Голодные Игры: Против правил

POV Энни Аэрон будит меня незадолго до рассвета, и я с трудом открываю глаза. Сегодняшняя ночь, проведенная на открытом воздухе, подействовала одурманивающе. Мне совсем не хочется просыпаться. - Прости, конечно, что разбудил, – хмыкает союзник, – но если я прямо сейчас не лягу, то буду засыпать на ходу весь день. Так что тебе придется подежурить. Зевая, протираю глаза тыльной стороной ладони, чтобы окончательно проснуться. - Конечно, ложись, я покараулю. Тебе следовало давно меня разбудить. - Глупости, – Аэрон подвигает к себе рюкзак и слегка встряхивает его. – Разбудишь меня через пару часов, а пока постарайся снова не заснуть. От тебя теперь зависит моя жизнь. Я различаю в его тоне иронию, но пропускаю её мимо ушей. Он вправе поддразнивать меня, в конце концов, я для него, можно сказать, жалкий нахлебник, который только усложняет жизнь и уменьшает шансы остаться незаметным. Но что бы он обо мне ни думал, я не подведу его. Аэрон поудобнее устраивается на рюкзаке, который заменяет ему подушку, и закрывает глаза. Через несколько минут его дыхание выравнивается, и суровое выражение на лице исчезает. Я рассматриваю его, чуть склонив голову набок, и улыбаюсь. Так здорово наконец-то увидеть настоящего Аэрона, когда он не напряжён и не думает о том, как спасти наши жизни. Ему всего восемнадцать, но он суров и рассудителен не по годам. До церемонии Жатвы я нечасто встречала его на улицах Дистрикта, но всегда помнила его ясный взгляд и открытую улыбку, с которой он когда-то позвал меня играть в свою команду. С годами он спрятался под маской безразличия. С удивлением понимаю, что единственный раз, когда я видела Аэрона улыбающимся за все долгие годы, был во время Церемонии открытия, когда мы стояли рядом с лошадьми. Я не знаю, что произошло с ним за то время, пока он рос, но вижу, что поводов для радости у него было мало, хотя, в отличие от меня, у него есть всё, что нужно для счастья: семья, дом и своё место в жизни. Хотела бы я, чтобы он поделился со мной своими бедами и переживаниями, но Аэрон вряд ли станет изливать душу перед тем, кого едва знает. Перевожу взгляд на предрассветное небо. Я всегда любила это время суток и дома, если не спалось, никогда не пропускала миг, когда солнце поднималось над горизонтом. Последний раз мы наблюдали за рассветом вместе с Делией, когда она засиделась у меня допоздна, и я предложила ей остаться. Мы проболтали всю ночь, а потом чуть не выпали из окна, пытаясь разглядеть восходящее солнце во всех его красках. Кажется, с этого момента прошла тысяча лет. Никогда ещё я не была так далека от дома, от Делии и от того чувства безопасности, которое охватывало меня каждый раз, когда я была рядом с ней. Чувствую, как к глазам подкатывают слёзы, и быстро моргаю, чтобы смахнуть их. Я знаю, что не должна показывать свою слабость перед камерами, знаю, что должна выглядеть мужественной и несломленной. Ради Финника, ради Делии, ради самой себя. Поэтому улыбаюсь невидимым капитолийским зрителям и поудобнее усаживаюсь на мягкой траве, подобрав под себя ноги. Сейчас немного прохладно, но моя ветровка достаточно плотная, чтоб не выпустить тепло и не пропустить холодок. Запускаю руки в карманы, чтобы согреть их, и оглядываюсь по сторонам. Всё спокойно, никаких посторонних звуков, только недалеко от нас, в самом центре огромного поля, начинает петь жаворонок. Сомневаюсь, что кто-то из трибутов сейчас не спит, ещё слишком рано, но это не значит, что стоит терять бдительность. Как бы красиво и спокойно здесь ни было, это – арена, а значит в любую секунду окружающая нас тишина может наполниться адскими звуками. Несколько часов проходят почти незаметно, и поблизости не появляется ни одного трибута. Я замечаю в траве красные головки земляники, беру пустую банку из-под гречневой каши и доверху наполняю её спелыми ягодами, а потом набираю ещё немного в лист лопуха и съедаю, причмокивая и замирая от наслаждения. Когда солнце всходит достаточно высоко, бужу Аэрона и демонстрирую ему свою находку. Он потягивается и, хотя явно не прочь поспать ещё, протирает глаза и улыбается сонной улыбкой. - Ого, завтрак. Спасибо, Энни. Он высыпает на ладони половину содержимого банки и отправляет в рот сразу всё. Жуёт, закатывая глаза от удовольствия, и довольно мычит. - Вкуснятина, правда? Аэрон кивает и тянется к бутыли с водой. - Ты кормишь меня второй раз подряд. Теперь мой черёд. - Тебе не поймать рыбу так быстро, как мне, – я смеюсь. – Из нас двоих в рыбацких доках свою жизнь провела только я. - А я и не предлагаю тебе и дальше кормиться рыбой, – он пожимает плечами. – Нам небезопасно оставаться здесь. Пора уходить. Я недоверчиво смотрю на зелёную громаду деревьев, возвышающихся прямо за полем. - Ты уверен, что нам стоит туда идти? Там полно трибутов. - Полно? Всего-то шестеро. - Шестеро? – я изумленно перевожу взгляд на союзника. – Подожди, ты уверен? - Конечно. Мы с тобой, Оникс, Гиацинт, Третий, Пятая, Восьмой и Маркус. - А Маркус – это… - Десятый, – Аэрон кладет полупустую банку и бутыль с водой в рюкзак. – Мы, если можно так сказать, полуфиналисты. Задумчиво накручиваю на палец выбившуюся из косы прядь. Я прошла в восьмерку, надо же. Кто бы мог подумать. Не сомневаюсь, для большинства зрителей это не меньший сюрприз, чем для меня самой. Обычно, оставшиеся восемь участников – самые сильные, хитрые и ловкие трибуты. Иногда, конечно, случаются неожиданности, и среди них оказывается один, которому просто повезло. Как мне, например. Никто не ожидал, что я не погибну в первый же день. А теперь я в полуфинале, и репортёры уже направились в Четвёртый Дистрикт, где, возможно, прямо сейчас берут интервью у Делии, чтобы растрезвонить на весь Панем подробности жизни слабой, но везучей Энни Кресты. И в Капитолии сейчас большой ажиотаж: заключается всё больше пари, делаются ставки на каждого участника, цены на продукты для трибутов растут, обстановка накаляется. А для нас это практически ничего не значит. Место в восьмерке финалистов не даёт никакого преимущества над соперниками, нам не присылают подарков по этому поводу, ничего не меняется. Впереди – ещё семь смертей, и неизвестно, на сколько всё это растянется. Хотя, идёт только пятый день Игр, а уже шестнадцать убитых. Немного быстро даже для распорядителей. Вряд ли капитолийцы захотят, чтобы всё закончилось за два дня, и поэтому всё постараются растянуть как минимум на неделю, по одной смерти в день будет вполне достаточно. Аэрон поднимается, закидывает на плечи рюкзак и вопросительно смотрит на меня. - Что-то не так? - Нет, всё в порядке, – я смущённо опускаю взгляд. – Немного неожиданная информация. - Что, не надеялась попасть в восьмёрку? – он хмыкает и поправляет лямки рюкзака. – Поздравляю, ты на шестнадцать шагов ближе к дому. Или к смерти. - Почему-то мне кажется, что первый вариант больше подходит тебе. Оставшиеся семь шагов – почти условность. Аэрон хмурится. - Давай не будем сейчас об этом. Пора уходить, а в лесу безопасней, чем в открытом поле. Рано или поздно нам придется столкнуться с остальными, это лишь вопрос времени. Разница в том, что в лесу мы сможем ненадолго спрятаться. Я киваю и поднимаюсь с колен. Закидываю на плечо свой рюкзачок и иду вслед за союзником через густые заросли пшеницы. Он прав как всегда: сколько бы мы ни убегали от профи и остальных, это не может длиться вечно. В конце концов распорядителям надоест такая тактика, и они придумают что-нибудь, чтобы собрать всех вместе для последней кровавой битвы. Аэрон допускает только одну неточность: к этому времени меня рядом с ним уже не будет. Мы доходим до леса и ныряем в растущий на его окраине кустарник. Продираемся сквозь колючие ветки, которые царапают лицо, и вылезаем на маленькую лужайку, поросшую жёлтыми цветами. Впереди начинается самый настоящий лес, который я до этого видела только на картинках. У нас в Дистрикте-4 нет таких огромных деревьев, растущих настолько близко друг к другу. Я чувствую себя принцессой из тех сказок, что мама читала мне в детстве, принцессой, попавшей в волшебный лес. Разница только в том, что это совсем не сказка, и за каждым из этих деревьев может таиться угроза. Аэрон, похоже, тоже не чувствует себя в безопасности, потому что покрепче сжимает рукоять меча и готовится в любой момент кинуться в бой. - На всякий случай, – шепчет он, – говори потише. Я киваю в ответ, и мы идём дальше. По мере того, как мы углубляемся в чащу, я постепенно привыкаю к этой новой атмосфере и начинаю чувствовать себя чуть увереннее. Деревья больше не кажутся такими огромными, кое-где попадаются и совсем маленькие, я слышу пересвист птиц, замечаю мелких жучков и букашек под ногами. Понимаю, что радоваться глупо, но всё равно улыбаюсь. Вокруг меня – жизнь, и мне хочется немного расслабиться и отпустить свои страхи. Так мы идём еще несколько часов, пока, наконец, не доходим до небольшого оврага. Аэрон подходит к самому краю и задумчиво смотрит перед собой. - Что это за трава такая? - Это папоротник, – я легко узнаю раскидистые листья растения, которое видела в маминых книгах. – Мы можем в них спрятаться, если что. - Я тоже так думаю. Пойдем, самое время отдохнуть. Мы спускаемся вниз по склону и сбрасываем рюкзаки. Здесь отличное место, с двух сторон скрытое зарослями, просто идеально для лагеря. Аэрон достаёт из рюкзака тонкую веревку и уходит, приказав мне оставаться на месте. Примерно через полчаса он возвращается с довольным видом, а на мой вопрос, где верёвка, неопределенно машет рукой. - Подожди немного, через час-другой можно будет проверить. - Что проверить? Аэрон закатывает глаза. - Силки, глупая. Не проголодалась разве ещё? В ответ мой живот издаёт недовольное урчание, и Аэрон прыскает. - Я же сказал, что теперь моя очередь тебя кормить. Может, в Академии меня и не учили ловить рыбу, но зато научили охотиться. Он достаёт из рюкзака бутыль с водой и делает несколько глотков. - Я не знаю, есть ли здесь поблизости вода, так что постарайся не тратить то, что у нас есть, зря. Конечно, где-то обязательно должен быть источник, но не факт, что мы его скоро найдем. Я согласно киваю. Пока не так жарко, я в состоянии справиться с жаждой. Надеюсь, распорядители не будут сильно химичить с температурой, а не то я быстро потеряю над собой контроль. По сравнению с городом, здесь намного прохладней, и поэтому я даже рада, что та часть арены уничтожена, и нам не придётся туда возвращаться. Через час Аэрон снова уходит, а когда возвращается, то в руках у него я вижу двух кроликов, попавшихся в его хитроумную ловушку. Он разводит костёр, и я искренне надеюсь, что команда профи не настолько близко от нас, чтобы заметить дым и примчаться к нашему лагерю сломя голову. Кролики поджариваются, и я в нетерпении глотаю слюнки, пока жду, что Аэрон разрешит снять их с вертела. - Ну вот, кушать подано, – союзник разрезает жирное кроличье мясо на кусочки, и я набрасываюсь на свою порцию. - Ошень вкусно, – выдавливаю я, обжигая язык и щёки горячим мясом. – Шпашибо. Аэрон усмехается и тоже принимается за еду. Несколько минут мы сидим молча, пережёвывая и глотая, а потом я вытираю руки о траву и с удовлетворением оглядываю свой округлившийся живот. - Вкуснятина. Оставим на завтра? - Конечно, – Аэрон разваливается на траве. – Или на вечер, как хочешь. - Сейчас, наверно, все смотрят интервью, – я задумчиво поднимаю глаза к небу. – Делия обязательно расскажет им, как мы вместе собирали морские звёзды на берегу. - Твоя подруга? Я киваю. - А твои родители наверняка скажут, что не рады нашему союзу, – я печально улыбаюсь. – Да и многие с ними согласятся. - Мне плевать, что они скажут, – Аэрон хмурится и презрительно кривит губы. – Я делаю то, что считаю нужным. Я не отвечаю. Я больше чем уверена в том, что все здравомыслящие люди осуждают наш союз и ругают меня за то, что я практически навязалась ему на шею. Надеюсь, они смогут меня простить, когда Аэрон станет победителем. - Зато мои сестры точно другого мнения, – вдруг говорит он. – Они славные девочки, и точно знают, что правильно, а что нет. Я вопросительно поднимаю брови, а Аэрон с жаром продолжает: - Точно тебе говорю, они самые настоящие умницы. Отец как-то не вмешивался в их воспитание, а мама считала, что няня научит их большему, чем она сама. Потом, когда им исполнилось пять, мы с дедом взялись за них сами. Брали с собой на прогулки, кормили, читали им… Белинда всегда всё делала быстро, а Изабелл была маленькой копушей, – в его голосе слышатся нежные нотки, и взгляд теплеет. – Приходилось её всегда подгонять – чтоб читала быстрей, чтоб ложку ко рту подносила чаще… Но они выросли одинаково замечательными, ты бы им обязательно понравилась. Если что… Передашь им, что я их люблю? Я кладу руку ему на плечо и слегка сжимаю. - Ты обязательно увидишь их. Обещаю. Аэрон отводит взгляд, но я чувствую, что его наполняет надежда. Конечно, он еще увидит свою семью, обязан увидеть. Внезапно я вспоминаю, о чём давно хотела его спросить. - Аэрон, – мне почему-то ужасно неловко, – я не хочу навязываться, но… На интервью ты сказал, что твоя девушка умерла. Как это случилось? Он резко поднимает голову, и в его глазах я вижу отчуждение. - Морская лихорадка. Что здесь непонятного? - Ничего, прости, я просто… - Я не хочу об этом говорить, Энни, – я слышу в его голосе усталость. – Не спрашивай меня больше. Пожалуйста. Я чувствую, как к щекам приливает кровь. - Прости, – шепчу я. – Мне не следовало спрашивать. Мне правда, очень жаль… Аэрон устало закрывает глаза, давая понять, что разговор окончен, и я отворачиваюсь. Вот дурёха, и зачем я лезу не в своё дело? Всего лишь на одну секунду мне показалось, что ему нужно выговориться, что потом станет легче. Очевидно, это рана не из тех, что заживают быстро. Нужно время, много времени, чтобы эта боль ушла, а я по глупости только потревожила её. - Энни. Я оборачиваюсь, чтобы сказать хоть что-нибудь в своё оправдание, но выражение лица Аэрона настораживает меня. - Что случилось? - Послушай, – он настороженно обводит глазами овраг. – Что-то не так. Я прислушиваюсь, но не слышу совсем ничего. - Я не… - Тишина, – Аэрон тянется к оружию. – Ты послушай, какая… Он не успевает договорить, потому что земля под нашими ногами вдруг делает резкий скачок, и я, не удержавшись, лечу вперёд.