А жизнь тебя перехитрит...

Помешивая кипящее варево, Снейп думал о том, какая странная штука – жизнь. И память тоже. Мог ли он подумать, обучаясь в Хогвартсе, что много лет спустя будет добровольно варить аконитовое зелье для злейшего врага, Ремуса Люпина. Ну, не совсем добровольно – по просьбе Дамблдора, но без стремления мелочно отомстить за оскорбления прошлых лет. А уж память ему с каждым днем подкидывает все больше и больше поводов. Поначалу вспоминал Северус с неохотой, но внезапно поймал себя на мысли, что не все воспоминания вызывают в нем отрицательные эмоции. Пожалуй, дело не в том, что в жизни Снейпа не происходило ничего хорошего, правильней сказать, он просто запретил себе кое-что вспоминать. Профессор хотел бы забыть, если б мог, о Блэке и его друзьях, потому что на ум приходило только плохое, но у него не получалось. Воспоминания о Лили отзывались болью в сердце, но расставаться с ними Снейп не хотел. А вот то, что касалось Антонии… Забыть связанное с нею когда-то казалось невозможным, но у профессора получилось. И дальше получалось бы, если б не произошло непредвиденное. Присмотри за моей девочкой… Легко сказать, а как сделать? Покровительство профессора конкретной ученице было бы трудно объяснить. Ладно там Драко. Он хотя бы студент его факультета, и о приятельских отношениях с его отцом, Люциусом Малфоем, у которого всегда и везде все схвачено, в Хогвартсе знают. А вот если бы Снейп начал принимать активное участие в судьбе хаффлпаффовки Лизы Тоттенхем, ему бы, конечно, не задавали лишних вопросов, но какие жаркие обсуждения начались бы за его спиной. Ненужные обсуждения. По счастью, дочь Антонии не стремилась как-нибудь выделиться. Она не блистала по всем предметам, как выскочка-Грейнджер, но и не тупила, как Лонгботтом, не влипала в истории, как пресловутый Поттер, но и не сливалась с серой массой тех учеников, чье имя и вспомнишь-то не сразу. По его предмету Лиза вполне успевала, и здесь дело было в аккуратности и внимательности девочки, а не в его предвзятом отношении, слово «наследственность» Снейп не упоминал даже мысленно. Что касалось других профессоров, Северус не помнил, чтобы Тоттенхем попадала под взыскание, разве что пару раз в числе других студентов нарывалась на выговор от Филча. Но кто на них не нарывался? А вот характер у Лизы материнский. За словом в карман она не лезла. Буквально вчера, покидая класс Зельеделия, Тоттенхем столкнулась в дверях с Малфоем, и тот в резкой форме высказался в адрес «путающейся под ногами мелкоты». - Еще один вяк в мою сторону, и этот учебник поцелуется с твоей аристократической мордашкой, - отрезала девочка, ничуть не смущаясь разницей в возрасте, и Снейп узнал непередаваемую знакомую интонацию Антонии. Они тогда учились на шестом курсе. Всегда отличающаяся комплекцией от худощавых, по-детски угловатых однокурсниц, Антония выгодно выделялась среди них женственными формами. Именно эти «выдающиеся достоинства» привлекли внимание кое-кого из слизеринцев. Что точно сказал Эйвери вслед Тоттенхем, сопроводив слова сальным присвистом, Снейп воспроизвести не мог, но Антония отреагировала мгновенно: - «Одень»-ка меня обратно, Эйвери! И хорошо подумай, прежде чем сказать это снова, пока тебе еще есть, чем смотреть и говорить. Хуже всех в этой ситуации себя чувствовал Снейп, Антония была его другом, и по большому счету Северусу следовало за нее заступиться перед другим слизеринцем, но он этого не сделал, и не только потому, что не успел опередить девочку, а потому, что Эйвери тоже был его другом. Только не таким, как Тоттенхем, совсем другим… Это было еще курсе на третьем. У Северуса Снейпа, наконец-то, появилась компания. Приятели-слизеринцы, которые не отказывали ему в общении. Это было так необычно и радостно для мальчика, не привыкшего к хорошему отношению, что Северус был готов на все, чтобы это не закончилось. Даже на то, что не считалось общепринятым, называлось темной магией. Снейп понимал, что не все правильно и безобидно, но закрывал на это глаза, лишь бы быть частью коллектива. Интересно, держался бы он так же за своих новых дружков, если бы знал, чем все закончится? Даже сейчас профессор не смог бы уверенно ответить, а тогда он чуть было не поссорился с Лили. Это была их первая серьезная ссора, Снейп сгоряча сказал даже больше, чем следовало, но вовремя остановился. Он не хотел терять лучшего друга, поэтому первый пошел на попятную. С Тоттенхем в схожей ситуации он бы не остановился так просто, но Антония, при всей своей солидарности с Эванс, не выговаривала Северусу так запальчиво, как гриффиндорка. Она просто сказала: - Я не буду тебя отговаривать, потому что не хочу потом быть в твоих глазах чем-то виноватой. Это твой выбор. Ты можешь дружить с кем хочешь. Главное, не заставляй меня общаться с теми, кто мне противен. И больше этой темы не касалась. Хотя и окидывала пренебрежительно-неприязненным взглядом компанию слизеринцев и Снейпа в том числе. Однако, когда они были вдвоем, девочка вела себя, как прежде доброжелательно. Северуса все устраивало. Лили Эванс, приятели-слизеринцы, Антония Тоттенхем. Да, пожалуй, именно в такой последовательности он расставлял для себя приоритеты, хотя именно с Антонией Снейп мог общаться свободнее всего. Северус не испытывал к ней никаких иных чувств, кроме дружеских, чего нельзя было сказать о Лили, которую с недавних пор он попросту ревновал к ее новым друзьям, ко всему факультету Гриффиндор, даже к этому противному Поттеру, о котором сама Эванс отзывалась без симпатии. Тоттенхем же никогда не ставила между ними кого бы то ни было: ни Поттера, ни Блэка, ни Люпина, ни Эйвери, ни Мальсибера, ни кого другого. Для нее существовала дружба со Снейпом, и дружба с другими хогвартсцами, и ни при каких обстоятельствах эти чувства не смешивались. В глазах слизеринца девочка выглядела настолько самодостаточной и успешной, что ему было даже странно, что она предложила дружбу ему. Снейпу казалось, что, с ним ли или с кем бы то ни было другим, должно быть совсем наоборот. Однажды он даже рискнул спросить об этом у самой Антонии. Они как раз возвращались с Ухода за Магическими Существами. Денек выдался ясным, что самым невероятным образом поднимало самое отвратительное настроение до планки хорошего. Хаффлпаффовцы и слизеринцы держались обособленно, только Снейп вышагивал рядом с Тоттенхем, делясь впечатлением от урока. Проходивший мимо Эйвери окликнул мальчика и с важным видом прожестикулировал нечто, понятное только избранным. Северус кивнул и вновь обернулся к Антонии. - Напоминание от друзей о занятиях по интересам? – равнодушно заметила та. - Тоттенхем, не начинай, - ответил Снейп. - А я и не начинаю, пусть это делает Лили Эванс. Мое мнение тебе известно, и повторять дважды я не собираюсь. Дружи, с кем хочешь. Главное сам потом не пожалей. И тогда Снейп спросил: - Антония, давно хотел узнать… Почему ты предложила дружбу именно мне? Тоттенхем заинтересованно посмотрела на собеседника и хитро улыбнулась: - А что, считаешь, ты этого не достоин? Или я тебе не подхожу? - Нет, не считаю… - замялся Северус. – Просто… - Просто, увидев тебя тогда в библиотеке, я вдруг подумала, что ты так же одинок, как и я. Теперь Северус удивленно уставился на Антонию. За время их дружбы они неоднократно беседовали по душам, но только сейчас Снейп понял, что откровенничал в основном он. Мальчик рассказывал подруге о своих неприятностях дома, в школе, вообще в жизни, а та больше слушала. Он почти ничего о ней не знал. - Никогда бы не подумал. Ты такая общительная и вообще… - Общительная? Наверное. Но на число друзей это не влияет. Сколько себя помню, я всегда была одна. Родители у меня, понимаешь ли, трудоголики. Из Министерства не вылезают. Налаживают международные контакты. Это сейчас, в Хогвартсе, я могу общаться с кем и сколько захочу, а раньше: они на работе – я дома сижу в окружении защитных заклинаний. Ни погулять, ни к кому-то в гости сходить. Да и ходить-то не к кому. - Почему? - Веришь, некогда было подружиться с кем-нибудь. Все по часам. Папа машины из министерства присылал, если меня куда-то отвезти нужно было, а у них время на вес золота. Смешно сказать, некоторых министерских водителей я знаю лучше, чем собственных отца и мать. С малых лет меня к самостоятельности приучали, чтобы я без взрослых справлялась. Первому заклинанию в пять лет научили, чтобы я чай сама себе могла вскипятить, а дальше – больше. - Теперь ясно, откуда ты знаешь так много бытовых заклинаний, - вставил Снейп, вспомнив происшествие в библиотеке. - В пять лет? А как же Надзор? - Ай! Мои родители – работники Министерства. И оба – маги. Пойди, докажи, что колдовала я, а не кто-то из них, - отмахнулась Антония и продолжила с горечью в голосе. – У меня мечта с детства: заполучить в день рождения не гору подарков, как обычно, а собственных родителей за праздничный стол… Как думаешь, Северус, я стану такой же, когда вырасту? Говорят, дети очень часто поступают так же, как их родители. Не дай Мерлин!.. Зелье громко булькнуло и запенилось. Вернувшийся в действительность профессор, чертыхнувшись, поспешно погасил огонь под котлом. Что ни говори, а профессионализм не потеряешь. Очнулся он как раз вовремя, чтобы не загубить труд последних часов. Минут через тридцать-сорок, когда зелье настоится и остынет, можно будет отнести его Люпину, а потом сесть и еще раз все обдумать. Сколько дней прошло с начала учебного года, а он так и не смог определиться, что значит «присмотреть», как «присмотреть». И не случилось ли то, чего Антония так боялась: она стала такой же, как ее родители.