Будь ты проклят, Клеф...

Меня выставили за дверь, и я пошла прочь, не смея возражать. Боже, что творится в нашем фонде? Почему Диоген решил убить свою девушку? Я не хотела знать этого, но не могла не думать об этом. Я вошла в отдел, и заметила, что стол, за которым работала Джинни, выглядел как-то непривычно пусто. Так, будто бы за ним еще никто не работал: бесследно испарились бумаги, ушли в никуда извечные безделушки, которыми девушка украшала свое рабочее место. Казалось, ее просто не было здесь. Мне стало не по себе, но задавать вопросы я побоялась. Скорее всего, коллеги пожмут плечами, а наиболее осведомленные скажут, что она перевелась в другую зону. Я не хотела слышать ничего подобного, поэтому решила просто вернуться к работе. Не моего ума дело то, что тут происходит. Фонд не монстры, а я хоть и журналистка, но не собираюсь копать против своей же организации. Все мы знаем, что большинство работающих тут уже формально умерло для своих близких, что многое способно показаться бесчеловечным, но на самом деле все это для блага человечества в целом. Нужно просто держать себя в руках, рано или поздно я привыкну. Итак, трактат экстрасенса. В поисках вдохновения я открыла материалы, где записывались интервью больных шизофазией. Наверняка, этим пользовались и до меня, зато сработать должно было совершенно безотказно. Ни к чему изобретать велосипед - если он что-то и видел, то после моей обработки, этого типа точно примут за психа. Достигнута ли цель? Думаю, вполне. Минуты тянулись довольно медленно, но я думаю, прошло не меньше часа с тех пор, как я села за работу. Мысли действительно крутились лишь вокруг работы, пока я не рискнула освежиться чашечкой кофе в комнате отдыха. Не в той, где стоит SCP, который может налить чашечку чего угодно от крови Христа до атомной бомбы, а всего лишь в нашей комнатушке возле офиса. Я почти поверила, что никакой Джин здесь не было, несмотря на то, что в кармане моих джинсов еще лежала ее записка. Пройдя в комнату, я взяла банку кофе и приготовила себе немного быстрорастворимой бурды. Кофейный автомат был бы лучше, но тут быстрее. Знаете, каждый раз, когда я выхожу в коридор, я думаю о том, что могу нарушить множество правил, о которых не знаю. Впрочем, здесь тоже. Не успела я отхлебнуть первый глоток, как мой взгляд напоролся на одну деталь, о которой коллеги позабыли (хотя, может быть, уборкой занимались и не они). На столе, среди всех кружек моих сослуживцев, одна выделялась особенно сильно. Ярко-розовая, на которой золотыми буквами было выведено "Джинни. С любовью от однокурсников". Меня бросило в жар, и неудивительно: я опрокинула на себя целую кружку чертового кофе! Темное пятно на моей груди довольно прилично расползлось, и пытаться вымакать все это было довольно глупо. Отставив полегчавшую кружку, я потерла виски и попыталась успокоиться. Ни к чему принимать все это так близко к сердцу, верно? Теперь придется переодеваться. От альтруизма и паранойи нет никакой пользы, только сплошное расточительство. К счастью, в личном шкафчике хранилась еще одна рубашка, мужская, зато новая. Засучив рукава, я в который раз села на рабочее место. Теперь я никуда больше не пойду отсюда, хватит. Вот уже трижды это плохо закончилось. Я больше не стану отклоняться от производственного расписания. Моя статья все еще была на проверке у младшего редактора, так что я решила немного покопаться в персональных файлах. В конце концов, я не залезу дальше, чем мне позволит уровень допуска, так что же тогда я нарушаю? Ничего кроме милых котиков да той знаменитой битвы Клефа и Кондраки там все равно не будет. Локальный почтовый клиент мелодично звякнул, уведомляя меня о новом сообщении. - "Ну вот, не успела отдохнуть, как пришла рецензия", - подумала я, кликнув на конвертик. Письмо открылось, и я почувствовала, что меня тошнит. Это была не рецензия. Совсем нихрена не рецензия. В письме была всего лишь одна фотография с Джинни. С Джинни, лежащей в криокапсуле или чем-то таком, я не приглядывалась. Глаза девушки были закрыты, и в холодном тумане капсулы она казалась очень бледной и мертвой. К фотографии прилагалась лишь одна короткая фраза - "Диоген не похож на возлюбленного. Осведомитель". Хватит с меня. Наверное, это кто-то подшучивает надо мной, тут в ходу розыгрыши на грани издевки. Нахмурившись, я просто закрыла сообщение и удалила его. Я не буду реагировать на всякие глупости, пусть даже не мечтают. Я залезла в раздел анкет (точнее туда, куда доступ позволял) и просмотрела личное дело агента Диогена. Не знаю, кем был этот осведомитель, но свое дело он знал: меня снова начало тошнить. Диоген ассистент директора Брайта и только он(а) знает, где хранятся его тела. Возможно, даже отбирает их. Рецензент наконец-то почесался, и я вернулась к работе. Правок оказалось не так много, как я думала - прогресс! Но гордости я не испытала. Машинально исправляя ошибки, я думала о том, что сейчас мы радуемся жизни, волнуемся о чем-то, а Джин лежит в хранилище. Все ее процессы замедлены, до тех пор, пока не пройдет достаточно лет, чтобы никто и не вспомнил об этом теле. Когда оно проснется, разум девушки полностью уступит место Брайту. Но сейчас она в холодильнике. И я ничего не сделала, чтобы помочь ей, никто не сделал. И не стал бы, скорее всего. Боже милостивый...что здесь творится? Я занимаюсь какой-то чушью, а человеческую жизнь ни во что не ставлю. Разве это правильно? Я совсем запуталась. Нет ничего естественнее смерти, каждый из нас рано или поздно исчезнет. Все поступки, хорошие или плохие, сотрутся за протокольными ограничениями, и даже герои не получат своих медалей. В лучшем случае – надгробие с фамилией. Джин могла сделать так много хорошего, а ее убили по блажи Брайта. Кто-то скажет – она могла закончить куда хуже, у нас много всяких объектов, взять ту же рептилию. А если нет? Что если ее ждала спокойная служба? Никто теперь не знает, потому что ее судьба перечеркнута. Почему Фонд взял на себя право решать, что хорошо, а что плохо? На лбу выступила испарина, и, вытирая ее, я огляделась по сторонам. Никто не пытался схватить меня, жизнь шла своим чередом. Значит, все это было глупой шуткой, не более. Служба безопасности тут шутки не шутит, мне ли не знать? А Джин сейчас лежит в капсуле, словно мертвая. Нервно улыбнувшись, я уткнулась в текст, вычитывая его еще раз. Все огрехи были исправлены, и осталось только переслать результат редактору. Насколько быстрее пошел процесс по сравнению с первыми днями стажировки, просто диву даюсь. И ведь раньше я считала себя специалистом в своей области! Думать об этом оказалось приятнее, поэтому, открывая почтовый клиент, я почти расслабилась. Сейчас отправлю эту статью, и мне доверят что-нибудь более интересное, может даже материал из желтой газеты. -Скажи, ты хотела бы раствориться без остатка в том, кого любишь? В папке «Входящие» творилась какая-то чертовщина. Машинально щелкнув по последнему пришедшему письму, вместо ободряющих слов моего куратора я с ужасом увидела то самое фото в капсуле и тут же попыталась его закрыть. Я истерично щелкала мышкой, но компьютер словно игнорировал мои действия. А потом глаза девушки открылись, и она сказала мне, - Почему ты солгала мне, Линда? Я не хотела умирать! Я закричала так громко, что даже неуязвимая рептилия притихла в священном ужасе. Не помню, как оказалась в кабинете у Саймона Гласса, нашего психолога. Кажется, кто-то из коллег заметил, что со мной что-то не так? Смутно помню, что меня пытались успокоить, по крайней мере, надеюсь на это. Значит, здесь работают не такие сволочи. Как бы там ни было, я вновь посетила Гласса, впервые с тех пор, как прошла стандартную проверку. - Здравствуй, Линда, - сказал он, приветливо улыбаясь. В отличие от большинства остальных, этот доктор мне нравился своей добротой. Он умел расположить к себе, что там говорить. - Здравствуйте, док, - сказала я и взъерошила волосы. Что он ожидает от меня услышать? Правду? Чего доброго решит, что я совсем спятила. - То, что ты переживаешь исчезновение Джин – нормально, - заявил Гласс, чем изрядно меня удивил. –Меня самого порой обескураживает все многообразие мерзостей, с которым приходится тут сталкиваться, особенно если касаться того же Кондраки или Клефа. И все же стоит быть благодарным им хотя бы за возможность остаться нормальным. Всю грязную работу взяли на себя эти люди, и это достаточно благородно, не так ли? - Не лишено смысла. - Ты думал, я не услышу все, что ты тут наплел? Какая низость! – как обычно, Альто Клеф пришел неожиданно, но очень вовремя. С его одежды стекало что-то зеленое, напоминающее желе и ужасно зловонное. Все это делало доктора еще более отталкивающим, чем обычно, но почему-то я обрадовалась его появлению. – Иди сюда, Крогги, этот извращенец тебе еще не то наплетет. Я побоялась ослушаться Клефа. Понимаю, гордиться нечем, но смелость никогда не входила в список моих качеств. Трусливо попрощавшись с Глассом, психологом, который мог мне помочь, я последовала за ненормальным доктором с укулеле, которого все уважающие себя женщины обходили за версту. Чудесно, Линда, можешь ставить себе памятник. - Клеф, я… - Если тебе так хочется поплакать, лучше сделай это сейчас, - равнодушно пожал плечами мой спутник. – Может, даже отпустит. Не слушай сказочек вроде того, что фонд на самом деле белый и пушистый, потому что это нихрена не так. Здесь просто делают то, что должны, и ничего больше. Гласс скажет тебе, что ту стажерку усыпили ради ее же блага – так это тоже все болтовня. Просто она была настолько тупа, что в качестве тела ее использование оказалось эффективнее и безопаснее для всех. Я хотела возмущенно возразить ему, но вся отповедь утонула во всхлипе. Почти ненавидя себя, я обняла перепачканного Клефа (желе омерзительно чавкнуло) и разрыдалась у него на груди. Ухмыльнувшись, он погладил меня по голове, отчего вся зеленая дрянь оказалась и на моих волосах. - Что это такое? – спросила я, отвлекшись от рыданий. – Сопли рептилии? - Это…видишь ли, Линда, это не рептилия. Это зеленая слизь, совершенно безопасный объект. - А что он делает? - с чавканьем оторвав руку от спины Клефа, я рассмотрела "объект" поближе. Собственно говоря, слизь медленно стекала с моих пальцев, добросовестно закрепившись на руке. Ну и воняла, конечно. - Скользит и отвратительно смывается. Если верить результатам наших экспериментов, то эта штука прекрасно заменяет разного вида смазки. Пошли потрахаемся, все равно обтекать еще долго. - Чего?! - завопила я, с жутким хлюпаньем отклеиваясь от него, - Да я лучше работать пойду! - Первая дельная мысль от тебя за все то время, что мы знакомы, - криво ухмыльнулся Клеф. - Кстати, ты знала, что Гласс постоянно подкатывал к Диогену? - Ты серьезно? - не знаю, что меня удивило больше: то что Клеф рассказал мне что-то дельное или то, что психологу нравился "возлюбленный" безвременно почившей стажерки. - Насчет слизи? Естественно. Почитай логи, они в открытом доступе. - Насчет Гласса? - А что насчет Гласса? - во взгляде Альто читалась искреннее недоумение, - Ты хочешь еще и Гласса позвать? - Да нет же, - с досадой проговорила я, - Ты говорил о том, что Глассу нравится агент Диоген, и... - Шутишь? Я ничего подобного не говорил, - возмутился Клеф, - Речь шла только о нас двоих. Какая наглость, только подумайте! Я решила просто уйти, потому что переговорить Клефа - это все равно что пытаться загородить собой цунами. Другой рубашки у меня не было, так что пришлось идти как есть. В конце концов, по части объектов Альто честен, значит слизь и правда безопасна, и бояться было нечего. Мое появление в отделе не могло остаться незамеченным. Каждый из коллег в полной мере оценил утонченный аромат, источаемый объектом, но особенно покрасоваться увы не получилось. Меньше чем полчаса спустя меня вызвал к себе Брайт. Я знала, что это произойдет, потому что любой, кто сталкивался с его особенностями вплотную, начинал сомневаться в правомерности свободного существования главы зоны 19. Теперь мне оставалось только постараться убедить его, что проверка лояльности мне ни к чему. Серьезно. Пожалуйста, не надо никаких проверок.