Жизнь повторится

В силу некоторых обстоятельств Юкимура старший не мог поделиться всей правдой с создателями школы-интерната. Саридзаве, Хиджикате и Кондо было невозможным открыть тайну о демонах, истинном создателе сыворотки, да и о памяти прошлом вряд ли можно было бы рассказать, не рискуя оказаться в комнате с мягкими стенами. Для человека правда звучала бы как бред сумасшедшего. Поэтому демон, знакомясь с людьми, предоставил каждому изменённую правду. Честно заявив о том, что в школе вместо сына учится дочь, Кодо представил себя ученым генетиком, которого нашли для улучшения сыворотки. Не дожидаясь поспешных выводов со стороны людей, ведь нельзя забывать о том, что в лабораторию был вхож Саннан-сан, Юкимура рассказал (равносильно соврал) о том, что Чизуру в детстве выпила сыворотку и приобрела что-то наподобие иммунитета. На этом моменте Юкимура старший долго ломал голову, любая теория звучала глупо, но демон, на всякий случай, старался держать серьезное и грустное лицо. Люди на услышанную информацию отреагировали по разному. Участливый Кондо действительно поверил демону, отобразив на своем лице сочувствие, Хиджиката же не спешил делиться такой роскошью, как реакция, и продолжал держать отстранённое выражение лица, временами слегка хмуря по девичьи тонкие брови, а Саридзава на услышанный рассказ делился искренней усмешкой. Кодо, посчитав молчание за согласие излагать вроде бы душещипательный рассказ дальше, продолжил врать, надеясь на то, что получается искренне. Юкимура рассказал о том, что иммунитет у дочки своеобразный, сыворотка вроде бы не делает из нее бешеного супервампира, но оказывает губительное воздействие на сам организм, разрушая клетки, которые не успевают восстанавливаться. Итог в результате не совсем утешительный: Чизуру протянет в лучшем случае пару лет, может быть три, если будет для этого достаточно упряма. Теперь люди задумались по настоящему, ведь мысль о том, что такие вот неутешительные итоги будут ждать их юных учеников, была единогласной пусть хоть и не озвученной. Теперь заинтересованные мужчины беседовали долго, но в результате таки смогли прийти к соглашению. Чизуру и Каору иногда меняются местами друг с другом, за ними присматривает Хиджиката. Кодо и Саннан-сан решают свои вопросы в исследовательском центре, а Кондо и Саридзава решают вопрос со своими учениками. Исами Кондо в свете вышеизложенных обстоятельств было не только страшно, но и стыдно смотреть на своих ребят. На самом деле школу он захотел создать из-за Соджи и Хаджиме, ребят, которые невольно оказались на улице и действительно нуждались в помощи. Но ведь таких детей было не двое, их было много, а помочь всем хотелось сильно. Сначала мечта казалась недостижимой, Кондо по профессии не был преподавателем, стажа работы с детьми у него тоже не было, не было и средств на воплощение мечты, необходимых документов, помещения и нужных учителей, в общем, будущее было туманным, как легендарный Авалон. Но в один прекрасный день на его заявку ответили (Кондо решил, что если у него нет соответствующего образования, можно попытаться найти себе любую работу, хоть как-то связанной со школой, а там как получится). Откликнулся Саридзава Камо с интересным предложением от правительства. В том момент Исами не стал думать о том, как его нашли, почему именно он, и зачем, в общем-то, школа эта нужна. Кондо уловил лишь главное для себя: «нужен человек старше тридцати пяти без приводов и нежелательных записях в правоохранительных органах для создания школы для детей старше семнадцати лет с трудным положением в жизни». Тошидзо в тот момент задумчиво отозвался о том, что всё выглядит достаточно подозрительным, чтобы отказаться от предложения, но на их попечении были Соджи и Хаджиме без какого-либо образования, поэтому Кондо согласился, а Хиджиката не стал долго противиться. Теперь же ситуация выходила ужасная, было совершенно неясно какое образование получат ученики и получат ли они его. Исами волновался, находился в полнейшем недоумении, пока не появился Кодо, с которым, как бы удивительно это не было, согласился даже Камо. Изначала седовласый мужчина казался человеком несговорчивым и прямолинейным, а в большинстве случаев ещё и до ужаса упрямым. Но жизнь продолжалась, дни сменялись другими, медленно выстраиваясь в недели, а те уже и в месяцы. Жизнерадостные и неугомонные ученики быстро вытесняли все волнения своими пакостями, как это называл Хиджиката, Кондо же считал это просто детскими выходками. Все ученики были примерно одного возраста, совершеннолетние или на пороге столь будоражащего юные сознания возраста, и если раньше всё их детство было чем-то загублено, то теперь, когда жизнь вошла в привычное и обыденное русло, ребячество вышло на первый план. Кондо и Хиджиката всё прекрасно понимали, но реагировали по-разному. И вот, когда вроде бы всё забылось, Юкимура Кодо поспешил напомнить о себе. Рассказал о том, что всё с их стороны готово, и есть шанс вылечить дочку, правда пятьдесят на пятьдесят (и никто не стал упоминать о нежелательных пятьдесят, но молчание было гнетущим). Юкимура старший звонил предупредить, что пора со всем заканчивать, и на каникулах лучше бы ученикам не быть в столице и школе. Исами призадумался. Волновать раньше времени Хиджикату не хотелось, но вроде бы молча выпроводить учеников и брюнета никак нельзя. Но тут вмешалась сама судьба, и Тошидзо сам захотел отправиться куда-нибудь с ребятами. Кондо идею поддержал сразу, не дав времени опомниться и передумать, а проблему с путёвками и помощником для брюнета быстро решил Саридзава. И да, теперь действительно оставалось ждать звонка или действия Кодо. Исами Кондо был уверен в том, что ожидание ещё никогда не было таким тягучим и угнетающим.

***

Хиджиката не знал, как бы сложилась его жизнь без вмешательства Кондо, без влияния Соджи и Хаджиме, а после и остальных ребят. Но на данный момент, Тошидзо и не хотел знать, он был доволен всем, что его окружало. И пусть было невообразимо стыдно перед рабочим персоналом этого места, Хиджиката был бы не прочь усесться в какой-нибудь угол и просто посмеяться. До слез. Потому что он присматривает за такими неугомонными вроде бы взрослыми, но всё же детьми. Тошидзо не мог не признать того, что после неожиданного исчезновения обоих Юкимур (пусть хоть ребята появлялись по очереди, брюнет искренне надеялся на то, что вскоре это прекратиться), его дети слегка приуныли и утихли. Заместитель директора волновался и сам, но Кондо на днях говорил, что всё вроде бы пока ещё нормально с этими сложными детьми. И всё было бы замечательно, если бы не эти «вроде бы» и «пока». Но это утро отличалось от других хотя бы потому что: - Мы обязательно должны посетить здешний пляж, - размахивая шляпой (той самой с парохода с внушительными полями), к Хиджикате ворвался Ито, громко хлопая дверью и открывая шторы на окне. - Кто это, мы? – промычал в подушку Тошидзо, отворачиваясь от убийственных лучей солнца. Вроде бы утро раннее, но небесное светило в этот день решило слово раннее проигнорировать, яростно делясь со всеми своей ослепительностью. - Как это, кто? – возмутился брюнет, швыряя в спящего мужчину свою пляжную сумку. С виду легкая сумка, с явным тяжелым «бум», приземлилась на темноволосую макушку, вызвав звон колоколов у хозяина головы и ещё один недовольный стон. - Я, ты и твои дети, - усмехнулся на болезненный стон Ито. – Звучит почти как песня! - Разбуди моих детей, и я возможно хотя бы умоюсь, - скидывая сумку на пол, пробурчал Хиджиката, зная о том, что ребята раньше восьми не встают. Они вообще вроде бы здоровый и долгий сон пропагандируют. - Мы уже встали, Хиджиката-сан, - выглянул из-за плеча Ито Соджи. – Но вы можете продолжать спать, у нас есть бодрые и сильные Сано и Шимпачи, мы можем сами вас до пляжа донести. А рядом буду я, как сильная моральная поддержка. Хиджиката издал мученический вздох, как никогда кстати вспоминая о том, что ребята у него вроде как вредные, и часто поступающие наоборот желаниям заместителя директора. - Я сам пойду, - промычал Хиджиката. - И сам встану! – мгновенно разлепляя глаза, чуть ли не прорычал Тошидзо, заметив маркер в руках зеленоглазого проказника. На что проказник счастливо отозвался: - М – мотивация! Ну, вот, в общем-то, как все и оказались ранним солнечным утром на почти пустом пляже. И Тошидзо вроде бы тоже даже вошел во вкус, разлегшись под большим зонтом перед этим укрыв голову недавно купленной панамкой, чей ядовито розовый цвет перестал напрягать глаза брюнета спустя пару минут. Хотя, купи бы шляпку Соджи, Хиджиката просто скинул бы ее где-нибудь, но шляпку пригнал Ямадзаки, вызвав у брюнета явное недоумение и молчаливое послушание. Розовая, значит розовая. Молчаливая Джоли с заместителем директора явно была согласна. Отдых продолжался и продолжался весьма удачно. На периферии мелькали довольные дети и бледнокожий Кашитаро, рыскающий в поисках ракушек. На счет наличия последних Хиджиката сомневался, но останавливать не спешил. Тошидзо просто радовался тому, что его спокойствию никто не мешает, и он может спокойно дремать. Но, как брюнет понял позже, расслабился он зря. Просто потому что Соджи, Ито и далее по списку, но главным явно был Соджи. В какой-то момент (сонный взгляд Тошидзо сей момент так некстати упустил, после и вовсе уплывая в далекие дали сна) ребята достали алкоголь, а Ито, ну, на нем, наверное, можно и не останавливаться, потому что, как оказалось дальше, временный преподаватель не то, чтобы детей не остановил, но и активно спаивал, играя на слабо. Просто хитрый брюнет был крайне устойчив к напиткам высокого градуса в любой консистенции и объемах, что нельзя было сказать о счастливых детях. Высокий градус даже Хаджиме рассмешил через час, вызвав у Окиты усмешку. С уважением Кашитаро всё же признал шустрого шатена, что хоть и был пьян, но пьян вменяемо, в последующем к отряду устойчивых присоединился и Ибуки. Так вот, воспользовавшись тем, что Хиджиката так вовремя сильно задремал, Окита потом ни за что не признается в том, что снотворное и сноровка творят чудеса, ребята решили просто повеселиться. Ну да ладно. Безобидные разговоры в стиле «А помнишь», «А тогда», «Да нет же, всё по-другому было», быстро сменились на игры «А кто быстрее», «А кто больше», «А кто здесь красавчик», что в прочем тоже быстро надоели, и в дело вступила практика. Вот на этом моменте Хиджиката наверное предпочел бы испариться, исчезнуть или в конце концов умереть со стыда, но, как мы помним, заместитель директора мирно спал и пропустил всё самое интересное. «Потом вспомнит» - гаденько хихикал Окита, крутясь вокруг всех вместе с фотоаппаратом. Но даже с наличием отряда особо устойчивых, многие воспоминания были утеряны, и зачинщик игры «А у кого белее и больше», так и остался просто загадочным зачинщиком. Да, алкоголь стирает все рамки приличия и стыда, и разговор шёл именно о тех местах, на которые обычно в приличном обществе принято упираться на горизонтальные поверхности, сидеть, если быть проще. Смеху было много, фотографий было много, смущения, как и здравомыслия, не было никакого, в итоге всё же победителем провозгласили Хиджикату. (В последующем на гневное Хиджикатино "кто?", все просто дружно пожмут плечами). Пьяные дети решили, что нечестно такую победу оставлять без какого-либо свидетельства, и рукой Хаджиме (по всеобщему признанию именно он писал каллиграфически красиво) всё же решились оставить парочку строчек в честь восхищения тем самым местом на том самом месте. Соджи потом этот волнительный и важный момент лишь запечатлел, чтобы помнить и перед другими хвастаться. Далее, пьяно икнув, в дело вступили Саноскэ и Шимпачи. Обида была большой, месть копилась долго, в общем, наручники Оките припомнились в тот день знатно. Предварительно скинув фотоаппарат Рюноскэ, вроде как самому вменяемому после Соджи, сильные мира сего шустро затолкали шатена в воду, прихватив с собой едва отмахивающегося Хаджиме, ибо в пакостях ирод тоже участвовал. Вдвоем они возможно и не справились бы, пусть хоть и пьяные, но Соджи оставался Соджи, а Хаджиме оставался Хаджиме, но тут вроде бы оклемались и остальные, кончено же, под руководством Ито (зеркала и волосы по-прежнему не забываем). Под упрямые возгласы «Мы же шутили» и «Мы же любя» (ага, как же, пьяно хихикнул Хаджиме, услышали, конечно же все) Окита и Сайто оказались по пояс в воде без трусов. Трусы потом оказались на длиннющем флагштоке, потом никто так и не вспомнит, чей это был подвиг (вещь действительно высоченная, явно с умом выбирали), но в принципе это было и не важно. Цель была достигнута, а обездоленные и несчастные, наконец-то, оказались и не такими уж и обездоленными и несчастными. И не забываем про Рюноскэ. Фотоаппарат всё ещё был при нем (так-то про трусы на флагштоке они потом и узнают по снимкам, где ребята с довольными лицами фотографировались по два раза, Рюноскэ тоже хотелось). Над протрезвевшими ребятами потом сжалился Хейске, любовно помнящий про ложку и вилку, посчитав, что если вылезти из воды им мешает стыд, то с этим недоразумением справится дополнительная порция спиртного. Тодо оказался прав, за неимением лучшего, Окита и Сайто просто выпили кинутую Хейске бутылку. Вылезти потом они всё же осмелились (Рюноскэ, когда хотел, мог быть действительно коварным), пробежав, в чём мать родила, достаточное расстояние до своих вещей, где была сухая одежда. Этого постыдного марафона хватило, чтобы пляж полностью опустел. Одетые и пьяные достаточно, чтобы над ситуацией просто рассмеяться, ребята продолжили с новыми силами. Хиджиката сумел проснуться лишь тогда, когда солнце уже стало слегка склоняться к закату, сонными глазами наблюдая за тем, как его дети играют в крокодила, ну, наверное, в него, решил брюнет. Тошидзо глаза свои протер, вроде бы не подействовало, ибо Рюноскэ продолжал изгибаться на песке, изображая судороги припадочного, закрыл глаза и досчитал до десяти, но всё так же не подействовало, стало хуже, Рюноскэ сменился Шимпачи. И Хиджиката решил никогда не вспоминать увиденное, брюнет вообще с силой подавил желание провалиться в обморок. Пьяный Шимпачи изображающий танцующего и пьяного Кашитаро. Зрелище явно не для слабонервных. Проверено Хиджикатой Тошидзо. Ступор заместителя директора продолжался недолго. Горестно вздохнув и оценив размах проблем, Хиджиката решил начать с малого: довести пьяных ребят до их комнат, желательно по своим, но там уж как получится. Мысль брюнета поняли все, но поддержать её и воплощать в жизнь кроме Тошидзо никто не спешил. Пьяный Ито, ладно, достаточно умный для того, чтобы изображать пьяного Ито брюнету не помогал, наоборот возглавив побег из курятника. На самом деле было «Побег от курочки-наседки», но Хиджиката милостиво решил, что, да, всё-таки курятник. С этого момента началась увлекательнейшая игра в догонялки, где весело было всем, кроме Тошидзо и Хейске. Всё же Хейске никогда не спешил разочаровывать оправданий в его сторону, первым попавшись Тошидзо. Так как на пляже делать было нечего, все словно тараканы разбежались кто куда, заместитель директора решил вылавливать всех поодиночке. И один для старта в наличии уже был. Слушая вялые пьяные возгласы, Хиджиката сумел шустро дотащить почти не сопротивляющегося шатена до его комнаты, но застав окно нараспашку, которое вроде бы не закрыть, брюнет свои планы поменял. В памяти вовремя всплыла небольшая комнатка без окон, где когда-то прятались от Кашитаро его ребята. «Ничего», - подумалось тогда Хиджикате, - «в тесноте, но не в обиде». Вторым нашелся уже задремавший Ямадзаки в обнимку с куклой в той самой комнатке без окон. Тошидзо хмыкнул и скинул засыпающее тело Тодо на Сусуму, чтобы компактнее, закрывая дверь на ключ. Медленно, но верно ловились и остальные дети, пили, конечно, не все, но половина уж точно, и Хиджиката вроде бы прикидывал, что комнатушка для всех маленькая, но раздражение было сильнее. И явно не резиновое помещение уже приютило в своих душных объятиях девять спящих тел с явным ароматом перегара, но брюнету было не жаль, и он планировал затолкать туда ещё как минимум четыре тела. В идеале лучше было бы пять, но Кашитаро всё ещё был знакомым Кондо и его коллегой, так что брюнет решил про него забыть, искренне надеясь на то, что пьяное сознание само себя неплохо накажет.

***

Это утро явно было не добрым. Ну ладно, на счет утра Окита может быть и загнул, но пробуждение совершенно точно оказалось не самым приятным: было темно, душно и воняло протухшими яйцами. - Чьими это интересно, - хмыкнул шатен, на пробу двигая своими конечностями. Но тело, не ожидавшее от хозяина такого подвоха, отреагировало не так как обычно: руки и ноги слишком резко двинулись в разные стороны. - Сколько я вчера выпил? – продолжил свой монолог Окита, чувствуя, как пальцы на ноге оказались зажаты чьими-то зубами. - Ладно, пусть это останется таинственным недоразумением, - пробурчал Окита, отодвигая ногу обратно. - Ты замолчишь когда-нибудь? – сипло донеслось сзади, а может и сверху, или слева, но, впрочем, не важно, голос был мужской, решил для себя Окита. - Ты кто? – так и не идентифицировав голос, отозвался шатен, начиная усиленно ерзать. Пахнуть стало хуже, а ещё неимоверно сильно хотелось пить и в туалет. Нет, сначала в туалет, а потом пить. - Я не помню, - многообещающе донеслось спустя мучительные минуты раздумья. Окита лишь хрипло рассмеялся, намереваясь в этой темноте сесть, вызвав телодвижениями цепочку разнообразных стонов и проклятий. - Вы все так меня любите, но поверьте, полюбите ещё сильнее, когда осознаете всю боль и мучения мочевого пузыря, - хмыкнул Соджи, наступив на чью-то руку. - Соджи, - зашипело, теперь уж точно снизу, голосом Хейске. - Я здесь не один! – радостно воскликнул Окита, вызвав смешок у Рюноскэ. - Мне кажется, мы выяснили это ещё с момента твоего пробуждения, - утро Ибуки было таким же как у Соджи, отчего плеваться ядом хотелось вдвойне сильнее. - Хаджиме! Я знаю, ты здесь, - проигнорировав возмущение Ибуки, довольно бодро начал Соджи, шаря в темноте руками. - Ещё чуть-чуть и ты наступишь на меня, - отодвигаясь подальше, отозвался Хаджиме. - Так это я в тебя ногой? – поинтересовался Соджи, язвительно улыбаясь. Ответ Сайто: «Ты о чем вообще?», потух во всеобщем страдальческом стоне, так как Хиджиката проснулся давно и лишь ждал удобного момента для своего злорадного триумфа. Момент настал тогда, когда за запертой дверью активно заговорили. Заместитель директора, что с утра отметил для себя ещё более солнечную погоду, чем вчера, распахнул шторы, взмахом руки отворяя дверь. Но Соджи в тот момент готов был поспорить о том, что улыбка на лице брюнета была явно ярче. - Доброе, доброе утро! – не переставая сверкать улыбкой, начал Тошидзо, любовно оглаживая фотоаппарат. Ребята, до этого сидящие в полнейшей темноте, страдальчески скривили свои лица, прикрывая припухшие глаза. Не прошло и минуты, как все в очередной раз дружно застонали, даже через закрытые глаза, почувствовав боль от ярчайшей вспышки. Ну, в этот момент, наверное, стоит упомянуть и то, что вчера нервы Тошидзо оказались далеко не железные, а найти в арсенале Окиты несмывающиеся маркеры достаточно легко. Брюнет хотел было отыскать так любимый детьми розовый, но такого не было, и Хиджиката ограничился темно-синим. Но было действительно жаль. Через пару минут отчаяния из душной комнатушки стали выползать страдающие ребята, наконец-то осознавая себя в пространстве. Первым выкатился номер тринадцать, Тошидзо каждому подарил по номеру на лбу в соответствии тому, как поймал. Тринадцатый, Соджи точнее, прищуренными глазами оглядел до возмутительности яркую комнату. Хиджиката едва подавил в себе смех, ибо помимо номера преподаватель подарил ученикам бороды, синие и самые разные бороды. Нарисованный растительность над верхней губой Окиты копировала всю сущность Гитлера, от плагиата спасал лишь синий цвет. «А неплохо получилось», отметил Тошидзо, незаметно фотографируя шатена. После тринадцатого на своих двоих (под восхищенные взгляды, так как стоять могли не все) вышел номер один, красуясь изящными завитыми усами, правда, одна получилось длиннее другой, но Хиджиката в целом остался доволен. Ямадзаки тоже художество брюнета очень шло. Удивленные ученики (каждый, хватаясь за бутылку, уже заранее представил себе весь масштаб последствий, а тут такой облом, Хиджиката просто стоит и улыбается) друг за другом медленно, кто выползал, кто выкатывался из каморки Тошидзо в сторону туалета облегчать страдания мочевого пузыря. - Ну, будем ждать, - улыбнулся заместитель директора, ставя на телефон новую блокировку. А замечательную новость, которую ему ещё вчера преподнесла администрация лагеря, Хиджиката был готов озвучить чуть позже, например, за поздним завтраком, который вроде бы уже как последний обед.

***

В любом случае Исами Кондо ждал не этого. Добродушный мужчина ждал того, что по истечении четырнадцати дней в школу приедут слегка загорелые и счастливые ученики, на счет Хиджикаты Исами, конечно, слегка сомневался, но, в общем, брюнет был уверен. Но, во-первых, его дети приехали раньше срока, а во-вторых, довольным и счастливым из всех приехавших был Тошидзо. Заместитель директора слепил глаза свой улыбкой от одного уха до другого. Честно говоря, на фоне остальных это смотрелось слегка пугающе. Наверное, стоит начать с того, что на вопрос «А почему так рано?» Хиджиката лишь пожал плечами, давая в руки Исами письмо, письмо с очень гневным содержанием, где описывалось, как себя развлекали его пьяные дети. Кондо слегка опешил, проморгался и было уже решил начать возмущаться о самой наглой клевете, как Хиджиката подал другу другой конверт, немного потолще. Там были фотографии, и никаких возмущений в принципе не осталось. Кондо мило покраснел. - Ну, ладно, рано так рано, - шокировано согласился Кондо. – Но, почему дети в масках и шляпах? Вы не заболели? Вам холодно? Исами долго злиться не умел, да и не хотел. Фотографии он посмотрит потом, как и посмеётся тоже. - Нет, все живы и здоровы, - ответил вместо всех Хиджиката. – Да, дети? Вышеупомянутые дети недружным хором отозвались «Да», не спеша стягивать с лиц экипировку. - Ну, добро пожаловать домой, - не стал настаивать Исами, всё же радуясь приходу своих учеников. Проводив детей до школы, Кондо исправно осмотрел все фотографии, краснея на некоторых, и искренне сочувствуя Тошидзо на отдельных кадрах. Тайна масок открылась добродушному директору лишь к ужину, когда сонные и вялые ученики спустились в столовую без них, ибо кушать через ткань в этой жизни ещё никто не научился. - Только не говори, что это сделал ты! – прошептал Хиджикате Кондо, ткнув брюнета в рёбра. В ответ тот лишь безразлично пожал плечами, мол, не знаю, они такими и были. - Скажи, что я сплю, - сдавленно застонал Исами, увидев недовольное лицо временного преподавателя, направляющегося в их сторону. Кашитаро, который должен был дождаться в школе приезда Саридзавы, предоставили отельную комнату, в общем, Исами был с мужчиной предельно вежлив, отметив для себя спокойный характер брюнета. Но теперь, кажется, причина молчания была найдена. Тот просто был недоволен. А Хиджиката по-прежнему молчал, давя рвущуюся наружу счастливую улыбку за стаканом чая, так как мужчина он вроде бы вежливый и солидарный. В тот день, когда Ито повел себя так непрофессионально, Тошидзо действительно решил ничего не делать, но когда к нему прибежал испуганный работник лагеря, говорящий о том, что на кухне спать нельзя, он просто не сдержался. Особо устойчивый тоже пал в тяжелой битве с алкоголем. Обнимая кочан пекинской капусты, Кашитаро с удовольствием спал, устроив свою пьяную тушку на огромных плитах. Заместитель директора хотел было уже оставить тело дремать дальше, распуская алкогольные флюиды, но мальчишку, работника лагеря, стало жаль. Бледный, он смотрел то на одного преподавателя, то на другого, явно едва сдерживая подступающую панику. - Как я понимаю, посторонним сюда нельзя? – спросил тогда у мальчика Тошидзо. - Меня уволят, - лишь выдохнул тот, прикидывая, насколько будет тяжело уносить спящего мужчину. - А куда посторонним можно? – хитро прищурившись, спросил брюнет, привлекая к себе внимание задумавшегося мальчугана. Как оказалось позже, уносить нерадивого напарника Хиджикаты далеко не пришлось, за кухней шла столовая, а там был выход на небольшой балкон. На том и порешили, а синий маркер в руках Тошидзо оказался случайно. - Ну, я могу посоветовать тебе лечь спать, может и правда приснится, - усмехнулся брюнет, прерывая ход своих мыслей. На Ито Хиджиката отыгрался знатно, так что гладковыбритый мужчина теперь обладал завидной щетиной, улетающей к вискам, а на лбу красовалась гордая цифра – четырнадцать. - Всем вечера, - с грохотом опустив поднос, угрюмо поздоровался Ито, смерив Тошидзо убийственным взглядом. – Почему это не смывается? – прошипел Ито, пальцем указывая на свое слегка покрасневшее лицо. Теперь всё художество действительно выглядело как настоящая щетина. - И тебе того же, - вежливо ответил брюнет, под вздох Кондо. – Соджи любит покупать качественный товар. То ли Окита услышал своё имя, то ли просто шатен выбрал удачный момент, но с другого конца столовой весело послышалось: - Сенсей, вы сделали годный косплей на победителя одного песенного конкурса! Может, вы нам споете? - Ты о чём, создатель Блицкрига*? – нахмурился брюнет, едва сдержав желание швырнуть в Соджи палочками. - Погуглите, Ито-сенсей, вам понравится, - ничуть не обиделся Окита, улыбаясь рядом сидящему Хейске, чьи нарисованные усы отражали всю суть его душевных мучений. Две тоненькие полоски над верхней губой, огибая оную, уныло тянулись вниз до самого подбородка. Ситуацию едва спасала маленькая точечка под нижней губой, но даже эта скудная точечка, казалось, тоскливо уплывала вниз. Кондо благоразумно решил не вмешиваться и просто насладиться едой. В конце концов, скоро должен был приехать Саридзава, а это значило, что нужно было вновь готовиться к порции очередных подколов. А в том, что они будут, Исами и не сомневался, исподтишка наблюдая за тем, как едят четырнадцать изрисованных людей. Ужин продолжался, по светлому помещению то тут, то там смеялись над очередным несчастным учеником. Сайто с завидным достоинством не обращал ни на что внимания, игнорируя цифру двенадцать на лбу и талант Хиджикаты на щеках. Соджи, например, этим похвастаться не мог, каждый раз наблюдая на лице друга сталинские усы, Окита не мог не поразиться уровнем сарказма Хиджикаты, едва сдерживая свой хохот. Даже их расстроенные друзья не могли ничего с собой поделать, растягивая губы в улыбках. Шимпачи с девятым номером явно стеснялся своей бородки, очень похожей на козью, с уверенной руки Хиджикаты она несмело переходила к низу подбородка, кончиками уходя к шее. Шатен, как мог, старался синее художество прикрыть, но, если говорить начистоту, выходило не очень. Харада в этом плане удачей похвастаться тоже не мог. С одиннадцатым номером, Сано представлял собой один из неудачных экспериментов Хиджикаты. Видимо, заместителю директора надоело изображать обычные короткие бороды, и, в очередной раз притаскивая дремлющего ученика (Хараду) в свою комнату, брюнет решил прокосплеить то ли Гэндальфа Серого, то ли профессора Дамболдора. Вышло не очень, но Тошидзо утешил себя тем, что очень старался. Половина лица Саноскэ теперь была просто синяя (потом Харада на вопрос «А борода только на лице или вниз тоже убегает?» тактично промолчит). Первое впечатление от мести Хиджикаты тоже было незабываемым. Реакция ребят была неоднозначной, вроде и смешно, но вроде и лицо своё задействовано, в общем, каждый пришел к выводу, что если не смотреться в зеркало, то посмеяться можно. Посмеялись, и в итоге так и не смогли доказать администрации лагеря, что люди они в принципе нормальные, не пьяные и без патологических отклонений в психике. Несчастная администрация попыток не оценила, Тошидзо потом решил, что если бы они в процессе своих оправданий не хохотали как умалишенные, то хотя бы за людей трезвых они сойти могли бы. Но, когда дружный хохот прекратился, слезы истерики убраны, к ним в компанию влился помятый Кашитаро, и всё началось по новой. Работники лагеря перекрестились и молча, но весьма активно вытолкали их всех к пристани, оплатив при этом даже их обратный проезд. Впечатлений от отдыха осталось много, как и интересных, но иногда постыдных фотографий, поэтому в столовой стоял веселый гомон, который не спешил останавливать даже Тошидзо, предпочитая молча наслаждаться своим триумфом. Но весь шум в столовой мгновенно прекратился, стоило двери с шумом распахнуться, впуская в помещение ухмыляющегося Саридзаву, а за ним скромно плетущегося Юкимуру, упрямо глядящего в пол. Соджи, позабыв обо всём, мгновенно соскочил со стула, с грохотом роняя его на пол. Хаджиме, совершенно не заметив постороннего шума, выронил свои палочки. До этого спокойно ужинавшие преподаватели вмиг нахмурились. «Чизуру?» - едва не закричал Соджи, сдержав себя в последнюю секунду. Юкимура, что до этого смотрел вниз, словно услышав невысказанный оклик («Точно издевается» нахмурился Хаджиме), медленно поднял взгляд вверх, наблюдая за тем, как Окита садится мимо своего стула. *_ блицкриг – по другому быстрая война, которую в самом начале планировал Гитлер против СССР.