Под властью кинжала

Утро обещало быть прохладным. Сияние предрассветной зари прогнало тьму из лесистой местности и осветило домик, уютно устроившийся у самой кромки золотого поля. Жемчужинки росы усеяли изумрудные травинки и шелковое серебро пряжи, сплетенной трудолюбивыми паучками, придавая ей яркий блеск. Никакие белые вкрапления не портили сапфирово-синюю поверхность небесного свода. Живые, озорные ветерки обдували местность, принося с собой запах сырой земли и пробуждающихся цветов. Белль всегда нравилось утро после того, как накануне отбушевала гроза. В самом воздухе чувствовалась столь чистая и свежая атмосфера, будто эта вчерашняя гроза со вспышками молний и ливнем временно очистила мир от зла, вредоносного, как чума. В теплоте солнечных лучей, ласкавших ее, на губах красавицы заиграла улыбка. Закрыв глаза, она подставила лицо этим лучам, щедро лившимся на землю, приносившим некое успокоение ее душе. После ночных потрясений, наполнивших воображение девушки кошмарами, ужасом и сомнениями, такое великолепное утро прояснило ее ум. Проснувшись с алыми лучами рассвета, Белль первым делом потихоньку прокралась вниз. Ее босые ноги едва скользили по каменному полу, когда она заглянула в комнату Сары. Наполовину Белль желала, чтобы все случившееся прошлым вечером оказалось лишь сном, но по пробуждении ледяной холод клинка, спрятанного на ее теле, напомнил о том, что происшедшие события — не плод разыгравшейся фантазии под влиянием скуки. Она обнаружила, что странное существо, называвшее себя Румпельштильцхен, лежит не на кровати, а на полу, на сбившихся в кучку одеялах. Он не издавал никаких звуков, его причудливо окрашенное чешуйчатое лицо сморщилось в беспокойной гримасе, и только равномерно вздымавшийся от дыхания торс показывал, что он жив. Окончательно убедившись, что ей ничего не приснилось, Белль сразу же приступила к исполнению своих домашних обязанностей. На свежем воздухе она почувствовала себя увереннее и вновь превратилась в обычную, задумчивую Белль, не охваченную замешательством или паникой. Конечно, она все еще не до конца понимала, какие грандиозные перемены ей предстоят и что значит быть полновластной владелицей кинжала, но, по крайней мере, новый день принес некоторую уверенность в себе и в том, что она сумеет справиться со вставшими перед ней задачами. На дворе ослепительно сияло во всей красе утро. Куры оживленно закудахтали при виде своего завтрака, позволяя Белль отрешиться от блуждающих мыслей. Она весело хихикнула, залезая в старую серую сумку, чтобы достать корм и рассыпать его по пыльной земле. — Вот ваш завтрак, дурочки, — добродушно ворчала она на кур, щедро распределяя им сухое зерно. — О, что я вижу — принцесса занимается тем же, что и простой люд? — ехидно прозвенел голос Румпельштильцхена у нее за спиной — он стоял на пороге домика. Красавица слабо вскрикнула от удивления и так и застыла с кормом в руке, вынуждая кур яростно подпрыгивать и бить крыльями, словно они стремились взлететь и склевать зернышки прямо в воздухе. Смущенная, растерянная, вынужденная выдерживать весь этот шквал куриного визга и летевших перьев, Белль повернулась к монстру, надеясь, что краска, прилившая к щекам, не выдала ее состояния. Темный небрежно прислонился к двери, скрестив руки поверх все той же кожаной куртки, что была на нем вчера, и пристально буравил глазами свою госпожу. Немногие аристократы стали бы заниматься работой простолюдинов, а тем более получать от нее удовольствие, как это делала Белль, за которой Румпельштильцхен молчаливо наблюдал все утро. Она даже смеялась и улыбалась наедине с собой, делая самую отвратительную работу — убирая навоз. — Я принцесса в бегах, — отозвалась Белль, быстро вытирая руки о грязно-белый фартук, повязанный поверх ее рабочего платья. Пожав плечами, она стала возиться с тесемками и добавила: — А кроме того, у меня есть свои причины для этого. Он натянуто улыбнулся и едва склонил голову в знак подтверждения. — Разумеется, госпожа, мне совершенно ни к чему вмешиваться в твои пустячные делишки, — слабая ухмылка сменилась мрачным и хмурым выражением лица. Румпельштильцхен скривился так, будто выдерживал какую-то внутреннюю борьбу, в которой он неминуемо проиграет. Неожиданно он отвесил Белль поклон. — У тебя есть какие-нибудь указания для твоего раба, госпожа? — он с явным отвращением задал этот вопрос, вынужденный подчиняться кинжалу в малейших своих душевных порывах. Аккуратно складывая фартук, Белль зашагала под защиту полутемного домика, полная решимости выглядеть бесстрашной и внимательно следящей за своим пленником. — Сейчас нет, но, может быть, ты присоединишься ко мне за завтраком? Еды хватит на двоих. Какое-то время монстр хранил молчание, разглядывая свою хозяйку бездонными глазами так, будто впервые увидел. Белль испустила тяжелый, утомленный вздох: — Почему ты все время смотришь так, будто взвешиваешь каждое мое слово? — Ты удивила меня, — честно признался он, отводя взор от госпожи, подобно ребенку, которого отчитывают за то, что он на кого-то пялится. Изучая историю прежних Темных и их хозяев, и заодно запоминая их ошибки, Румпельштильцхен знал, что первых никто не приглашал завтракать вместе с господином. Услужение обыкновенно начиналось с напряженной работы над заклинаниями, связанными с темной магией, чтобы господин мог получить из этого какую-то выгоду. Чего-то подобного Румпельштильцхен ожидал и от своей госпожи, но вновь она привела его в замешательство. Белль с любопытством изогнула бровь, но допытываться не стала. Повесив сумку с кормом на вбитый поблизости колышек, она вошла в уютный домик. Героическим усилием воли она заставила себя не прикасаться к кинжалу, хотя стояла спиной к Румпельштильцхену. Как бы долго он ни оставался здесь, она, Белль, не позволит страху овладеть собой. Витавший в воздухе свежий запах сухого печенья, оставленного остывать, и овсяной каши, сдобренной медом, сразу успокоил взволнованную девушку. Она слышала, как Темный позади послушно следует за ней. — Румпельштильцхен, — она почти неуверенно распробовала его имя, пока они входили в милую ее сердцу хибарку. И прибавила — шаловливо, но совсем не зло: — Даже тебе самому следует признать, что у тебя труднопроизносимое имя. Ты не будешь возражать, если я назову тебя как-нибудь по-другому? Она отметила, как он передернул плечами. — Можешь называть меня, как угодно, ты ведь моя госпожа. — Могу я говорить покороче — например, Рум или Румпель? — полюбопытствовала она, когда они вошли в кухню, откуда доносились восхитительные запахи. Румпель. Он почти физически почувствовал раздражение, поднявшееся в груди, под клеймом, а все потому, что так его называла только Злая Королева. Видела бы она сейчас, как самый могущественный волшебник королевств кланяется и расшаркивается, как обыкновенный слуга — наверняка там, вдали, была бы вне себя от восторга, наблюдая за его унижением. — Если угодно, госпожа, то лучше Рум, — кратко кивнул он. На лице Белль расцвела довольная улыбка, пока она возилась на кухне. — Тогда ты будешь Рум. За несколько мгновений она наполнила две глиняные миски обжигающей овсяной кашей, положив сверху нарезанных яблок, а в центр стола поставила блюдо с сухим печеньем и баночку с вареньем. Делая все это, Белль знала, что Рум не перестает водить за ней взглядом. В какой-то степени он напоминал ей рыщущего по лесу зверя, который выследил незнакомую ему добычу. И хотя о привычках и тропинках той он еще не осведомлен, но полон решимости рано или поздно пообедать странным существом. Слабая улыбка проскользнула по губам Белль, когда она поставила перед ним кашу и опустилась на свое место. — Можешь приступать к еде, — она попыталась улыбнуться еще раз, но тут же вспомнила события прошлой ночи и злые слова Румпельштильцхена, после чего улыбка увяла, и Белль несколько побледнела. Румпельштильцхен впился в миску с дымящейся кашей испытующим, тяжелым взором. Не обращая внимания на деревянную ложку, лежавшую рядом, он с любопытством запустил когтистый палец в посудину и попробовал кашу, после чего глаза у него заблестели, как у ребенка, обнаружившего перед собой немыслимо вкусную еду. В считанные мгновения Темный превратил аккуратный завтрак в мокрую мешанину. Держа миску обеими руками, он жадно чавкал, позабыв о всяких ложках. Овсяная каша стекала с уголков рта, в то время как Румпельштильцхен слизывал и пожирал содержимое посудины самым отвратительнейшим образом. Даже голодающие нищие были благовоспитаннее, чем существо, которое сейчас находилось напротив Белль! Забыв о собственной еде, красавица широко раскрытыми глазами смотрела, как он поглощает кашу, подобно грубому, дикому животному. Мягкое печенье он хватал когтями и обмакивал в ежевичное варенье, или же вычерпывал варенье голыми руками. Иногда он не поднимал ко рту всю посудину с кашей, а совал в нее пальцы и слизывал с них остатки. Словно спохватившись, Румпельштильцхен оторвался от трапезы и поднял глаза, утирая следы каши со своих тонких губ рукавом. — Ты не голодна, госпожа? — с сомнением поинтересовался он, как будто попался на какую-то хитрость. — О, я… я голодна, — быстро заверила Белль и взяла ложку. Резко упрекнув себя за то, что так уставилась на него, она изысканно принялась за еду, в то время как Темный продолжал уплетать за обе щеки так, будто ничего лучше в жизни не пробовал. — Знаешь, я уже забыл вкус настоящей, хорошей еды, — он слизнул вязкое варенье с кончиков пальцев. - Та, которую я наколдовывал, густая, безвкусная и совсем не насыщает. Он так долго ел только то, что обеспечивала магия, что действительно забыл вкус хорошей еды. В конце концов, гораздо проще и спокойнее наколдовать себе обед, чем отправиться в какую-нибудь деревню и слушать стоны ужаса, пока он покупает себе каравай хлеба! Белль опустила ложку и с любопытством наморщила лоб: — Вроде того чая, который ты наколдовал прошлой ночью? Монстр кивнул с отсутствующим видом, больше занятый печеньем, чем разговором. Изо рта у него посыпались крошки — возможно, он и попытался что-то сказать, но оставил эту мысль, решив вместо этого окончательно расправиться с завтраком. Какое-то время оба молчали, пока красавица не перестала есть — при виде обжорства Темного ее и без того небольшой аппетит иссяк. Равнодушно помешивая ложкой кашу, она заговорила: — Я много думала ночью и решила, что кое-каким основным принципам поведения ты должен следовать. Темный мгновенно прекратил набивать свой рот едой. Он утер губы тыльной стороной руки и послушно кивнул. Магия против воли горячо запульсировала в его теле, словно в готовности выполнять приказы госпожи. — Тебе запрещено убивать кого-либо в моем королевстве, — твердо объявила Белль. Какие бы злобные планы ни зрели в его мозгу, по крайней мере, она может быть уверена, что это не закончится гибелью ее соплеменников. Одна мысль о том, что кто-то невинный умрет во имя свободы для монстра, была отвратительна для Белль. Он с неудовольствием скривился: — Повинуюсь, госпожа, — и Румпельштильцхен лениво поиграл пальцами в воздухе, вновь превращаясь в чуждое, злое создание. — Это все, что ты требуешь? Могу ли я хитрить с глупыми смертными? — Нет, — красавица произнесла это тихо, почти шепотом. Она в задумчивости пожевала нижнюю губу, словно в душе у нее происходила некая сумятица чувств, и, наконец, соизволила заговорить снова: — За последний год мое королевство было опустошено войной, поэтому меня и послали сюда. Огромное племя огров пытается поработить нас и превратить королевство в руины. И если ты можешь это сделать — пожалуйста, выиграй за нас войну и устрой так, чтобы огры больше никогда не вернулись. Когда она заговорила об ограх, Темного охватил прилив лютой, свирепой ярости, и дьявольский мрак заполнил его душу. Черная кровь забурлила в его жилах при одном упоминании слова, которое в этом королевстве было равнозначно смерти и мучениям. Жестокая ухмылка искривила губы монстра, и он встал. — С удовольствием, госпожа, — искренне, от всей души прорычал Темный и низко поклонился Белль. Он действительно охотно займется этим делом — безжалостные убийства всегда способствовали его мыслительным процессам. Возможно, это даже утихомирит ярость, бушевавшую внутри с самого момента его пленения. Он насытит свой гнев черной кровью огров, та смоет с глаз пелену бешенства, после чего он сможет набросать надлежащий план действий в будущем. Бледно-фиолетовые клубы дыма закрутились вокруг Темного, поднимаясь от самых его ступней вверх. Темная магия обвила его тело, заключая в надежный кокон. В одно мгновение Румпельштильцхен исчез, оставив Белль одну. Она поморщилась, когда зловещая магия пронеслась в воздухе и задела ее руки, после чего по коже побежали знакомые мурашки. Конечно же, имея в распоряжении такое могущественное создание, следовало первым делом позаботиться о своем народе – но, несмотря на то, что люди постоянно гибли под натиском чудовищ-огров, стоило ли так рано доверять Румпельштильцхену подобную задачу?

***

Сияющее солнце, исполнив свой долг, опускалось за край горизонта, находившийся над темными лесными зарослями, когда Белль почувствовала, как нагревается кинжал у нее на теле. Алый закат окрашивал небо в цвет крови, на золотистое поле падали долгие тени, в то время как травинки беспокойно шевелились на ветру. Тревожный взгляд Белль не отрывался от колышущихся былинок, и она озабоченно размышляла — если Румпельштильцхен действительно положит конец войне, она сможет вернуться домой, к отцу, во дворец, к прежней жизни. Она лишится даже таких скромных радостей свободы, как работа и простая жизнь в этом домике, и отправится обратно, в мир шелка, румян и накрашенных лиц с фальшивыми улыбками на них. К собственному удивлению, Белль отнюдь не тосковала по жизни во дворце, как любая другая принцесса. Женщины благородного сословия на ее месте плакали бы от радости, что вновь окунутся в мир изысканных леди (а заодно и в мир придворных льстецов и подхалимов). А Белль нравились маленький домик и простая жизнь, но долг требовал ее возвращения. Кроме того, королевству был нужен новый наследник и будущий король, который заступит на место пожилого Мориса, так что Гастон лишь дожидался конца войны, чтобы начать планировать свадьбу. Даже сейчас в некоем сундучке хранились забрызганные кровью, неграмотно написанные письма от него, и казалось, что с каждым посланием неувядающий пыл и стремление как можно скорее жениться на Белль все растут и растут. Она уныло вздохнула и нахмурилась при мысли о Гастоне. Если бы только она могла… Но тут Белль резко напряглась — в воздухе повеяло магией, возвещая о прибытии этого нечестивого существа, Темного. Омерзительный запах тлена коснулся ноздрей Белль, заставив ее почувствовать тревогу. В несколько мгновений она высвободила кинжал из ножен и сжала в руках, поближе к колотящемуся сердцу — для пущей безопасности. Судорожно выдохнув, Белль уставилась на возникшего перед ней, согнувшегося в поклоне монстра, называвшего ее своей госпожой. Темная кровь капала со спутанных прядей его волос, кожаная одежда была покрыта мельчайшими кусочками чужой плоти и костей, и на ней запеклась все та же кровь. Рваный плащ из драконьей кожи прикрывал спину монстра, а к груди тот прижимал какую-то сумку. — Дело сделано, госпожа, — почтительно доложил Румпельштильцхен. — Огры побеждены и никогда больше не вернутся в ваше королевство. Теперь, когда он говорил о сокрушительном поражении огров, в его интонациях не прослеживалось никакого отвращения или неудовольствия. Погрузившись в пламя битвы, убивая огров голыми руками и фиолетовыми лучами магии, срывавшимися с кончиков пальцев, Румпельштильцхен имел достаточно времени, чтобы подумать о своем рабстве, о госпоже и о том, как покончить со всем этим. Он обдумал ситуацию и нашел возможный выход, пока в пропитанном магией воздухе тонули смертные крики, и все новые и новые фонтаны крови обрызгивали Темного с ног до головы. Безусловно, Белль умна, но она не до конца понимает, каким могуществом владеет, и это его единственная надежда на свободу. Пока она не знает, какие горизонты могли бы перед ней развернуться, используй она магию Темного в полной мере, он может перехитрить ее. И для начала, необходимо выказать полное смирение и послушание, как прикидывал монстр, хотя сказать, что ему нравился такой план, было бы ложью. В будущем нежность Белль может обернуться слабостью, и при умелой манипуляции в ее ныне почти неуязвимой броне образуется брешь. Достаточно показывать исключительное послушание и услужливость, и однажды, расслабившись, Белль посчитает своего раба безвредным — и поплатится за это. Со временем, почтительно внимая словам хозяйки, Румпельштильцхен найдет лазейку, затянет петлю на шее Белль и прикончит ее! — В знак своего повиновения я принес тебе подарок, госпожа, — проявил он попытку завоевать благосклонность пленившей его женщины. Еще никогда прежде Румпельштильцхену не встречались аристократы, которых не радовали военные дары, так что он одним резким движением расстегнул сумку и показал свое подношение госпоже. И Темный слегка вздрогнул, когда вопль дикого ужаса прорезал воздух. Кровь сочилась между пальцев монстра, державшего отделенную от тела голову вожака огров. Родовые обычаи испещрили гротескную физиономию чудовища старыми и новыми шрамами, а темно-фиолетовые и черные кровоподтеки на шее, нанесенные чьими-то тонкими пальцами, ясно демонстрировали даже самому несмышленому зрителю, что эта голова была оторвана голыми руками, без применения оружия. Мутные, закатившиеся глаза и искривленные толстые губы несли на себе отпечаток абсолютного ужаса, навсегда застывшего на физиономии огра с того ужасного момента, когда его настигла гибель. Остолбеневшая от ужаса красавица отшатнулась от оторванной головы. Она чувствовала, как ее мутит, словно завтрак готов был исторгнуться наружу. — Зачем ты принес мне эту отвратительную… штуку?! — она мертвенно побледнела. — Чтобы ты видела, как я повиновался тебе, госпожа, — смиренно пробормотал Темный. На чешуйчатом лице промелькнули смущение и тревога. Почему ей не понравился подарок? — Ты хотела, чтобы я победил огров — так я истребил всех, кого только смог, и принес голову их предводителя в качестве трофея. Девушка слегка позеленела от дурноты, глаза ее были расширены ужасом: — Я… я не приказывала никого истреблять! Я хотела, чтобы ты прогнал огров в их болота и они зареклись когда-либо причинять нам вред! Что еще ты натворил? — Прикончил, кого мог, а затем проделал то же самое в их деревнях, — он безучастно пожал плечами, прикрытыми плащом. — Племя огров практически стерто с лица земли, не осталось ни воинов, ни тех, кто, подрастая, стал бы воином. Те немногие, кто сумел выжить, больше не вернутся, а рассказы о почти полном уничтожении их соплеменников отобьют охоту у кого-либо другого нападать на королевство. Разве ты недовольна? Белль покачнулась, будто ее пронзили копьем. Омерзение исчезло, оставив после себя ясное понимание случившегося — и ее внутренности словно сковало холодом. — Ты… совершил уничтожение целого племени… и почти преуспел. Я просто хотела, чтобы эти разрушители были побеждены и отправлены назад, а ты… ты убил невинных так же, как и виновных! Было очевидно, что она виновата во всем сама. В душе красавица проклинала себя за то, что не была конкретнее с Румпельштильцхеном. По факту, она позволила себе мысль о том, что стоящее перед ней существо способно не только на разрушения, но и на милосердие в отношении тех, кто просто выполнял приказы, стараясь выжить. Он был более чем опасен, а она ослабила его цепь вместо того, чтобы натянуть потуже. Из-за того, что она допустила ошибку, погибли невинные — пусть даже огры. — Нет, — Белль инстинктивно стиснула кинжал пальцами, чтобы сдержать слезы потрясения от того, к чему привела ее глупая просьба. - Нет, я недовольна! Темный покачнулся вперед, как только последние слова слетели с ее губ. Оторванная голова выпала из его рук и покатилась к ногам девушки, забрызгивая серый камень струйками черной крови. Сдавленный вздох вырвался из груди Румпельштильцхена, и он рухнул на четвереньки. Боль терзала его худое тело — магия кинжала, вместо того, чтобы, как обычно, даровать могущество, обернулась против него самого. Жидкий огонь разлился по венам Темного, превращая его кровь в кипяток. Нервы трепетали под острыми ударами боли, прокатывавшимися по всему телу. Магия кинжала делала так, чтобы монстр больше не посмел переступить пределы дозволенного госпожой — и под натиском чудовищной боли он только этого и желал. Пораженная Белль смотрела, как он корчится, дрожа всем телом, безумно стонет и трясется в невыносимой муке. — Ты ранен? — встревоженно выкрикнув эти слова, она рванулась к нему, невзирая на то, что он был весь в темной крови огров. — Наказание за то… что я огорчил вас, госпожа… не самая приятная вещь, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Ты сердита… и кинжал заставляет меня платить… за это. — Нет, нет, нет, — поспешно забормотала Белль, словно могла словами утишить его боль, и мысленно взмолилась, чтобы кинжал остановил пытку. — Ты спас мое королевство, тысячи моих соплеменников, меньше всего на свете я хотела тебя наказать. Я очень-очень благодарна тебе за то, что ты сделал… но не за то, как ты это сделал. Какими бы ужасными не оказались результаты его службы, но наказывать Темного за это было неправильно. Боль мгновенно улетучилась. Вздох облегчения сорвался с губ Румпельштильцхена, когда его мучения прекратились. — Спасибо, госпожа, — выдавил он из себя, пока воздух медленно, но верно возвращался в легкие. Не обращая внимания на уродство серо-золотой кожи, испачканной темной запекшейся кровью врагов, и на ониксовые глаза Темного, красавица отвела спутанные окровавленные пряди волос от его лица — и испытующе всмотрелась в него. Кто-то другой постарался бы не прикасаться к странной коже Румпельштильцхена, но Белль все больше свыкалась с ней. Свободной рукой она слегка приподняла его подбородок. — Ты был ранен в битве? — снова спросила она — почти с беспокойством. Темный напрягся, когда кончики женских пальцев дотронулись до завесы его окровавленных волос. Руки Белль едва прошлись по коже монстра, словно в попытке помочь, однако это нельзя было назвать полноценным прикосновением. Как давно кто-то находился так близко к Темному, не говоря уж о том, чтобы потрогать его? Ощущение теплого тела совсем рядом с ним вызвало у Румпельштильцхена необъяснимую дрожь. Он почти застонал при касании чужой руки — сколько времени он и помыслить не мог о таком. В течение двух столетий то, что было привычным для людей, казалось чем-то невозможным ему — и это было лишь слабое, осторожное прикосновение. Подавив неожиданное чувство, он отвел взгляд, надеясь скрыть от Белль нечто странное, появившееся в его глазах. — Всего-то несколько ранок, которые я уже исцелил, госпожа, — вслух произнес Темный, прочистив горло. Белль слабо улыбнулась, последние алые лучи заката отображались в ее глазах. — Хорошо. Благодарю тебя за спасение моего народа. — Слушаю и повинуюсь, — отозвался Темный, стараясь отодвинуться от нее и тем избежать дальнейших прикосновений. Он все еще придерживался плана абсолютного послушания безо всяких протестов, чтобы не вызвать подозрений у своей сообразительной госпожи — хотя этот план разжигал злобу в душе. Неожиданно у него вырвалось: — Могу я отдохнуть, госпожа? — смиренно задав этот вопрос, Румпельштильцхен подавил зевок и пояснил: — Если в течение долгого времени применять магию, это утомляет. Белль немедленно поднялась на ноги, ее запачканные кровью пальцы подрагивали. — Конечно, Рум. Если ты какое-то время не будешь ложиться спать, я принесу тебе ужин в комнату. Отгоняя улыбку, спотыкаясь, монстр прошел через уютный домик. Он не обращал никакого внимания на то, что весь в крови. Его план сработает — у этой девушки слишком нежное сердце. Покорность, попытки угодить ей, постоянно выказываемая готовность повиноваться — и она ослабит бдительность и позволит взять над собой верх. Подчинив себе Темного, нельзя допускать мягкости в обращении с ним. Если предыдущим владельцам кинжала удавалось удержать его при себе, так это потому, что они были безжалостны, бессердечны, жестоки, им нравилось причинять боль. У Белль большое сердце, и это приведет ее к смерти так же, как в свое время жадность сгубила барона — хозяина предыдущего Темного. И то, и другое — слабость, которой можно манипулировать. Удовлетворенный надежностью своего плана, монстр стянул одеяла с аккуратно застеленной кровати и бросил на пол. Он действительно чувствовал себя очень утомленным и был намерен отдохнуть. Тихий смешок сорвался с губ Темного, когда его веки сомкнулись. Его госпожа считай, что мертва, и даже не подозревает, что обречена…