Будь ты проклят, Клеф...

Какое-то время я думаю, что умерла. Потом начинаю понимать, что мертвые не чувствуют, как сквозь веки проникает ослепляющий свет. Не осознают, что от беспокойного сна на жестком матрасе тело безумно затекает, так что даже мысль о том, чтобы пошевелиться становится невыносимой. Мертвые вообще ничего не чувствуют и не осознают, правильно? Я открыла глаза, уже заранее зная, что увижу. Не слишком большое, но светлое помещение, до безумия напоминающее камеру: встроенный никелированный санузел, вроде тех, что были в старых поездах, столик. Душ огорожен синтетической занавеской с раздражающими лиловыми цветами, напоминающими ромашки в представлении человека под наркотиками. Эти ромашки и помогают мне думать хоть сколько-нибудь внятно. Если поднять голову, то можно увидеть, как из-под бронированного стекла на меня нацелились пристальные глазки камер. Безумное реалити-шоу в Стране Чудес. Как тебе это, Алиса? Все уже готово к чаепитию, главное понять, насколько ты безумна. Честно говоря, я думаю, что ужасно безумна. Да-да, несмотря на то, что не пытаюсь сломать здесь все и не бьюсь головой о стены, я совершенно ненормальна. Мне кажется, настоящее безумие приходит тихо, подменяя нормальное отражение реальности не сразу, а по капле, как вода точит камень. Поэтому обычно ненормальные и не признают себя таковыми, бедолаги просто не успевают это заметить. Но у меня-то было достаточно времени на это, камера С-1, как ее тут называют, отлично помогает разобраться в себе. А что тут еще делать? Других вещей все равно нет. Я переворачиваюсь на другой бок, чтобы не видеть уже опостылевшее помещение и снова закрываю глаза. Синтетическая одежда совершенно не дышит, первое время мне казалось, что я провоняла потом, как последний бомж, а потом просто перестала обращать внимание, как на все остальное. Если не шевелиться, то она совсем не кажется потной. Дверь с шипением открывается, но я на нее не реагирую. Каким-то шестым чувством, которое лишний раз подчеркивает мою ненормальность, я знаю: того, кого я жду, там все равно нет. - Здравствуй, Линда, - сказал мужчина за моей спиной. Он вежлив и невозмутим, но все равно не тот. - Ты не Клеф. Наверное, я выгляжу бунтующим подростком, но мне плевать. Здесь сидят не воспитатели, ни в одной школе не используют те методы, которыми тут пользуются. Умом я понимаю, что Фонд не удивлен моим поведением, он лишь хочет держать меня под контролем. Как дикое животное, которое может укусить. Хотя, не думаю, что они считают меня кусачей. На той робе, что на мне сейчас, написано «Безопасна». Значит, я безобидна. Так почему меня держат в такой ужасной камере? - Ты права, - сказал он мурлыкающим голосом, от которого за версту веяло подлостью, – Директор Клеф занят более важными делами. Не желаешь ли поговорить со мной? Мы могли бы обсудить более комфортные условия твоего пребывания здесь. Фонд это не тюрьма, тебе вовсе не обязательно находиться в этой камере. Если конечно, ты осознаешь свою ошибку. Не тюрьма, как же. Я ничего на это не отвечаю, только стараюсь дышать ровно. Ярость во мне смешивается со смятением и ощущением беспомощности, и от этого становится лишь сильнее. Как любой заключенный, я не считаю, что в чем-то ошиблась и не собираюсь договариваться. - Если ты продолжишь голодовку, то нам снова придется перейти на внутривенное питание, Линда, - огорченно проворковал мужчина за моей спиной, - Мне не хотелось бы, чтобы это случилось. - Я хочу увидеть директора Клефа, - спокойный тон дался мне с огромным трудом. Черт, вы даже не представляете, с каким. - Сейчас это контрпродуктивно, - я не вижу затылком, но готова поклясться, он отрицательно качает головой. Мне ужасно хочется рассказать, где я видала его контрпродуктивность, но опускаться до школьного дерьма нельзя. Так я не смогу добиться того, что мне нужно. - Я хочу его видеть, - терпеливо, словно это он, а не я ненормален, повторяю я и замолкаю. Большего ему знать ни к чему. - Очень жаль, - без особого разочарования отвечает мне мужчина, перед тем как выйти. Выждав, пока закроется дверь, я подхожу к ней. Со стороны, кажется, что я ударяю кулаком в дверь из-за того, что разозлена, но на самом деле это не совсем так. Этот тип прав – Фонд не обычная тюрьма. Это тюрьма для уродов вроде меня, и ему следовало бы помнить об этом. У каждого из нас есть свой набор трюков. Отголоски воспоминаний, которые мне удается зацепить, весьма расплывчаты. Все-таки непрямое прикосновение не совсем прикосновение, но кое-что ощутить мне удалось. Если честно, я надеялась просто лишний раз встретить в его памяти Клефа, а вместо этого открыла целый ящик Пандоры. Человек, который приходил ко мне, был не совсем обычным. Как его взяли на должность доктора? Жаль, что мне не удалось его потрогать. Еду на столике я по-прежнему проигнорировала, если они хотят, пусть используют внутривенное, мне не жалко. В этом случае им придется меня коснуться, так что угрозы Дока были так же контрпродуктивны, как моя встреча с Альто. Я закрываю глаза и с улыбкой представляю себе своего мучителя. Не может быть, чтобы мы больше не увиделись. Док явился на следующее утро, к моему удивлению. Признаться, я думала, он не появится, пока не придумает очередное наказание, либо пока не пройдет как минимум неделя, и я не ослабну совсем. Наверное, в нормальных тюрьмах меры просто принимаются куда быстрее. - Доброе утро, Линда, - сказал он. - Вы пришли, чтобы сказать мне, когда придет Клеф? – спросила я. Своему тону я не дала бы и сотой части балла по пятибалльной шкале, но ведь у нас тут не курсы актерского мастерства? - Он не придет, - тем же терпеливым тоном, что и я накануне, ответил Док, - Я уже говорил тебе, у директора Клефа масса работы. На это время твоим куратором назначили меня, так что, может, мы все же сможем подружиться? -Я буду разговаривать только с ним, - нетерпеливо сказала я, - Неужели это так сложно понять, доктор… - я осеклась, сообразив, что не могу знать его имени. Вовремя. - Джей, - любезно помогает мне док,- Можешь называть меня так. - Ага, - я вроде бы соглашаюсь и даже оборачиваюсь. Наверное, мне стоило бы удивиться, но я уже знала, что увижу человека с козлиной бородкой, страдающего ожирением. Признаться, я нахожу ситуацию ироничной. – Так почему бы вам просто не дать мне то, что я прошу? Зачем так рисковать, ведь вам запрещен контакт с гуманоидами? - Потому что ты безопасна, - если толстяк и удивлен, то не показывает этого. Он улыбается, - Так мы все-таки можем говорить? - Если я безопасна, - медленно говорю я, протягивая к нему руку, - То мы можем пожать руки, верно? Это ведь допустимо? Человек в белом халате, называющий себя доктором и даже иногда «О боже, нет», почему-то мешкает с ответом. Да ладно, он же не боится, в конце концов. - Это совершенно не опасно, доктор, - убежденно говорю я, не опуская руки. Мои губы искривляет усмешка. Она появилась против моей воли, словно по воле незримого кукольника, у которого в руках ниточки от моего тела. – Давайте пожмем руки и подружимся. Это ведь продуктивно? -Разумеется. Рад, что ты, наконец, осознала это, - совершенно не чувствуя подвоха, он протянул мне свою похожую на дохлую рыбину ладонь для рукопожатия. Наши пальцы соприкасаются, и тело, которое до этого подчинялось доктору Брайту, рухнуло на пол, как труп. Будь он чуть легче, я бы удержала его, но с таким весом у меня попросту нет шансов, все-таки я не ела уже почти неделю. Или больше? У меня нет времени задуматься об этом, потому что, потеряв тактильный контакт, он приходит в себя. Я нахожу иронию в том, что мой дар полезен только против бессмертия Джека Брайта, который использует только тела обезьян да преступников. У нас обоих есть дар, который невозможно использовать в полную силу и получать при этом удовольствие. В нормальных условиях при касании я лишь вызываю неприятные ощущения у тех, чьи воспоминания читаю. В случае с Брайтом же скопированная личность просто вылетела как пробка из бутылки шампанского, прежде чем я успела хоть что-то увидеть. Никакого проку. - Боюсь, что дружбы все-таки не получится, - с притворным сожалением сказала я. Это все, что я успела сказать, прежде чем в камеру ворвалась оперативная группа. Камеры и микрофоны ведь никуда не делись? Мне снятся кошмары, о том, что Джек возвращается уже в теле Клефа. Фальшь я замечаю почти сразу, несмотря на то, что в чем-то эти двое и имеют сходство. - Ты хотела увидеть его, так? – со светским любопытством интересуется Брайт, улыбаясь углом зубастого рта Альто, - Теперь ты вынуждена начать говорить со мной. Я буду называть тебя так же, как он, ты ведь не против, Линди? -…Линди, - голос Клефа доносится до меня, как сквозь густой туман. В ту же секунду запястье пронзает резкая боль - кажется, мне попали иглой в кость. Захлебнувшись криком, я брыкаюсь, но руку крепко держат. Это невозможно сравнить ни с чем, ничего хуже я в жизни не чувствовала, даже когда ломала руку. Когда боль стихает, я с мрачным удивлением осознаю, что по-прежнему нахожусь в камере С-1. Из пострадавшей руки торчала бабочка катетера, подключенная к капельнице. Рядом сидел директор Клеф и с интересом смотрел на меня. Он выглядел гораздо лучше вашей покорной слуги, загорелый и отдохнувший, на голове красовалась новая шляпа. Важные дела определенно идут на пользу, а? - Где ты был? - В отпуске, - пожал плечами Альто, - Руководство приняло решение, что мне была необходима эмоциональная разрядка, и я занимался ею, – он прикрыл глаза, наверное, вспоминая, как хорошо ему было, - Серьезно, я не собирался уезжать, меня заставили. Не делай такое лицо. Я не поверила ему ни на грош, как бы убедительно это ни звучало. Не может быть, чтобы человек, которого зовут здесь директором, не имел право отказаться от чего-либо. Он ведь директор, в конце концов. Я попыталась отвернуться, что уже вошло в привычку, но заметила борозды от веревки на его запястьях. - Клеф. -А? - Прости меня.