На крючке

30.09.12.       Весь день Анетт отдыхала в своём гостиничном номере, пытаясь восстановиться после вчерашнего концерта. По-прежнему периодически исчезал то голос, то слух, пропавший в правом ухе ещё вчера и так до сих пор и не восстановившийся. Написав в блоге несколько тёплых слов своим фанатам, Ользон отложила в сторону Айфон и посильнее зарылась с головой в тёплое одеяло.       Новый месяц начинался с концерта в Сиэтле. Перед очередным шоу просто необходимо было хорошо отдохнуть и всесторонне к нему подготовиться. Да и, как известно, полноценный отдых – лучшее лекарство. Поэтому в последние дни шведка активно дополняла лечение антибиотиками продолжительным крепким сном, искренне полагая, что тот прогонит надоедливый грипп прочь из её организма. Но в этот раз сон никак не шёл в её измученную лекарствами и переживаниями голову. За окном, завешанным плотными кремовыми шторами, давно стояла глухая безветренная ночь. Мешало мерное тиканье настенных часов и свет от рекламного щита, установленного на стене противоположного здания. Но больше всего не давали уснуть собственные мысли. Внутри всё ещё тлело негодование от того, как с ней недавно обошлись. Даже относительно удачный последний концерт не принёс удовлетворения, достаточного, чтобы возместить пережитое унижение. Как ни старалась она забыть тот неприятный инцидент и сосредоточиться на будущих, возможно, ещё более грандиозных, концертах, уязвлённое самолюбие не позволяло смириться с выбором Туомаса.       Было дико глупо винить его в случившемся и, тем более, припоминать ему всё то, что случилось между ними три года назад, но отчасти именно это сейчас и не давало ей покоя. Насколько ей было известно, с предыдущей вокалисткой когда-то произошло нечто подобное. Как поговаривали все вокруг, Туомас долго и безответно был влюблён в неё. Ользон никогда не поднимала с ним эту тему. Сначала боялась разбередить его ещё незажившие раны, затем, когда завязался их недолгий роман, - чтобы благоразумно не напоминать о конкурентке. Ещё через некоторое время, когда родился Немо, ей стало просто не до того, чтобы пересчитывать всех бывших пассий Холопайнена. И только теперь почему-то эта всем известная история снова всплыла в её памяти. Как и с ней самой, с Тарьей парни обошлись несправедливо, приняв решение об увольнении, даже не предупредив саму вокалистку. В груди снова вскипало праведное возмущение.       «Что он вообще себе позволяет?! – гневно подумала Анетт, яростно комкая в руках одеяло. – Сегодня приглашает тебя в постель, а уже завтра – заменяет на другую! И что будет дальше? Уволит, так же как и Тарью? Невзирая на то, что я не просто наёмная работница, а мать его ребёнка?!»       В очередной раз перевернув подушку прохладной стороной к лицу, она легла на другой бок. Сколько часов прошло так, в полудрёме и мрачных раздумьях, она не знала. В какой-то момент захотелось плакать, уткнувшись лицом в подушку. Но вспомнив, что завтра нужно быть в форме, она постаралась успокоиться и вскоре действительно забылась некрепким тревожным сном.

***

      Несмотря на килограммы выпитых пилюль, бессонная ночь сразу же дала о себе знать: утром Анетт вновь стало плохо. Снова вернулась тошнота и головная боль, вынудившие её вызвать себе скорую помощь, сервисом которой она порой так восхищалась на страницах своего блога. Как будто предчувствуя ход дальнейших событий, Ользон поняла, что сегодня вечером всё повторится вновь, возможно, даже с ещё более серьёзными для неё последствиями. Ведь если Холопайнен постепенно научится обходиться без неё, должность единственной и незаменимой вокалистки Nightwish будет для неё заказана. Последней мыслью, что пронеслась в её затуманенной голове, было «теперь это точно конец…», после чего шведка на время потеряла сознание…