Пути Всевышнего неисповедимы

      Смерть оказалась права. Она всегда права. Не успел я осознать содеянного, как тут же очутился в высшем мире: меня призвали. Я давно здесь не был и, если быть откровенным, не любил сюда возвращаться. Мир, в котором я живу, находится у самых далеких звезд, а не на облаках, как вы думаете. Этот мир не похож на человеческие города прошлого, настоящего или будущего, как не похож и на самые смелые фантазии. Мой город, имени которого я не могу вам сказать, напоминает собой высокоорганизованный пчелиный улей.       На самых нижних ярусах живут миллиарды маленьких копий, которые приставляются к каждому человеку при рождении и умирают вместе с ним. Копии чем-то похожи на тех, кого у вас принято называть ангелами-хранителями. Только вот копии никого не оберегают и нечего не подсказывают, они каждый день следуют за своим подопечным и наблюдают за тем, что бы он держался установленного распорядка. Впрочем, работа этих малышей далеко не безупречна, а иначе, откуда в мире столько опозданий, забытых дат, звонков и встреч? Но не стоит во всем их винить. Копии безмолвны, малы, умом не блещут, да и не должны.       Выше ярусом обитаем мы, двенадцать посланников. Внешне мы ничем не отличаемся от вас, от людей, конечно, если не считать того, что мы невидимы. У нас нет душ, нет желаний, мы не подвластны страстям – только подчиняемся. Но и у нас есть недостаток – нам не чужды человеческие переживания. Мы радуемся, сожалеем, горюем и привязываемся. Когда-то мы были выбраны Всевышним среди людей и приняты на службу, но это было так давно, что я почти не помню, кем я был в прошлой жизни. В этой жизни я – Пятый посланник. И моя главная задача заключается в том, чтобы доносить до людей предписания программы. Меж посланниками не принято делиться рассказами о подопечных или забавными историями с Земли, мы изредка пересекаемся на улицах нашего бесконечного города, предпочитая не замечать друг друга. Дружелюбие у нас не в почете.       Выше нас находятся гонцы. Они тоже посланники, только их служба касается порой и всего человечества. Всего их четверо: первый оповещает о стихийных бедствиях, второй – о голоде, третий – об эпидемиях, четвертый – о войнах и терактах. Они совсем не похожи на людей. Лица их исполинских фигур обезображены, от них веет разложением, гарью и смрадом. Гонцы всегда сосредоточены и организованы, но при этом происходящее нисколько их не трогает. Они идут мерной поступью среди разрухи, гордо неся бремя своей миссии; людские крики и мольбы не достигают их слуха, зловонные запахи не вызывают отвращения, глаза не видят боли и страданий, а с губ не сорвется и вздоха сожаления. Они ко всему безразличны: все человеческое в них давно погибло. Гонцам нравится проноситься на резвых скакунах с громким смехом по небесному городу, наперебой рассказывая истории о глупых людях. Они не помнят, что когда-то тоже были людьми, потому и стали циничны. Могли ли гонцы стать другими? Нет. Невозможно без сожаления смотреть на бесконечные городские улицы, каждый сантиметр которых усыпан трупами; невозможно не кривить лица, чувствуя зловоние горящей кожи и разлагающихся органов, как невозможно привыкнуть к звукам бомбежки… Невозможно, если в тебе есть хоть капля сострадания.       Рядом с ними живет сама Смерть. С ней вы немного знакомы, с ней знаком каждый. Она существовала всегда. Говорят, ее красота и мелодичный голос – последний дар для умирающего. Может, это и так. Я не знаю. Красавица дарит умирающему прощальный поцелуй и покой, взамен забирая душу и жизнь. Неплохой бартер, если подумать. Она живет в доме на окраине, но редко его посещает. В ее доме пусто и холодно, но всегда играет громкая музыка и всегда распахнуты окна. Ей нравится танцевать и слушать музыку, ощущая себя прекрасной и свободной. Сейчас Смерть именно там. Я это чувствую.       Никто не знает, где обитает Всевышний. Никто даже не знает, как он выглядит. Такой чести никто не удосуживался, но некоторые, кто нарушал установленные правила, слышали его голос. Сегодня повезет и мне. Те, кто идет против Всевышнего, приходят в заброшенную усадьбу, находящуюся в сумеречном лесу. Сумеречный лес находится далеко за пределами небесного города; с того места, где поднимаются первые деревья, не видно зданий, не слышно голосов и патефона Смерти.       Я аккуратно ступил в гранитный холл, усыпанный сухими листьями; сквозь дыры в грязном стеклянном куполе виднелось небо, по стенам пошли трещины. В особняке хозяйничали ветра, да время. Некогда прекрасные картины давно выцвели, некоторые под тяжестью лет покосились, а некоторые разбились об пол. Одна из картин, на которой были изображены лесные нимфы, особенно привлекла мое внимание; золотоволосые девы буквально приковали мой взгляд. - Прекрасная картина, не правда ли? – раздался грудной мужской голос.       За всю свою длинную жизнь я никогда не слышал подобного голоса. Этот голос, который, казалось, не существовал, звучал отовсюду; каждая вещь в усадьбе была чревовещателем Всевышнего, даже внутри себя я ощущал вибрации этого голоса. Из этого голоса родилась Вселенная, этот голос и был Вселенной. Он был прекрасен, могуч, совершенен. - Да, Всевышний. Она великолепна. - Ты ослушался меня. – Он не спрашивал, а утверждал. - Смерть быстра. - Смерть? – обладатель голоса глухо рассмеялся, картины на стенах дрогнули. – Она приходила, но эта аудиенция была излишня. Я все знаю наперед, ты забыл? - Я думал, это касается только людей. - В моей власти все, что создано мной. Едва ты был назначен мною в Посланники, я понял, что послушания ждать не придется. - Каюсь. - Ты всегда был слаб пред ликом любви. Ты и при жизни был таким. - При жизни? – я усмехнулся. – Я плохо помню, кем я был. - Но твое сердце помнит. Ты признаешь свой проступок? - Признаю. - Но окажись ты в этой ситуации вновь, ты поступил бы так же. - Верно. - Я медлил с твоим возвращением, но больше медлить нельзя. - Куда мне предстоит вернуться? - На Землю. Ты переродишься вновь и проживешь новую жизнь.       Я молчал. Не такого исхода я ожидал от этого разговора. Я ожидал ссылки, наказания, ожидал падения в недра Ада, но не возвращения в мир людей. Возможно, Всевышний прав в том, что мое милосердное сердце мешает исполнять обязанности Посланника? Если это так, я готов переродиться. Но я не могу уйти просто так, пока не узнаю, что жизнь Розы в безопасности. - Проси. Я знаю твою просьбу. - Если позволите, я бы хотел последний раз взглянуть на Розу. - Ты прикипел к ней, - голос Всевышнего звучал так, словно ему был интересен этот факт. – Роза похожа на ту, которую ты любил при жизни.       Мисс Крейн всегда была для меня особенной подопечной, ее жизнь волновала меня более остальных. Едва я увидел новорожденную девочку, как почувствовал некую связь с ней. Мне были приятны ее радости, я гордился ее успехами, ее несчастья принимал как свои собственные. Я всегда искал этому объяснение, и теперь все стало ясно. Как же все оказалось просто! Я мог бы и сам догадаться, что подобные чувства вызвала во мне тоска по прошедшей любви. - Я могу увидеть ее? - В соседней комнате ты найдешь зеркало, посмотрев в него, ты увидишь свою подопечную и найдешь ответы на все свои вопросы. А после возвращайся, я жду.       Всевышний сдержал слово - в соседней зале оказалось высокое старинное зеркало. Как я говорил, усадьба давно пришла в упадок и не отличалась чистотой и ухоженностью, но зеркало сияло так, словно за его сохранностью ежедневно следили. Стоило мне коснуться стеклянной поверхности, как я увидел четкую картинку с Земли. В зале ожидания одной из больниц Лос-Анджелеса я увидел Тома Хиддлстона и Ника Коула. Понурив головы, мужчины, сидя на металлических стульях, медленно пили остывший кофе из автомата. - Жуткий кофе, - безэмоционально поведал Коул. – Спасибо. - За что? – Хиддлстон поднял на него удивленные глаза. - За то, что спас ее. Если бы не ты, Линда… Я даже думать об этом не хочу! – он встряхнул головой. – Я должен был понять, что с ней что-то не так, должен был остаться… но я ушел. - Не вини себя. Линда хорошая актриса – ею легко обмануться. - Знаю. Пойми меня правильно, Том, я бы не смог без нее. Она единственная, кто в меня верит. - У нее доброе сердце, - совсем тихо произнес Том, в его голосе звучало сожаление. - Я люблю ее, Том, но она любит тебя. Помни об этом. – Коул по-дружески похлопал Хиддлстона по плечу.       Том кивнул, принимая поддержку друга. Долгие месяцы его буквально съедала ревность, он изводил себя мыслями о том, как его женщину целует кто-то другой. Какое-то время он даже винил Коула за то, что Линда от него ушла. Он был готов взвалить вину на любого, кроме самого себя. Правда была в том, что девушка, сбежав от неблагополучных отношений, всего-навсего жила у своего единственного друга. Как же он был слеп!       Им больше ничего было сказать друг другу - темы для разговора кончились, а о содеянном Ли говорить было страшно. Тишина, длившаяся несколько минут, казалась бесконечной. Тому и Нику казалось, что время остановилось; неизвестность приводила их в ужас. - Мистер Коул, мистер Хиддлстон, - в помещение зашел врач, - жизни мисс Крейн ничего не угрожает. - Мы можем ее навестить? – Том резко поднялся с места и подбежал к доктору. - Мисс Крейн сейчас отдыхает. Вы сможете навестить ее только утром. - Спасибо, доктор, - Коул благодарно пожал руку мужчине. – Нам лучше уйти, Том. Ли больше ничего не угрожает.       Облегчение, с которым говорил Николас, передалось и Тому. Только услышав это от кого-то другого, он удостоверился в том, что Линде ничего не грозит.       Но домой отправился только Ник, Том, взяв такси, отправился в особняк Ли, надеясь понять, что же толкнуло девушку на самоубийство. Он не мог ждать до утра, ответы были нужны ему прямо сейчас.       Особняк на Малголленд Хайуэй встретил незваного гостя мрачной тишиной, наводящей ужас; этот дом на Голливудских холмах никогда не сможет осчастливить ни одной семьи. Такие дома подходят только в качестве декораций для съемок фильмов ужасов, но никак не для семейной жизни, но Ли выбрала для себя именно это жилье. Что ею двигало? Что привлекло в этой обители мрака? Один вид этого дома холодил кровь, а ведь Ли жила здесь. Возможно, именно жизнь здесь и довела ее до суицида.       Первый этаж он оставил без внимания, вспомнив, что по рассказам Ника, эта часть виллы была практически необитаема. На втором этаже все осталось ровно так, как было при утреннем визите. В спальне все еще играла музыка, на полу виднелись раскиданные в спешке вещи; в ванной комнате блуждал северный ветер, цветы качались на водной глади, алтарь, установленный в проеме балконной двери, угрожающе поблескивал в тени. Первым делом Том зажег свет и выключил угнетающую музыку, а после разобрался с застоявшейся водой и цветами. Чем глубже он погружался в атмосферу сегодняшнего утра, тем страшнее ему становилось. Горы мокрых цветов, награды, музыка, звучащая в сознании, таблетки, ломающиеся под ботинками, сырость – все это напоминало о суициде возлюбленной. Так или иначе, но, перевернув верх дном ванную комнату, он ничего не нашел – пришлось вернуться в спальню.       Ли ничего не прятала под матрасом, среди одежды не оказалось улик, как не оказалось их и в прикроватных тумбочках и туалетном столике. Остался лишь письменный стол. В верхнем ящике оказалось то, что он искал, - стопка конвертов и документы. Увесистая стопка многочисленных финансовых документов нисколько не прояснила дела, а вот пачка писем, подписанных аккуратным подчерком Ли, вызвала у него интерес. «Адвокату Гордону Майерсу», « Нотариусу Джордану Бейкеру», «Генеральному директору «Чарльстон компани» Джеймсу Терри», «Миссис Долорес Мэй», «Джареду Лето», «Николасу Коулу» и «Тому Хиддлстону» - все, кроме последнего, Том вернул в ящик, а последнее открыл. Это письмо адресовано ему – он имеет право прочесть его. Дорогой Том.       Я не знаю, как стоит начинать подобные письма. Невозможно где-то научиться писать предсмертные записки. Надеюсь, моего красноречия будет достаточно, и ты меня поймешь. Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет. Надеюсь, ты поймешь меня. Я бы хотела прожить долгую счастливую жизнь с тобой, но не могу. Эта жизнь не приносит мне счастья. Мне двадцать семь лет, а я устала жить. Ты скажешь, что это невозможно, а я скажу, такое бывает сплошь и рядом. Просто прими мое решение и не держи зла.       Позволь мне раскрыть один секрет – все это время я обманывала тебя. Я не Линда Морли Крейн, я не уроженка Лондона. Меня зовут Розалинда Дейзи Крейн, я родилась в Нью-Йорке в семье автогонщика Леонардо Крейна и певицы Эммы Марии Чарльстон-Крейн. К сожалению, мои родители погибли. Я родилась в обеспеченной, властной семье, с именем которой связано много сплетен и интриг. Я не хотела быть частью этого скандала, не хотела, чтобы люди говорили, что мой успех куплен. Но тебе я лгала по другой причине – я люблю тебя, Том. Я так сильно тебя люблю, что одна мысль о том, что твое имя будет смешано с грязью, была мне противна. Я хотела уберечь тебя - я это сделала. Прости меня. Прощай, мой друг, так тяжело умирать, Когда птицы поют в небесах, А кругом ходят красивые девушки. Подумай обо мне, и я приду. Мы так весело и приятно проводили время, У нас было много ярких и счастливых моментов. Но холмы, на которые мы взбирались, Остались в далеком прошлом. Всю жизнь мы веселились, У нас были яркие и счастливые моменты. Но звезды, к которым мы так стремились, Оказались лишь звездами на морском берегу… (*)       Я люблю тебя, Том. Береги себя…       Роза       На этой трагичной ноте письмо обрывалось, Том нежно очертил каждую букву последних строчек. Чтение этого письма причинило ему боль. Но сердце его разрывалось не потому, что Линда лгала ему, а потому, что вся жизнь его возлюбленной была несчастна. Прожив двадцать семь лет, девушка разочаровалась в жизни, потеряла себя и поняла, что все ее достижения – иллюзия. Том знал ее долгие годы, но так и не узнал ее по-настоящему. Линда оказалась совсем другим человеком. Что же, у него есть вся жизнь впереди для того, чтобы узнать Розалинду и сделать ее счастливой.       Со спокойной душой Хиддлстон опустился на кровать и заснул. Завтра предстоит трудный день, завтра он увидит Розу.       Завтра наступило скоро. Актер, поднявшись с постели, быстро умылся и, предварительно вызвав такси, вышел на улицу. Поездка до медицинского центра казалась ему невероятно длинной и томительной: желание увидеть Розу было слишком сильно.       Получив позволение врача, мужчина некоторое время мялся перед палатой. Он не знал, чего ему ждать, не знал, как примет его девушка. Их последний разговор, на который он возлагал надежды, потерпел фиаско, Ли впала в истерику. Ему не хотелось повторения скандала, да и девушке сейчас были противопоказаны волнения. Собравшись с духом, он опустил дверную ручку. Будь что будет.       Роза, услышав звук открывающейся двери, встрепенулась: с раннего утра она ждала гостей. Стоило ей придти в себя, как заботливая медсестра сообщила, что двое мужчин буквально оккупировали больницу, а третий – телефон. Ли чувствовала волнение, понимая, что ее ждут непростые разговоры с друзьями, но чувствовала она и другое – радость. Она была рада тому, что осталась жива. - Привет, Роза. – Том несмело вошел в палату под внимательным взглядом синих глаз.       Ли, укутанная в одеяло, царственно возлежала на высоких подушках; к тонкой ручке тянулась трубка капельницы, на уставшем лице виднелась кроткая улыбка. В глазах-океанах царил покой, мятежная буря угасла. - Привет, Том. – Уголки ее губ чуть приподнялись вверх – она была рада ему. - Как ты? – он присел на край кровати и осторожно коснулся ее руки. - Бывало и лучше, - девушка пыталась шутить. – Ты прочел мое письмо, - утверждала она. - Прочел.       Мужчина молчал, внимательно разглядывая лицо своей возлюбленной; солнце мягко освещало девушку – она не казалось такой уж бледной. Она отвечала ему пытливым взглядом, ожидая его вердикта. Но Томас не спешил отвечать девушке, тщательно обдумывая свой ответ. Да, все эти годы она лгала ему, да, причинила боль, да, изрядно потрепала нервы, да, перевернула весь мир с ног на голову, но все это не имело значения, ведь его сердце отдано ей. - И я тоже люблю тебя, Роза. – Он мягко улыбнулся и легко поцеловал ее. – Все остальное неважно.       Крейн, подавшись вперед, обняла мужчину, уронив раскрасневшееся лицо на плечо; из глаз сочились слезы облегчения. Том не отверг ее, а принял с внушительным багажом прошлого. - Прости меня, - в который раз извинилась Ли. - Давно простил. – Том крепко прижал к груди девушку, пообещав себе больше никогда ее не отпускать. - Детка, ты до чертиков меня напугала! - в палату без стука ворвался Коул.       Раскрасневшийся Николас часто и тяжело дышал, его красивое лицо перекосило под натиском эмоций, на шее вздулись желваки – весь его вид говорил о крайней степени недовольства. Роза, приподняв голову, виновато смотрела на друга. Пожалуй, пред ним она виновата больше всего. - Я знаю. – Она смело на него посмотрела, не смея опускать глаз. - Ты так меня напугала, что я даже не знаю, как тебя наказать! – он подлетел к постели и прижал к себе девушку. – Ну что на тебя нашло, Роза? - Не знаю, - пролепетала она. Это может прозвучать странно, но сегодня девушка и вспомнить не могла, почему хотела умереть. – Я как в трансе была, я ведь даже не помню ничего… - Ох, детка, мы с Томом чуть не поседели! Еще одна твоя выходка - и меня хватит инфаркт! - Обещаю быть примерной девочкой! – в знак подтверждения Роза поцеловала друга в щеку. - Тебе нужно отдохнуть, детка. - Да, Роза, ложись, - поддакивал Том. – Мы обещали врачу не утомлять тебя. - Хорошо, - покорно согласилась девушка, - только не уходите.       Ник повернул голову в сторону двери, за которой слышался шум и обеспокоенный мужской голос, сыпавший вопросами. - Я уже жалею о том, что сделал это, - на выдохе протянул мужчина. - О чем ты? – непонимающе спросил Том. - Сейчас увидишь. – Дверь с громким хлопком распахнулась – в палату вбежал кто-то, отдаленно напоминавший Джареда Лето.       Мужчина, сняв с себя цветастый шарф, солнечные очки и шапку с косичками, широко улыбнулся, аккуратно придерживая одной рукой карман толстовки, а второй – бумажный пакет. Джаред, быстро сориентировавшись, сел на кровать, продолжая сжимать в руках свою ношу. Никого, кроме Ли, для него, казалось, не существовало. - Ты голодная? – с надеждой спросил мужчина. – Я принес тебе блинов. В больницах так плохо кормят, - сокрушался он. - Ты и в больницу принес свои блины! – ошарашено произнес Коул. – Что же ты за человек такой, Лето! - Очень заботливый, - ответила за друга девушка. – Обожаю твои блины, Джей, они чудесные.       Музыкант победно улыбнулся Николасу, всем своим видом показывая, как приятна ему похвала. - Я принес не только блины, - он загадочно улыбнулся, вытаскивая из кармана толстовки Снежка. - Ты что украл моего кота?! – всполошился Ник, резко встав с дивана. - Некорректная формулировка. Я его одолжил. Я был у тебя дома, готовил блины и подумал, что принцесса будет рада повидать Снежка. Идея на миллион! - Ты что был у меня дома?! – глаза Коула становились все больше. – Кто вообще тебя пустил?! - Твоя домработница. Она помогла мне на кухне и нашла Снежка. Как оказалось, дочка миссис Уоллис фанат нашей группы! - Кругом одни предатели, - прошептал Коул. – Что ты вообще делал у меня дома? - Я думал, мы поедем в больницу вместе. - Вот еще. – Коул сел обратно на диван.       Лето, обиженно фыркнув, улегся на больничную койку, потеснив Розу. Девушка, старательно сдерживая улыбку, ободряюще улыбнулась Джареду и прикрыла глаза, как ей казалось, лишь на пару секунд. Но моя подопечная с котенком на груди и Джаредом под боком заснула. Она была счастлива.       Через несколько дней Розу выписали, но обязали посещать психотерапевта и групповые занятия. Девушка, не видя иных вариантов, конечно, согласилась. После выписки она в который раз поселилась у Ника, а свой дом выставила на продажу. Ни за какие деньги Крейн не согласилась бы и переступить порог этого особняка, что уж тут говорить о проживании. Первое время друзья не оставляли ее в одиночестве и на минуту, опасаясь рецидива, но через полтора месяца они умерили меры контроля. Постепенно жизнь моей подопечной вошла на привычную колею.       Роза так и не вернулась в Лондон. Всю свою жизнь она прожила в Лонг-Бич с единственным мужчиной. Том, как и обещал, бросил родную страну и переехал в США, где они с Розой купили дом недалеко от побережья. Они прожили долгие годы в гражданском браке, у них родилась единственная дочь Летиция. Их жизнь не всегда складывалась легко. Иногда пара ссорилась, меж ними частенько возникало недопонимание, но они крепко держались за свою любовь, за свою семью. Роза свыклась со своим прошлым, зажила той жизнью, о которой мечтала, но порою предавалась хандре. Всякий раз, когда летняя грусть ее навещала, девушка садилась за руль автомобиля и отправлялась в маленькое путешествие. Окрыляющее чувство свободы в миг прогоняло меланхолию. Крейн вернулась в мир кино, решив, что ей есть к чему стремиться. Кэтрин Хепбёрн получила четыре «Оскара» - пример, который достоин подражания. Она снялась во множестве фильмов – первым после суицида был фильм, режиссером которого стал Ник, - и получила еще две статуэтки «Оскар». Том, продолжая активно сниматься в кино, не забывал о своей семье; ему удалось найти золотую середину между работой и любимой женщиной с дочерью. Памятуя об ошибках прошлого, мужчина больше ни разу не позволил себе быть невнимательным к Розе.       Николас Коул также получил свой «Оскар», но не за актерскую работу, а за режиссуру. Его дружба с Розой переросла в мощный творческий тандем. Они открыли свой продюсерский центр, Роза писала сценарии и снималась в фильмах Ника, иногда и Том давал согласие на участие в их проектах. В какой-то момент друзьям стало мало художественного кинематографа и они взялись за документалистику. Ник так никогда и не вернулся к наркотикам, посвятив себя искусству. В его жизни не повстречалось ни одной женщины, с которой бы он захотел связать свою жизнь; он всегда любил Розу. При этом у Коула был внебрачный сын от какой-то малоизвестной актрисы, которая предпочла отказаться от ребенка. Подросший Кристофер предпочел пойти по отцовским стопам и подался в мир кино. Другим светлым пятном в жизни мужчины был Снежок. Николас всей душой любил своего кота и баловал его не хуже ребенка, порой эта любовь принимала странные обороты – у Снежка была личная страничка в «Инстаграм», где он демонстрировал новые наряды.       Джаред Лето нередко участвовал в творческой жизни своих друзей, но, по словам Коула, он чаще всего мешал. Годы шли, а своеобразная дружба мужчин так и не приблизилась к стандартным представлениям; они часто ругались без причины и беспрестанно подшучивали друг над другом. Всю свою жизнь Джаред отдал музыке, радуя Эшелон новыми песнями. Лето, как и Коул, не нашел идеальной спутницы жизни. Он женился на одной французской певице, но брак не продлился долго. Единственным приятным воспоминанием от этого сомнительного союза стал сын Натаниэль. По велению Всевышнего через много лет Натаниэль Лето взял в жены Летицию Хиддлстон-Крейн.       Принято считать, что пути Всевышнего неисповедимы. Принято считать, что слова программы нерушимы. Но моя подопечная, которой на роду было написано умереть в двадцать семь лет, опровергла все мыслимые и немыслимые законы. Да, ваши жизни определены, но никто не может отнять у вас право на решение. Любите, мечтайте, рискуйте, боритесь, живите и ни о чем не жалейте. Помните – ваша жизнь в ваших руках.       Такова жизнь моей подопечной Розалинды Дейзи Крейн. Я увидел ее жизнь до самой последней секунды, я увидел ее счастливой. Я могу спокойно оставить мою малышку Рози. Ее история подошла к концу, теперь начинается моя история в качестве человека. Я надеюсь, что и я обрету любовь и счастье. А ради чего еще стоит жить?