Песня Сольвейг

Маша улыбнулась. Ей всегда нравилось внимание окружающих к ее таланту. Сначала, на первых концертах, она смущалась, отчаянно краснела, иногда давала волю слезам счастья, которые клокотали у нее внутри. Потом привыкла к оглушительным аплодисментам, крикам «Браво! Бис!», многочисленным цветам, преподносимых зрителями. Маше было всего семнадцать лет, она еще училась в школе (хотя из-за загруженного графика она почти не посещала школу и старалась сдавать все четвертные экзамены или досрочно, или в каникулы), но она уже успела завоевать сердца многих людей. Она была певицей. По крайней мере, чувствовала себя самой настоящей, профессиональной певицей. Маша училась когда-то в музыкальной школе, но из-за непонимания такого предмета как сольфеджио и серьезных перегрузок на концертах обучение пришлось прекратить. Но это нисколько не помешало девушке петь так, что слушатели в восхищении замирали и до самого окончания выступления не могли проронить ни слова. Все, о чем они думали, отражалось на их лицах. Эмоции – вот, что она вызывала. И не суть важно, что именно петь, ведь ни одна песня в ее исполнении не останется без внимания. Маша выступала в школе, на конкурсах международного уровня, открывала многочисленные праздники. Ее слава («Уникальный голос этой русской девочки покорил мир!», - писала известная британская газета) распространилась по всему миру, и теперь заказов на «хоть одну маленькую песню» не было отбоя. А ведь шел последний, одиннадцатый год обучения в школе, приближались экзамены. Пора бы закончить с пением хотя бы на полгода, чтобы разобраться с учебой. ЕГЭ – это не шутки!... Выступления на публике, конечно, приносили удовольствие, но, к сожалению, они уже успели измотать девушку. Естественно, много положенного учебного материала в голове Маши за всеми хлопотами просто не укладывалось. В чем-чем, правда, ей не было равных, так это в английском языке. Юная певица достаточно много колесила по свету, и, конечно, подобная работа предполагала знание основного иностранного языка. Погнавшись за своей мечтой покорить мир, девушка легко добилась своего, выучив его за пару лет. Но одного только знания языка мало, ведь еще имелись такие предметы как русский и математика, а с математикой у нее еще давным-давно отказался устанавливаться контакт. Обо всем этом как раз и рассеянно думала Маша, разбирая почту. Электронные письма она как всегда оставляла на потом, потому что чаще всего в них не было ничего, кроме видео и фото с выступлений и восторженных отзывов о ее голосе с кучей ненужных смайликов. И от таких посланий Маша краснела и смущалась, но большее удовольствие доставляли ей именно бумажные письма. Она распечатала пятый конверт. Отправителем являлась некая Ольга Хрусталева из Нижнего Новгорода. Буквы не прыгают, значит, писала не в экстазе от недавно увиденного выступления. Значит, будет что-то действительно интересное! Сдержанная поклонница или серьезная женщина, предлагающая спеть на дне рождения или на двадцать третье февраля? Маша аккуратно распечатала конверт. В нем обнаружился маленький цветной квдратик – фотография миловидной девушки лет пятнадцати-шестнадцати. Она широко улыбалась, в глазах – хитринка и озорной огонек. На обратной стороне фотографии слегка косоватым почерком было выведено: «Я посылаю вам немного счастья. Частички счастья ведь в улыбках заключены?». Рядом - улыбающаяся рожица. Потом обнаружилось и маленькое письмо из приятно хрустящей, специально состаренной бумаги, будто испещренной сеточкой морщинок. С ощущением живейшего интереса Маша развернула письмо и приступила к чтению. Текста оказалось мало, каких-то три предложения, начертанных синими чернилами. «Я восхищена. Ваш голос нереально прекрасен, космически, вселенски прекрасен! Пришлите мне Ваш автограф, пожалуйста!» Вот и все письмо. И как тут откажешь? Маша не страдала звездной болезнью, ей были приятны любые жесты внимания к ее персоне. Никогда ей не было в тягость раздавать автографы. Даже пожелания доброго утра и спокойной ночи, которые ей присылали в Твиттер, вызывали улыбку на лице. Негативные отызвы о голосе и внешнем виде («Обычная русская девица из деревни: волосы русые, глаза голубые, - чего в ней такого-то?», - возмущались люди) тоже имелись (и в изрядном количестве, но всех «хейтеров» обычно моментально задавливали поклонники, задетые этими высказываниями), но обращать внимание на подобные мелочи как-то не хотелось. На часах – одиннадцать тридцать две. Пора ложиться спать, чтобы завтра нормально встать в пять утра, к шести прибежать в студию звукозаписи, за час успеть сделать все дела, забрать диски и к семи тридцати приехать в школу… Но любопытство снова взяло верх над навязчивым желанием организма обнять подушку и не просыпаться до вечера следующего дня, и поэтому девушка просидела над бумажными письмами еще около часа, тихо улыбаясь своим мыслям и игнорируя недовольные возгласы родителей из соседней комнаты о пользе сна. — Спать. Спать, спать, спать! Ну почему я такая глупая? — простонала Маша, в сотый раз падая лицом в подушку, встречая новый день. Теперь она жалела, что не послушала родителей и не легла раньше. — Я бы могла потратить столько времени на сладкий сон… — зевнула она и с трудом встала с постели. За окном – солнечно, небо – голубое-голубое, кружатся в замысловатом танце сверкающие снежинки. На деревьях громоздятся целые стаи свиристелей, с удовольствием уминающих ягоды и опасно качающихся на ветках, что влекло за собой немедленное сбрасывание белоснежного снега на землю. Термометр показывал пятнадцать градусов мороза, - что ж, не столь много. И покруче видали. Можно одеться полегче. Родители уже встали, разбуженные звоном будильника, их тихие голоса доносились из комнаты. Мама с папой должны выйти из дома через час-полтора, а Маша – через тридцать - двадцать минут. Одевалась она быстро, на макияж времени много не тратила – классические стрелки и немного туши на ресницы. Благо, что с кожей не было никаких проблем, как у некоторых ее одноклассниц, которые явно перебарщивали с тональным кремом и пудрой. А вот волосы были гордостью Маши: шелковистые, до лопаток, чуть вьющиеся, объемные. Девушка была мастером причесок и поэтому каждый день творила что-нибудь интересное со своей шевелюрой. Когда Маша уже спешно накидывала на себя пуховик и начала свои обычные пререкания с заедающей молнией, из соседней комнаты вышла сонная мама в халате. Она уже относительно привела себя в порядок и была готова начать свой утренний допрос. — Ты поела? — Да, мам. — Что ты поела? — Салат из китайской капусты и огурцов. И еще бутерброды с рыбой, кунжутом ее посыпала, - оправдываясь, ответила Маша, видя, что маме ответ не понравился. — И ось...да что такое! Осьминожков маринованных достала еще, кстати. —- И разве это еда? Кто же завтракает осьминогами? — уперла руки в боки женщина. — Что было в холодильнике, то и съела, — дочь натянула второй сапог и схватила сумку. — Все, я побежала, мне пора! — она открыла дверь и устремилась в темноту подъезда, разбавленную светом двух угасающих лампочек. — Поешь хотя бы в школе… — крикнула вдогонку ей мама, провожая взглядом Машу, которая торопливо спускалась по лестнице вниз. Путь в студию занял много времени. На дорогах были ужасные пробки из-за какой-то аварии, и из-за этого Маша очень сильно опоздала. Буквально ввалившись в теплое помещение и стряхнув с себя снег, она сдала пуховик в гардероб (отчаянно зевающая женщина в сотый раз посмотрела на девушку, как на умалишенную) и, минуя автоматы с шоколадками, газировкой и чипсами, поднялась на второй этаж, где располагалась сама студия звукозаписи. Вообще, ей принадлежало всего два помещения (в самом здании располагался большой бассейн и дартс-клуб), но их было вполне достаточно. Что называется: размер компенсировал количество. Комнаты были очень просторные и, главное, уютные: два больших дивана в каждой, пестрые ковры, имелись даже подушки для работников студии, обрабатывающих звуковые файлы ночи напролет. Маша зашла в первое помещение, где в основном записывалась инструментальная партия оркестра. Музыканты, конечно, забирали с собой свои флейты, скрипки, гитары и прочие инструменты небольшого размера, но некоторые забывчивые (или просто ленивые, прекрасно помнящие свои ноты) люди складировали здесь виолончели, треугольники, фаготы. Большие арфы и несколько барабанов пылились тут уже пару месяцев, - песни с их участием не записывались, поэтому музыканты с чистой совестью устроили себе небольшой отпуск. Войдя, Маша увидела сидящего в самом дальнем углу возле компьютера своего давнего приятеля Сергея Александровича Мишкина - для нее он был просто Мишкой, ее взрослым другом. Вид у него был сосредоточенный, лоб – в складках, пальцы виртуозно летали по клавиатуре. — Мишка, привет! Прости, я опоздала, — поздоровалась девушка, ставя сумку на стул. Парень обернулся. Уголки его губ поползли вверх, складки на лбу моментально исчезли, зеленые глаза загорелись. — Ничего страшного! Ты не представляешь, как ты разбавила своим появлением эту ску-у-у-уку, — на последнем слове он скривился. — Все пробные диски готовы, можешь забирать…если не хочешь поболтать со мной еще, — усмехнулся Мишка. — Я бы рада, Миш, но у меня есть первый урок. Приеду в субботу, немножко попеть не помешает, — улыбнулась девушка. — Если тебе, конечно, не трудно терпеть меня в выходные дни. — Ой, да ты что! Я всегда рад! — махнул рукой он. — В следующий раз можешь прийти попозже, жаль мне тебя выдергивать в такое время. Клиенты подождут. — Нет, клиенты прежде всего, — произнесла Маша весело. — Мне абсолютно все равно, во сколько вставать. Сколько времени? Мишка взглянул на часы. — Семь сорок пять. Мимика Маши сказала за нее все. Дорога в школу заняла немногим меньше, хорошо хоть она находилась недалеко от студии. Но девушка все-таки опоздала. Только-только она вошла в школу, - и прозвенел злосчастный звонок. Другие ученики спешно засобирались и сломя голову разбежались по кабинетам, подгоняемые дежурными учителями и завучем, у которого не было занятий. Маша вошла в кабинет математики спустя десять минут от урока и извинилась за опоздание. Старая, седая учительница по имени Рената Ипполитовна строго посмотрела на нее своим фирменным медленно убивающим взглядом и скрипучим голосом разрешила сесть. — Только подай мне дневник, — шипяще процедила она, прищурившись. — Маша, знаменитость ты наша, лягушку тебе в почку, ты почему опаздываешь? — прошептала ей на ухо соседка по парте по имени Таня. — Ты все время теперь в своей речи будешь употреблять это слово? — закатила глаза Ника, сидящая сзади. Таня отмахнулась. — Пробки, — коротко ответила Маша, листая учебник. — И почему мне никогда не нравилась математика? — тихо вопросила Таня, разглядывая страницу учебника под монотонное шипение учительницы. — Даже не знаю. — Я вам не мешаю? — зловеще раздалось откуда-то из другого угла кабинета. Все инстинктивно обернулись и увидели, что за это время математичка успела каким-то загадочным образом переместиться незаметно для неподвижно сидящих и смотрящих в одну точку школьников. — Это был риторический вопрос? — прошептала так, чтобы ее не услышала Рената Ипполитовна, Настя, соседка Ники. Математичка с минуту смотрела на класс, морально убивая каждого, кто посмел взглянуть ей в глаза, а потом медленно повернулась к доске и начала выводить на доске заковыристые формулы. — Вот что это? Что это? — послышался тихий шепоток. Рената Ипполитовна предпочла сделать вид, что ничего не услышала и продолжила повествование о каких-то странных дифференциальных уравнениях. Маша спрятала лицо в ладонях и тяжело вздохнула. Такими темпами математику ей никогда не понять. Под монотонное бормотание и шептание учительницы и скрип мела она засыпала. Звонок был самым долгожданным и радостным событием за все утро. — Вот скажи мне, почему мы до сих пор не придумали прозвище для Ренаты? — задумалась Таня, с опаской ковыряясь в тарелке, где покоились пюре и маленькие кусочки мяса, щедро сдобренные подливкой. Три урока – русский, история и литература – прошли как обычно спокойно и без происшествий. Ника смотрела на свою порцию с не меньшим опасением и, в конце концов, просто отодвинула ее подальше, взяв в руки булочку, которая на вид казалась вкусной. — А что, просто «Рената» не устраивает нашу великую придумщицу прозвищ? — подняла левую бровь она. — Придумщица? Я б так не сказала, — ухмыльнулась Таня. — Я бы назвала себя скромным наблюдателем, открывающим людям их истинные лица. — Ну конечно! — рассмеялась Маша. — Давайте назовем ее… Коброй! — сверкнула глазами Таня. — Скорее уж Гадюкой, — весело проговорила Ника и с трудом откусила кусок от булочки. — Черт, какая твердая… — Нет, Кобра звучит круче, — заключила Настя. — Пусть будет так. — Если бы я не перешла к вам в класс в этом году, что бы вы делали без такого фонтанирующего идеями человека, а? —вопросила Таня, довольно улыбаясь. — Фонтанирующего? – зашлась смехом Ника. — И главное – скромного, — добавила Настя. Маша вышла из столовой вместе с подругами. В коридоре почти все оценивающе смотрели на нее, но никто не подходил. Это очень радовало, потому что только в школе девушка могла почувствовать себя относительно обычной. Друзья не относились к ней как к знаменитости, поддерживали, шутили, - в общем, вели себя как всегда и не общались с ней только потому, что она являлась известной молодой певицей. Во всяком случае, девушка была свято в этом уверена. Настя и Таня ушли по каким-то своим делам к классному руководителю, а Маша и Ника остались сидеть возле кабинета биологии. Мимо пробегали юные и беззаботные школьники, швыряющиеся друг в друга тетрадками и бумажными шариками. Рядом, на соседней скамейке сидел мрачный молодой человек – весь в черном, худой и бледный. Слушал музыку с отсутствующим выражением лица. — Есть наушники? — спросила Ника, вдохновленная перспективой с пользой потратить время. Маша молча достала их из портфеля. — Спасибо, — поблагодарила подруга. — Будешь слушать «Иоланду»?* — Нет, я почитаю учебник, — ответила девушка. — Как знаешь. Как только Ника нашла в своем телефоне нужную композицию и начала в ритм стучать пальцами по деревянной поверхности скамейки, слушая песню, парень в черном проявил внезапный интерес к Маше, которая обнаружила довольно интересный параграф про пчел. Он встал и приблизился к ней. — Ты Маша Соловьева из одиннадцатого «Б»? — немного хрипло спросил он. Девушка оторвалась от параграфа и подняла голову. — В точку, — кивнула она. Лицо парня тут же осветилось довольной кривоватой улыбкой. — Наконец-то я тебя нашел. Нужно поговорить. Отойдем? — Давай здесь, неохота отходить далеко от кабинета за пять минут до звонка, — протянула Маша. — Нет, это серьезно. Опоздаешь, никто тебе ничего не сделает. Пойдем. Его настойчивый тон слегка озадачил девушку и одновременно заинтересовал. Маша оглянулась на Нику, та вопросительно посмотрела на нее и пожала плечами. — Ладно, пойдем, — согласилась Маша. Парень повел ее вниз, на первый этаж. Шли они медленно: он постоянно оглядывался вокруг, будто боялся чего-то. Маша недоуменно наблюдала за его поведением, но, гонимая любопытством, следовала за спутником. Когда прозвенел звонок, и все окружающие их люди разбежались по кабинетам, Маша не выдержала: — Мне пора, давай позже, — она обернулась, чтобы пойти назад, но молодой человек схватил ее за руку. — Сейчас, — процедил он сквозь зубы. – Это очень важно. Маша смекнула, что наверняка имеет дело с сумасшедшим, и начала вырываться. У охранника есть доступ ко всем камерам видеонаблюдения, так что скоро он должен заметить странное поведение одного из учеников, плюс кто-нибудь все равно может опоздать на урок и пройти по этому коридору…или учителя…хоть кто-нибудь! Но никого не было, а парень крепко держал ее за руку. Он прищурился и выжидательно посмотрел на девушку. — Не бойся. Я просто хочу сделать тебе подарок, — сказал он как можно мягче. — Подарок? Что за глупые шутки? Ничего не говоря, молодой человек в черном опустил руку в карман и достал оттуда медальон. Он был покрыт грязно-коричневой краской, которая облупилась в некоторых местах. Внутри медальона ничего не обнаружилось, кроме пустого отверстия для фотографии. Там виднелись только лишь кусочки сухой краски и земли. — Возьми, — твердо сказал парень и протянул руку. Маша с недоверием покосилась на украшение, если его вообще можно было так назвать. — Это что, шутка? Я, конечно, весьма польщена, но… — Просто возьми его, и я уйду. «Ладно, — подумала Маша, — если он так этого хочет, я сделаю вид, что благодарна и возьму эту штуку, а потом выкину куда-нибудь подальше». — Эээ, хорошо, спасибо, — протянула девушка и взяла медальон. — Это очень… мило с твоей стороны. Скажи, как тебя зовут? — Рейнар, — коротко ответил парень. — А теперь открой его, — проговорил он, прищурившись. — Иностранец? Это все объясняет, — буркнула девушка. Пожав плечами, Маша последовала его совету. Едва ее пальцы коснулись внутренней части медальона, он весь осветился всеми цветами радуги: от красного до фиолетового. Девушка отпрянула от неожиданности, но украшение не выронила. Медальон вспыхнул ярко-золотым и закрылся, едва не прищемив Маше палец. — Это ты, — произнес Рейнар и резко раскинул руки в стороны. Маша отшатнулась от него. — Что происходит?! Тело Рейнара окутал белый дым, и оно – к ужасу наблюдательницы - начало меняться. Некрасивое лицо изгоя и ботаника в один миг трансформировалось в чуть вытянутый, «скульптурный» лик: сине-зеленые глаза, острые скулы, тонкие губы необычной формы. Худое тело – кожа да кости с висящей на них мешком черной одеждой – превратилось в тело мужчины лет тридцати, следящего за собой, но не особо мускулистого. Рейнар поднял на девушку взгляд и, озорно прищурившись, уже совсем другим, более приятным голосом произнес: — Тебя ждут великие дела, Сольвейг! Маша раскрыла рот, чтобы произнести хоть что-нибудь из того, о чем она сейчас думает, но ей не удалось произнести ни звука: то ли от страха, то ли от нелепости ситуации. Мужчина сделал несколько сложных пасов руками и с улыбкой на лице сказал: — Как просто втереться к вам в доверие! Я думал, будет сложнее, — усмехнулся он. — Не волнуйся, все будет хорошо. Наверное. Исход, конечно, зависит от тебя, поэтому смотри в оба и не оплошай! Маша испытала острое желание сбежать, но ее ноги будто приросли к полу, а голосовые связки разом порвались. Во рту ощущалась дикая сухость. — Да ладно тебе, это не страшно, — выпятил нижнюю губу Рейнар, продолжая размахивать руками. Со стороны это смотрелось довольно странно, и если бы девушке не было так страшно, она бы рассмеялась. «Почему никого нет? Почему никто в этой чертовой школе не ходит по коридорам, когда это надо?», — мысленно корила учеников Маша. По ее щекам от бессилия начали катиться соленые крупные слезы. Рейнар это заметил и немного уменьшил свой пыл. — Не нужно рыдать, моя дорогая, — мягко проговорил он. — Это твоя миссия, это - твой долг. Тебе все объяснят, и я сам…через некоторое время приду к тебе снова. Не надо, женские слезы действуют мне на нервы, — произнес он недовольно, увидев, что девушка ничуть не успокоилась. — Не мешай. Закрой глаза. Сейчас все кончится. «Сейчас этот сумасшедший убьет меня», — стучала в голове только одна навязчивая мысль. Страх холодными волнами расплескивался по всему ее телу, доставляя почти физическую боль. Маша закрыла глаза и тут же ощутила, что весь мир отчего-то сначала накренился, потом повернулся вокруг своей оси, затем перевернулся, а потом исчез в водовороте цветных кружочков и фиолетовых точек. _____________________________________________________________ * Песня под названием Pink Martini – Donde Estas, Yolanda?