и неземные. — Мамочки, на что я только что подписалась? В квартиру Лухана я пришла при полном параде, но, к моему глубочайшему сожалению, дверь открыла его мама. Сам мужчина рано утром уехал на работу. С Лу Ифэй я знакома давно, хотя видела её только на мониторе ноутбука. Дело в том, что Лухан был единственным иностранным студентом на нашем курсе и часто разговаривал с мамой по скайпу. Мы с Чондэ частенько вливались в эти разговоры, веселя друга и его мать робкими «нихао». — Доброе утро! — мама Лу говорила с сильным акцентом. Она приехала в Сеул из китайского города Сучжоу, чтобы заботиться о беременной невестке, а в итоге уже три года живёт в Корее и воспитывает свою внучку, оставшуюся без матери. Но каждый год она на несколько дней возвращается в родной город на годовщину смерти мужа. — Доброе утро, — машинально ответила я, вешая пальто на крючок. — Почему ты не носишь обручальное кольцо? — удивилась она. Видимо, Лухан ничего не рассказал матери о моей личной жизни: — Мы уже несколько месяцев в разводе, — ответила я сконфуженной женщине. Кажется, она сама пожалела, что задала этот вопрос, но тут же перевела разговор на Сяо Мэй, познакомив со светловолосой малышкой. Около часа бабушка подробнейшим образом рассказывала мне о своей внучке, её любимых игрушках и распорядке дня, а также показывала квартиру с таким серьёзным видом, словно инструктировала перед прыжком с парашютом. Когда она уехала в аэропорт, начался мой персональный ад. Я не решалась оставить Сяо Мэй одну дольше, чем на пять минут. Даже разогревая для малышки еду, то и дело заглядывала в детскую, нервничала и не понимала ни слова из того, что говорит дочь Лухана. Вроде взрослая женщина, заведующая отделением неотложной помощи, а вопящих малышей боюсь как огня. Раньше я думала, что с детьми мне будет помогать Чонин, ведь он умеет найти подход к детям, в отличие от меня. Мой бывший — педиатр. Говорят, что дети хорошо разбираются в людях, видят всё, что у человека на сердце. Так вот, это неправда. Дети его очень любят, хотя у Чонина совершенно точно нет сердца. — Нет, Чонину звонить не буду, — вслух рассуждала я. Позвонить маме? О, нет! В последнее время мы редко созваниваемся, а видимся ещё реже. И проблема не в том, что я не люблю собственную мать. Просто она слишком сильно любит моего бывшего. Мама считает, что свадьба с Ким Чонином лучшее, что я сделала в своей бесполезной жизни. — Надо было ему ребёнка родить! — пилила женщина. — Чонин — порядочный молодой человек. Любимую женщину с ребёнком на руках не оставил бы! Она до сих пор с ним созванивается, а потом сокрушается по поводу того, что нерадивая дочь не сумела удержать такого чудесного мужчину. Лухану я тоже не решилась позвонить, хотя его номер давно был забит в память мобильного телефона. В итоге выбор пал на старого доброго Ким Чондэ. — Чондэ, спаси меня! — опуская приветствия, взмолилась я, как только друг ответил на звонок. — Сяо Мэй — юный полиглот, девчушка ещё и на китайском разговаривает. — Твой китайский на уровне двухлетнего ребёнка, так что у вас не должно быть языковых барьеров. — Хватит издеваться! — Терпи, Ким Дахи, — смеялся мужчина. — Путь к постели одинокого папаши-вдовца лежит через маленькое сердечко его дочурки. Кстати о нашем папочке, вот он идёт! Дать ему трубку?.. — Гад! — тихо буркнула я и сбросила звонок. Я взволнованно сжимала в руке трубку, ожидая звонка Лухана. Засранец Чондэ точно рассказал другу о неуравновешенной нянечке, не сумевшей найти общий язык с его драгоценной дочкой. И телефон, действительно, зазвонил, но на экране высветился незнакомый номер. Кто бы это мог быть? — Алло? — Это О Сехун. Я на секунду замолкла, удивлённая его звонком, но не стала задавать глупых вопросов в духе «Откуда у Вас мой номер?». Разумеется, у парня есть телефонный номер руководителя его интернатуры. И всё же за две с лишним недели работы в больнице Арым он ни разу не позвонил мне, как и я ему. Неужели интерн решил взяться за ум и хочет посоветоваться насчёт своего пациента? В выходной день? Чудеса! — Говорите, доктор О, я Вас слушаю, — наконец-то ответила я, не сводя уставшего взгляда с рисующей Сяо Мэй. — Вы сейчас дома у Лухана? Вот это поворот! От неожиданности я забыла о ребёнке и бросилась к окну, почему-то уверенная, что во дворе среди припаркованных машин увижу ухмыляющегося О Сехуна. Его там, разумеется, не оказалось. — Вас это не касается! — отрезала я. — Да или нет? — не унимался интерн. — Я не стану отвечать на личные вопросы. Парень так тяжело дышал в трубку, как будто только что пробежал марафон: — Значит, да. И повесил трубку. Что это было?! Но размышлять над странным поведением сына главврача не было времени, ведь оставленный под моей опекой ребёнок требовал пристального внимания. Мы играли, смотрели мультики, восемь раз читали её любимую сказку «Кончжви и Патчжви», так что уже к пяти вечера я в совершенстве освоила странный язык Сяо Мэй. Когда вернулся Лухан, девочка уже спала. — Уже поздно, — его тихий голос создавал в прихожей такую интимную атмосферу, которую не дадут и тысяча зажжённых свечей. — Вызвать тебе такси? — Не нужно, я на автобусе доеду. Мужчина не стал настаивать, а только поблагодарил за то, что посидела с его дочкой. Я собралась и быстро побежала к остановке, кутаясь в пальто. На душе было как-то грустно. Я опять вернулась к своим мечтам о нашей совместной жизни. Почему же всё сложилось именно так? Тяжко вздохнув, я зашла в автобус и оставшийся путь смотрела на вечерние огни Сеула. Было красиво и до боли одиноко. *** После ухода Ким Дахи Лухан направился прямиком к книжной полке и достал оттуда книгу, которую не открывал уже несколько лет. Всё дело в том, что пожелтевшие страницы романа «Пролетая над кукушкиным гнездом» хранили самый большой секрет Лухана. Говорят, что преступник всегда возвращается на место преступления. Вот и Лухан чувствовал себя настоящим негодяем, не решающимся избавиться от доказательства своей вины. Между тринадцатой и четырнадцатой страницами лежал исписанный листок, криво вырванный из лекционной тетради по биоорганической химии. Лухан провёл большим пальцем по маленькому сердечку, нарисованному на полях. В сердечке рукой двадцатилетней Ким Дахи было выведено его имя. — Дахи, что же мы натворили? — тихо выдохнул он, пряча листок в бумажник. — Что я натворил? Он никому об этом не рассказывал, но всё тайное рано или поздно становится явным.