***
С виду это было обычное кирпичное офисное здание на шумной улице Нью-Йорка. И, глядя на него, кажется, что оно совсем опустело. Но на самом деле в этом с виду невзрачном здании кипит настоящая жизнь. Да-да. Именно жизнь. Так говорили многие, кто работал там, потому что они всю душу вкладывали в свои работы, сутками напролёт что-то высчитывали, складывали, чертили, обсуждали и делали другие вещи, которые человеку с обычными знаниями и нервами было не под силу. Да, у них тоже не всё получалось. Порой бросали всё, злились, но после начинали вновь. И из-за сжатых сроков им приходилось оставаться на ночь, чтобы успеть всё точно в срок. А я уже мечтал об этом, когда молодая секретарша начальника вела меня в кабинет. Повсюду происходил хаос — работники бегали из кабинета в кабинета в кабинет, зовя кого-то, советуясь с коллегами… — Мистер Уилстон, — распахнув дверь, проговорила секретарша, найдя меня глазами в огромной комнате, заваривающего себе кофе, — к вам прибыл коллега. Надеюсь, вы поладите. И всё. Развернувшись, она пошла обратно по тому же маршруту. Один взгляд на её спину, чтобы понять, что она очень даже хороша. — Джаспер Уилсон, — протянув руку, проговорил молодой человек. Он выглядел очень молодо. Будто ему лет девятнадцать, не больше. Но я-то знаю, что это неправда. Его бы не взяли на работу, если бы он был несовершеннолетним. Его рыжие лохматые волосы, россыпь веснушек на лице, большие круги под глазами и бледная тонкая кожа — всё это, так или иначе, молодило его. И вообще у него был болезненный вид, и в голове случайно зародилось ощущение, что если я возьму нож и тыкну в него, то он и глазом не моргнет. Он будто и так мертв. — Бэк Вуд, — пожав ему руку, я, не стесняясь, разглядывал его болезненное лицо. — Британец? — спросил я, смотря на его руку, держащую ароматное кофе. — На четверть, — пожал плечами парень, отпив из кружки. — А как ты узнал? По фамилии? — Нет, — ответил я и, кивнув на руку, сказал: — Только англичане добавляют корицу в кофе. Неужели так вкусно? Коллега рассеяно улыбнулся, поставил свою чашку на стол и, долив из чашки для варки кофе приятную на вкус жидкость в пустую кружку, подал мне. — А ты попробуй, — сказал он и с ожиданием смотрел на меня. На вид — как обычное кофе, но стоило его попробовать… Как тебя охватывает терпкий бодрящий аромат, заставляющий мурашки встать дыбом, а кровь — пробежать по венам так быстро, что стало немного горячо всему телу. Словно тебя кипятком из ведра облили. — Очень недурно, — ответил я, сдерживаясь, а после принюхиваясь, — ты ведь что-то ещё добавлял. — Да, — ответил он, отпивая из своей кружки, — это мамин рецепт, потом как-нибудь расскажу. Его голос слегка дрогнул, но на вид он был таким же уставшим и немного забитым. — Давно ты спал? — спросил я. — Не помню, — ответил он, опуская взгляд на кружку, — ночую здесь уже неделю, и всё без толку. Никак не могу сдвинуться, и никто не желает помогать. — В смысле? — не понял я. Как-то тяжело вздохнув, Джаспер присел на кухонную тумбу и, слегка помешивая кофе, которое с неимоверной скоростью остывало, сказал: — Меня взяли на испытательный срок и дали самый сложный проект. Я не из самых умных, но и не из самых тупых, но сделать это одному просто нереально. И вот в чём вся загвоздка… ты знал, что если ты на испытательном сроке, то тебе никто в этой фирме не поможет? Видите ли, все заняты. Но на самом деле так многоуважаемый мистер Тернет отсеивает новичков, которых присылают сюда работать от университета. Я послушал его и понял, что хочу вернуться и набить этому жирдяю морду. Надо было. — Ты только закончил университет? — спросил я, примеряясь в возрасте. — Да, — ответил он, — работаю тут всего неделю и уже хочу свалить отсюда нахрен, потому что меня тошнит от того, как здесь обращаются с новичками. — Но-но, — успокоил я коллегу, похлопав по его худощавому плечу, — лучше расскажи о проекте. И я начал слушать. Слушал-слушал. И с каждым словом я медленно охуевал, а мой рот раскрылся в большую букву “О”. Вроде бы не так сложно на вид. Музей как музей. Но какой — это совсем другой вопрос. Когда я посмотрел на чертеж, то тихо — очень “тихо” — вздохнул.***
Время шло, а неделя подходила к концу. Теперь по кабинету ходили два пары невыспавшихся глаз, которые в отчаянии искали ответы на вопросы. Хотя откуда нам было их найти, ведь я даже не помню этого в учебной программе. Ни намека. Ни рассвета, ни просвета. И я был уже в отчаянии, а Джаспер — тем более. Ведь большая часть проекта уже готова, остались только проверка и кое-какие нюансы. Но и с этим у нас было туговато. При проверке цифры совершенно не совпадали, а “кое-какие нюансы” мы и вовсе не могли распознать. Дело гиблое. Спина затекала спать на жестких диванчиках, живот урчал, прося нормальной еды, а не твердых бутербродов, которыми можно только собак кормить. Настроения уже никакого не было, да и что можно было сделать в такой ситуации? Только отчаяться и молиться тому, чтобы мистер дрочила не вспомнил о пари. Ага, как же, забудет он… Завтра уже конец недели. А значит, моя казнь. Мой позор. И тогда казалось, что всё, это конец, как в один прекрасный момент… — Бэк, — позвал меня Джаспер, который целый день гипнотизировал чёртову схему, — будь добр, подойди сюда. Разлепив глаза, я с трудом поднял свою задницу с дивана. Книга, спокойно лежащая на мне, с грохотом упала на пол. Но я, даже не потрудившись поднять её, прошагал дальше. Лень даже наклониться, потому что сил не было вообще. Я весь погрузился в работу, а после уснул. Мозги отключились. Словно бух… — Я кое-что нашёл, — задумчиво проговорил Джаспер, сильнее склонившись над проектом, — посмотри сюда и скажи, что ты видишь? Он указывал на небольшие арки и колонны, расположенные по периметру здания. И я посмотрел на них, глазом примерил и не понял, на что намекает коллега. — И? — не выдержав молчания, немного раздражённо проговорил я. Всегда бесило, что кто-то знает то, что не знаю я. — А если их разместить не сюда, — карандашам обводя колонны, он указал на место чуть левее, — а сюда? Прищурив глаза и представив эту картину, я тихо спросил: — И что это даст? — Как что? — удивился он. — Это расширит пространство, и, мне кажется, стильней получится. — А про бюджет ты не забыл? — спросил я, равнодушно смотря на чертёж. — Забыл, — тихо пробубнил он, рассеяно садясь на табуретку. Его взгляд вновь припал к огромному ватману, а мне ничего не оставалось, как присесть рядом и так же пустым взглядом уставиться на уже изученный до мелочей эскиз. И как он ещё не затерся до дыр? Ведь мы смотрим на него шестой день подряд и никак не можем понять, как закончить его. Как угодить заказчику, сохранить бюджет и сделать это здание безопасным? — Знаешь, почему я решил пойти на архитектора? — вдруг спросил он и, не дождавшись ответа, сказал: — Потому что это престижная и прибыльная работа. “Вас возьмут в любую фирму, если будете хорошо учиться”, — говорили нам преподаватели, а на самом деле получали только больше денег они, когда рекламировали эти самые фирмы. Я медленно повернулся к нему, спрашивая самого себя: “Почему он рассказывает мне об этом?”. — Значит, ты пошёл сюда только из-за денег? — зачем-то спросил я, а потом понял, что я и сам не лучше, потому что устроился сюда из-за того же. — Да, из-за них, — без раздумья ответил он, — мне неинтересны эти расчёты, рисунки. Всё это так бесит, — а после молча посмотрел на меня, как-то грустно ухмыльнулся и сказал: — Думаешь, что я какой-то жмот, который только и думает о том, как сгрести побольше денег? Я промолчал, потому что не знал, что ответить. На самом деле, я ничего не думал, да и думать не хотелось. Не моё дело. — Я никому из друзей не говорил это, потому что начал бы слушать утешения, — тихо вздыхает он, опять смотря на эскиз, — но можно я с тобой поделюсь, потому что я знаю, что ты не будешь этого делать. И мне станет легче. Не знаю почему, но моё сердце ускорилось. Будто ощущение, что он вот-вот скажет что-то такое, от чего мир перевернётся. Словно что-то изменится и в его, и в моей жизни. — У моей мамы лекимия, — просто сказал он, и мне вдруг стало холодно в области груди, — вторая стадия, и шансы есть, но… но нет денег. Ведь согласись, что это несправедливо, когда у тебя есть шансы вылечить самого дорогого человека, но нет каких-то бумажек! Это нечестно… Сам того не осознавая, я потянулся к его плечу и, крепко сжав его, сочувственно посмотрел на него. Я не понял, что на меня нашло, но мне было искренне жаль этого человека. Такое упорство, терпение… не у каждого есть эти качества. Вот я бы сдался. Просто опустил бы руки, если бы вообще расстроился. Ведь у меня никогда не было сильной любви к родителям. Только к Курту — лучшему другу. Вот по кому бы я горевал, если бы узнал такой страшный диагноз. — Слушай, — резко повернув его к себе, я твёрдо проговорил, — у меня не такие тёплые отношения с родными, как у тебя, и, возможно, мне никогда не представить, чтобы моя мамочка умирала от страшной болезни, но послушай! Не смей сдаваться, потому что всё в твоих руках, ясно? И вот он смотрит на меня своим уставшим опустошённым взглядом, а я, уверенно кивая, думая, что это ещё один стимул, который прибавит сил и мне, и моему разочаровавшемуся в жизни коллеге. Да, мы сделаем это.***
И пускай мы просидели за эскизом около десяти часов без еды, питья и остальных удобств. Пускай у нас появились мозоли на пальцах из-за карандаша и на языке из-за непрерывного обсуждения, но мы, похоже, сдвинулись с места. А точнее, у нас была одно — идея и семьдесят процентов из ста на то, что она верна. Мы были рады этому, но в душе всё-таки остался страх, и почему-то страх, что Джаспер не получит работу и денег, чтобы вылечить мать, был намного выше, чем если я проработаю личным уборщиком мистера дрочилы. — Чья идея? — спросил он, вальяжно расхаживая у эскиза, оценивая нашу работу. Его мерзкий запах заполнил весь кабинет, и я, отвернувшись от него, проговорил: — Общая. Повернувшись ко мне, он ухмыльнулся и, обнажив свои белоснежные зубы, сказал: — Я рассказал твоему отцу, что ты у меня на испытательном сроке. А я не удивился, потому что богатый человек богатого видит из далека. Они всегда пересекаются в работе, хотят этого или нет. И каждый пытается облапошить друг друга, вытащить как можно больше денег. Это у них своего рода соревнование, кто выше в списке “Forbes” и у кого длиннее лимузин. И то, как это глупо, до меня дошло именно сейчас. Почему? — Он сказал, чтобы я не делал никаких поблажек в твою сторону, — продолжил он, а я закатил глаза. Мне было насрать на то, что сказал там отец. Главное, чтобы мистер дрочила остался довольным, а это нам с Джаспером явно удалось. — И что, ты никак не отреагируешь? В его голосе послышались нотки разочарования. Ага, думал, что я взбешусь и сразу выложу на стол все тайны отца. Хотя из гадости я бы мог так сделать, но не стану, потому что я — не он. Я не воткну ему нож в спину, как это сделал он, женив меня на незнакомке. — А как я могу отреагировать, мистер Тернер? — спросил я его, изогнув бровь. — Он прав, я всего должен добиваться сам. И да, передайте ему большое спасибо от меня и от моей жены. Мой голос был вполне себе спокойным, но только слишком внимательный человек заметил бы легкую желчь в нем, и Джаспер был этим человеком, потому что вопросительно сузил глаза, но я, проигнорировав это, уставился на лицо начальника, который так и не понял, что я сказал это с иронией. Тупой имбицил. — Сегодня напишете заявления о принятии на работу и передадите моей секретарше. Проект ваш, и, будьте добры, закончите его до того, как истечет срок, — быстро проговорил он, а мы с Джаспером облегченно вздохнули. А он, перед тем как уйти, у самого порога угрожающим тоном проговорил: — Добро пожаловать на работу. Звучало как “Добро пожаловать в ад”, но нам было плевать. Взяли — и хорошо, а в остальном прорвёмся.