...
Изредка Питу приходится удерживать себя от опрометчивых поступков. Вокруг слишком много военных, состоящих на службе у правящего аппарата. И все они, как один, наблюдают за капитолийским переродком с нескрываемым интересом. Знакомых лиц почти нет, как нет и приветственных улыбок, поздравлений, подарков и рукопожатий. Он здесь чужой, и останется чужим, и однажды может статься, что все эти люди примут участие в умерщвлении врага государства номер один. Пит знает, что не сумел ни в чем убедить Плутарха. Пит знает это, потому что Плутарха с самого начала невозможно было в чем-то убедить. Пит Мелларк, прошедший курс подготовки от самого Президента Сноу, опасен по умолчанию. И подлежит уничтожению. Поэтому пока ему приходится сдерживать себя в шкуре немного повзрослевшего несчастного влюбленного, от несчастной влюбленности которого осталась разве что злость на бесстыдно играющий людьми Капитолий. Он забывается в тренировках и возвращается в реальность только тогда, когда слышит полный ненависти голос Джоанны. - Чертова пигалица, - говорит Джоанна, не сдерживая почти своей ярости, - я обещала убить тебя. Энорабия превосходно выглядит. И, очевидно, так же состоит на службе у высшего руководства. И скалит свои пираньи зубы, и оглушительно смеется, издеваясь над потной, уставшей Джоанной. - Ты не сможешь даже застрелить меня, слабачка. – Едко замечает та в ответ, и резко оборачивается в сторону подошедшего Пита. Хеймитч, выползший из секции по стрельбе, приноравливается стоять ровно только с помощью стены. – Даже он не сможет. Или ты хочешь попытаться, переродок? Пит кожей чувствует, как агрессия Энорабии распространяется на остальных присутствующих. Джоанна поджимает губы, и говорит в ответ что-то едкое и колкое, но уже защищаясь. Она знает, что не выстоит и минуты против этой машины, запрограммированной на убийство, и может сейчас только огрызаться. - Я лучше ягодками порисую, - Пит улыбается совсем мальчишеской улыбкой, и краем глаза видит, как передергивается Хеймитч. Энорабия сверкает глазами, но отступает. – В конце концов, каждый делает то, что умеет. Конфликт оканчивается, толком не начавшись. Джоанна пытается убить своего напарника злым взглядом, но тому не до злых взглядов. Он видит маленькую Прим, и в который раз с трудом одергивает себя. Прим мертва. Каролина Сноу жива. Но что она делает здесь? И почему суровая Энорабия, прямая и поджарая окликает президентскую внучку с такой мрачной уверенностью? Девчонка поджимает губы и опускает глаза, чтобы спрятать от посторонних тающуюся в них злость. Пит отворачивается. Видение светловолосой девочки становится нечетким. Кажется, он понемногу сходит с ума, и из вредности направляется в секцию маскировки. Впрочем, от навязчивого видения оказывается не так-то просто избавиться. - Ты все еще рисуешь? – спрашивает девочка не очень-то вежливо, и не маячит тенью за спиной, а сразу располагается рядом. Пит пожимает плечом. - Странно, - девочка обнимает худыми руками свои колени. – Мне казалось, что пытки и убийства убивают в человеке все желание творить, - голос ее полон презрения. Пит смеется, и продолжает выводить на собственной коже витиеватые узоры. - Когда-то это желание творить спасло мне жизнь, - замечает сдержанно. – Хочешь попробовать? Девчонка принимает независимый скучающий вид. - Не знаю. Может быть, - и подсаживается еще ближе. – Мне все равно ничем не позволяют заниматься здесь. Она внимательно следит за каждым движением, будто кисть и краски могут нанести ей неизлечимые раны. Пит старается рисовать, не отвлекаясь на ее выразительное лицо, и немного расслабляется, понимая, что под маской сдержанного ожидания президентская внучка с трудом прячет свой безудержный восторг. - Ты что, нарисовал на мне кору дерева? – спрашивает неохотно, и тянется дрожащими пальцами к краске, которая не успела подсохнуть. – Ой, - восклицает звонко, - прости. Я все испортила. Пит качает головой. - Этот рисунок всегда можно исправить, - дает своей маленькой собеседнице салфетку, которых здесь более, чем достаточно, и та с явным сожалением стирает нарисованное. - Неужели все можно исправить? – спрашивает со взрослыми интонациями и тяжело вздыхает, чувствуя приближение своей надзирательницы. Энорабия какое-то время наблюдает за рисующими людьми, поджав обветренные губы. - В этой чертовой жизни нихера нельзя исправить, - говорит громко, и подходит ближе. – Пойдем, Каролина. Мне нужно преподать тебе очень важный урок. Пит встает автоматически, каким-то звериным чутьем оценивая ситуацию. Для массовых тренировок в Центре стало как-то слишком тихо. Секции пустуют – нет ни тренеров, ни элитных военных, до этого сновавших туда-сюда. Энорабия преодолевает расстояние между двумя секциями огромными шагами, и возвращается в секцию маскировки с оружием. Бросает Питу копье, сама остается с топором. Копье Пит ловит автоматически, совсем не задумываясь. Не самое любимое им оружие; когда-то давно, еще на первых играх, с помощью копья Пит не сумел себя защитить и едва не умер. Но та старая история, она заросла пылью, и сейчас перед ним стоит вовсе не восставший из мертвых высокий красавчик Катон. Напротив него стоит поджарая женщина, обманчиво расслабленная, и на губах ее играет какая-то дьявольская улыбка. - У тебя передо мной два должка, Пит Мелларк, - говорит она очень сдержано. – Каждый из двух долгов должен оплачиваться твоей жизнью. - Хотелось бы узнать подробнее, - Пит подбрасывает в руке копье и неловко ловит. - Лучше вспомним прошлое, женишок, - улыбается его враг в женском обличье, и Пит действительно вспоминает, как тренировался вместе с Победителями Голодных Игр перед Квартальной Бойней. Тогда они тоже выбрали копья, тогда он так же не достиг в метании копья больших успехов. Энорабия замахивается с легким вскриком, и крик помогает ему увернуться. Топор задевает столы с красками, разноцветная вода брызгает на пол и стены. Каролина старается держаться от своей разъяренной надзирательницы как можно дальше, но желает видеть все действие из первых мест, поэтому своей жизнью все-таки рискует. Движения победительницы из Второго Дистрикта точны и выверены. Конечно, она – не Джоанна Мейсон, но силы ей не занимать. Очевидно, что в этом Центре она проводит большую часть своего дня, и Пит уклоняется от точных ударов, перекатываясь, ускользая зачастую в самый последний момент. - Может, возьмешь лук и стрелы? Я могу подождать, – спрашивает Энорабия, удерживая дыхание не сбившимся. – Я долго ждала. Она бьет, не задумываясь, но без особой сноровки. Топор ей, очевидно, непривычен. Ее раздражает то, что противник только уклоняется из стороны в сторону, и из одной секции умудряется переместиться в другую, где оказывается целый набор ножей. Пит думает, что подобный расход сил с ее стороны – непредусмотрительная роскошь, но, кажется, убивать она его вовсе не собирается. Впрочем, следующий замах приходится слишком точным, и Пит чудом уклоняется, неловко приземляясь на спину, и какое-то время приходит в себя после падения. Он видит маячащую в отдалении Каролину, со скрещенными на груди руками и презрительной гримасой на лице. Впрочем, Энорабия не позволяет ему созерцать замершую девочку и дальше. Женщина без сомнений отбрасывает топор в сторону и принимается разминать свои острые кулаки. Подобную боль можно даже терпеть. Кровь застилает глаза, и Пит ставит неловкие, совершенно непродуманные блоки, и думает о том, что ее больше всего распаляет именно его бездействие. Из захвата он вырывается автоматически, но координация нарушена, и удары становятся все более точными, затем следует подсечка, и Пит вновь оказывается на спине. - Что, тебе не хватает сейчас мешков с мукой? – мрачно интересуется Энорабия, похожая сейчас на беспощадного демона. – Или для того, чтобы победить, тебе непременно нужна Китнисс Эвердин? Пит блокирует два последних удара, и делает подсечку, теперь Энорабия оказывает на полу, перекатывается, резво поднимается на ноги и вновь берется за топор. Пит проделывает ее же маневр, но с меньшим изяществом, его немного шатает, да в глазах двоится. Он видит Энорабию и переворачивает ближайший стол, чтобы скрыться от очередного удара, следующего уже с меньшим энтузиазмом. Энорабия вымотана затянувшейся игрой. - Хочешь выбрать его в свои союзники, девочка? – спрашивает она яростно у Каролины. – Он всегда был так же жалок, как сейчас. Пит Мелларк, - выплевывает, как проклятие. На губах ее видны капли крови. Нападать она больше не собирается, так и стоит чуть в отдалении, а потом, не задумываясь, запускает в голову своего врага многострадальный топор. - Это совсем неженское оружие, - замечает Пит, пригнувшись. Топор застревает в стене. – Но бросок на двенадцать баллов, - криво улыбается, и Энорабия сплевывает на пол. Не все его жалкие удары не попали в цель. Темная кожа женщины лоснится от пота, но горящие ненавистью глаза доходчиво объясняют, что бой, быть может, и закончен, а убийство вполне может случиться. - Для победителя ты слишком жалок, - объясняет женщина терпеливо. – Катону следовало убить тебя еще в первый день, у Рога Изобилия, - Пит видит, как Энорабия примеривается к ножам, ему самому так и не доставшимся. Бросок следует один за другим, но женщина, особенно не целясь, отвлекается на свой незаконченный монолог. – Странно, что тебе удалось убить Брута. Брут был хорошим воином. Лучшим воином из тех, которых я знала. А ты все так же жалок. Переродок ты или нет, ты жалок, - повторяет с ненавистью. – Этот разговор никогда не будет закончен, Мелларк. Пойдем, - бросает Каролине. Каролина не смотрит в сторону Пита, и Пит чувствует себя в чем-то виноватым. Стоит какое-то время посреди совершенно разрушенного Центра, с топором, торчащим из стены на уровне его головы, с беспорядочно разбросанными ножами, и вытирает с лица кровь. Все тело ломит и после нагрузок, и после тренировок, и все произошедшее вспоминается как фарс, вышедший из-под контроля. Еще он рассеянно думает о камерах, которые не могли не снимать всю неудачную бойню, и о приказе, который отдали Энорабии – избить, но не убить, и о том, что все очень удачно решили покинуть тренировочные залы как раз сейчас. И что среди них совершенно случайно оказались те, с кем Пит сюда пришел. Конечно, он не злится на них. Он вваливается в темную прихожую своей квартиры, и какое-то время позволяет двум алкоголикам изучить свое покалеченное лицо. - Спорим, он упал? – спрашивает Джоанна, наклоняясь к уху Хеймитча, но не понижая своего голоса. - Конечно, он скажет, что упал, - фыркает Хеймитч. – Кому охотно признаваться в том, что тебя сделала девчонка? – и закатывает глаза, понимая ответный хитрый взгляд Джоанны. – Разумеется, если удача будет на твоей стороне, я тоже скажу, что упал. Пит качает головой и направляется в ванную. Ему почти неинтересно, отчего эти сумасшедшие бросили его там в жалком одиночестве. К тому же, сумасшедшие, выпив, становятся чуть более разговорчивее обычного. - Нас выгнали. И мы были уверены, что тебя постигла та же участь. Думали, что встретим тебя здесь, - говорит Джоанна расслабленно. – Значит, пока тебя не собираются убивать. Так, избивать понемногу. Унижать. Это вполне в духе великого Капитолия. Хеймитч изучает остаток алкоголя в своем стакане. – Энорабия, значит, собиралась тебе отомстить за смерть своих соотечественников. Она никогда не была приятной в общении женщиной, - тихонько посмеивается, судорожно пытаясь понять, почему Пит жив. Или почему Пит избит. Неужели Энорабия гораздо сильнее его? Верится в это с трудом, но поверить в то, что здоровый парень будет терпеливо ждать, когда его изобьют до полусмерти, так же сложно. – А что на счет этой девочки? Внучки Сноу? Признаться, я думал, что ее увезут куда-нибудь подальше и спрячут. В конце концов, она – единственная, за кем могут пойти бывшие приверженцы Сноу. - Она еще маленькая, - Джоанна пожимает плечом. – За ней никто не пойдет. К тому же, рядом с ней находится такая опасная машина для убийств. Хоть и девчонка, - стреляет глазами в сторону уже поверженного этой девчонкой Пита. - Конечно, за ней одной не пойдут, - размышляет вслух Хеймитч. – А вот если к ней внезапно примкнет капитолийский переродок… Пит намеренно зевает и тушит на кухне свет. Рассказы из области фантастики не помогут ему в победе над кошмарами. Какое-то время оставшиеся в темноте победители голодных игр, сейчас полностью уничтоженные тренировками, сидят неподвижно. Первым начинает шевелиться Хеймитч, и сам морщится от сухого треска своих несчастных суставов. Шатающейся походкой он удаляется в свою комнату и прикрывает дверь. Свет он выключит гораздо позже, и Джоанна, подойдя к двери, сможет еще какое-то время различать неприятное бормотание. Хеймитча мучают призраки по ночам так сильно, как мучают их с Питом, но они с Питом, как-никак, но вдвоем. Хеймитч же совершенно один, и чужой помощи не приемлет. К тому же, в настоящее время главный из мучающих его призраков, не может быть причислен к мертвым. Джоанна сжимает кулаки. Ей хочется кричать. Ей хочется убивать, как будто убийства способны хоть как-то исправить то, что было сотворено задолго до ее рождения. Ей совсем не хочется ложиться спать. Ей хочется действовать, и непонятно, что именно толкает на подвиги – алкоголь, который почти не затуманивает разум, или постоянно, никуда не уходящее чувство отчаяния. В этой гребанной жизни, тонущей в крови, пахнущей розами, наполненной мертвецами, что стоят вокруг, взявшись за руки, слишком много отчаяния. Ей не хочется ложиться спать. Не хочется думать о том, что рано или поздно спокойное дыхание Пита собьется, и он откроет пустые, лишенные эмоций глаза, и долго будет смотреть в потолок. Ей не хочется больше чувствовать это липкое, пристающее к коже, отчаяние. Пришло время что-либо менять....
В последнее время Пит редко просыпается в одиночестве. Джоанну сложно назвать жаворонком. Она даже для совы слишком любит поспать. Сегодня он просыпается в одиночестве из-за трели телефонного звонка. Нехорошие предчувствия отражаются и на лице помятого Хеймитча. В телефонной трубке голос доктора Аврелия слишком спокоен. Пит выслушивает доктора внимательно, и кладет трубку на рычаг очень осторожно. - Собирайся, - говорит Хеймитчу отстранено. – Джоанну забрали в больницу. Опять. - И что она натворила? – Эбернети не бросается с истерикой за ботинками и не поторапливает Пита спасать драгоценную Джоанну. Кажется, он знает, что самые плохие новости ему еще не сообщили. - Она отключила Китнисс от аппаратов жизнеобеспечения. В их жизнь опять вторгается важный-преважный день.