Укрощение Мегеры

Я нерешительно замерла перед небольшим зеркалом, висящим в служебном туалете, разглядывая свою густую шевелюру. — Что это? Седой волос? В двадцать восемь лет? — тяжко вздыхая, мысленно перебрала причины преждевременной седины. Наследственность? Недостаток пигмента меланина? Стресс? — Стресс, — кивнув, я согласилась с собственным выводом и попыталась решить — выдёргивать серебристого предателя или нет. В последнее время стресс — мой постоянный спутник, потому что работу заведующей отделением неотложной помощи нельзя назвать спокойной. А несколько недель назад в мою больницу, в мой маленький уединённый мирок вторглись четыре интерна. До Кёнсу, О Сехун, Ли Хеми и Пак Чанёль шумной толпой свалились мне как снег на голову, не давая опомниться. Крутанув кран с холодной водой, я по привычке потянулась к безымянному пальцу левой руки, тут же одёрнув себя. Я уже четыре месяца как разведёнка, обручальное кольцо и вовсе полгода не ношу, но от старых привычек избавиться до сих пор не в силах. — С Ким Чонином у нас только фамилии одинаковые. Больше ничего общего, — зачем-то сообщила своему отражению. Сполоснув руки, я выключила воду. Живы ли мои чувства к Чонину? Нет, нет и ещё раз нет. Последние несколько месяцев брака были настоящим кошмаром. Бывший муж сделал всё, чтобы уничтожить бережно взращенное мной чувство любви и привязанности. Растоптал, унизил и забыл. После развода я была просто разбита. Собирала себя по частям, как мозаику, но одного кусочка не могу найти до сих пор. Может, это Чонин его где-то припрятал? Козёл. Мой бывший — коллекционер женских сердец и похититель фрагментов чужих мозаик. Форменный кретин. Что мы имеем в итоге? Я Ким Дахи. Двадцать восемь лет, заведующая отделением неотложной помощи в больнице Арым. Разведена. И с интернами. Неудивительно, что у меня ранняя седина. Освежившись, пошла в ординаторскую, чтобы проверить свой зверинец. В комнате не было никого, кроме мирно спящего До Кёнсу. Видимо, задремал, пока читал истории болезней наших пациентов. Беззастенчиво разглядывала его спокойное детское личико и не могла поверить, что ему на самом деле двадцать три года. Малыш Кёнсу всегда внимательно слушает и с блеском выполняет все мои поручения. Он спокойный и аккуратный, никогда не спешит с выводами, даже если кажется, что диагноз пациента очевиден. Если Ли Хеми, наша единственная девушка-интерн, постоянно забрасывает докторов и медсестёр вопросами, то Кёнсу предпочитает вычитывать необходимую информацию в медицинской литературе. К посторонней помощи парень не прибегает, зачитываясь учебниками и журналами ночи напролёт, из-за чего теперь и спит в ординаторской в разгар рабочего дня. Он никому не рассказывает об этом, но я часто замечаю, как парень прячет в свой рюкзак очередной специализированный журнал. — И чего вы такие красивые в медицину рвётесь? — спросила я, собрав с дивана истории болезней, словно разбросанные игрушки после наигравшихся детишек. — Грех такие мордашки под масками прятать! Хотя с Кёнсу-то всё было ясно. Его отец работает в Центре Медицинских Исследований имени Джонса Хопкинса в Балтиморе, мать интерна — пластический хирург, в чьих клиентах числится половина корейских звёзд, а дед Кёнсу — очень известный отоларинголог. Вопрос о выборе будущей профессии выходца из семьи врачей никогда не беспокоил. Можно сказать, что До Кёнсу — мой любимчик, хоть и стараюсь не раскрывать свой секрет. Не положено такой суровой начальнице иметь фаворитов среди интернов, зато разрешается в открытую ненавидеть менее удачливых коллег Кёнсу. Тут сразу вспоминается О Сехун — сын главврача. Самый невозможный, самый ненавистный мне человек во всей больнице Арым. Он для меня что красная тряпка для взбесившегося быка. Дерзкий лицемер, во всю пользующийся положением папочки, умудрился очаровать добрую половину женского персонала больницы своей неизменной вежливостью и взглядом из-под полуопущенных ресниц. Сехун — парень неглупый, из него вполне может выйти толковый специалист, но он привык всего добиваться с помощью красивого личика и папиного кошелька. На безалаберные выходки О Сехуна закрывают глаза все, кроме меня. Так началась наша с Сехуном холодная война. Но моя главная головная боль — врач-интерн Пак Чанёль. Молодой человек всегда выглядит так, словно нашёл где-то залежи волшебной травы и улетел за тридевять земель. Неуклюжий, шумный и очень безответственный Чанёль умудрился поставить с ног на голову всё отделение неотложной помощи, с невиданной скоростью выстреливая шутками. Рыжая лопоухая башня в помятом халате. Не думаю, что парень осознает всю важность выбранной им профессии. Клянусь, он у меня до самого окончания интернатуры будет выносить утки, ставить клизмы и драить полы. Серьёзную работу этому балбесу доверять нельзя. Его ошибки могут стоить человеку жизни. — Вставайте, доктор До, — не выдержала я и прикрикнула на спящего парня. — Всю жизнь проспите! Бедняга-интерн резко подскочил, удивленно уставившись на меня. Этот мальчик сделан из котят и плюшевых зайчат, на него невозможно злиться. — Сколько времени? — рассеяно спросил Кёнсу. — Самое время заняться пациентами! Отчитав До Кёнсу за сон на рабочем месте, почувствовала себя злой ведьмой, отобравшей конфетку у ребёнка. Терпеливо выслушав нагоняй, доктор До схватил первую попавшуюся историю болезни и пулей вылетел из ординаторской. До обеда я разгребала бумаги, скопившиеся на столе. Пациентов практически не было, и в отделении царила подозрительная тишина. На пути в столовую мне не встретился ни один интерн. Аппетита почему-то не было. Я лениво ковырялась вилкой в тарелке со спагетти, когда на плечи опустились чьи-то руки, и тихий голос сладко пропел на ушко: — Ким. Да. Хи. — Бросьте эти шуточки, доктор Ким, — строго сказала я, сбросив с плеч шаловливые ручки Ким Чондэ, – а то по отделению поползут нелепые слухи. Когда напротив меня садится улыбающийся мужчина, я забываю о проблемах. Кажется, у него никогда не бывает плохого настроения, а улыбка приклеена к лицу суперклеем. Ким Чондэ — анестезиолог. Мы дружим ещё со студенческой скамьи. На первом курсе я часто становилась объектом его дурацких приколов и ни за что бы ни поверила, что к пятому курсу мы будем друзьями не разлей вода. Он моя витаминка счастья, спасательный круг, за который вечно цепляюсь. Единственный, кто всегда на моей стороне. Чондэ даже был на нашей с Чонином свадьбе, хотя мой бывший ему никогда не нравился. С его постоянной поддержкой я смогла справиться с депрессией, нахлынувшей после развода. Если бы Чондэ не существовало, я сама бы его выдумала. — О тебе и так вся больница судачит! — отмахнулся друг, теребя цветные ручки, выглядывающие из кармашка его белоснежного халата. — Одним слухом — меньше, одним — больше… — Не хочется и тебя впутывать. — Ерунды не говори! Ты боишься, как бы наш одинокий и сексуальный папаша не прознал о новом романе Ким Дахи. Быстро просканировала взглядом столовую на наличие молодого и чертовски сексуального папочки и, убедившись, что такового по близости не наблюдается, кинула в засранца Чондэ кусочек хлеба. — Закрыли тему! Ясно? — Понял, — кивнул наглец, еле сдержав рвущийся наружу смех. — Больше ни слова о Лухане. От одного упоминания имени лучшего хирурга больницы, у меня наверняка появился ещё один седой волос. Чондэ грациозно поднялся со своего места и направился за подносом для еды, оставив меня наедине с тягостными мыслями. Я, Чондэ и Лухан учились на одном курсе, дружили. С какой стороны ни посмотри, Лухан был моей первой и абсолютно невзаимной любовью, а потом уже в мою жизнь ворвался ураган по имени Чонин. Я вышла замуж за бедного студента и теперь вынуждена собирать то, что осталось от прежней Ким Дахи. Лухан женился на своей школьной любви и сейчас тоже собирает по кусочкам собственное сердце. Дело в том, что его молодая жена скончалась при родах несколько лет назад, оставив мужа с малюткой Сяо Мэй совсем одних. Надо признать, он справляется немногим лучше меня. Во снах, где всем заправляет подсознание, Лухан берёт в жёны Ким Дахи, которая рожает счастливому мужчине лапочку-дочку Сяо Мэй. И никаких Чонинов. И никто не умирает. И ни одной разбитой жизни. Больно осознавать, что подсознание так сильно ненавидит свою хозяйку, каждое утро разбивая ей сердце жестокой реальностью. Живы ли чувства к Лухану? Нет… Не знаю... В любом случае, любовь — пройденный этап. Испытывает ли Лухан какие-нибудь чувства к Ким Дахи? Нет! Он не знает о той глупой любви, с которой я раз за разом вырисовывала имя Лухана в лекционной тетради, заключая его в сердечко. Стыдно вспомнить! — О чём задумалась? — пропел Ким Чондэ, возвратившись на своё место с полным подносом еды. — Давно хотела сказать, у тебя фотка на бейдже стрёмная! — засмеялась, прикрыв рот ладошкой. Он посмотрел на болтающийся на груди бейдж и недовольно скривился: — На свой посмотри! — показал язык мужчина. Каким-то чудом мне удалось не рассмеяться. Ох, уж этот Чондэ! Он неисправим! В столовую ввалилась шумная стайка интернов, выбив из головы все позитивные мысли. — Пойду, пожалуй, — я поморщилась, как от зубной боли, вспомнив, сколько эти идиоты будут мешаться под ногами. — Они тебя Мегерой зовут! — наябедничал доктор Ким, проследив за моим взглядом. — Придумали бы что-нибудь пооригинальнее! — кивнула, прислушавшись к собственным чувствам. Задело ли обидное прозвище стальную Ким Дахи? По всему выходило, что ещё как задело. С тех пор, как главврач назначил заведующей отделением неотложной помощи молодую девушку, злые языки не дают покоя. Нужно просто не обращать внимания. Обычно я так и делаю, но сейчас… Ох уж этот ПМС! В такие дни любая мелочь принимается в штыки. Помахала Чондэ и направилась к выходу, не обратив внимания на интернов. *** — В нашей больнице так кормят, что я рискую в ближайшем времени не влезть в любимые джинсы, - удовлетворенно крякнул Пак Чанёль. — У меня сердце останавливается, когда слышу слово «диета» и снова начинает биться при слове «жрать». Ли Хеми с готовностью засмеялась, получив в ответ одобрительную улыбку Чанёля. Девушка ловила каждое его слово, смеялась над каждой идиотской шуткой, выполняла большую часть его работы и всегда буквально следовала по пятам за рыжим Паком. Медсёстры посмеивались над глупышкой Хеми, все чувства и переживания которой были как на ладони, и очень скоро дали ей прозвище Хвостик. Только что подошедший Кёнсу тихо фыркнул. Его ужасно бесили щенячья преданность и слепое обожание, с которыми Хеми смотрела на Пака. Кажется, все в больнице знали о том, как сильно Хвостик сохнет по Чанёлю. Все, кроме самого Чанёля. — О, наша спящая красавица проснулась! — подал голос Сехун. — Надо было разбудить, — буркнул До Кёнсу, заняв свободное место рядом с раскрасневшейся Хеми. — Как? Может, поцелуем? — заржал сын главврача. Кёнсу ничего не ответил, мысленно послав надоедливого интерна в далёкое путешествие через самые глубины пищеварительного тракта. До конечной станции. Чанёль тяжело вздохнул. Парню не нравилось, что Кёнсу и Сехун постоянно на ножах, поэтому он поднял вверх левую руку, привлекая всеобщее внимание. Больница Арым была похожа на большой и очень шумный улей, в котором трудолюбивые пчёлки собирают сплетни гораздо охотнее, чем мёд. — Ходят слухи, — Чанни понизил голос до заговорщицкого шёпота, — что наша Мегера — любовница главврача. Насосала себе место заведующей отделением. Эта новость вызвала бурную реакцию сидящих за столиком молодых людей, и все взгляды мгновенно обратились на притихшего О Сехуна. — Если всё это правда, — осторожно начал он, — то папаша до конца своих дней будет плясать под мою дудку, чтобы мать ничего не узнала! Не успел ухмыляющийся Сехун умолкнуть, как Чанёль уже разразился диким хохотом, хлопнув приятеля по спине. — Что за шум, а драки нет? — крикнул Чанни, внимание которого привлекла всеобщая суета у выхода из столовой. — Ван Данби привезли с передозировкой снотворным! — ответили Чанёлю. О Сехун и рыжий Пак быстро переглянулись и практически одновременно кинулись к выходу, оставляя удивлённого Кёнсу и нахмурившуюся Хеми наедине. — Кто такая Ван Данби? — поинтересовался Кёнсу, помогая девушке убрать со стола подносы, оставленные сбежавшими ребятами. — Ты что, с Луны свалился? — хмыкнула Ли Хеми, грустно глядя на пустую коробку из-под сока Чанёля. — Ван Данби — актриса и национальная фея. Настоящая красавица.