Не жрамши, не вздрочнешь (пер. - не поев, не вздремнешь)

Вопреки сказанному вечером в адрес Маны предупреждению не опаздывать, именно Кози заспался утром больше положенного и «просрачил» время сбора. В любом случае музыканты решили заказать в ресторане те блюда, приготовление которых не занимает много времени. - Чё у вас есть пожрякать, чтоб валять недолго? – осведомился Гакт с таким видом, будто с рождения жил в Кагосиме. - Могу вам предложить яйки дрочени, – молодой официант улыбнулся Гакту улыбкой взрослого, адресованной балующемуся ребенку. - Дрочени не хочу, – капризно замотал головой Камуи. - Да вы не отшмякивайте сразу. Яйки дрочатся с молоком, очень нежно выходит, – терпеливо уговаривал официант. - Аааа, так это омлет? – протянул Юки. - Так да. - Ну что, все по омлету? Возражений не поступило, и музыканты сделали заказ. После этой необходимой процедуры приятели приступили к обсуждению сложившейся ситуации с пропавшими перчатками. Утром первым делом при виде каждого Мана вместо приветствия сообщал, что решил все же заявить в полицию, и теперь за завтраком музыканты собирались обсудить решение Маны. Маэстро с придыханием поведал о ночном происшествии, которое явилось последней каплей, изменившей его решение. Он был уверен, что теперь-то уж все, даже взбалмошный Кози, проникнутся всей серьезностью ситуации и испугаются за жизнь Маны. В собственных глазах маэстро выглядел героем, пережившим бандитский налет, потому он был крайне изумлен, когда, дослушав его до конца, Кози прыснул от смеха: - И ты что же, даже не вышел посмотреть, кто пытается войти в твой номер? - А как бы ты действовал на моем месте?!! Легко быть смелым наутро, завтракая в светлом и безопасном ресторане, полном людей! – вознегодовал маэстро и в сердцах бросил салфетку на стол перед собой. Мана был уверен, что произнес прекрасную изобличающую речь, и что его поддержат остальные, впечатлившись теми эмоциями, которыми он приправил свою речь. И тем больше было его удивление, когда все, не сговариваясь, рассмеялись. - Я и был смелым, - отсмеявшись, ответил Кози. – Этот придурок ко мне тоже пытался зайти. Ты что же, не обратил внимания, что на нашем этаже номера заняты футболистами? Они все из одной команды. Вчера они нажрались, а один из них никак не мог найти свой номер и пытался открыть все подряд. - Бедняга вчера и ко мне заходил, - улыбнулся Гакт. - Признаться, я послал его через дверь. - И ко мне, - подал голос басист. – Но я тоже не открыл. - А я открыл, побеседовал и все выяснил, - сказал Кози. - Да, а мой еще и стучал! – не зная почему, Мана пытался доказать, что к нему приходил именно убийца, а не безобидный пьяный футболист. - Да он стучал во все номера подряд. Ведь после того, как у него не получалось открыть, он неизменно решал, что это номер кого-либо из остальных футболистов, его приятелей, - пояснил Кози. – Он мне сам так сказал. От души извинялся. Очень вежливый парень. - А почему тогда его футболисты ему так и не открыли, что он так долго бродил? – не сдавался Мана. - Просто, я думаю, бедолаге вначале не повезло – скорей всего, первые, к кому он постучал, либо уже мертвецки спали, либо, наоборот, еще не вернулись в свои номера с гулянки, - предположил Юки. - А потом, когда он, спустя кучу неудачных попыток, уже ко мне пытался вломиться, я взял его ключи, там на брелке же номер комнаты указан, провел его и открыл замок. Вот и вся история, - подвел черту Кози. Гакт понял, если б тому бедолаге было нужно, Кози ему и денег дал, снятых с корпоративной карточки фирмы. - Все равно, как бы там ни было, я принял окончательное решение, что подам заявление в полицию. Кража – это преступление, и мы не можем даже предположить, что задумал преступник, - важно постановил Мана, подняв указательный палец вверх. - Надо было раньше это делать! Вчера, едва ты обнаружил пропажу в номере, - резонно заметил Юки. – А теперь что? Ты там попередвигал предметы, и, судя по времени, горничная уже должна была приступить к утренней уборке номера. Да скорей всего, она уже ее и закончила, пока мы тут разговариваем и еду ждем. - Так давайте воровку еще раз приманим, что за проблемы! Мана, оставь трусы на видном месте. Только потом уж не дупли – как исчезнут, сразу вызывай полицию. - Кози, твой глупый юмор неуместен и жалок, - прореагировал Мана строгим тоном. - Если б я шутил! Я серьезно тебе советую выбрать трусы поинтересней, это ж приманка. Есть у тебя, ну там, я не знаю, стринги в сеточку с черепами? Или трусы с готичным замком на жопе и пикой впереди? - Давайте не отвлекаться! – призвал Юки к порядку. – Камуи, а ты можешь описать девушку? Гакт, как ни силился, не мог воспроизвести никаких явных особенностей внешности девушки, кроме лишь того, что у нее волосы были темными. Прическу и длину волос Камуи не разглядел: в самолете и на площади она была в косынке. Определить особенности комплекции девушки тоже не представлялось возможным, ибо в самолете он наблюдал ее, когда она сидела, и из-за сидений переднего ряда он мог видеть ее лишь по плечи. А в тот единственный раз, когда Гакт имел возможность увидеть ее в полный рост на ярмарке, там было полно людей, да и сам Камуи все недолгое время смотрел, в основном, на перчатки. Единственное, Камуи мог сделать вывод о том, что девушка была среднего роста и моложе их лет на семь-десять. - Этим делу не поможешь, - закончил свое повествование Гакт. - Отчего же! Теперь я думаю, что это, скорей всего, не фанатка, - сообщил Юки. - Интересно, на основании чего ты сделал такой вывод? – поинтересовался Мана. - Потому что твои фанатки, в основном, подросткового возраста. Много ли тридцати - тридцатипятилетних женщин в твоем фан-клубе? – спросил басист. - Если так подумать, за все это время я ни одной такой не встречал, - озадаченно признался Мана. - Это может быть хорошо сохранившаяся мама одной из невменяемых фанаток! Ответственная мать, которая крадет трусы кумиров вместо своей дочери, чтобы та не пропускала занятий в школе! – сделал свой далеко идущий вывод Кози. - Она не выглядела, как мать. Она выглядела, как промежуточный вариант между малолетней фанаткой и ее зрелой матерью, - сказал Гакт. - Все ясно: это зрелая малолетка! Самый опасный зверь: возраст уже большой, а мозгов по-прежнему нет! – продолжал делать дидактические выводы Кози. - Что, плохой опыт? – обманчиво участливо спросил Гакт. - Отвали. - Я считаю, заявлять в полицию сейчас уже бессмысленно. Потерян момент. Давайте просто наблюдать за развитием событий, а если уж что случится – сразу вызовем, - предложил Юки. - Мне не нравится этот вариант, он какой-то пассивный, - прокомментировал Мана. - Тогда давайте активно ловить на живца, то есть на Ману, - тут же предложил Кози. - Этот вариант, с позволения сказать, намного хуже предыдущего, - было заметно, что испуг Маны не только не уходит, но даже продолжает расти. - Да не очкуй, змея трехочковая, не дадим тебя в обиду! – добродушно заявил гитарист. - Ни тебя, ни твои трусы-носки, или что там у тебя еще осталось. Бояться воров – не держать трусов! - У нее есть какая-то цель, и, думаю, она себя еще проявит, - на этих словах Юки маэстро снова опасливо поежился. - А мы будем внимательно за ней наблюдать и в нужный момент предпримем все необходимые меры. - Для себя я все уже решил, - Мана продолжал отчаянно стоять на своем. – Я все же прямо сейчас подам заявление в полицию. - Как ты не понимаешь, полиция теперь вряд ли чем-то тебе сможет помочь, только время с ней потеряем! – Кози был непонятен страх Маны. - Это ж только попади к ним в участок, потом они сами же тебя задолбят расспросами и бумажками, - закивал Камуи. – А у нас график, тур только начался, нам уезжать уже завтра. Но Мана был непреклонен. Посему музыканты решили по пути в клуб заехать в ближайший гостинице полицейский участок, о чем они и сообщили Накамуро-сан, поджидавшему их в машине. *** Полицейский участок представлял собой отдельно стоящее одноэтажное маленькое здание морковного цвета. - Что за собачья конура? – удивился Кози. – Гакт, твоя собака и то больше места занимает, верно? - Похоже, тут работает всего один полицейский. И то – делает это стоя, - пошутил Гакт. Было решено, что в участок пойдут Мана как потерпевший, Гакт как единственный, кто видел преступника, и Накамуро-сан как человек, знавший местные порядки и ответственный за пребывание группы в Кагосиме. Остальные должны были ожидать в машине или, по желанию, выпить кофе в ближайшей кофейне. Едва молоденький сержант, бывший в тот день дежурным, увидел троих решительно настроенных мужчин, его глаза округлились в неподдельном изумлении, а сам он вскочил с места навстречу вошедшим. В этом районе уже несколько лет не случалось каких-либо преступных случаев, а потому визит аж троих посетителей одновременно вызвал у сержанта крайнюю степень удивления и некоторую панику. - Добрый день, - склонил голову с достоинством Мана. – Я бы хотел заявить о вопиющей краже дорогой моему сердцу уникальной вещи. - Пердон, минуночку, уважажемый, - поспешно поклонился молоденький сержант и, будто бы ища объяснений, понизив голос, зачастил Накамуро-сану: - Добрячее утро, Накамуро-ссан. Чей-то говорячит мужьётина? Стряслося че? - Здравствуй, Исикава-кун. Как здоровякает твоя мамужка? - Благодарствую, добряче. Так это..? - То это сперли у мужьётины наручники дорогушные. - Ай-яй-яй, шо то это претворяется-то, а? Щас я погавкаю начальника! Попосидьте тут, я мигом обернусь, - и паренек скрылся в соседней комнатке. Сквозь тонкие перегородки до посетителей донесся его возбужденный голос, звук двигающегося по полу стула и через минуту на пороге комнатки возник мужчина очень преклонных лет, род деятельности которого выдавала военная выправка и четкость движений. За спиной неподвижно стоящего мужчины холерично скакал молоденький сержант. - Здравствуйте, - кивнул он. – Инспектор Мидзуки. Инспектор говорил коротко, по делу, однако глаза его блестели, и это давало понять, что старый полицейский рад тряхнуть стариной и сейчас собирается провести операцию в лучших традициях жанра, ибо совершенно неясно, когда такой восхитительный случай ему представится в следующий раз. - Кто из присутствующих потерпевший? - С позволения сказать, это я, - подал голос Мана. - Исикава, вруби писидло, распечатай заявление, - отрывисто давал команды Мидзуки-сан, двигаясь в маленьком помещении четко и быстро, как и полагается криминальному инспектору в классических голливудских боевиках. Мана был слишком удручен происшествием, а вот Гакту это было почему-то смешно, хотя инспектор ничего картинного и не делал. - Че спричинил преступник, Мана-ссан? Наложите мне обстоятельства дела. - В тот день, - начал обстоятельно излагать суть дела Мана, - я собирался на прогулку с моими коллегами, дабы полюбоваться красотами вашего города вечером. Итак, во время сборов я обратил внимание, что искомые перчатки лежали на тумбочке в номере. Там я их и видел в последний раз… Далее Мана подробно изложил все, что ему было известно, обильно сопроводив свой рассказ описанием своих чувственных переживаний. Мидзуки-сан внимал с интересом, покачивая в такт головой, уточняя по ходу рассказа различные важные детали и делая соответствующие пометки в своем блокноте. «С каким усердием он наложил обстоятельства дела в блокнот!» - весело подумал Гакт. Ему ли быть в печали, не за его же пожитками охотится невменяемая фанатка. Да и вообще, Камуи забавляла та серьезность, которая придавалась мелкой краже перчаток жертвой и инспектором. После того, как инспектор опросил Ману, он так же скрупулезно опросил и Гакта, подробно выяснив все, что тому известно, а затем откинулся на спинку кресла: - С удовольствием бы нагадил вам с поимкой преступника, но, боюсь, уже не получится, - удрученно изрек он. – Пиздно вы пришваркали. Надо было раньше нагавкать. А теперь уже момент просрачен. Хотя мы сделаем все возможное. По всему было видно, что инспектор сам расстроился и одновременно негодовал на Ману, который почему-то обратился в полицию спустя сутки, а не по горячим следам. Своей глупостью горе-жертва лишил алчущего справедливости инспектора лавров раскрытия единственного на весь район дела. Сам же Мана, в свою очередь, как-то странно поглядывал на Мидзуки-сана и только возмущенно сопел. - Что ж, - инспектор поднялся со своего кресла, всем своим видом показывая, что разговор подошел к концу, - заявление мы принячили, все детали прояснячили. Буду вас информировать по мере продвигания вынюхивания. На этих словах Мидзуки-сан попрощался и проводил гостей до двери. Молодой сержант угодливо открыл перед визитерами дверь и тоже попрощался, беспрестанно кланяясь. Едва мужчины вышли на улицу, как Мана, обратив печальный взгляд на организатора, стал выговаривать: - Я одного не понимаю, как пожилой уважаемый человек, начальник районного участка может так невежливо выражаться, будто невоспитанный уличный бродяга! - Чеее? – удивлению Накамуро-сана не было предела, его глаза, сделавшись похожими на плошки, удивленно воззрились на Ману. Инспектор был почитаемым человеком в этом районе, а потому организатору было крайне удивительно слышать в его адрес столь нелицеприятные вещи. - Говорит уважаемым людям, мол, пиздно! Что это за реакция на заявление в полицию? Пиздно! Да еще, к тому же, он – подлый и одновременно ехидный человек…. Смотрите, как он сказал, мол, извините, что не могу вам нагадить, хотя от души хочу. Эта злая ирония, к чему она? - То это не нагадить, на нагодѝть, то есть угодить по-вашему. А пиздно – это поздно… Я ж говорю, у вас многое говорячится через «о», а у нас – через «и». - Ну, хорошо, допустим, - не унимался Мана. - А вот это вульгарное выражение «вруби писидло», которое он адресовал своему подчиненному, - не унимался Мана. – Я понимаю, подчиненный стерпит, но нельзя же так унижать человеческое достоинство, еще и в присутствии посторонних. - Позвольте разъяснить, - терпеливо объяснял Накамуро-сан, - писидло – это PC, персональный компьютер, только и того. Но Мана продолжал негодовать. Хотя, в целом, визит в полицию и живой интерес инспектора к сложившейся ситуации уменьшил Манины страхи, сделал его более спокойным и умиротворенным. Маэстро почувствовал, что с этой минуты он находится под защитой правоохранительных органов, и это позволило ему несколько расслабиться и наконец со всеми душевными и физическими силами погрузиться в подготовку предстоящего концерта. *** Клуб, в котором вечером должны были выступать музыканты, явно не был создан для приема таких легенд, как Малис Мизер. Тем не менее, успокоенный посещением полицейского участка Мана не сразу вошел внутрь, а остановился у входа, развернулся на каблуках и величественно растопырил два пальца, позируя для фотографии. Для потомков, понял Гакт, в который раз отмечая про себя, между тем, что это не самый лучший показатель успеха группы – открытие тура, посвященного двадцатилетию легендарного в свое время коллектива, в столь скромном заведении. Но Камуи был востребован в своем сольном творчестве, а потому ему было все равно. В помещении к ним подошел беспрестанно кланяющийся, обрадованный до мозга костей встречей с живыми легендами работник клуба. Он проводил их в достаточно просторную гримерку и вышел справиться о доставке концертных костюмов. Гакт тут же устремился к зеркалу – в очередной раз проверить, как переносит смену климата его вновь юное лицо: не опали ли старательно поднятые хирургом скулы, не вылезли ли снова мешки под глазами в результате вчерашнего недосыпа... Юки, тем временем, воспользовался минуткой, дабы в сотый раз проинструктировать по телефону молодую поросль, метящую на его освобождающееся кресло в банке. В это время Мана величественным жестом взмахнул полами готичного плаща и приземлился своим изящным задом на дешевенький диван. Маэстро снова растопырил два пальца для исторической фотографии. Кози только закатил глаза и, не глядя в видоискатель, запечатлел маэстро на фото. Его нимало не заботил тот факт, что впоследствии маэстро не досчитается на фотографии трех с половиной пальцев и четверти черепа. После саунд-чека и решения ряда организационных вопросов музыканты наконец вернулись в гримерку, куда через время заглянул молодой паренек: - Вот, я покорнейше припер вам концертные обноски, что вы заказывали. Обновки, по-вашему. Мана, элегантно, но несколько поспешно изогнувшись, с опасением сунул свой аристократический нос в пакеты с вещами. Но, хвала всевышнему, обнаружил он там искомые кружевные юбочки и кофточки, также его взгляд упал на костюм Гакта из золотой парчи. Обноски! Нечего людей так пугать! - Да вы пяльте, Мана-ссан! – тем временем простодушно увещевал паренек, облокотившись на косяк и с интересом наблюдая за сдержанной, но от этого не менее очевидной окружающим паникой маэстро. - Пяльте, мы оценим. Мана бросил гневный взгляд на фамильярного паренька, сгреб в охапку свои кружевные обноски и под дружный хохот Кози и Гакта скрылся в комнатке для переодевания. - Предлагаю накатить перед концертом, – потирая руки, предложил Кози, когда все уже были собраны, а до начала концерта оставалось не более двадцати минут. С этими словами гитарист выставил на стол купленные во время ожидания выхода Маны и Гакта из полицейского участка бутылку крепкого алкоголя и несколько стаканчиков. Данное действие было встречено ликующим возгласом Гакта и едва уловимым, предположительно, одобрительным движением носа Маны. И, как назло, в этот неподходящий момент телефон Юки снова ожил. - Кто это опять тебе наяривает?!! – сварливо поинтересовался Кози. - Это мой будущий начальник с новой работы, – виновато пояснил басист. – Он хочет выяснить некоторые нюансы по трудоустройству. - Что, сейчас?!! Юки замахал руками, показывая Кози жестами, чтобы тот заткнулся, и, закатив глаза, взял трубку. - Слушаю, – ответил он ровным голосом, сам же при этом изображая позывы к рвоте для наблюдавшей за ним немногочисленной аудитории. Едва Юки закончил разговор с будущим начальником, ему снова пришлось ответить на звонок, ибо на сей раз внимания экс-участника Малис Мизер, а ныне успешного банкира, требовал один из самых крупных вкладчиков его отделения. - Четыре процента, говорите? Не думайте соглашаться, это ничтожно мало, – напутствовал клиента Юки. Тем временем, уставший от бесплодного ожидания Кози ткнул ему в свободную руку наполненный стаканчик, и Юки, одновременно с остальными музыкантами, поднял его, прошептав одними губами "Кампай", и беззвучно осушил. – В нашем отделении вы получите шесть. - Ты и в туалете консультируешь? – поинтересовался позже Гакт. - Нет! Ты что?!! - А почему? – Камуи изобразил невинное выражение лица. – Вдруг вопрос срочный. - Идиота кусок, – хмыкнул Юки. - Точно, - вставил, соглашаясь, Кози. – Какое такое дело может быть срочнее туалета? - Но сейчас Юки делает не менее важное дело, чем в туалете! – парировал Гакт. - Во всяком случае, более редкое. - Зато ты, наверное, почти все свои разговоры проводишь у писуара! – обратился Кози к Гакту. – Это ж надо так бояться двух лишних морщин, чтобы соблюдать этот твой издевательский питьевой режим и проводить по туалетам большую часть жизни. Запомни, Гакт, в толчках никому нет дела до твоей моложавой рожи! Рассуждения музыкантов были прерваны уже заходившим ранее в гримерку работником клуба: - Господа, пора вышваркиваться. До начала концерта ровно три минуты. *** Все время своей сольной карьеры Мана выступал примерно на таких же небольших сценах. Просто это были сцены столичных клубов, оснащенных гораздо более современным музыкальным и световым оборудованием, отделанных лучшим, чем здесь, ремонтом, но в целом, вместимость зала и площадь сцены были аналогичными. Однако именно сегодня, в этом провинциальном клубе маэстро испытал эйфорию, какую уже давно не испытывал, щедро даря поклонникам плоды своего сольного творчества. Гакт давно не выступал на такой маленькой сцене, как эта. Поэтому он испытывал чувство, которое испытывает человек, сделавший шаг назад. С другой стороны, Камуи изначально знал, на что шел, и поэтому сейчас, стоя на этой небольшой сцене, он удивился, почему он, легко отказавшись от престижных рождественских мероприятий в столице в пользу своей внешности, так легкомысленно поставил ее под угрозу, приняв предложение Маны поучаствовать в туре по провинциальным городам, не сулящим ему, Камуи, по сути, ничего – ни славы, ни денег. Скосив глаза на виновника своих бед, Гакт обнаружил, что маэстро находится в состоянии ликования и упивается происходящим. «Звездный час», - хмыкнул про себя Камуи и перевел взгляд в толпу слушателей. Кози давно уже не выступал на столь большой сцене, как эта. Поэтому он находился в состоянии примитивной и глупой радости и, подобно собачке, был готов напустить лужу от счастья. Поездку Кози считал подарком судьбы, прекрасным развлечением, отличным применением собственным силам и талантам и лучшим вложением средств, которое когда-либо делала их семейная фирма. В его душе зарождалась надежда, что этот концерт обязательно послужит своеобразной точкой поворота его карьеры, что теперь-то уж его никчемная жизнь точно пойдет по нарастающей. И, конечно же, ему было не жалко потраченных денег отцовской фирмы на это поистине важное и полезное дело, как то спасение его, Кози, катящейся под откос жизни. Юки не помнил, когда он в последний раз выступал хоть на какой-нибудь сцене. В его душе всколыхнулось давно забытое чувство обратной связи с публикой, и он наслаждался этим по полной. А еще Юки старался впитать все эти ощущения и хорошо запомнить настоящий момент, потому что понимал – это происходит с ним в последний раз. Едва самолет с участниками Малис Мизер приземлится в Токио, эта авантюра, а Юки с самого начала называл организацию данного тура именно авантюрой, останется в прошлом, и, как в той известной сказке, карета превратится в тыкву, кучер – в крысу, а сам он – в обычного работника банка. Только ближе к концу концерта плохо освеживший в памяти тексты былых песен Камуи смог расслабиться и перестать лихорадочно соображать, правильно ли он помнит следующую строчку. Это десятилетие назад его можно было разбудить среди ночи, и он смог бы продекламировать текст любой песни с любого места. А сейчас Камуи не отдавался наитию и не доверял глубинам своей памяти, а, пропевая каждую строчку, сосредоточенно держал в голове следующую. И только когда концерт стал успешно близиться к своей финальной стадии, Гакт, наконец, расслабился и принялся разглядывать фанатов в зале. И тут его будто кто-то ударил под дых, Гакт отчетливо увидел ту, которая лишила покоя и сна маэстро, а заодно явилась причиной хлопот остальных – невменяемая девица с каменным лицом стояла посреди толпы скачущих в экстазе фанатов. Камуи не мог понять, как он не заметил ее ранее, ведь сумасшедшая разительно контрастировала с остальными, юными и разодетыми в кружева девчушками. Эта, как обычно, напялила на себя косынку, толстый шарф, а ее глаза уже привычно скрывали солнцезащитные очки. Бросив быстрый взгляд на Ману, озабоченный Камуи мимоходом отметил, что маэстро по-прежнему находится на пике наслаждения и даже не подозревает, что придурошная маньячка вернулась за своей добычей. Добыча, как и пять минут назад, самозабвенно производила на своем инструменте хаотичные звуки и пребывала в состоянии опьянения собственным триумфом. Машинально выпевая рулады и пустив на самотек текст последних песен, Гакт решил, что надо срочно звонить инспектору, дабы тот немедленно приехал и задержал воровку. И тогда эта канитель, наконец, закончится.