Зануда

Без Димы в квартире стало как будто холоднее. Дверь в его комнату никем не запиралась, и там было всегда пусто, если не считать довольного, развалившегося Кузи на огромной кровати. Но даже он на следующий день после отъезда начал грустить и скучать по своему хозяину — теперь некого было царапать да кусать. В классе тоже очень не хватало общительного Димы. В первый день этого не было особо заметно, но на третий любой мог почувствовать скуку во время перемен. В самом центре класса пустовало место, и три дня одноклассники не собирались вокруг третьей парты второго ряда для бестолковой болтовни и смеха. Самые шумные и веселые парни проводили перемены в коридоре, и в классе стояла почти полнейшая тишина. Третий день его отсутствия — пятница, тридцатое сентября, день рождения его сестры и Посвящение в старшеклассники. Валя до этого заходила к Лериным родственникам, но они не смогли выделить ей время, попросили подождать немного, однако она из чувства неловкости просто молча ушла, и Агеевы за суматохой даже не заметили этого, а связаться затем не смогли. Валя думала, что ей это все равно никак не поможет. Она зубрила сценарий от корки до корки, так, чтобы от зубов отскакивало. Только это могло бы успокоить ее на сцене. Она говорила себе: «Все будет хорошо, мне всего лишь нужно сказать то, что я знаю наизусть». Почти как устные ответы — она всегда нервничала, когда нужно было, глядя прямо на учителя, вслух рассказывать материал. И для успокоения максимально давила в себе это волнение, внушая, что она совсем одна, вокруг никого нет, никто ее не слушает, и глядя не на учителя, а мимо него. Понимание того, что она все знает, придавало ей уверенности. Так успокаивала она себя, направляясь к сцене школы после того, как оставила учебники дома. Паштоха уже был там — он вообще решил не покидать стен школы сегодня. Валя застала его в каморке за сценой, где можно было оставить свои вещи. Он лежал на диване, глядя в потолок. — Привет, — сказала Валя, заходя внутрь. — Ты так тихо ходишь, — поморщился он, переведя взгляд на нее, и присел. — Привет-привет, виделись же уже. Валя покраснела. — Готова? — Я все выучила. Паштоха смешливо хмыкнул на ее ответ. — Кто бы сомневался. Я про моральную подготовку. Волнуешься? Ей не дала ответить вбежавшая Лидия Михайловна. В коридоре носились операторы, классные руководители и еще много людей, непосредственно участвовавших в организации вечера. — Молодцы, что уже пришли, — начала говорить запыхавшаяся Лидия Михайловна, попутно раздавая какие-то указания другим. — Репетировали? — Неа, — тут же наплевательски ответил Паштоха. Валя немножко испугалась. — Да что за безобразие, бестолковые дети! И оделись совсем просто! Праздник же, нужно было нарядно! Ай ладно, времени нет уже. Репетируйте сейчас! — рявкнула та и убежала. Валя поникла. Действительно, они ведь совсем не репетировали. Она даже внимания на Паштоху не обращала в последние дни, хоть и сидела с ним за одной партой. Или это он стал незаметней, или она стала чаще летать в облаках и не обращать внимания ни на что вокруг. Скорее, второе. Все ее мысли были заняты размышлениями о красоте, внешности, подходящих образах и отъезде Димы. — Ой, смысла-то… — зевнул он, встал и затем глянул на переживающую Валю. — Или хочешь отрепетировать? — Разочек хотя бы… — Ла-а-адно, — нехотя протянул он и начал безэмоционально. — «Здрасте, ребятки». Валя нахмурилась. Таких слов в сценарии точно не было и быть не могло. Паштоха легонько ткнул ее пальцем в складочку меж сдвинутых бровей. — Самое главное — не делай такое лицо и продолжай говорить свои слова, чего бы я там ни сочинял, окей? — Ты не выучил слова? — сокрушенно поняла она. — Ты забыла, что я первый лентяй мира и оболтус, каких поискать стоит? Да он издевается… — Но… ты ведь сам вызвался быть ведущим вместо Д-Димы, — почти взмолилась она, глядя на него со страхом и грустью. Он смотрел ей в глаза несколько секунд, а затем вздохнул. — Ладно, ладно, извини. Просто пойми, что… настоящие ведущие не нуждаются в заучивании текста, это бред же. Да-да, я, конечно, сам не отношусь к настоящим ведущим, просто хотел сказать, чтобы ты не переживала сильно и старалась по возможности говорить не отчеканено то, что заучила до дыр, а более… открыто, спокойно. Это не урок, и нет учителя, который оценивает твои знания. Есть ученики, которые оценивают твою живость. Валя не знала, что сказать. Одно то, что он не готов, выбивало ее из колеи. А его слова… она вроде бы понимала их смысл, но не знала, откуда взяться этой самой «живости». Паштоха приставил указательные пальцы к уголкам ее губ и растянул их. Валя похлопала глазами, не понимая. — И не строй страдальческих гримас, — сказал он. — Старайся улыбаться, что бы ни случилось. Послышалось, как с шумом и смехом ученики стали заходить в актовый зал. Лидия Михайловна вбежала в каморку, сказала, чтобы быстрее выходили за кулисы, и снова убежала. Валя тихонько вздохнула и направилась к одной из двух входов на сцену. Часть актового зала попадала в ее поле зрения — десятиклассники сидели радостные и изрисованные маркерами, воодушевленные и болтающие друг с другом, делящиеся впечатлениями. Паштоха за другой кулисой мял какие-то бумажки — он тоже нервничал, поняла Валя. Там, в каморке, он старался казаться абсолютно спокойным, пытался внушить ей уверенности, но все-таки подобное было совсем не для него. Как и не для Зануды. Когда заиграла торжественная музыка, в зале немного притихли, ученики обернулись на неловко вышедших ведущих. У Вали в голове все вмиг перемешалось — уроки и сценарии, советы Паштохи и слова Димы, уверенность и живость, заучивание и спокойствие… Людей было много, микрофон был чуточку тяжелым. Сердце колотилось, глаза разбегались, не зная, какую точку поймать и стоит ли вообще ее ловить… Паштоха начал чуть хрипло и неуверенно, но заметно было, что он старался не быть издевательски пофигистичным как обычно. Валя приставила микрофон ко рту и… забыла начальные слова. Нет-нет, как она могла! Она же знала все от корки до корки, повторяла миллион раз. Она вспоминала вторую фразу и все остальные, но первая… первая не желала появляться. За закрытыми глазами отчетливо виднелись листки со словами, но первая строчка была размыта. — З… з-здравствуйте, — в итоге выдавила она неловко и, услышав свой голос, разнесшийся по всему актовому залу, так громко, еще больше растерялась. — Зззз, — передразнили ее некоторые и залились смехом. Это окончательно смутило ее. Точно. Оценивает здесь не учитель, а… они, эти улыбающиеся, дерзкие ребята, с которыми она никогда не могла найти общий язык. Именно для них нужно вести вечер, а им наверняка плевать на точные слова по сценарию. Валя улавливала перешептывания об ее внешнем виде, насмешливые взгляды и недоуменные улыбки, будто говорящие — о боже, как такую зануду сделали ведущей? Она не смогла сказать больше и слова. Губы и руки дрожали. Она помнила, что Паштоха представил их сам, сказал все совершенно не по сценарию, но сделал самое главное — объявил выступление первоклашек, после чего они должны были на время уйти со сцены. Их уход сопровождался недовольным мычанием десятиклассников. Паштохе следовало уйти в другую сторону, но Валя совсем растерялась, и он помог ей дойти. Там, за кулисой, она облокотилась о стену и начала тяжело дышать. Лидия Михайловна выскочила вся в гневе, ругаясь и злясь. — Мы просто растерялись, извините, — говорил Паштоха. — Какое, черт возьми, растерялись!!! Что за!.. Мне сказали, что вы ХОТЕЛИ быть ведущими, и что теперь?! Да господи!.. — Она ругалась еще очень долго. — Я… — наконец выдавила Валя, когда старушка остановилась, для того чтобы, очевидно, перевести дух. — Я соберусь сейчас. Я все учила, я все знаю. Просто… Песенка первоклашек подошла к концу, и ведущим снова нужно было выйти на сцену. Лидия Михайловна раздраженно махнула руками и отправила их. Валя действительно смогла более-менее успокоиться, она старалась теперь не смотреть в зал на ухмыляющихся или недовольных ребят и говорить быстрее все то, что знала наизусть. Паштоха говорил не совсем по сценарию, и часто Валя не знала, как связать его слова со своими, но продолжала речь строго по сценарию. Не всегда все получалось очень уж гладко. В конце концов, ученики их просто перестали слушать, но Валя была даже рада этому. В зале поднимался шум, и вечер стремительно приближался к отметке «испорченный». Лидия Михайловна ругалась и злилась. Большинство учеников просто не обращали внимания на ведущих и вслух болтали о своем, смеялись и творили черти что. Некоторые возмущались и на одном из последних выходов даже оскорбили ведущих, просили просто включить музыку и устроить дискотеку. Ведущим же стоило бы просто скорее убраться с глаз долой. Валя с Паштохой уже провели все конкурсы, оставалось лишь объявить результаты: «Лучшая старшеклассница», «Лучший старшеклассник» и «Лучший старший класс». Пока жюри принимали решения, оператор включил музыку, и ученики могли немного потанцевать. Валя все это время сидела за кулисой и слушала какую-то клубную песню без смысла, веселые крики людей, доносящиеся из зала. Почему людям нравилось такое? Она видела, как они танцевали, обнимались друг с другом, прыгали, почти кричали — одним словом, отрывались. И ее не могли не волновать выкрикнутые в ее адрес оскорбления и смешки на последнем выходе. Она сидела на низкой лавочке, поджав под себя ноги и опустив голову на колени. Ей так хотелось, чтобы прямо сейчас позвонил Дима. По голове ее что-то легонько стукнуло, и она недоуменно посмотрела вверх. Рядом стоял Паштоха, а над ее лицом в его руках была… шоколадка. Он кинул ее Вале и отвернулся. Она не поняла, что это значит, да и аппетита совсем не было, но стало чуточку легче и даже захотелось улыбнуться. Она подняла благодарный взгляд на него, желая сказать спасибо, правда, он вряд ли услышал бы в таком шуме. Однако, как по мановению волшебной палочки, долбящая уши электроника кончилась и заиграла спокойная, нежная музыка. — Спасибо, — сказала Валя, но он все же вряд ли расслышал, глядя куда-то в зал. Она заметила, что он был весь испачкан в чем-то белом, а его волосы, кажется, промокли. — Что с тобой? — чуть громче спросила Валя, привстав. Паштоха перевел взгляд на нее. — Ты про это? — указал пальцем на свои замаранные плечи и лицо. Она кивнула. — Меня тоже решили посвятить в старшеклассники, второй раз, — с ухмылкой сказал он. Валя легонько коснулась его плеча, даже не отдавая себе отчета в этом — ее слишком поразило то, что над ним решили поиздеваться. Его облили водой, а затем обкидали то ли мукой, то ли манкой, то ли и тем, и другим сразу же. За что?.. Он этого не заслужил… — П-прости, — виновато сказала она. Он хмуро посмотрел на нее. — Ты-то тут причем? — Если бы я лучше… вела вечер… — она опустила голову. — Эээ, да ладно, это вообще не из-за тебя, ни капли, — поразился он. — Меня и так не любили всегда, так что ничего удивительного. Я подонок, и мне не привыкать к плохому отношению. Она смотрела на него и не понимала. Почему он так говорил? Он был чертовски умным, но совсем не учился. Он был… хорошим, но сам себя называл плохим. Зачем и к чему вести себя так? — Ну, конечно, холодной водой меня впервые облили, но все же… Она хотела спросить, действительно хотела, но к ним подбежали судьи с результатами конкурсов в конвертиках. Вручив их, они сразу же вернулись, и музыку приглушили. Валя сглотнула, положила подаренную шоколадку на лавочку и направилась к сцене, бросив напоследок волнительный взгляд на Паштоху. Он только растянул губы в подобии улыбки и вышел, даже не попытавшись отряхнуться. Их выход встретили недовольными возгласами. Валя хотела поскорее объявить результаты и бежать домой. — Идите уже отсюда, чудики! — кричали с зала. Паштоха вскрывал конверт, не обращая внимания на шум, а Валя смотрела на него с тоской, продолжая гадать, что же он за человек такой. Затем в него резко прилетело яйцо… Прямо в лоб. Оно разбилось, скорлупа упала на пол, а липкая жидкость начала стекать по лицу. Валя только успела охнуть, как с ней приключилось то же самое. В зале раздался смех, сопровождаемый словами: «Мы вас по-хорошему просили уйти!» Их стали обкидывать яйцами, мукой, манкой — всем, что осталось неиспользованным на Посвящении. Валя вся сжалась, закрыв голову руками, затем почувствовала, как Паштоха, закрыв ее, пытается увести за кулису. Она едва перебирала ногами, пытаясь понять происходящее. Слышался свисток учителя физкультуры, учителя стали ругать учеников, начиналась еще большая суматоха. — Блин, — только и сказал Паштоха. — Ты как? — Я… я отойду… умоюсь… — еле сдерживая слезы обиды, ответила она и поплелась в туалет. Хорошо, что путь к уборной не лежал через актовый зал, хоть и был достаточно долгим. Оказавшись там, Валя просто обессилено прижалась спиной к стене и скатилась вниз. Обняв колени руками, она начала плакать. Физическая боль была не такой уж сильной, но как же хотелось плакать… Если бы рядом был Дима. Или хотя бы Лера… Такого точно бы не произошло. Ее ненавидели. И из-за нее пострадал другой человек… Туалет действительно находился довольно далеко, и шум с актового зала почти не был слышен тут. Валя уловила чей-то незнакомый голос в микрофоне, совсем не разборчивый, затем возмущенные возгласы и недовольства. Она не хотела и боялась выходить. Сколько просидела так, она даже не знала. Слезы уже кончились, и заболела голова. По программе должна была начаться дискотека, но, судя по всему, учителя и охранник отправили всех по домам. Музыки не было слышно, и все присутствующие медленно покидали зал. Валя услышала приближающиеся шаги и опустила голову, сжавшись в комочек. Ей так не хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас ее видел. Наверное, это Паштоха… А его видеть хотелось меньше всего — это из-за нее он пострадал… Шаги прекратились совсем рядом, дверь приоткрылась, и подошедший человек медленно сел рядом. Он положил руку на голову Вали и погладил ее. Паштоха не стал бы так делать… Она несмело подняла голову, чтобы посмотреть, кто это. — Привет, — шепотом сказал ей… Дима. Он попытался улыбнуться, и эта улыбка не была такой солнечной, как обычно, но от нее в который раз стало теплее на душе. — Прости, что так поздно. — Что… что ты здесь делаешь? — выдавила Валя в недоумении. Ей казалось, что это сон, странный, плохой… или, впрочем, нет? Хороший сон… Один вид Димы успокаивал ее, его рука каким-то образом словно забирала всю боль и обиду, полученную в этот вечер. И это было наяву, точно. Однако все равно хотелось плакать. Только теперь не из-за боли. — Прилетел на самолете на твое выступление. Хотел успеть к середине хотя бы, раньше никак не получалось, но рейс отложили аж на два часа, поэтому успел лишь к самому концу. Выходит, он видел самое ужасное. Вале снова стало чуточку обидно, и она опустила взгляд. А еще… захотелось плакать от счастья, оттого что Дима все-таки приехал к ней. Она шмыгнула носом и утерла непрошеные слезы. — Не плачь, — утешал он, вытирая липкую жидкость от яйца с ее лица носовым платком. Покалывало в пальцах и в животе. — Пойдем домой? Она кивнула и вновь шмыгнула носом, пытаясь привстать — Дима помог ей. Она робко, но с силой схватила его за рукав куртки — так страшно было отпускать его теперь. Он тепло улыбнулся и двинулся на выход. Валя поплелась следом, опустив голову и сжимая между указательным и большим пальцем ткань его куртки. На улице темнело, солнце почти скрылось за горизонтом. Было прохладно. Они шли не спеша и молча. Валя была ему так благодарна. Валя была так рада, что он приехал. Валя поняла, что, кажется, по-настоящему любит его.